Предисловие
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа
Я мучаюсь угрызениями совести оттого, что не делал никаких записей с подробностями рассказов об отцах, прославившихся своими добродетелями и живших в недавнее время, всего, что поведали мне благочестивые старцы, когда я был еще новоначальным монахом. Мне совестно также за то, что по своему нерадению я не сохранил — даже в памяти — все те необыкновенные события, которые происходили с этими святыми монахами и о которых они, ради моей духовной пользы, рассказывали мне с присущей им простотой.
Монахов того времени отличали великая вера и простота. Хотя большинство из них были малограмотны, благодаря своему смирению и подвижническому духу они непрестанно просвещались Духом Святым. В наше же время, когда познания столь умножились, логика, увы, подвинула веру с ее оснований, наполнив души людей вопросами и сомнениями. Следующим же шагом будет то, что мы лишимся чудес, потому что чудеса нужно переживать, а не объяснять логически.
Мирской дух, господствующий теперь среди людей, которые все свои старания направили на то, чтобы сделать свою жизнь как можно лучше, иметь больше удобств и меньше труда, как это ни прискорбно, повлиял также на большинство духовных людей, вслед за всеми устремившихся к тому, чтобы получить освящение, затрачивая при этом как можно меньше усилий, чего не может быть никогда, потому что «святые отдавали кровь и принимали дух». Поэтому, несмотря на всю радость, которую испытываешь от того, что сегодня наблюдается возвращение к святым отцам и монашеству, несмотря на все восхищение нашей замечательной молодежью, которая посвящает себя духовным идеалам, сожалеешь, видя, что этому доброму тесту недостает соответствующей духовной закваски, из-за чего оно плохо поднимается, и хлеб из него получается пресный.
Раньше, лет двадцать назад в уделе Божией Матери можно еще было отыскать простоту, и аромат этой простоты притягивал к себе множество благочестивых людей, которые собирали ее подобно пчелкам. Затем они передавали часть этого духовного богатства другим людям, чтобы те тоже получили для себя какую-то пользу. Куда бы ты ни пошел, всюду можно было услышать о чудесах и необычайных явлениях, о которых рассказывали с большой простотой, потому что отцы считали все это чем-то естественным.
Живя в такой благодатной духовной атмосфере, нельзя было допустить даже помысла сомнения в том, что слышал, потому что и сам ты мог увидеть нечто подобное. Но вместе с тем не приходил помысл и записать все эти чудесные события или хотя бы удержать их в памяти для последующих поколений, потому что, как тогда казалось, это святоотеческое состояние продлится еще долго. Откуда нам было знать, что уже через несколько лет большинство людей от многой образованности обезобразится, так как знания станут преподаваться в духе безбожия, и люди не будут просвещаться Духом Божиим, Который освящает и внешнюю образованность, и что неверие достигнет таких размеров, что чудеса будут считаться сказками древних времен? Конечно, когда врач — безбожник, тогда, сколько бы он ни обследовал какого-нибудь святого с помощью различных научных методов и технических средств (рентгеном и т.д.), ему никогда не удастся различить действия благодати Божией. Тогда как, если он и сам причастен святости, сможет увидеть свечение Божией благодати.
Чтобы нарисовать живую картину благодати и сделать для читателей более понятным святоотеческий дух, который господствовал еще несколько лет назад, я для примера приведу несколько случаев, которые произошли с простыми монахами того времени.
Когда я был еще новоначальным монахом и жил в Эсфигменском монастыре, благочестивый отец Дорофей рассказывал мне, что в монастырский приют приходил помогать старец, имевший такую простоту, что считал Вознесение, являющееся престольным праздником этой обители, одной из великих святых, как, например, святая Варвара. Поэтому, молясь по четкам, он читал и такую молитву: «Святая Божия, моли Бога о нас!» Однажды в приют пришел больной брат, однако в тот момент там не нашлось пищи, чтобы он смог ею подкрепиться. Тогда наш старчик быстренько сбежал по ступенькам вниз, спустился в подвал, просунул через окошко, выходившее на море, руки и попросил: «Святая моя Аналипсия, подай мне рыбку для брата!» И, о чудо! Большая рыбина вдруг выпрыгнула из воды прямо ему в руки. Он же как ни в чем не бывало взял ее и, радуясь, приготовил ее в утешение своему брату.
Тот же старец рассказал мне о другом монахе (которого, кажется, звали Пахомий), удалившемся ради более высокого подвига в Капсалу и достигшем там высокой меры преуспеяния духовного. Однажды монах из той же обители раздобыл где-то две рыбины и принялся их чистить, намереваясь затем отнести их этому пустыннику. Однако в это время одну рыбину у него внезапно выхватил ворон и понес ее отцу Пахомию в Капсалу, которая находится на расстоянии пяти с половиной часов ходьбы. Отец Пахомий получил от Бога извещение о посещении брата, и в тот момент, когда он думал, чем ему угостить гостя, ворон принес рыбину. Когда монастырский брат пришел к нему и узнал о том, что произошло, то тоже прославил Бога, Который и в наше время питает Своих людей с помощью ворона, как некогда пророка Илию.
Также в монастыре Кутлумуш несколько лет назад жил один старец, отец Харалампий, очень простой и очень усердный как в духовной жизни, так и в послушаниях, которых у него было, кажется, больше, чем у всех остальных, потому что в то время в монастыре оставалось мало монахов, да и те были старые. В числе прочего на нем была и библиотека. Однако затем у него пришлось забрать это послушание, потому что он никогда не запирал ее дверей. Он говорил: «Пусть люди читают книги». Ему даже в голову не приходило, что есть такие, которые могут украсть книгу. Он имел совершенную невинность и простоту. Помимо своих многочисленных послушаний, он также сажал деревья для будущих монахов, потому что верил, что монастырь Кутлумуш еще возродится. Руки у него неустанно работали на благо других, а ум и сердце духовно трудились в непрестанной молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». На службу он всегда приходил первым; при этом на его ответственности был один из клиросов. Пока канонарх канонаршил возле другого клироса, отец Харалампий быстро-быстро повторял молитву Иисусову, чтобы не прерывать своей непрестанной молитвы.
Так он и жил, неослабно подвизаясь в труде и молитве. Но вот однажды он заболел гриппом и слег в постель. Врач сказал отцам, чтобы они не отлучались от него, потому что он вот-вот умрет. Отец Харалампий, услышав это из-под своих одеял, ответил: «Что ты такое говоришь?! Я не умру, пока не придет Пасха и пока я не спою „Христос воскресе...“».
И действительно, прошло почти два месяца, пока не наступила Пасха. Тогда он спел «Христос воскресе...», причастился и упокоился. Этот ревностный и простой старец стал истинным чадом Божиим, и сам вместе с Господом назначил себе день смерти.
В Иверском скиту отец Николай из общины Маркианов рассказывал мне об одном монахе, который отличался такой же детской простотой. Однажды, когда в их каливе пересох колодец, он опустил в него на бечевке икону Святителя Николая со словами «Святителю отче Николае, если хочешь, чтобы я и дальше продолжал зажигать перед тобою лампадку, поднимись вместе с водой — ты же можешь это сделать. Видишь, сколько людей приходит к нам, а у нас для них нет студеной воды».
И, о чудо! Вода постепенно начала подниматься, а вместе с нею и икона Святителя, пока монах не смог взять ее в руки. После этого он с благоговением облобызал ее и отнес назад в храм. (Это произошло около пятидесяти лет назад.)
В том же скиту, немного выше той самой каливы, расположена келлия святых апостолов, в которой сейчас живут два монаха, братья по плоти. В этой общине некогда жил отец Пахомий. На его лице была явственно запечатлена святость. Он был и очень простым и совершенно неграмотным, но исполненным благодати. Когда он приходил на праздники в кириакон скита, никогда не садился в стасидию. Когда кто-нибудь спрашивал его: «Что сейчас читают за службой?» — он отвечал: «Псалтирь, Псалтирь читают отцы».
Для него все было Псалтирью. И петь он ничего не умел, кроме «Христос воскресе...», которое пел на Пасху. Тем не менее он был всегда готов исполнять волю других и не имел своей собственной воли.
Как бы кто сильно ни печалился, завидев отца Пахомия, тут же переставал скорбеть. Все его любили, даже змеи, которые его не боялись и не прятались от него. В окрестностях его каливы водилось множество змей, так как там вокруг было много воды. Два других монаха боялись змей, а отец Пахомий с улыбкой подходил к этим тварям, брал их в руки и выносил за ограду.
Однажды, когда он спешил в каливу Маркианов, то по пути нашел большую змею, которую обвязал вокруг талии, как пояс, чтобы сначала закончить свои дела, а затем вынести ее прочь. Отец Иаков, увидев его в таком виде, испугался, чему отец Пахомий очень удивился. Потом он говорил мне:
— И что они так боятся змей?! Мой отец Андрей боится даже скорпионов! А я скорпионов собираю в пригоршню и выношу их вон, за пределы каливы. Сейчас, когда руки у меня трясутся из-за паркинсона, больших змей я просто выволакиваю.
Я спросил у старца:
— Отец Пахомий, почему змеи тебя не кусают? На это он мне ответил:
— Где-то в каком-то месте Писания Иисус Христос говорит: «Если имеешь веру, то берешь руками змей и скорпионов, и они тебе не вредят» (Лк. 10:19).
Этот святой монах, отец Пахомий, упокоился 22 октября 1967 года, за год до кончины отца Тихона, о котором я поведу речь дальше, точно так же, как и о других преподобных отцах, которые с ревностью подвизались в уделе Божией Матери и стяжали с помощью своей Доброй Матери, Пречистой Девы, непорочность. Они — эти «десантники» нашей Церкви — стали воинами Христовыми, победили свои страсти, уничтожили врага — диавола и получили от Христа нетленные венцы.
Со многими из них я был знаком лично, и при этом близко; однако, увы, не подражал им, и теперь духовно нахожусь далеко от них. Поэтому я от всего сердца прошу всех, кто будет читать об их подвигах в жизни по Богу, подражать им, а также молиться обо мне, окаянном Паисии. Аминь.
