Глава 19

На самом роскошном лугу в юго-восточном квадранте «Уголка Гармонии», лицом к лицу с Донни, механиком, который по ночам кормит опоссумов Уолли и Ванду, я решаю, убить или умереть. У меня есть пистолет, у него – револьвер, и мы стоим рядом – промахнуться невозможно.

Мысль о голодных опоссумах, ждущих еду, которая никогда не появится, со временем впадающих в отчаяние, мысль о Дениз, жене Донни, работающей поваром, ставшей вдовой благодаря мне, парне-поваре, а также другие рассуждения заставляют меня заколебаться на решающие пару секунд, которые должны были означать для меня смерть. Из-за того, что его лицо кажется перекошенным яростью, из-за того, что он говорит: «Гарри Поттер, Лекс Лютор, Фидель Кастро – кем бы ты ни был, ты умрёшь здесь» – я уверен, что им овладел Хискотт, и я чуть не пробиваю в нём большую дырку. Но выражение его лица не так-то просто истолковать из-за ужасного шрама, и во время моего колебания он говорит с некоторым отчаянием:

– Беги. Убирайся из «Уголка» туда, где он не сможет тебя достать. Это не твоя битва. Ради Бога, беги!

Несмотря на то, что он не кто иной, как Донни, он в любой момент может попасть под управление Хискотта и открыть огонь без предупреждения. Я решаю не терять время, пускаясь в философскую дискуссию о добродетели быть в ответе за братьев и сестёр.

Одним рукавом я вытираю нос, который сопливит от цветочного запаха лосьона после бритья Бермудного Парня, который придал внутренностям его внедорожника атмосферу лаборатории безумного парфюмера.

С такой же настойчивостью, как и Донни, я утверждаю:

– Это моя битва. Джоли сегодня умрёт, если я не буду сражаться. Только я могу подобраться к нему так, чтобы он не узнал.

Мысль о Джоли, погибающей таким же зверским способом, каким был убит Макси, так сильно поражает его, что его однажды разодранное лицо, кажется, почти распадается вдоль грубо зашитого шрама.

– Но он приказал нам искать тебя. И он перемещается между нами, читая память. Я не могу скрыть то, что видел тебя, и где.

С опозданием он осознаёт, насколько опасно для меня, если он будет держать свой револьвер. Взяв оружие за ствол, он суёт его мне, и я беру его с облегчением.

– Послушайте, Донни, сэр, вы единственный, кто должен убраться из «Уголка», за зону его действия. Если он обнаружит, где я, через вас, то пошлёт команду оставшимся членам семьи окружить меня.

С мучением на лице он противится моему совету.

– Нет-нет-нет. Нет, он будет их пытать, когда обнаружит, что я убежал из-под его влияния. У него нет жалости. Он не знает, что такое жалость. Он заставит их пытать и поубивать друг друга.

– У него не будет времени. В первую очередь он будет искать меня. Затем я окажусь в том доме с ним.

– Не думай, что только из-за того, что он не может тебя контролировать, ты сможешь справиться с этим ублюдком. Ты не сможешь с ним справиться.

– У меня есть ещё преимущества, о которых вы не знаете.

– Какие преимущества?

Я резко вдыхаю, чтобы прочистить нос, и этот вдох производит звучное фырканье.

– Нет времени рассказывать. Пожалуйста, сэр, убирайтесь к чёрту из «Уголка Гармонии». Окружная дорога прямо там, за изгородью. Вы можете скрыться за две минуты. Меньше. Бегите, пока не почувствуете себя в безопасности. Вперёд!

Пять лет гнёта и его собственное неудачное сопротивление лишили его почти всего, кроме, возможно, очень слабой искорки надежды. От отчаянья у него не осталось энергии ни на противодействие, ни на побег.

Я поднимаю револьвер, который он передал мне, и даю ему возможность посмотреть на дуло, чтобы подумать о возможной пуле.

– Сэр, мне нужен этот внедорожник, и мне нужно больше времени, в течение которого Хискотт не будет знать, где я нахожусь. Или вы бежите из зоны его влияния так быстро, как можете, или я пристрелю вас сейчас. Я имею в виду, прямо сейчас.

Мгновение я думаю, что мне придётся сделать Дениз вдовой, но затем Донни поворачивается и несётся стрелой через высокую траву, как, должно быть, бежал бы демон, сверкая пятками.

Когда я наблюдаю за ним, чтобы убедиться, что он не обернётся обратно ко мне под воздействием какого-нибудь пришельца, то могу легко себе представить, как его призрачная надежда раздавливается под весом незаслуженного стыда. Его неудача в попытке одержать победу над чем-то более сильным, чем он сам, а также шрам, напоминающий о неудаче – не причина для стыда; вина заслуженна только тогда, когда попытка противостояния злу вообще не совершалась.

Человеческое сердце всё ещё приходит в уныние от совершенно безрассудного самобичевания, потому что даже когда мы бросаем вызов титанам, мы слишком часто путаем неудачу и ошибку, что очень хорошо известно мне. Единственный способ уйти от этого гнетущего отчаянья – придать унижению форму смирения, всегда стремиться к триумфу через тьму, никогда не забывая, что честь и красота – больше в стремлении, чем в победе. И хотя триумф, всё же, приходит, наши усилия сами по себе не смогли бы привести к победе без той добродетели, которая превосходит всё постижимое и наполнит, если мы ей позволим, наши жизни смыслом.

Познавая эту простую правду, я добрался из Пико Мундо, из самого плохого дня в моей жизни, из потери, которая была хуже, чем потеря собственной жизни, через множество проблем и сует в этот живописный оазис на побережье. В процессе этого тёмного пути досада и вина от моей неудачи значительно уменьшились, а надежда забрезжила так, как никогда раньше.

Наблюдая, как Донни карабкается через изгородь и спешит на юг по окружной дороге, как он убегает из-под влияния Хискотта, я бы не пожелал ничего большего, чем узнать когда-нибудь, что у него случилось такое же путешествие души, какое было у меня.

Из моих ноздрей течёт, и мой нос заложен. Впервые за долгое время я обнаружил сложности с оценкой себя как человека действия и защитника невинных.

Сразу после того как механик исчез в дорожной глади, я учуял запах дыма. Хаос, который я спровоцировал, должно быть, неплохо распространился. Мне необходимо разведать обстановку.

Если я буду дальше удаляться от леса, то меня будет проще заметить, потому что моя тёмно-синяя толстовка и джинсы сильно контрастируют с окружающей меня осветлённой солнцем травой. Если меня заметят с большого расстояния, то могут и не опознать, но я не могу давать ни единого шанса.

Низко пригибаясь к земле, с револьвером 38-го калибра в одной руке и пистолетом в другой я быстро бегу через высокую траву, как сигнал тревоги для змей – такой уж сегодня день. Когда я бегу, насекомые взлетают, покидая траву и другие растения, бьющие меня по лицу, напоминая раздвоенные и щекочущие змеиные языки, и я тщательно слежу за тем, чтобы не наступить в кучку оленьих какашек.

Луг начинает подниматься, и я попадаю в место, с которого могу видеть нисходящие холмы «Уголка Гармонии» и море за ними. Я ложусь и поднимаю голову ровно настолько, чтобы осмотреть семь викторианских домов, расположенных несколькими сотнями ярдов ниже к западу и немного дальше к югу от моей позиции. Если несколько караульных размещены вокруг самого верхнего из этих домов, где находится логово доктора Хискотта, они хорошо замаскированы.

Примерно тремя сотнями ярдов к северу лежит разваленный большой грузовик, отсоединившийся тягач на боку под крупноплодным кипарисом. В конце концов, и до тягача, и до дерева добирается огонь, и языки пламени взметаются вверх через ветки, ветер формирует из них элегантные формы, напоминающие линии японской каллиграфии, и они развеваются далеко на юго-восток. Что бы ветер со временем ни написал, огонь быстро пропадает и рассеивается в виде маслянистого чёрного дыма.

Люди спустились к тем холмам, не иначе, в поисках водителя грузовика, но с такого расстояния невозможно увидеть, кто из них из семьи Хармони, под господством Хискотта, а кто клиент закусочной. Также я не могу их точно сосчитать. Они отсюда кажутся маленькими фигурками.

Больший очаг возгорания находится ближе, чем тот, который охватил кипарис. Упавший бак с пропаном, через вентиль которого струится пламя, должно быть, смотрится как огнемёт в руках неистового полтергейста. Линия огня прочертила синусоидальный путь, увеличив по его ходу яркость, как будто возбуждённый дракон, извивается по склону одного холма и взбирается на другой.

Интенсивность этого очага намного больше, чем я ожидал. Очевидно, долгое время здесь не было пожаров, и трава, росшая в предыдущие годы, отмерла и спрессовалась в плотный сухой дёрн, агрессивно пылающий, так что кормящая эту бурю трава выросла не за один год. Дым, поднимающийся от пожарища, светло-серого цвета, почти белый, обретая тревожащие масштабы, быстро формирует в этом неподвижном воздухе высокие колонны, которые, кажется, поддерживают небо.

Несмотря на то, что я больше не пироманьяк после операции на мозге, я не могу помочь, но получаю некоторое удовольствие от этой сцены. Кроме того, для отвлечения Хискотта и его армии рабов, мне требуется создать хотя бы немного дыма на уровне земли, чтобы скрыть своё приближение к нужному мне дому. Большая часть белой массы взмывается прямо вверх от горящего дёрна; тем не менее, тонкий слой дымки ползёт по склону. Скоро я должен получить те условия, которые требуются.

Для неосведомлённого наблюдателя моя усмешка может показаться безнравственной. Я поздравляю себя вслух – «Хорошая работа, хвастунишка» – и вытираю свой текущий нос о рукав толстовки, как будто я немытый пират, готовящийся разграбить и разрушить прибрежное поселение. Иногда я удивляюсь, до каких криминальных пучин могу опуститься, если когда-нибудь перейду на тёмную сторону.

Автоцистерна, вполовину короче восемнадцатиколёсника, появляется на асфальтобетонной узкой дороге, связывающей торговые предприятия и дома, расположенные ниже. На белой цистерне красным цветом написаны два слова – «УГОЛОК ГАРМОНИИ» – и я могу только предполагать, что это часть противопожарного снаряжения, находящегося в боеготовности, разумная мера предосторожности для той части Калифорнии, где в немногочисленные сезоны дождей бывают лишь редкие мелкие дождики и где землю периодически покрывают пожары.

Со стороны домов выезжает удлинённый «Додж»-пикап с шестью людьми из клана Хармони, сидящие в багажном отделении. Грузовик – отменный красавец, высоко сидящий на больших шинах, и к нему прикреплён V-образный плуг, сейчас поднятый. Он останавливается на середине дороги между домами и огнём.

Парни в багажнике пикапа, вооружённые лопатами и тяпками, спрыгивают и располагаются вдоль обочины дороги. Водитель отъезжает от мостовой, опускает большое V-образное лезвие и едет в поле, вспахивая преграду от пожара по направлению к морю. Люди тут же следуют за грузовиком, отбрасывая в стороны взрыхлённую траву, выкапывая все глыбы, с которыми не справился плуг, создавая линию из обнажённой земли шириной шесть или восемь футов.

Так как ветра, распространяющего огонь, нет, он может расползаться достаточно медленно для того, чтобы грузовик смог проделать обратный путь от берега до дороги, создав барьер шириной двенадцать или шестнадцать футов. При таком затишье пламя не сможет перепрыгнуть такую широкую просеку.

Выше по дороге останавливается автоцистерна. Мужчина, прицепившийся к ней сзади, спрыгивает, а две женщины выходят из кабины. Появившаяся бригада из трёх человек – весьма практичный план, и я могу только догадываться, что грузовик оснащён насосом и пожарным рукавом, который будет направлять гасящую струю воды далеко внутрь луга.

Одна из проблем в составлении плана по ходу его выполнения – мой modus operandi – то, что иногда ты ловишь себя на мысли, что противопоставляешь себя людям, имеющим хорошо обдуманный план, и являющимися специалистами по его исполнению.

Я отмечаю, несмотря на то, что события оборачиваются против меня, всегда есть вероятность, что они дадут мне подсказку ещё раз, что увеличит мои шансы.

Затем я чихаю. Аромат лосьона после бритья Бермудного Парня задерживается в пазухах, как вонь скунса, сухая трава, в которой я лежу, пахнет пылью и сеном, и, хотя слой дыма на уровне земли слишком тонкий, чтобы его учуять, он достаточно едкий, чтобы жечь мои ноздри, как запах перца хабанеро. Неудержимые сопли превращают меня в пародию на красноглазого аллергика из телевизионной рекламы антигистамина. Я уверен, что меня не услышат с любого значительного расстояния, но кладу оружие на землю и закрываю лицо руками, заглушая звук, радуясь тому, что это исключительно сухие сопли.

Если бы я был Бэтменом, мой плащ уже был бы в огне.

Неожиданно появляется лёгкий ветерок. Трава вокруг меня дрожит и волнуется к югу и востоку. А бриз становится сильнее. Говорят, огонь может возникнуть в природе от одного лишь ветра, но я думаю, что для этого должна быть та ещё гроза с молниями.

К моему удивлению, отвлёкшись на мгновение от насморка, я замечаю, что невидимый ветер даёт свой эффект, когда проносится через «Уголок Гармонии» с северо-запада, с моря, через холмистые луга. Языки пламени с большей жадностью пожирают траву и становятся выше, срывают горящую кору с крупноплодного кипариса, и она, поражённая огнём, перелетает по воздуху над головами тех, кто борется с огнём, заражая траву, которая находится за ними. Новый дым не взмывается вертикально, вместо этого поднимается под низким углом, и мягко перемещается, клубясь, в сторону автоцистерны, в сторону команды, создающей барьер для огня.

Я добиваюсь такого хаоса, какой мне нужен. Проблема в том, что включить хаос можно, но выключение контролирует сам хаос.