5

Мила вышла из вагона. У нее было ясное лицо и припухшие от бессонной ночи глаза. Она направилась под станционный навес. Вокзальный комплекс состоял из роскошного головного здания постройки восьмидесятых годов и огромного торгового центра. Кругом — чистота и порядок. Тем не менее уже через некоторое время Мила знала обо всех его темных закоулках, местах, откуда она и начала бы розыск своих пропавших детей. Там, где жизнь продается и покупается, устраивает свои гнезда и скрывается от посторонних глаз.

Но она приехала сюда не за этим.

Уже скоро девушка покинет это место. В отделении железнодорожной полиции ее ожидали двое коллег. Одной из них была приземистая женщина сорока лет с кожей оливкового цвета, с короткой стрижкой, в джинсах, слишком подчеркивавших ее широкие бедра. Другой — мужчина лет тридцати восьми, высокий и массивный. Своим обликом он вызвал в памяти Милы воспоминания о парнях деревни, где она выросла. По меньшей мере двое из них считались тогда ее женихами. Она вспоминала, что при встречах они были такими неуклюжими.

Мужчина улыбнулся девушке, в то время как его коллега просто выгнула брови дугой и смерила ее пристальным взглядом. Мила подошла к ним для традиционного знакомства. Роза Сара назвала всего лишь свое имя и звание. Мужчина же, наоборот, протягивая руку, отчеканил:

— Спецагент Борис Клаус, — затем предложил Миле помочь донести до машины ее холщовую дорожную сумку: — Позвольте, я помогу вам.

— Нет, спасибо. Я сама, — ответила Мила.

Но мужчина не унимался:

— Нет проблем.

Тон, которым он произнес эту фразу, а также его настойчивая манера улыбаться навели девушку на мысль, что агент Борис, должно быть, один из тех донжуанов, которые убеждены в том, что своим очарованием могут сразить любую особь женского пола, попадавшуюся им под руку. Мила нисколько не сомневалась в том, что, еще издали на нее глядя, он решил доказать себе это.

Прежде чем покинуть вокзал, Борис предложил выпить по чашке кофе, но Роза Сара сразила его гневным взглядом.

— Ну и что? Что я такого сказал? — попытался защититься он.

— Ты забыл, что у нас совсем нет времени? — решительно возразила женщина.

— Коллега проделала долгий путь, и я подумал…

— В этом нет необходимости, — поспешила прекратить перепалку Мила. — Все хорошо, спасибо.

Миле совсем не хотелось спорить с Розой Сара, которая, несмотря на это, казалось, не слишком высоко оценила их союз.

Они дошли до стоянки, где была припаркована машина, и Борис сел за руль, Роза — рядом с ним, а Мила вместе со своей холщовой сумкой устроилась на заднем сиденье. Они тронулись в путь по улице, тянувшейся вдоль набережной реки.

Роза Сара выглядела несколько раздраженной оттого, что была вынуждена выступать в роли сопровождающей своей коллеги. Бориса, напротив, это нисколько не смущало.

— Куда мы сейчас направляемся? — робко спросила Мила.

Борис посмотрел на нее через зеркало заднего вида:

— В главное управление. С тобой будет разговаривать старший инспектор Роке. Именно он и проинструктирует тебя.

— Я никогда ранее не имела ничего общего с розыском серийных убийц, — уточнила Мила.

— А тебе и не нужно никого разыскивать. Об этом мы и сами позаботимся, — съязвила Роза. — Твоя задача — установить имя шестого ребенка. Надеюсь, ты изучила детали этого дела…

Мила не обратила внимания на нотки высокомерия в голосе коллеги, поскольку эта фраза напомнила ей про бессонную ночь, проведенную над папкой с документами. Снимки погребенных рук. Лаконичные заключения судебно-медицинской экспертизы относительно возраста жертв и хронологического порядка смертей.

— Так что же произошло в том лесу? — спросила она.

— Одно из самых жестоких преступлений последнего времени, — ответил Борис в пылу юношеского возбуждения, на мгновение отвлекшись от дороги. — Никогда не видел ничего подобного. Думаю, Роке здорово влетит от начальства. Вот он и писает кипятком.

Пошлый жаргон Бориса разозлил Розу, да, по правде сказать, и Милу тоже. Она не знала старшего инспектора лично, но поняла, что подчиненные не слишком его жаловали. Вполне очевидно, что Борис был человек прямой, но если он осмеливался говорить в подобном тоне в присутствии Розы, то это значило, что и она, хотя и не подавала виду, была с ним согласна. «Нехорошо», — подумала Мила. Она, независимо от возможных комментариев, могла и сама судить о Роке и методах его работы.

Роза повторила вопрос, и только тогда Мила заметила, что женщина обращалась к ней.

— Это твоя кровь? — Роза Сара повернулась к ней и указала вниз.

Мила посмотрела на бедро. На ее брюках проступили пятна крови, рана на ноге снова открылась.

Девушка прикрыла рукой пятно и попыталась найти какое-то оправдание.

— Я упала во время занятий бегом, — солгала она.

— Давай-ка залечивай свою рану. Нам вовсе не нужно, чтобы твоя кровь смешалась с каким-нибудь пробным образцом.

Мила неожиданно смутилась от этого упрека еще и потому, что Борис смотрел на нее в зеркало. Она надеялась, что на этом все и закончится, но Роза взялась приводить примеры:

— Был случай, когда один юнец, наблюдавший за сценой убийства на сексуальной почве, отправился по нужде в туалет жертвы. Мы шесть месяцев охотились за привидением, полагая, что это убийца забыл смыть за собой унитаз.

Борис улыбнулся, вспомнив этот случай. Но Мила попыталась сменить тему:

— А почему вы позвали именно меня? Разве не достаточно просмотреть объявления об исчезновениях за последний месяц, чтобы обнаружить девочку?

— Не спрашивай нас об этом… — ответила Роза с вызовом.

«Грязная работа», — подумала Мила. Вполне очевидно, что ее вызвали именно для этого. Роке хотелось поручить это дело кому-нибудь, не входившему в его команду, чужому для него человеку, чтобы затем, в случае если имя шестого ребенка не будет установлено, с полным правом облить его грязью.

— А семьи остальных пяти? — спросила Мила.

— Они уже, так же как и мы, направляются в управление для теста на ДНК.

Мила подумала про несчастных родителей, вынужденных подвергать себя лотерее ДНК, чтобы окончательно убедиться в том, что их родная кровинка жестоко убита и расчленена. От этого, должно быть, вскоре навсегда изменится и их жизнь.

— А что известно об этом монстре? — спросила она, пытаясь отвлечься от этой печальной мысли.

— Мы не называем его монстром, — заметил Борис. — Так ты его обезличиваешь. — Он обменялся с Розой заговорщическим взглядом. — Доктору Гавиле это не нравится.

— Доктору Гавиле? — переспросила Мила.

— Ты скоро с ним познакомишься.

Мила почувствовала себя в еще более неловком положении. Было очевидно, что недостаточное владение ситуацией выставляло ее в менее выгодном по сравнению с другими коллегами свете, и это давало им повод для насмешек над ней. Но и теперь она не произнесла ни слова в свою защиту.

Между тем Роза вовсе не собиралась оставлять Милу в покое и снова накинулась на нее с некоторой долей снисходительности в голосе:

— Видишь ли, милая, не надо слишком удивляться тому, что тебе с трудом удается понять суть происходящего. Наверняка ты очень хорошо справляешься с работой, но здесь совсем другая история, потому что у серийных убийц свои правила. То же самое можно сказать и про их жертв. Они не сделали ничего для того, чтобы оказаться в таком положении. Их единственная вина в том, что они просто оказались в неподходящем месте в неподходящее время. Или что при выходе из дому в их одежде присутствовал особый цвет, оказавшийся более привлекательным по сравнению с другими. Или, как в нашем случае, их вина заключалась в том, что они оказались детьми белых и им от семи до тринадцати лет… Не сердись, но об этих вещах ты не могла знать. В общем, ничего личного.

«Ну да, если бы это было так на самом деле», — подумала Мила. С момента их с Розой знакомства эта женщина любой разговор переводила на выяснение взаимоотношений.

— Я быстро учусь, — парировала она.

Роза, нахмурившись, посмотрела на нее:

— У тебя есть дети?

Мила не сразу нашлась что ответить.

— Нет, а что? Какое это имеет значение?

— А такое, что, когда ты встретишься с родителями шестой девочки, тебе придется объяснить им, по какой такой причине с их самой прекрасной дочерью на свете так скверно обошлись. А ты не имеешь ни малейшего понятия о них, о том, чего им стоило вырастить и воспитать ее, о бессонных ночах, проведенных ими у постели больной дочери, о деньгах, сэкономленных ими ради ее образования и обеспечения ее будущего, о том, как они играли с ней, вместе выполняли домашние задания. — Голос Розы звучал все более взволнованно. — А ты даже не знаешь, почему у трех из этих девочек ногти были окрашены блестящим лаком. Не знаешь, что у одной из них на локте остался старый шрам, который, возможно, появился лет в пять, после неудачного падения с велосипеда, и что все они были маленькими прелестными девочками с мечтами и желаниями, соответствующими этому невинному возрасту, оборванному навсегда! Ты ничего этого не знаешь, потому что никогда не была матерью!

— Hollie, — послышался сухой ответ Милы.

— Что? — непонимающе уставилась на нее Роза Сара.

— Марка лака — Hollie. Блестящий, с добавлением кораллового порошка. Месяц назад эта безделица распространялась вместе с журналом для подростков. Поэтому он и был у трех: журнал пользовался большим успехом… И потом, одна из жертв носила браслет удачи.

— Но мы не обнаружили никакого браслета, — возразил Борис, заинтересовавшийся разговором.

Мила достала из папки фотографию.

— Это — номер два, Аннеке. Кожа на запястье чуть светлее. Явный знак того, что она что-то носила на руке. Возможно, убийца снял браслет, либо она потеряла его, когда была похищена или когда пыталась оказать ему сопротивление. Все были праворукие, за исключением одной, третьей: сбоку на указательном пальце у нее остались чернильные пятна, она — левша. — Борис восхищенно смотрел на девушку, Роза, наоборот, пребывала в явном замешательстве. Мила же была на подъеме: — И последнее: номер шесть, та самая, имя которой неизвестно… Она была знакома с девочкой, что пропала самой первой, с Дебби.

— Черт побери, откуда это тебе известно? — спросила Роза.

Мила достала из папки фотографии первой и шестой рук.

— На подушечках указательных пальцев у обеих есть красная точка… Они сестры по крови.

Отделение ФБР при Управлении федеральной полиции занималось расследованием самых жестоких убийств. Роке возглавлял его в течение восьми лет и сумел реформировать стиль и методы его работы. Именно он сделал его доступным для гражданских лиц, таких как доктор Гавила, который благодаря своим трудам и исследованиям был единодушно признан самым продвинутым среди действующих криминологов.

В следственной группе агент Стерн, самый старший по возрасту и званию, занимался сбором информации. В его обязанности входил поиск сведений, необходимых для восстановления полной картины происшествия и проведения сравнительного анализа с другими подобными преступлениями. Он был «памятью» группы.

Роза Сара — агент по организационной работе следственной команды и одновременно эксперт в информационной области. Получив специальную подготовку в сфере планирования деятельности полиции, она большую часть времени занималась повышением своего профессионального уровня, изучая новейшие технологии.

И наконец, Борис, агент-дознаватель. Его обязанностью было допрашивать всех в той или иной мере привлеченных к следствию, а также выбивать признания у подозреваемых в преступлении. В его арсенале имелось множество способов для достижения этой цели. И как правило, это ему удавалось.

Роке раздавал приказы, но фактически группой управлял не он — расследования вели, основываясь на интуиции доктора Гавилы. Старший инспектор был прежде всего политик, и его выбор часто продиктовывался интересами собственной карьеры. Ему нравилось блистать перед репортерами, приписывая себе заслуги в проведении успешного расследования. Если же работа не давала хороших результатов, то он возлагал ответственность за это на всех членов группы, или, как он любил ее называть, «команды Роке». Благодаря этой формуле он и заслужил неприязнь, а зачастую и презрительное к себе отношение со стороны подчиненных.

Все собрались в зале собраний на шестом этаже главного офиса отдела, находившегося в самом центре города.

Мила заняла место в последнем ряду, поставив рядом с собой на пол дорожную сумку. Предварительно в туалете она перевязала ногу, наложив на рану два слоя пластыря, а затем переоделась в другие джинсы.

Она сразу узнала в худощавом человеке старшего инспектора Роке. Он очень оживленно спорил с неким типом, на вид довольно заурядным, но при этом создающим вокруг себя особую ауру. Ауру серого цвета. Мила нисколько не сомневалась в том, что за пределами этой комнаты, в реальном мире, этот человек растворился бы, как привидение. Но тут его присутствие имело особый смысл. Определенно он был именно тем самым доктором Гавилой, о котором в машине ей рассказывали Борис и Роза.

В этом мужчине было нечто такое, что сразу же заставляло забыть о его неряшливой одежде и растрепанной шевелюре.

Его глаза, большие и внимательные.

Не прерывая разговора с Роке, он приблизился к девушке, застав ее врасплох. Мила смущенно отвела взгляд, и мгновение спустя он сделал то же самое, усевшись неподалеку от нее. С этого момента он полностью перестал обращать на нее внимание, а спустя еще некоторое время собрание началось.

Роке поднялся на трибуну и начал речь с торжественного жеста, словно обращался не к аудитории из пяти человек, а к целому зрительному залу.

— Я только что слышал отчет криминальной полиции: наш Альберт не оставил после себя никаких улик. Парень далеко не промах. Ни единого следа, ни единого отпечатка на этом маленьком кладбище рук. Только шесть девочек, которых нам еще предстоит разыскать. Шесть тел… и еще одно имя.

Затем старший инспектор дал слово Горану, который, впрочем, не стал подниматься к нему на трибуну. Он так и остался сидеть на своем месте со скрещенными на груди руками и вытянутыми под впереди стоящие кресла ногами.

— Наш Альберт уже изначально знал, как будут развиваться события. Он предусмотрел это до самых мельчайших подробностей. Именно он задает тон в игре. Да и в каббале шестерка означает полное число серийного убийцы.

— Шестьсот шестьдесят шесть — число дьявола, — вмешалась Мила.

Все укоризненно обернулись к ней.

— Подобные банальности нас не интересуют, — сказал Горан, и девушка почувствовала себя низвергнутой. — Когда мы говорим о полном числе, это значит, что мы обращаемся к факту, согласно которому субъект уже совершил одно либо серию преступлений.

Мила едва заметно прищурила глаза, и Горан почувствовал, что девушка не поняла смысл сказанного им. Тогда он поточнее выразил свою мысль:

— Определение «серийный убийца» мы даем тому, кто совершил похожим способом убийство по меньшей мере трех человек.

— Два трупа представляют собой многократное убийство, — добавил Борис. — Поэтому шесть жертв и образуют две серии.

— Это что-то вроде главного условия? — спросила Мила.

— Нет. Это значит, что если ты убиваешь в третий раз, то потом больше не в силах остановиться, — вступила в разговор Роза, завершая тираду.

— Сдерживающие тормоза ослабляются, чувство вины притупляется, и отныне убийство совершается чисто механически, — заключил Горан, снова повернувшись лицом ко всем присутствующим. — Так почему же нам все еще ничего не известно о трупе под номером шесть?

— У нас уже есть кое-что. Раз уж очередь дошла и до меня, то я хочу сказать, что наша старательная коллега сообщила нам об одной примете, которую я считаю очень значимой. Она объединила безымянную жертву номер шесть с Дебби Гордон, первой жертвой, — сообщила Роза Сара.

— Пожалуйста, агент, поясните-ка нам, на чем основывается ваша интуиция? — Роке спросил это таким тоном, словно идея Милы на самом деле была его заслугой.

Мила снова оказалась в центре внимания. Склонив голову над своими записями, она, прежде чем вступить в разговор, попыталась упорядочить свои мысли. Между тем Роке подал ей знак подняться.

Мила встала.

— Дебби Гордон и девочка под номером шесть были знакомы друг с другом. Естественно, это только мое предположение, но мне бы хотелось пояснить тот факт, что на указательных пальцах обеих жертв присутствует один и тот же отпечаток…

— О чем же конкретно идет речь? — с любопытством спросил Горан.

— Ладно… ну это тот самый ритуал, когда кончик пальца прокалывается булавкой и при сложении подушечек пальцев проступившая кровь смешивается с кровью другого человека: подростковый вариант договора о братстве. Обычно это делается, чтобы увековечить дружеские узы.

Мила то же самое проделывала со своей подругой Грачиэлой, только при этом они пользовались ржавым гвоздем, потому как булавка казалась им слишком легким способом подтверждения серьезности их намерений. Неожиданное воспоминание об этом резко всплыло у нее в памяти. Грачиэла была ее подругой детства. Они знали все секреты друг друга, а однажды даже на пару водили дружбу с одним и тем же мальчиком, ничего не подозревавшим об их тайном сговоре. Они позволяли ему думать, что именно он — хитрец, умудрившийся дружить одновременно с двумя подругами, которые будто бы ни о чем не подозревали. И что стало потом с Грачиэлой? Уже много лет Мила ничего о ней не слышала. Они слишком быстро пропали друг у друга из виду, чтобы никогда больше не встретиться. И это несмотря на то, что обе поклялись в вечной дружбе. Почему же она так легко позабыла о Грачиэле?

— Если дело обстоит именно так, то девочка номер шесть должна была быть ровесницей Дебби.

— Известковый анализ костей, проведенный на шестой конечности, подтверждает это утверждение: жертве было двенадцать лет, — вступил в разговор Борис, которого Мила за все время не удостоила даже беглым взглядом.

— Дебби Гордон посещала не простой колледж. Возможно, что эта сестра по крови не была ее школьной подругой, потому что среди учащихся этой школы нет никого, кто числился бы среди пропавших.

— Должно быть, она не из числа ее школьного окружения, — снова вмешался Борис.

Мила кивнула:

— Дебби ходила в этот колледж на протяжении восьми месяцев. Она наверняка чувствовала себя очень одинокой вдали от дома. Я готова поклясться, что у нее были сложности в общении с одноклассниками. Предполагаю, что она познакомилась со своей сестрой по крови при других обстоятельствах.

К разговору подключился Роке:

— Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели комнату в колледже, где проживала девочка: как знать, может, появится еще что-нибудь.

— А мне бы хотелось поговорить с родителями Дебби, если такое возможно.

— Конечно, делайте, как считаете нужным.

Прежде чем старший инспектор смог добавить к сказанному еще что-нибудь, в дверь постучали. Три стремительных удара — и сразу же на пороге зала появился невысокий человек в белой рубашке, которого никто не приглашал. У него были подстриженные ежиком волосы и миндалевидные глаза.

— А, Чанг, — отозвался Роке.

Это был судмедэксперт, также принимавший участие в этом расследовании. Мила сразу поняла, что на самом деле он вовсе не восточного происхождения. По какой-то загадочной генетической причине у него были характерные для данного типа черты лица. Его имя было Леонард Вросс, но все всегда называли его Чангом.

Вошедший мужчина встал рядом с Роке. С собой он принес папку, которую тут же открыл, — впрочем, у него не было особой надобности зачитывать содержание написанного, потому что он и так знал это наизусть. Вероятно, находившиеся у него перед глазами листы придавали ему больше уверенности.

— Мне хотелось бы, чтобы вы с особым вниманием выслушали результаты исследований доктора Чанга, — обратился к сидящим в зале старший инспектор. — Даже те, кто, как я думаю, с трудом пока может разобраться в деталях.

Мила нисколько не сомневалась, что это замечание касалось лично ее.

Чанг надел лежавшие в кармане его рубашки очки и, откашлявшись, взял слово:

— По степени сохранности останки, несмотря на условия захоронения, находятся в прекрасном состоянии.

Это еще раз доказывало утверждение, согласно которому между возникновением захоронения рук и его обнаружением прошло не слишком много времени. Затем патологоанатом начал вдаваться в некоторые медицинские подробности. Но когда в конце концов Чангу пришлось продемонстрировать способ умерщвления шести девочек, он говорил предельно ясно:

— Он убивал их, отрезая руку.

Каждая рана имела свой язык. И Миле это было прекрасно известно. Когда судмедэксперт продемонстрировал увеличенный снимок руки, девушка-полицейский сразу заметила розоватые разводы вокруг среза и на изломе кости. Инфильтрация крови в ткани — первый признак для того, кто пытается установить, была или нет рана смертельной. Таким образом, устанавливается, что прекратилась сердечная деятельность, после чего кровь пассивно вытекала из поврежденных сосудов, не скапливаясь в окружающих ее тканях. Если же удар был нанесен еще при жизни жертвы, кровяное давление в артериях и сосудах продолжает распространяться и на этот участок тела, поэтому сердце выталкивает кровь в поврежденные ткани, в отчаянном стремлении заживить их. У девочек этот механизм спасения жизни остановился только тогда, когда рука была полностью отделена.

Чанг продолжал:

— Рана была нанесена по центру двуглавой мышцы. Кость не раздроблена, излом имеет четкие очертания. Он наверняка использовал пилу с особой разметкой: мы не обнаружили по краям раны следы металлических опилок. Единообразное рассечение кровеносных сосудов и сухожилий говорит о том, что ампутация была завершена с хирургической, я бы сказал, точностью. Смерть наступила в результате кровоизлияния. — Затем он добавил: — Это была ужасная смерть.

Услышав эту фразу, Мила почувствовала желание, поддавшись импульсу, опустить глаза в знак уважения. Но вскоре девушка поняла, что она одна такая.

Чанг продолжал:

— Я бы сказал, что он убивал их сразу же: у него не было интереса сохранять им жизнь больше необходимого. Способ умерщвления одинаков для всех жертв. Кроме одной…

Его слова, повиснув ненадолго в воздухе, обрушились на присутствующих ледяным душем.

— Что это значит? — спросил Горан.

Чанг одним пальцем поправил сползшие на нос очки и посмотрел на криминолога:

— Потому что для одной из жертв конец был еще более мучительным.

В зале воцарилась гробовая тишина.

— Токсикологические исследования показали наличие в крови и тканях коктейля из разных медикаментов. В данном случае: для снижения сердцебиения — дисопирамид, ингибиторы АСЕ и атенолол — как бета-блокатор…

— Он сократил ее сердечную активность, одновременно снизив и кровяное давление, — добавил Горан Гавила, который все уже понял.

— Но для чего? — спросил Стерн, для которого, напротив, не было никакой ясности.

На губах Чанга появилась гримаса, похожая на горькую улыбку.

— Он приостановил потерю крови, чтобы заставить ее умирать еще медленнее… Он хотел насладиться зрелищем.

— О какой девочке идет речь? — спросил Роке, хотя все уже и так знали ответ.

— Номер шесть.

На этот раз Миле уже не требовалось быть большим знатоком в вопросах серийных убийств, чтобы понять, о чем шла речь. Судмедэксперт на практике только что подтвердил, что убийца изменил своему modus operandi. А это значило, что он обрел уверенность в совершаемых им поступках. Он опробовал новую игру. И она ему понравилась.

— Он изменил свои методы, потому что остался доволен результатом. Ему все удавалось, — заключил Горан, — поэтому, по всей видимости, он и вошел во вкус.

Мила испытала странное ощущение. Это была та самая щекотка в основании шеи, которая возникала всякий раз, когда она приближалась к раскрытию одного из случаев исчезновения. Нечто необъяснимое. Сознание раскрывалось, указывая на совершенно неожиданные очевидные вещи. Обычно это ощущение длилось дольше, но на этот раз оно испарилось прежде, чем девушка смогла за него ухватиться. Его спугнула фраза, сказанная Чангом.

— И еще кое-что… — Судмедэксперт повернулся лицом непосредственно к Миле: и хотя он не был с ней знаком, она оставалась единственным неизвестным ему в этом зале человеком, и ему непременно нужно было узнать основные причины ее присутствия. — Там, за дверью, стоят родители пропавших девочек.

Из окна затерянного в горах участка дорожной полиции Александр Берман мог наслаждаться зрелищем всей автостоянки. Его машина находилась в самом конце, в пятом ряду. С этого места наблюдения она казалась ему такой далекой.

Металлический кузов автомобиля сверкал под лучами поднявшегося уже довольно высоко солнца. После ночного урагана едва ли можно было бы даже представить себе подобную погоду. Похоже на наступление запоздалой весны — было почти жарко. В открытое окно проникал слабый ветерок, приносящий с собой ощущение спокойствия. Странно, но Александр чувствовал себя вполне умиротворенным.

Когда на рассвете его остановили на блокпосту для досмотра, он совсем не смутился, не поддался панике. Остался сидеть в автомобиле с тягостным ощущением сырости между ног.

С водительского места ему было хорошо видно полицейских, стоявших рядом со служебной машиной. У одного в руке была папка с документами. Просматривая их, он одновременно диктовал напарнику данные, которые тот передавал по радио.

«Скоро они придут и заставят меня открыть багажник», — подумал он.

Остановивший его полицейский был очень вежлив. Он расспросил у Александра про ливень и выразил сочувствие, заметив, что тот оказался в далеко не самом завидном положении оттого, что во время ненастья был вынужден находиться в пути всю ночь.

— Вы родом не из этих мест, — сделал вывод полицейский, прочитав номерной знак на машине.

— Да, это так, — ответил Александр Берман. — Я издалека.

На этом их общение закончилось. В какое-то мгновение он даже подумал о том, чтобы обо всем рассказать полицейскому, но затем отказался от этой идеи. Момент еще не настал. Тем временем полицейский направился к своему напарнику. Александр Берман не знал, что же произошло на самом деле, но впервые за все это время позволил себе расслабить вцепившиеся в руль мертвой хваткой руки. После того как кровообращение восстановилось, они обрели наконец прежний цвет.

И он опять был вынужден подумать про своих «бабочек».

Такие хрупкие, не сознающие своей прелести создания. Ради них он остановил время, раскрывая им секреты их очарования. Другие ограничивались лишь тем, что засушивали их красоту. Но он заботился о них. И в самом деле, в чем его вина?

Когда он увидел полицейского, снова направлявшегося в его сторону, эти мысли внезапно улетучились и ослабленное напряжение вновь дало о себе знать. Александр думал, что они слишком долго его удерживают. Рука приближавшегося полицейского находилась у пояса. Александр был в курсе того, что означает этот жест. Из этого следовало, что в любую минуту тот готов выхватить пистолет. Наконец полицейский приблизился и произнес фразу, которую Александр Берман меньше всего ожидал услышать:

— Господин Берман, вам нужно пройти в участок. Среди документов у вас отсутствует технический паспорт.

«Странно, — подумал он. — Я был совершенно уверен, что взял его с собой». Но потом понял: его забрал у него тот человек в подшлемнике, когда он лежал без сознания… И вот теперь он здесь, в этом крохотном зале ожидания, вынужден наслаждаться незаслуженным теплом легкого бриза. Его отправили в эту комнату после того, как конфисковали машину. Он еще не знал, что угроза административного наказания была последней в череде его тревог. Полицейские, прикрываясь своими обязанностями, не ведали, что решение таких проблем не имело для него никакого значения. Он поразмыслил над этим забавным положением вещей: как же все-таки меняется иерархия приоритетов для человека, которому нечего терять. В тот момент ему больше всего хотелось, чтобы никогда не прерывалось это ласковое прикосновение ветерка.

Между тем его глаза были нацелены на стоянку и на передвижение по ней полицейских. Его машина все еще стояла там, на виду у всех. Со своим секретом, сокрытым в багажнике. И никто ни о чем не догадывался.

Размышляя о странностях этой ситуации, Александр заметил группу полицейских, возвращавшихся после утреннего кофе. Трое мужчин и одна женщина в форме. Один из них наверняка рассказывал какой-то анекдот и усиленно жестикулировал. Когда он закончил, все засмеялись. Александр не слышал ни единого слова из этого рассказа, но звуки доносящегося хохота были так заразительны, что и он начал улыбаться. Это продлилось совсем недолго. Полицейские прошли в непосредственной близости от его машины. Один из них, самый высокий, неожиданно остановился, пропуская вперед остальных. Он что-то заметил.

Александр Берман сразу же обратил внимание на выражение его лица.

«Запах, — промелькнула мысль. — Должно быть, он почувствовал запах».

Ни слова не говоря коллегам, полицейский стал оглядываться. Он нюхал воздух, словно пытаясь отыскать слабую струю, обострившую на мгновение его чувства.

Наконец он отыскал ее и принялся суетиться возле стоявшего рядом автомобиля. Прошел немного вперед в том направлении, а затем остановился возле закрытого багажника.

Александр Берман, наблюдавший за этой сценой, выдохнул с облегчением. Он был благодарен. Благодарен за случай, приведший его сюда, за полученный в дар ветер, за сам факт того, что не ему пришлось открывать этот злополучный багажник.

Ветер перестал нежно его ласкать. Александр Берман встал со своего места у окна и достал из кармана мобильный телефон.