Прелюдия
Звёзд не видно. Ни единой. Хотя взрослые утверждают, что они есть. Даже если сильно-сильно всматриваться — небо тёмное, в расплывчатых разводах разных оттенков серого. Но если очень крепко зажмуриться, а потом резко открыть глаза…
— Same amala oro kelena… Oro kelena dive kerena. Sa o roma, o daje…
Нянюшкина песня летит ввысь, к шпилям Собора, голос Ганны мягок, как пух под крылом птицы из отцовского кабинета, слова на непонятном языке завораживают, зовут вверх. На макушку ложится тёплая ладонь, треплет светлые пряди.
— Вам пора, месье Бойер, — негромко говорит Ганна.
— Веро ещё не вышла, — мальчик упрямится, капризно кривит губы.
— Мы вернёмся позже, нас привезёт месье Каро. Так велит обряд. Идите же, непоседа.
Мальчик бросает взгляд на окна Собора, мерцающие тёплым светом свечей, вздыхает и спускается по выщербленным широким ступеням. На ходу считает: одна ступенька, две, три… После седьмой сбивается. В шесть лет не зазорно забыть, что после семи идёт восемь. Он оборачивается, чтобы окликнуть Ганну, но нянюшка исчезает в дверях Собора.
— Подайте…
На пути ребёнка вырастает старый нищий в линялом рубище, протягивает руку. Мальчик испуганно отшатывается в сторону, чуть не падает, запнувшись о ступеньку Собора, и спешит к ожидающей его машине. Нищий провожает его блёклыми слезящимися глазами, осеняет крестным знамением.
Звонко стуча каблуками, мальчик подбегает к электромобилю и ныряет в салон. Плюхается на сиденье, елозит, устраиваясь поудобнее. Ему нравится, как скрипит искусственная кожа обивки.
— Ты мнёшь мне платье, — сурово замечает мать. — Веди себя прилично.
Мальчик отодвигается в угол, подальше от материнской юбки, от бесчисленных оборок, кружев и бантов. Он не выносит, когда она отчитывает его — всегда сухим, безжизненным тоном. Хочется думать о звёздах — там, выше Купола. И о том, какая красивая его сестра в подвенечном наряде.
— А когда мне можно будет вот так, как Веро? — он дёргает отца за расшитый рукав куртки.
— Когда подрастёшь, — тот улыбается — одними уголками рта.
— Ну когда?
— Лет в шестнадцать, — нервно отвечает мать. — Уймись.
— Изабель, — с укоризной окликает её супруг. — Всё ведь хорошо?
— Да-да. Просто расчувствовалась и разволновалась. Едем?
Месье Бойер включает мотор, электромобиль мягко трогается с места. Из темноты перед машиной возникает фигура — в накидке поверх униформы.
— Советник Бойер, подождите!
Шум двигателя стихает. Месье Бойер опускает боковое стекло:
— В чём дело?
— Срочное послание, — выдыхает гонец. Кладёт в руку Советника конверт — и растворяется в ночи.
Мальчик вскакивает с места, заглядывает через спинку переднего сиденья и отцовское плечо. С хрустом ломается сургучная печать на письме, шелестит серая шероховатая бумага. Мать в сердцах дёргает мальчика за пояс бархатных штанишек:
— Да сядь же на место!
В тот же момент кольцо, подаренное четырнадцатилетней Веронике Бойер к помолвке, падает с ладони девочки. Подпрыгивая, словно живое, оно катится по каменному полу Собора и, на мгновение задержавшись на краю, скрывается в глубокой расщелине. Вероника коротко ахает, меняется в лице.
Конверт в руках Советника Бойера отчётливо щёлкает и взрывается, залив салон электромобиля ослепительным светом.