Раньше, до встречи с демоном в буфетной, Салли Холландер приготовила обед для Марты и Эдны и теперь хотела уйти. Еда стояла в холодильнике, ее требовалось только разогреть. Существо (или призрак, какая разница), которое она видела, могло бродить не только по квартире сестер Капп. Салли не удивилась бы, появись оно перед ней на краю земли, если бы она туда от него убежала. Тем не менее она полагала, что дома будет лучше. Располагая временем, чтобы обдумать случившееся, не слушая объяснений Эдны, одно безумнее другого, она, возможно, смогла бы в достаточной степени успокоиться, и ей хватило бы мужества наутро вновь приступить к работе.

Бейли Хокс предложил проводить ее до квартиры, в которой она жила, на задворках «Пендлтона», в северном крыле первого этажа. Квартира эта принадлежала сестрам Капп, и она за жилье не платила. Сестры хорошо о ней заботилась, и Салли представить себе не могла, что бы она без них делала. Вот почему ей требовалось прийти в себя, и она полагала, что уют и покой комнат, в которых жила, помогут ей в этом.

Салли не считала себя слабой. Ей доводилось попадать в более серьезные передряги, чем встреча с этой тварью в буфетной. Но предложение Бейли она приняла с облегчением и благодарностью.

В кабине лифта, спускающегося с третьего этажа, они не обменялись ни словом о ее экстраординарной встрече, но говорили о сестрах Капп, к которым питали самые теплые чувства. Практически одного возраста, она и Бейли сразу нашли общий язык, стали добрыми друзьями. Он ей нравился, и она полагала, что нравится ему.

Иногда она задавалась вопросом, а как будут они смотреться в паре, но не могла заставить себя сделать первый шаг. Робкой она себя не считала, хотя и признавала, что не пользуется особым успехом у мужчин. А поскольку Бейли связывали с сестрами Капп деловые отношения, Салли решила, что встречаться с ней он может счесть неприемлемым для себя.

Возможно, это и к лучшему. Романтика не принесла ей ничего хорошего, и она отлично обходилась без нее последние двадцать лет. Влюбляться — все равно что падать с обрыва, под которым нет воды, но много камней.

Однажды она побывала замужем. Ее муж, Винс, играл на гитаре в небольшом эстрадном ансамбле, который постоянно приглашали в ночные клубы и на закрытые вечеринки. Иногда Винс начинал пить в перерывах и продолжал наливаться любимым ядом после завершения выступления, и тогда появлялся дома, крепко набравшись. Он хотел секса, но, выпив слишком много, ничего не мог, и в раздражении обращался к тому, что называл «наилучшей альтернативой», оказавшейся физическим и эмоциональным насилием.

В первый раз он захватил ее врасплох. Схватил за волосы, дернул так сильно, что глаза заполнились слезами, принялся отвешивать оплеуху за оплеухой, навалился всем телом, прижав к стене с такой силой, что едва не сломал ей позвоночник. И при этом обзывал ее грязными словами, чтобы не только причинить боль, но и унизить. Все произошло так быстро и неожиданно, что она не смогла дать ему отпор.

Теперь ей не хотелось об этом вспоминать, но какое-то время она думала, что половина вины за тот эпизод лежит на ней. Трезвый Винс, нежный и любезный музыкант, вроде бы не имел недостатков, за исключением ревности, за которую часто извинялся, но пьяный Винс становился мистером Хайдом, накачанным стероидами, и не извинялся ни за что. Когда это случилось второй раз, она попыталась сопротивляться и выяснила, что он гораздо сильнее, чем она думала, а сопротивление только распалило его. Оплеухи превратились в удары, и он наслаждался, избивая ее. Когда закончил и она лежала вся в синяках и окровавленная у его ног, он сказал: «Жаль, что я не барабанщик, а то смог вы выбить зажигательные ритмы на твоей коже». И пообещал убить ее, если она от него уйдет.

В конце концов она ушла от Винса, развелась с ним и начала новую жизнь. Сестры Капп не только платили ей хорошее жалованье. На новой работе она чувствовала себя членом семьи. Салли потребовалось лишь несколько месяцев, чтобы глубокое отчаяние сменилось удовлетворенностью, а презрение к себе — самоуважением. Столь долгое путешествие она проделала за очень короткое время, и с той поры постоянно помнила, что жизнь может измениться к худшему так же быстро, как изменилась она к лучшему.

У квартиры, когда Салли повернула ключ в замке, Бейли спросил: «Может, тебе будет спокойнее, если я войду и осмотрю твои комнаты… чтобы убедиться, что все в порядке?»

Вопрос напомнил ей, как внимательно он слушал ее рассказ на кухне сестер Капп, ни разу не усомнился в ее словах, даже не улыбнулся. Только теперь она заметила, как он напряжен, словно подозревал, что и в таком безопасном доме они могли подвергнуться опасности и в коридоре, и на пороге ее квартиры, и в прихожей, куда они вошли вместе.

Ей вполне хватало ума, чтобы понять, что не ее история о демоне в буфетной целиком и полностью убедила храброго и уверенного в себе консультанта по инвестициям и бывшего морпеха, что они имеют дело со сверхъестественным. Он держался настороже, потому что с ним самим случилось что-то подобное, а ее история только подтвердила его догадки.

— Спасибо, Бейли. Я буду тебе очень признательна. Я еще… немного боюсь.

В квартире он взял инициативу на себя. Оставаясь рядом с ней, вел ее из комнаты в комнату, не так, как сделала бы она, а как считал нужным, возможно, основываясь на навыках, полученных во время боевых действий. Он вроде бы не верил, что по ходу осмотра квартиры они могут натолкнуться на что-то опасное, изображал дружелюбного соседа, которого больше волнует ее спокойствие, а не настоящее зло, с которым они могут оказаться лицом к лицу, но Салли чувствовала, что к этому обыску он подходит со всей серьезностью.

Включал не только потолочные люстры, но лампу за лампой, а когда они не нашли незваного гостя и в последней комнате, сказал: «Оставь все лампы включенными, пока твои нервы окончательно не успокоятся и ты не расслабишься. Я бы на твоем месте оставил. Это естественно».

Уже в прихожей, когда Бейли взялся за ручку входной двери, Салли спросила: «Что ты видел?»

Он посмотрел на нее так, будто собирался сказать, что не понимает вопроса, но тут же выражение его лица изменилось.

— Не то, что ты. Но что-то… странное. Я все еще думаю об этом, пытаюсь понять. Послушай, ты действительно уверена, что хочешь остаться здесь одна? Марта и Эдна будут рады, если ты проведешь ночь в их спальне для гостей.

— Я знаю, что ты прав. Но я прожила в этой квартире почти двадцать лет. Если я не буду чувствовать себя в безопасности здесь, то уж в любом другом месте — тем более. Здесь все мои вещи, лучшие воспоминания. Сейчас мне надо ощутить, что все как должно быть… нормально, обычно. Мне сейчас хорошо. Все наладится.

Он кивнул.

— Ладно. Если что-нибудь понадобится, позвони мне. Я сразу приду.

Она едва не попросила его побыть с ней какое-то время. Однако, оставшись наедине с Бейли, она, возможно, не сумела бы скрыть, что ее влечет к нему. Может, и не захотела бы скрывать. Все эти годы она не чувствовала себя одинокой, но иногда хотелось нежности. Если бы он заметил ее интерес и не отреагировал, она бы огорчилась, почувствовала обиду. С другой стороны, если бы отреагировал, она не знала, способна ли на что-либо, кроме дружбы. До замужества у нее было лишь несколько романтических увлечений, а покинув Винса, Салли боялась любой перспективы физической близости, потому что всегда существовал шанс, пусть и минимальный, что эта близость перерастет в физическое насилие.

Поблагодарив Бейли за его доброту, Салли закрыла дверь, заперла на оба засова. Теперь она была дома, в своем гнездышке, гнездышке на одну, и радовалась, что наконец-то попала домой, где ее окружали дорогие сердцу вещи и не ждал мужчина, который обещал заботиться о ней, но нарушил данный им обет.

Ей требовалось прийти в себя, и что могло быть более успокаивающим, чем приготовление вкусного десерта. На кухне, решив, что испечет шоколадный торт «Баттенберг», обсыпанный белым марципаном, она подошла к раковине, чтобы вымыть руки. И едва Салли включила воду, на нее напали сзади, схватили за волосы, потом за левую руку, грубо развернули лицом к нападавшему. Когда разворачивали, она успела подумать: «Винс», — предположив, что тот нашел ее после стольких лет. Но увидела демона из буфетной: почти человеческая безволосая голова, кожа свинцового цвета, ужасные серые глаза с черными радужками, напоминающими бездонные колодцы, сила огромная, больше, чем у мужчины, но почему-то демон показался ей бесполым. Его пепельные губы разошлись, обнажив острые серые зубы, и, зашипев, он быстро, как змея, нагнулся к ней и укусил Салли в шею, прежде чем с ее губ успел сорваться крик.

Укус мгновенно парализовал Салли, холод растекся по телу, конечности потеряли чувствительность. Лицо внезапно застыло, словно скованное гипсом посмертной маски, голосовые связки окаменели, она не могла не только кричать, но и шептать. Обоняние и слух остались при ней, она все видела, шевелила языком, дышала, сердце колотилось, но, если бы существо не держало ее, упала бы на пол и осталась лежать тряпичной куклой.

Салли охватил такой дикий ужас, что, возможно, он тоже парализовал бы ее, если бы этого не сделал укус. Последние двадцать лет одиноких ночей прошли для нее мирно и спокойно. И только теперь Салли Холландер сокрушило отчаянное одиночество, она поняла, какая пропасть лежит под жизнью и угрожает в любой момент широко раскрыться и поглотить всех и каждого. Мгновенная смерть пугала ее гораздо меньше, чем жизнь под нависшей угрозой, жизнь, в которой она сделала гораздо меньше, чем хотела, жизнь, которая могла оборваться без свидетелей, в руках существа с глазами, полными пустоты.

Язык высунулся между ее заостренными зубами, не человеческий, но и не змеиный, как Салли ожидала. Серый и блестящий, трубчатый, полый, напоминающий кусок гибкого резинового шланга диаметром с дюйм, он поболтался перед ней, потом убрался в рот демона, словно и не язык вовсе, а живое существо, которое жило во рту этого страшилища.

Ростом как минимум в шесть с половиной футов, демон, держа Салли в сильных руках, наклонился к ней, приблизил свое лицо к ее, словно решил сожрать живьем. Салли осознала, что рот у нее разинут, но не могла ни закрыть его, ни закричать. Ее охватило отвращение, когда раскрытый рот монстра приблизился к ее рту, но не для того, чтобы поцеловать, а чтобы высосать из нее весь воздух.

Ее охватило жуткое отвращение, когда трубчатый язык демона прошелся по ее языку, она чуть не сошла с ума, когда невероятно длинный язык скользнул ей в горло, где что-то холодное, густое и мерзкое брызнуло из него, лишив ее возможности сглотнуть.