Офис находился на пятом этаже. Когда они вошли, ожила сигнализация. Амелия быстро набрала код, щелкнула выключателем и прошла внутрь. Замигали и загорелись лампы над головой. Том увидел большое открытое офисное пространство, в дальнем конце которого располагалось кухонная зона. На столах, рядом с компьютерами, валялись журналы и брошюры, лежали наушники и стояли кружки с недопитым кофе и чаем. По правой стене тянулись вешалки с завернутыми в целлофан платьями. Обстановка напоминала кулисы во время модного показа.

— Что это за место? — спросил Том.

— Контора компании, которая торгует одеждой по каталогу. — Амелия прошла вперед и присела на низкий красный диван рядом с кухней. Том закрыл дверь, поставил сумки на пол и последовал за ней.

— Итак… — начала она. Том заглянул в кухню.

— Что у тебя с лицом?

— Подрался. Меня ограбили.

— Господи. Где?

— В Марселе.

По лицу Амелии пробежала легкая тень — совпадение не осталось незамеченным.

— Бедняжка, — просто сказала она и выжидающе посмотрела на Тома, предоставив ему развивать тему самому. Сесть было некуда, встать тоже. Том принялся расхаживать взад и вперед, думая, с чего лучше начать. Амелия всегда действовала на него таким образом; в ее присутствии он немного нервничал и чувствовал себя каким–то несовершенным. Моложе на целое поколение, подумал он.

— То, что о чем я собираюсь рассказать, довольно… непросто.

— А когда бывает просто?

— Пожалуйста. — Он чуть не попросил Амелию не перебивать, настолько нелегко ему было говорить. — Поэтому я просто изложу тебе факты.

— Насчет ограбления?

Том покачал головой. Амелия сбросила туфли. Ногти у нее на ногах были накрашены, и он поймал себя на том, что пялится на них, как школьник.

— Когда ты впитаешь информацию, надеюсь, ты поймешь, что я на твоей стороне и что я делаю все это, чтобы защитить тебя.

— Да боже мой, Том. Говори уже.

Он посмотрел на нее и вспомнил, какой счастливой выглядела Амелия тогда, у бассейна. Расслабленной, безмятежной. Как трогательно она заботилась о Франсуа. Сейчас ему предстояло все это разрушить.

— Твоя поездка во Францию кое–кого обеспокоила.

— Прошу прощения?

— Пожалуйста. — Том предостерегающе поднял руку. Разумеется, он собирался все объяснить. — Саймон и Джордж занервничали. Их насторожило, что ты взяла отпуск без всякого предупреждения. Поэтому они попросили своих людей понаблюдать за тобой в Ницце.

— Откуда тебе это известно?

Том восхитился ее невозмутимости. Амелия спросила это так, будто ее интересовала исключительно эта деталь. Вероятно, она была уже на несколько ходов впереди него, рассмотрела проблему в семи ракурсах сразу, просчитала все возможные варианты его ответа и вероятные осложнения.

— Когда ты исчезла, Джимми Маркуэнд нанял меня, чтобы я тебя нашел. — Он внимательно наблюдал за ее лицом.

— Понятно.

— Слушай. — Том пристроился на край большого стола, но тут же встал и подошел к дивану. — В общем, в двух словах: из сейфа в твоем номере в «Гиллеспи» я достал ключи от машины, которую ты взяла напрокат…

— О господи. — Амелия уставилась в пол. Этого она не ожидала.

— Извини, — пробормотал Том и тут же почувствовал себя дураком за то, что извиняется. — Я взял твой «блэкберри», проверил звонки…

— …И отправился вслед за мной в Тунис. Да, я понимаю, — сказала она почти враждебно.

Тому захотелось поскорее со всем покончить.

— Мужчина, с которым ты была в Тунисе, не тот, кто ты думаешь.

Амелия подняла голову. У нее был такой вид, будто он наступил ей на душу.

— А кто он, Том, — как ты думаешь?

— Он не твой сын.

За четыре года до этого, вспомнилось вдруг ему, он, Амелия Левен и еще целая группа людей сидели в командном пункте в провинции Гильменд, когда поступила новость о том, что два сотрудника МИ-6 и пятеро их американских коллег погибли в результате теракта в Ан—Наджафе. Террорист–смертник привел в действие мощное взрывное устройство. Один из мужчин, офицер высшего звена и видная фигура в МИ-6, разразился слезами. Том лично вывел в коридор женщину из Центрального разведывательного управления и успокаивал ее минут пятнадцать. Одна лишь Амелия сумела удержать себя в руках. Это цена войны, объяснила она ему позднее. Почти единственная из своих коллег, она выступала за вторжение в Ирак; благонамеренные левые по обе стороны Атлантического океана, готовые оставить страну в руках маньяка, мечтающего уничтожить целую нацию, приводили ее в бешенство. Амелия была реалисткой. По ее мнению, мир не делился на черное и белое, однозначно правильное и стопроцентно неправильное. Она знала, что иногда плохие вещи случаются и с хорошими людьми и все, что остается человеку, — это придерживаться собственных принципов.

Поэтому Том совсем не удивился, когда она взглянула на него с упрямым безразличием.

— Вот как?

Он знал ее как свои пять пальцев. Амелия сделает все, чтобы сохранить достоинство и не потерять лицо.

— В Париже я вышел на его ближайшего друга, — продолжил Том. — Парня зовут Кристоф Делестр. Оказалось, что похороны состоялись дважды. Филипп и Жаннин Мало были кремированы двадцать второго июля на Пер—Лашез. Сведения об этом были стерты отовсюду, откуда только можно. Почти наверняка не без помощи наших друзей из DGSE. Ты была на похоронах для самого тесного круга двадцать шестого июля, в крематории в Четырнадцатом округе. Правильно?

Амелия кивнула.

— Кто произносил речь? Вот этот человек?

Том показал Амелии снимок Делестра. Он сфотографировал его на мобильный на Монмартре. Она взглянула на экран.

— Это Делестр?

— Да.

— Я не видела его раньше. Речи не было. Читали отдельные отрывки из Библии и… — Она замолчала. Все было ясно. — Похороны были поддельными.

Том кивнул. Смотреть, как терзается Амелия, было невыносимо, но у него не было другого выхода, кроме как продолжать:

— Под конец нашего разговора с Делестром и его женой я показал им фотографию Франсуа возле бассейна, в «Валенсии Карфаген». Они его не узнали. Кристоф сказал, что у них похожее телосложение, цвет волос, глаз, но тем не менее это совершенно другой человек. Они ни разу в жизни его не видели.

Амелия встала, как будто бы отвергая все, что только что услышала. Она вошла в кухню, налила воды себе и Тому и протянула ему пластиковый стаканчик. Судя по ее лицу, сил говорить у нее пока еще не было, и Том решил закончить историю и изложить свои выводы так аккуратно, как только мог.

— Похоже, что в Париже каким–то образом узнали о твоем сыне — думаю, это произошло в последние годы. Затем было организовано убийство Филиппа и Жаннин.

Мало, а тебе подсунули агента… и поскольку у тебя не было причин ему не верить, ты приняла этого человека за Франсуа.

Амелия отпила воды. Она не могла не задать этот вопрос — он был неизбежен.

— А что с Франсуа? Что с моим сыном?

Тому захотелось подойти к ней и прижать ее к груди. За долгие годы знакомства с Амелией он никогда не позволял своей симпатии помешать их профессиональным отношениям. Сейчас ему понадобилась вся его внутренняя дисциплина.

— Никто не знает, что с ним. Судя по имейлам и сообщениям, которые получал Делестр, Франсуа еще может быть жив. Велика вероятность, что DGSE держит его в заложниках, возможно где–то в Лангедоке.

Внезапно звякнул лифт. Кто–то поднялся на пятый этаж. Двери разъехались в стороны, и на площадку вышел пожилой мексиканец, который тянул за собой пылесос. Том увидел, что в руках у него связка ключей и что он собирается открыть дверь офиса. Он быстро встал и подошел поближе.

— Что вам нужно? — крикнул он через закрытую дверь.

— Это просто уборщик, — пробормотала Амелия. Уборщик лениво помахал рукой и показал, что зайдет позже, когда офис освободится. Том вернулся к дивану.

— Держат в заложниках? — переспросила Амелия. Том видел, что она изо всех сил старается скрыть отчаяние.

— Ну, это было бы логично. — Он вдруг понял, что не знает, что еще сказать. Он не представлял себе, где находится Франсуа. Единственное, что было известно Тому, — это что человек, выдававший себя за него, попросил марсельского таксиста высадить его в некой деревне к югу от Кастельнодари.

Амелия надела туфли.

— Интересная история, — заметила она и наклонилась, чтобы смахнуть с колготок какую–то пылинку. Том молчал. Он по–прежнему не находил слов. — Но возникает один вопрос. Тебе так не кажется?

— Возникает несколько вопросов, — возразил Том. Она что, собирается уйти, подумал он.

— Например, вопрос «почему?». Или «зачем?».

— Почему ты? Или зачем похищать Франсуа? Она бросила на него слегка презрительный взгляд.

— Нет, при чем здесь это? Том на мгновение обиделся.

— Я имею в виду, зачем организовывать такую серьезную операцию? Убивать невинных граждан? Конечно, DGSE случалось производить аккуратные зачистки за пределами Франции, но что плохого сделали Жаннин и Филипп? Зачем DGSE идти на такой риск? Ведь у этого дела масштаб не меньше, чем у «Радужного воина»! И для чего? Чтобы меня опозорить?

— Ты никогда не слышала о сотруднике DGSE, который работает под именем Бенедикт Вольтер? — спросил Том.

Амелия покачала головой.

— Высокий, лет пятьдесят пять, курит сигареты без фильтра. Постоянно. Язвительный. Немного мачо.

— Под это описание подходит любой француз средних лет.

Он был слишком напряжен, чтобы рассмеяться.

— Черные крашеные волосы, — добавил он. — Возможно, его настоящее имя Люк.

— Люк? — Амелия пошевелилась.

— Думаешь, ты его знаешь?

— В DGSE, наверное, не меньше ста Люков, — осторожно сказала Амелия. В конце концов, это могло быть просто совпадением. — Перед Ираком у меня были кое–какие дела с человеком, который более или менее похож на того, кого ты описываешь, но не будем делать преждевременных выводов.

— Дела? Какого рода дела? — Романтические или профессиональные, подумал Том.

Амелия быстро развеяла туман:

— Помнишь, в 2002–м и 2003–м мы довольно агрессивно атаковали французов в ООН? После того как Ширак решил отвернуться от Блэра и Буша? — Том подозревал, что такая операция имела место быть, но, поскольку она была сверхсекретной, он никогда не слышал, чтобы о ней говорили вслух. — Так вот, в то самое время я завербовала источник в Елисейском дворце.

— Лично ты?

— Лично я. Ее кодовое имя было Денёв.

Том был впечатлен, но не удивился. Как раз на таких путчах Амелия Левен сделала себе имя.

— И Люк об этом узнал? Такие у вас были дела? Амелия встала и прошлась от стены к стене, как покупательница в магазине обуви, которая примеряет туфли.

— Мы всегда подозревали, что Денёв ненадежна, — наконец выговорила она. — Но время работало против нас, и нам была нужна любая информация, которую можно было получить от людей Ширака. Когда началось вторжение в Ирак, наши контакты с Денёв быстро прекратились. Через несколько недель ее уволили. Если Люк, о котором ты говоришь, — это Люк Жаво, то он тот самый офицер DGSE, который обнаружил утечку информации от Денёв. Мы думаем, что она назвала меня как своего куратора, чтобы спасти свою шкуру. Жаво даже позвонил мне лично и предупредил, чтобы я не вздумала соваться к французам и вербовать агентов.

— Должно быть, интересный получился разговор.

— Скажем так, окончился он не слишком хорошо. Конечно, я все отрицала, но Жаво дал понять, что на Лондон открыт сезон охоты.

Том придвинулся ближе.

— Ты считаешь, есть вероятность, что это ответный шаг?

Смысл операции с Мало был не только в мести, и у Амелии хватало ума и опыта, чтобы это понимать. Нужны были более серьезные доказательства.

— Какие еще варианты? — спросила она.

— Африка, — предположил Том.

— Африка?

Он подумал об этом еще в Париже.

— «Арабская весна». Французам известно, что Амелия Левен выступает за дальнейшее распространение британского влияния на этот регион. Они знают, что к тебе прислушивается сам премьер–министр. Одно из двух: либо они хотят шантажировать тебя и заставить ослабить контроль над Ливией и Египтом, либо просто собираются разоблачить тебя, когда дело дойдет до проверки Франсуа. Париж считает Магриб своей грядкой. Они уже в значительной степени проиграли китайцам Французскую Западную Африку. Меньше всего на свете им нужна глава МИ-6, которая хочет расширить зону влияния.

Амелия задумчиво посмотрела на закрытую ставнями витрину по другую сторону улицы.

— Значит, они избавляются от меня, главой становится Джордж Траскотт, а Москва возвращается к тому раскладу, что был до 11 сентября.

— Именно. — Эта идея нравилась Тому все больше. — Никаких движений по отношению к Ливии, Египту и Алжиру. Никакой внятной стратегии насчет Индии и Китая. В Бразилии — два офицера и собака. Просто продолжаем целовать Вашингтон в задницу и сохраняем статус–кво времен холодной войны. Неудивительно, что операция началась, как только тебя назначили главой. Может быть, DGSE знают про Франсуа уже много лет, но они решили начать действовать только сейчас. Это кое о чем говорит. Это означает, что они понимали: Франсуа, если подойти к теме правильно, может послужить отличным оружием, чтобы тебя дискредитировать. Разоблачи его — и твоя карьера окончена.

— Моя карьера и так окончена, Том. Необыкновенно пораженческая позиция для Амелии, подумал Том.

— Не факт. — Одна из ламп истерически замигала. Том дотянулся до потолка и покрутил трубку, чтобы она погасла. — Об этом никто не знает. Никто, кроме меня.

Амелия бросила на него острый взгляд.

— Ты не сказал Маркуэнду?

— Он думает, что у тебя был секс–уик–энд. Что вы с Франсуа отправились в Тунис, чтобы потрахаться. Все так думают. Еще одна интрижка Амелии, ничего необычного.

Амелия поморщилась, и Том подумал, что зашел слишком далеко. Мужское лицемерие во всей красе. Она отпила глоток воды, и он понял, что прощен.

— У нас есть выход. — Уже не в первый раз ему пришло в голову, что, спасая карьеру Амелии, он спасает и свою. Их глаза встретились.

— Просвети меня.

Том передвинул какие–то предметы на столе.

— Мы последуем за DGSE. Мы выведем на чистую воду человека, который притворяется Мало. Назовем его Кукушка. Именно это он и есть — кукушонок в чужом гнезде. — Он допил воду и поставил стакан на стол. — Пригласи его провести выходные в твоем доме в Чок—Биссет. Только вы вдвоем, мать и сын. Мы соберем команду и проверим его насквозь — его телефоны, лэптоп, все. Мы выясним, кто стоит за операцией. И в конце концов он выведет нас туда, где прячут твоего сына.

— Ты правда веришь, что Франсуа еще жив? — спросила она.

— Конечно. Суди сама. Он для них как страховка. Даже в самом худшем случае, если все закончится провалом, он все равно будет у них в руках. Зачем убивать того, кто представляет такую ценность?