Диана Тиберж слушала «Frankie goes to Hollywood» на своем басистом крошечном плеере. Она обожала эту группу. Ее музыка в стиле постдиско была сплавом лучших идей разных направлений, в композиции присутствовал особый драйв.

«Frankie» создали крутые ливерпульские парни, настоящая уличная шпана. От них исходила особая энергия, они вопили, улюлюкали, выкрикивали смачные выражения, заводя зал. Самое пикантное заключалось в том, что группа была «голубой»: все эти вопли и непристойности словно слетали с уст потешных придворных дам Людовика XIII. Этим и объяснялась присущая музыкантам «Frankie» особая легкость и завораживающее изящество. А пятый участник группы не играл ни на одном инструменте. И почти не пел… Он просто танцевал, был «движущейся фигурой» на заднем плане, тряс плечами под кожаной курткой. Диану от всего этого охватывала дрожь: для нее «Frankie» была поистине волшебной группой.

Развеселая студенческая жизнь ограничивалась для Дианы общением с плеером. Она никуда не ходила, ни с кем не встречалась и не танцевала, тратя все свое время на штудирование трудов по этологии. Каждый вечер она возвращалась в свою однокомнатную квартиру в квартале Кардинал-Лемуан и читала Лоренца и фон Юкскюлля, поедая кушанья из «Макдоналдса».

Но в тот вечер Диана решила «выйти в люди».

Натали – стервочка с биофака, прибиравшая к рукам лучшие университетские «кадры», устраивала вечеринку: туда-то и отправилась Диана.

Пора было действовать. Теперь или никогда.

Для нее настал «момент истины».

Позже Диана часто вспоминала ту решающую ночь. Старинный дом из тесаного камня на бульваре Сен-Мишель, заглушавший шаги толстый ворс ковра на лестнице, громкую музыку где-то на верхних этажах. Она пыталась унять сердце, бившееся в такт басам, и судорожно сжимала ледяную бутылку шампанского. Высокая деревянная дверь только что с петель не слетала из-за буханья ударных. «Они ни за что меня не услышат», – подумала Диана, давя на кнопку звонка.

Но дверь распахнулась почти мгновенно, и волна музыки едва не сбила Диану с ног. Она сразу узнала голос Холли Джонсона, вокалиста «Frankie»: «Relax! Don’t do it!» – и восприняла это как доброе предзнаменование. Любимая группа поможет ей справиться. На пороге стояла брюнетка с костистым, ярко размалеванным лицом. Натали Лагоргонь собственной персоной.

– Диана? – прокричала она. – Здорово, что пришла…

Диана улыбалась в ответ на фальшивую радость хозяйки, а та оценивала: черный жилет на перламутровых пуговицах, длинные брюки из модного черного мольтона и широченное стеганое пальто, тоже черное.

– Пришла в пижаме и со своим одеялом? – съязвила Натали.

Диана пощупала черную тафту ее платья:

– Сегодня вечером у нас маскарад, так ведь?

Натали расхохоталась, взяла у гостьи бутылку шампанского и гаркнула, перекрикивая музыку:

– Входи. Шмотки можно бросить в дальней комнате.

Вечеринка была в разгаре. Диана сняла пальто и подошла к стойке с закусками – здесь тусовались те, кто не был знаком с остальными гостями. Она дала себе зарок не прикасаться к спиртному и во что бы то ни стало сохранить голову ясной, но, проскучав час в одиночестве, потягивала уже третий бокал и время от времени поглядывала на танцующих.

Все развивалось по законам жанра.

Диана не слишком часто «отрывалась», но хорошо знала ритуал вечеринок. В полночь начинался первый, «предварительный» этап. Девушки танцевали, порхали по комнате, кокетничали, встряхивали волосами и виляли бедрами, а парни держались в стороне, ограничиваясь взглядами исподтишка, короткими улыбками и шуточками для затравки…

К двум часам ночи возбуждение усиливалось. Музыка начинала звучать громче. Алкоголь побеждал робость, сметая все табу. Запретных желаний не оставалось. Самцы с воинственным кличем переходили в наступление, пикируя на добычу. И снова Frankie довела всех до исступления. И снова Two Tribes. Диана знала каждую ноту, каждую фиоритуру этой антивоенной песни-протеста, сыгранной музыкантами в бешеном, заводном темпе.

Она отдалась музыке и начала танцевать, стараясь, чтобы ей не оттоптали длинные, как у кузнечика, ноги. Краем глаза Диана ловила взгляды окружающих и не верила своим глазам. Она не только была ужасно застенчива, но и внушала робость окружающим. Ее красота, волнистая грива и большой для женщины рост обычно держали претендентов на расстоянии. Но в тот вечер все вышло иначе: несколько смельчаков заговорили с Дианой.

Ее тело растворялось в звуках, витало в такт мелодии, не касаясь танцующих. Какой-то тип схватил ее за руку, приглашая станцевать рок. На любой танцплощадке всегда находится кто-то, жаждущий выпендриться. Диана резко отпрянула. Нет. Она не танцует рок. Нет. Ее нельзя брать за руку. Никто не смеет ее трогать. Парень засмеялся и затерялся в толпе.

Диана на мгновение застыла, с ужасом глядя на свою руку, как будто чужое прикосновение обожгло ее. У нее закружилась голова, она сделала шаг назад и сползла вниз по стенке. Нащупала стоявший на полу бокал, залпом допила вино и замерла, сжимая в пальцах хрупкую ножку. Ее переполняла печаль. Жестокая правда снова напомнила о себе: она не переносит тактильного контакта. Ее нельзя приласкать, к ней даже нельзя прикоснуться. У нее фобия на чужое тело.

К трем утра выбор музыки стал более эзотерическим: Лори Андерсен запела «O Superman». Под эту странную, колдовскую колыбельную вступил в свои права час «последнего шанса». В полутьме комнаты под речитатив Лори раскачивалось несколько одиноких призраков. Неутомимые охотники. Отказывающиеся признать поражение бедняжки.

Диана смотрела на помятые лица, и ей казалось, что она очутилась на усеянном телами убитых и раненых поле битвы. Она взяла пальто, осторожно проскользнула мимо заставленной пустыми бутылками стойки. Мысленно Диана была уже на улице, воображая, как глотнет ледяного воздуха, протрезвеет и обдумает свое поражение.

В этот момент кто-то обнял ее за талию.

Она крутанулась на каблуках, напрягшись как струна, и прислонилась к буфетной стойке.

Ее взяли в кольцо трое сильно поддатых парней.

– Глядите-ка, ребята, тут есть чем поживиться…

Один из обидчиков снова протянул руки к Диане. Она уклонилась и вернулась к стойке. Скинула пальто, взяла бокал и сделала вид, что пьет, надеясь, что пьяные кретины отстанут, но кто-то засопел ей в затылок. Бокал разлетелся у Дианы в руке на осколки. Она заметила на одном из осколков след от губной помады и прикрыла его ладонью, чувствуя, как стекло рассекает кожу.

– Убирайтесь к черту…

Парни у нее за спиной гнусно захихикали:

– Ой-ой, посмотрите-ка на эту недотрогу…

Жгучие слезы потекли из-под роговой оправы ее очков. Диана отчетливо подумала: «Не делай этого». Но один из придурков начал издавать неприличные звуки прямо ей в ухо, бормоча что-то о «мохнатках», «щелках» и «сладких местечках». «Не делай этого», – вновь сказала себе Диана, снимая очки и закалывая волосы. Другой парень воспользовался моментом и сунул руки ей под жилет. Горячие пальцы коснулись сосков, он просюсюкал:

– Не дразни меня, цыпочка, а то…

Хруст ломающейся челюсти заглушил мелодию «Art Of Noise».

Парень отлетел к камину и разбил лицо о мраморный выступ. Диана провела удар локтем. Она успела подумать «НЕТ», но ее рука уже наносила другому обидчику удар по ребрам, именуемый «бычья челюсть». Кости хрустнули, парень рухнул на стойку с закусками, потянув за собой скатерть, зазвенели тарелки и бокалы.

Диана замерла: главное в технике Вин-Чун – расслабление и дыхание. Третий подонок испарился, и она вдруг осознала, что все на нее смотрят и ошарашенно перешептываются. Она надела очки, потрясенная не жестокостью сцены и не приключившимся скандалом, а собственным спокойствием.

Откуда-то справа донесся срывающийся голос Натали:

– Ты… ты… ты что, больная?

Диана медленно повернулась к темноволосой хозяйке дома:

– Мне очень жаль.

Она пошла к двери, обернулась и на пороге крикнула через плечо:

– Мне очень жаль!

Бульвар Сен-Мишель не обманул ожиданий Дианы.

Пустынный, ледяной и залитый светом.

Диана шла, глотая слезы: она чувствовала себя уязвленной, но и наконец свободной. Ей нужны были доказательства, и она их получила. Отныне и навсегда ее жизнь будет протекать вне круга, вдали от других людей. Она мысленно вернулась к тому, с чего все началось. К жестокому нападению, которое убило в ней главнейший и самый естественный инстинкт, превратив ее тело в неприступную крепость с прозрачными стенами.

Она вспомнила шелест ив и мерцавшие вдалеке фонари.

Как наяву ощутила во рту вкус травы, почувствовала на лице дыхание насильника.

Мозг отреагировал мгновенно: она как наяву увидела мысленным взором лицо матери. Она устало улыбнулась: на сегодня с нее довольно ненависти. Она дошла до площади Эдмона Ростана, миновала подсвеченный фонтан. Слева остался Люксембургский сад. Движимая неясным чувством, Диана подбежала к черной с золотом решетке и дотронулась подушечками пальцев до листьев.

Она чувствовала себя невероятно легкой, почти невесомой, словно навек воспарила над землей.

В этот день, 18 ноября 1989 года, Диана Тиберж навсегда похоронила себя как женщину.