Глава 28
По мере приближения ленча активность на кухне нарастала. Теперь уже пели не две монахини, а четыре, и не на испанском, а на английском.
Все десять пирогов покрывала шоколадная глазурь. Выглядели они потрясающе аппетитными.
Закончив смешивать большую миску ярко-оранжевого апельсинового масляного крема, Родион Романович наполнил им большой кулинарный шприц и разукрашивал первый пирог.
Когда я возник рядом с ним, он не поднял головы, но сказал:
— А вот и вы, мистер Томас. И, как я вижу, надели лыжные ботинки.
— В носках я ходил так тихо, что пугал сестер.
— Вы уходили, чтобы поиграть на цимбалах?
— Цимбалы — пройденный этап. Сейчас меня больше интересует саксофон. Сэр, вы бывали на могиле Джона Диллинджера?
— Как вы, очевидно, знаете, он похоронен на кладбище Краутон-Хилл. Я видел могилу преступника, но на кладбище приходил, чтобы засвидетельствовать мое почтение покойному писателю Буту Таркингтону.
— Бут Таркингтон удостоен Нобелевской премии, — ввернул я.
— Нет, мистер Томас. Бут Таркингтон удостаивался Пулитцеровской премии.
— Как я понимаю, вы должны это знать, будучи библиотекарем Библиотеки штата Индиана, расположенной в доме сто сорок по Северной Сенатской авеню, где хранятся тридцать четыре тысячи наименований книг как об Индиане, так и написанных писателями из Индианы.
— Больше тридцати четырех тысяч, — поправил меня Романович. — Мы гордимся этим числом, и нам не нравится, когда его уменьшают. Возможно, в следующем году у нас будет уже тридцать пять тысяч наименований книг об Индиане и написанных писателями из Индианы.
— Bay. Это будет повод для праздника.
— Я наверняка испеку не один пирог.
Разговаривая со мной, он продолжал украшать пирог витиеватым рисунком, и рука его ни разу не дрогнула.
Если бы он уж очень не напоминал хамелеона, сидящего на ветке дерева в ожидании, когда подлетит бабочка, и цветом замаскировавшегося под эту ветку, я, возможно, начал бы сомневаться в том, что он — потенциальный злодей.
— Раз уж вы — верзила, у вас должен быть опыт езды по снегу.
— Да, мне частенько приходилось иметь дело со снегом, и в приютившей меня Индиане, и на моей родине — в России.
— У нас в гараже два вездехода, каждый оснащен плугом-снегоочистителем. Нам нужно отогнать их в аббатство и привезти сюда несколько братьев.
— Вы просите меня сесть за руль одного из вездеходов, мистер Томас?
— Да, сэр. Если вы сядете, я буду вам очень признателен. Мне не придется ездить в аббатство дважды.
— А для чего братьям ехать в школу?
— Для того, чтобы помочь сестрам в случае, если из-за бурана прекратится подача электроэнергии.
Он нарисовал миниатюрную розу, закончив украшение одного из углов пирога.
— Разве у них нет аварийного электрогенератора?
— Да, сэр, разумеется, есть. Но мощность его недостаточна. Где-то придется отключить освещение, где-то обогрев, перейти на камины. И сестра Анжела хочет, чтобы поломка генератора не застала ее врасплох.
— Неужели бывало, что аварийный генератор выходил из строя одновременно с обрывом проводов?
— Не знаю, сэр. Я так не думаю. Но по собственному опыту знаю, что монахини предпочитают подстраховываться на все случаи жизни.
— Я не сомневаюсь, мистер Томас, что если бы монахини проектировали и обслуживали атомную станцию в Чернобыле, мы бы обошлись без ядерной катастрофы.
Интересный поворот.
— Вы из Чернобыля, сэр?
— У меня есть третий глаз и второй нос?
— Не вижу, сэр, но большая часть вашего тела скрыта под одеждой.
— Если мы когда-нибудь окажемся на одном пляже, мистер Томас, вам представится возможность увидеть скрытое сейчас. Я могу украсить эти пироги или мы должны спешить?
Брату Костяшки и остальным требовалось как минимум сорок пять минут, чтобы собрать все необходимое для поездки.
— Доведите дело до конца, — ответил я. — Пироги выглядят потрясающе. Как насчет того, чтобы встретиться со мной в гараже в двенадцать двадцать пять?
— Можете рассчитывать на меня. К тому времени я закончу с пирогами.
— Благодарю вас, сэр, — я уже двинулся к двери, потом вновь повернулся к нему. — Вы знаете, что Коул Портер был верзилой?
— Да. А также Джеймс Дин, Дэвид Леттерман, Курт Воннегут и Уэнделл Уилки.
— Коул Портер, вероятно, величайший песенник двадцатого столетия, сэр.
— Да, согласен с вами.
— «Ночь и день», «Все уходит», «В тишине ночи», «Я выбью это из тебя», «Ты — лучший». Он написал и гимн штата Индиана.
— Гимн нашего штата — «На берегах Уобаша, далеко-далеко», — уточнил Романович, — и если бы Коул Портер услышал, что вы приписываете ему эту песню, то, несомненно, поднялся бы из могилы, нашел вас и жестоко отомстил.
— Да? Наверное, меня неправильно информировали.
Он на секунду оторвался от пирога, чтобы бросить на меня ироничный взгляд, впрочем, достаточно тяжелый, чтобы придавить к земле перышко, подхваченное ветром.
— Я сомневаюсь, что вы когда-либо пользовались неправильной информацией, мистер Томас.
— Нет, сэр, вы ошибаетесь. Я первым признаю, что ни о чем ничего не знаю… хотя вот об Индиане всегда старался узнать побольше.
— И в какой момент этого утра вы заболели верзиломанией?
Да, он, похоже, видел людей насквозь.
— Не в это утро, сэр, — солгал я. — Всю мою жизнь, насколько себя помню.
— Может, вы были верзилой в прошлой жизни.
— Может, я — Джеймс Дин.
— Я уверен, что вы — не Джеймс Дин.
— Почему вы так говорите, сэр?
— Стремление показать, что он достоин обожания, и грубость, которые демонстрировал мистер Дин, не могли полностью исчезнуть в его следующей инкарнации.
Я обдумал его слова.
— Сэр, я не имею ничего против мистера Дина, но вашу последнюю фразу могу истолковать только как комплимент.
— Вы же похвалили мои пироги, — пробурчал Романович. — Теперь мы квиты.
