78
Келли пугала Тома. Казалось, что он заперт в темном помещении с абсолютно незнакомым, чужим человеком. Полностью непредсказуемым. Долгие периоды молчания сменялись оскорбительными визгливыми воплями в его адрес. Сейчас она снова кричала надломленным и охрипшим от напряжения голосом:
— Дурак, сукин сын! Идиот! Ты нас в это втравил! Если б оставил чертов диск в поезде, ничего подобного не было бы! Они нас никогда не отпустят… Это ты виноват, мать твою, понимаешь, тупая скотина, хренов недотепа?! — И разразилась рыданиями.
У Тома все перевернулось в душе. Ужасно, прискорбно слышать ее плач. Но никаких его слов она в расчет не принимает. После ухода толстяка он с ней без конца разговаривал. Старался приободрить, успокоить.
Старался всеми силами отвлечься от смертных болей в мочевом пузыре, от мучительной жажды, голода, страха.
Не выпитая ли водка повлияла на поведение Келли? Или, наоборот, невыпитая? Неужели она дошла до того же предела, на каком находилась в течение нескольких месяцев после рождения Джессики, и поэтому готова броситься вниз головой с утеса?
Что означал тот вопль по электронной почте — предупреждение или мольбу о помощи, на которую он не смог ответить?
— Кретин, неудачник долбаный! — кричала она.
Том поморщился. Неудачник. Вот кем она его считает! Правильно. Он потерпел неудачу в бизнесе, а теперь терпит неудачу в самом важном деле — в защите своей семьи.
Том крепко-накрепко зажмурился на несколько секунд, молясь Богу, которому на протяжении двадцати пяти лет не говорил ни слова. Потом снова открыл глаза, хоть это никакой разницы не составляло — кругом по-прежнему полная тьма.
Туго связанные ноги затекли. Он перевернулся, но сделал всего один оборот, после чего цепь на щиколотке натянулась, наручник, кандалы, или что там такое, врезались в тело, и Том вскрикнул от боли.
«Думай, — приказал он себе. — Думай!»
Стена и пол рядом с ним гладкие; надо бы раздобыть что-то острое, перерезать веревки. Под рукой нет ничего, черт возьми, черт возьми, черт возьми, ничего!
— Слышишь меня, мать твою, недотепа, дурак, неудачник!
Глаза наполнились слезами.
«Ох, милая моя Келли. Не надо. Я очень тебя люблю».
Чего хочет жирный ублюдок? Кто он такой, черт возьми? Как с ним сговориться? Хотя глубоко в душе Том знал, кто такой этот тип и зачем они здесь.
Когда мысли прояснились, страх еще больше усилился. Недавно ночью он забросил детишек к родителям Келли. Мать вполне крепкая; отец, бедняга, абсолютно беспомощный. Неужели толстяк собирается детей тоже похитить? Вдруг он или его громилы явятся в отсутствие матери Келли?
Том снова в отчаянии перекатился, цепь натянулась. Он дернулся, превозмогая боль. Задержав дыхание, дергался, дергался, дергался.
Цепь не поддавалась.
Он немного полежал неподвижно. И тут у него возникла идея.
Одновременно снова открылся светлый прямоугольник двери вдалеке. Вошли двое, оба с фонарями. Пульс участился, горло перехватило. Том напрягся, приготовился к бою любым возможным способом.
Один направился к Келли, другой к нему. Келли молчала. В следующую секунду его ослепил луч, словно глаза залило ртутью. Потом свет ушел в сторону, высветив на полу бумажный стаканчик с водой и батон.
— Ешь тебе, — сказал на ломаном английском грубый голос.
На неопытный слух Тома, акцент был восточноевропейский.
— Мне нужно помочиться, — выдавил Том.
— Давай дуй в портки, как все! — крикнула Келли.
— Тебе не мочиться! — ответил мужчина.
— Мне надо выйти, — взмолился Том. — Пожалуйста, отведите меня в туалет!
Мужчина был высоким, тощим, лет тридцати; одет в черное, с суровым лицом, с короткой модной стрижкой. Теперь удалось разглядеть его черты, но, что еще важнее, рассмотреть, что находится у него за спиной.
Ближайший ряд химических баков.
— Ешь, — повторил мужчина, удаляясь вместе с компаньоном.
Через несколько секунд они вышли, прямоугольник света погас. Том с Келли вновь остались в полной темноте.
— Милая, — окликнул он.
Молчание.
— Детка, послушай, пожалуйста.
— Почему они не принесли мне выпить? — захныкала Келли.
— Принесли воду.
— Я вовсе не о том, черт возьми.
Интересно, задумался Том, давно она пьет? Долго ли он этого не замечал?
— Как же я буду пить со связанными руками? Может быть, объяснишь, умный муж?
Том медленно повернул голову к воде и хлебу, ткнулся носом в стаканчик, молча проклял постыдное положение, в которое его поставили. Осторожно обхватил край стакана губами, отчаянно стараясь не пролить ни одной драгоценной капли, наконец вцепился зубами, наклонил стакан, жадно выпил.
Потом, как слепое ночное животное, водил носом, пока не добрался до хлеба. Аппетита не было, но Том заставил себя откусить кусок. С трудом прожевал, проглотил. И еще один кусочек.
— По-моему, нам пора ехать домой, — объявила Келли. — Как думаешь, нас снабдят чемоданами, полными всякого добра?
Впервые за два последних дня он улыбнулся.
Может, она успокоилась.
— Пока я не слишком высокого мнения об их гостеприимстве, — сказал Том, стараясь ответить шуткой на шутку.
Но слова его канули в черную тишину.
Вода и хлеб чуть-чуть его оживили, придали сил. Он решил сделать свой ход.
Перекатываясь и извиваясь, медленно, страдальчески двигался по полу влево, в том направлении, которое запомнил несколько минут назад в луче фонаря.
К шеренге круглых химических баков.
Вдруг ударился в панику — цепь натянулась на щиколотке до предела. Пожалуйста, еще чуть-чуть, всего только малую чуточку! Рванулся, дернулся, цепь впилась в ногу, Том вскрикнул от боли.
— Что с тобой? Милый!
Слава богу, она уже спокойна.
— Ничего, — прошипел он, вдруг забеспокоившись, что их подслушивают. — Все в порядке.
Потом во что-то уткнулся лицом. Только бы не в стену!.. Холодный круглый пластик. Бак.
Том попробовал приподняться повыше. Бак покачнулся, и он соскользнул. Перевернулся на живот, подтянул ноги с адской болью в щиколотке, рванулся вверх раз, другой. Наконец, сделав глубокий вдох, выдох, одновременно изо всех сил толкаясь, добился своего — зацепился за край подбородком.
Потрясающе острый зазубренный край. Медленно поводя подбородком, Том тянул к себе бак, тяжелый, гораздо тяжелей, чем можно было подумать. Внезапно бак опрокинулся, рухнул на пол с громким гулким стуком.
— Том! — воскликнула Келли.
— Все в порядке.
— Что ты делаешь?
— Ничего.
Действуя как можно быстрее, Том подполз к острому краю, чувствуя в темноте, в каком месте веревкой привязаны руки к бокам, и принялся тереться о зазубренный ободок.
Через несколько минут — с облегчением и почти с таким же удивлением от удачи — сумел оторвать руки от тела. Конечно, всего один крошечный шаг, но кажется, будто он только что покорил Эверест. Нахлынула волна облегчения. Удалось!
Теперь Том шарил в темноте руками, еще связанными по запястьям, нащупывая ободок. Нашел, начал лихорадочно пилить веревку. Медленно и упорно трудясь, почувствовал, что волокна поддаются, веревка слабеет. И вот руки свободны. Он стряхнул с запястий последние клочки, поднялся, размял, растер руки, восстанавливая кровообращение.
— Мы здесь умрем? — всхлипнула Келли.
— Нет. Не умрем.
— Мама с папой не смогут детей вырастить. Мы об этом никогда не думали, правда?
— Мы не умрем.
— Я так тебя люблю, Том.
Слыша это, он чуть не заплакал. В голосе Келли столько нежности, любви, тепла…
— И я люблю тебя больше всего на свете, дорогая.
Том наклонился вперед, ощупал связывавшие ноги веревки, пока не наткнулся на узел.
Узел завязан невероятно крепко. Но он возился с ним без устали, и тот вскоре начал ослабевать. Неожиданно ноги освободились! Кроме прикованной щиколотки. Том все время помнил, что, если сейчас войдет толстяк, расплата будет суровой. Но надо было рискнуть.
Опустившись на колени, он схватил бак за край, встал, поднял его, поставил, ощупал сверху, ища крышку, быстро нашел, обхватил обеими руками, стараясь сообразить, как она открывается, впервые в жизни получив представление, что значит быть слепым.
Гнутая проволока заклеена бумажной полоской. Он сунул пальцы под проволоку, дернул. Она врезалась в плоть. Покопавшись в кармане, вытащил носовой платок, обмотал руку, снова попробовал.
Проволока щелкнула.
— Зачем нас здесь держат, Том? — жалобно спросила Келли. — Кто этот разжиревший подонок?
— Не знаю.
— Что он имел в виду, когда говорил про «хладные трупы»?
— Просто пытался нас запугать. — Том старался говорить убедительным тоном, пытаясь открыть крышку, слыша, что его голос звучит гораздо тоньше обычного, чувствуя, как в голове складывается смутный, неясный план.
Крышка стала медленно поворачиваться. Потребовалось пять или шесть полных витков, прежде чем она оказалась у него в руке. В ту же секунду в ноздри ударил сильный жгучий запах кислоты. Задохнувшись, он шарахнулся назад, выронил крышку, которая покатилась в темноту.
— Что случилось? — тревожно вскрикнула Келли.
Том все кашлял, легкие горели огнем. Он старался припомнить школьные уроки химии, которую считал полной белибердой. В химической лаборатории стояли бутыли с кислотами. Серную и соляную кислоту он распознал бы сразу. Может быть, эта штука, чем бы она ни была, разъест цепь на щиколотке?
Как вылить ее из бака в такой темноте? Если бак упадет, то выплеснувшаяся жидкость дотечет до Келли. Или они задохнутся.
Тут у него остановилось сердце. Краешком глаза он заметил луч света. Прямоугольник вдали. Кто-то идет.
