Глава 61
А вот и главная загадка: как я добрался от ворот с опускной решеткой в ливневом тоннеле к двери на кухню кафе «Синяя луна»? Об этом путешествии у меня не сохранилось никаких воспоминаний.
Я уверен, что умер. Визиты к Оззи, Тэрри, Портерам на их кухню — не фрагменты сна.
Позже, когда я поделился с ними своей историей и рассказал, что они делали в тот самый момент, когда я заглядывал к ним, все они подтвердили, что так оно и было.
Билл Буртон говорит, что я появился у черного хода его кафе, едва держась на ногах, и попросил позвонить чифу Портеру. К тому времени дождь уже прекратился, а я был такой грязный, что он поставил мне стул на улице и принес бутылку пива, без которой, по его разумению, я обойтись не мог.
Я этого тоже не помню. Мои воспоминания начинаются со следующего: я сижу на стуле, пью «Хайнекен», а Билл осматривает рану у меня на груди.
— Неглубокая, — сказал он. — Практически царапина. Кровотечение прекратилось само по себе.
— Он умирал, когда ударил меня, — ответил я. — Сил для удара у него уже не оставалось.
Может, то была правда. А может, мне самому требовалось именно такое объяснение.
Вскоре в переулок въехала патрульная машина полицейского участка Пико-Мундо с выключенными сиреной и мигалками, припарковалась у кафе.
Чиф Портер и Карла вышли из кабины, поспешили ко мне.
— Извините, что помешал вам доесть спагетти, — сказал я.
Они удивленно переглянулись.
— Одди, — сказала Карла, — у тебя надорвано ухо. И футболка залита кровью. Уайат, ему нужна «Скорая».
— Я в порядке, — заверил я ее. — Я умер, но кто-то не захотел этого, вот я и вернулся.
— Сколько бутылок пива он уже выпил? — спросил Уайат Билла Буртона.
— Это первая, — ответил тот.
— Уайат, ему нужна «Скорая», — повторила Карла.
— Мне — нет, — покачал я головой. — Но Дэнни в плохой форме, и нам понадобится пара санитаров, чтобы снести его вниз по всем этим ступеням.
Пока Карла принесла из кафе второй стул, поставила рядом с моим, села, начала охать и ахать, Уайат воспользовался установленной в машине рацией и вызвал «Скорую».
Когда он вернулся, я спросил:
— Сэр, вы знаете, что не так с человечеством?
— Много чего, — ответил он.
— Величайший дар, который нам дали, — свободная воля, а мы так неправильно его используем.
— Не стоит тебе сейчас об этом волноваться, — заметила Карла.
— Вы знаете, что не так с природой, — спросил я ее, — все эти ядовитые растения, хищные животные, землетрясения, потопы?
— Ну что ты так расстраиваешься, дорогой.
— Когда мы завидуем, когда мы убиваем за то, чему завидуем, мы падаем. А когда мы падаем, мы ломаем все сооружение, природу.
Подошел кухонный рабочий, которого я знал, он подрабатывал и в «Гриле», Мануэль Нунес. Принес бутылку пива.
Беря бутылку, я спросил:
— Мануэль, как поживаешь?
— Похоже, лучше, чем ты.
— Я какое-то время был мертвым, вот и все. Мануэль, ты знаешь, что не так с космическим временем, которое, как нам всем известно, крадет у нас все?
— Ты про «весной вперед, осенью назад»? — переспросил Мануэль, думая, что я говорю о переводе часов.
— Когда мы падаем и разбиваемся, мы разбиваем и природу, — ответил я, — а когда мы разбиваем природу, мы разбиваем время.
— Это из «Стар трека»? — спросил Мануэль.
— Вероятно. Но это правда.
— Мне нравился этот сериал. Помогал мне учить английский.
— Ты хорошо говоришь, — заверил я его.
— Одно время я даже говорил с шотландским акцентом, потому что представлял себя Скотти, — признался Мануэль.
— Когда-то не было ни хищников, ни дичи. Только гармония. Не было землетрясений, гроз, все находилось в равновесии. В самом начале время было одно… ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, ни смерти. Мы все сломали.
Чиф Портер попытался взять у меня бутылку пива.
Я сам протянул ее ему.
— Сэр, вы знаете, что больше всего ужасает?
— Налоги, — вставил Билл Буртон.
— Есть кое-что и похуже, — возразил я ему.
— Бензин стоит слишком дорого, и низких процентов по закладной уже нет, — вздохнул Мануэль.
— Что ужасает больше всего… этот мир нам подарили, а мы его сломали, и часть договора такова: если мы хотим, чтобы все было хорошо, мы должны все исправить сами. Мы стараемся, но не можем.
Я заплакал. Слезы удивили меня. Я-то думал, что еще долго не смогу плакать.
Мануэль положил руку мне на плечо.
— Может, мы сумеем все исправить, Одд. Понимаешь? Может, и сумеем.
Я покачал головой.
— Нет. Мы сами сломаны. А сломанная вещь не может исправить себя.
— Как знать, вдруг и может, — Карла положила руку на второе мое плечо.
Я сидел, превратившись в кран. Сплошные сопли и слезы. Мне было стыдно, но я никак не мог взять себя в руки.
— Сынок, — подал голос чиф Портер, — ты это должен делать не один, знаешь ли.
— Знаю.
— Так что сломанный мир лежит не на одних твоих плечах.
— К счастью для мира.
Чиф присел рядом со мной на корточки.
— Я такого сказать не могу. Совершенно не могу.
— Я тоже, — поддержала мужа Карла.
— Я совершенно расклеился, — извинился я.
— Я тоже, — призналась Карла.
— Я бы выпил пива, — сказал Мануэль.
— Ты на работе, — напомнил ему Билл Буртон. И тут же добавил: — Принеси бутылку и мне.
Я посмотрел на чифа.
— В «Панаминте» двое мертвых. Еще двое — в ливневом тоннеле.
— Ты только расскажи мне, что к чему, а мы все сделаем сами.
— Что нужно сделать… все плохо. Очень плохо. Но самое ужасное…
Карла протянула мне несколько бумажных салфеток.
— Самое ужасное в том, что я тоже умер, но кто-то не захотел этого, вот я и вернулся.
— Да. Ты это уже говорил.
У меня сдавило грудь. Перехватило горло. Я едва мог дышать.
— Чиф, я был так близко к Сторми, так близко к службе.
Он взял мое мокрое лицо в свои руки, повернул так, чтобы наши взгляды встретились.
— Раньше положенного срока ничего не бывает, сынок. Всему свое время, все расписано.
— Похоже на то.
— Ты знаешь, что это так.
— Это был очень тяжелый день, сэр. Мне пришлось сделать… ужасное. После такого никто не должен жить.
— Господи, Одди, — прошептала Карла. — Милый мой, не надо. — А потом добавила, уже строже, обращаясь к мужу: — Уайат?
— Сынок, нельзя починить сломанную вещь, сломав еще одну ее часть. Ты меня понимаешь?
Я кивнул. Я понимал. Но понимание помогает далеко не всегда.
— Сдаться — все равно что сломать часть себя.
— Выживание, — пробормотал я.
— Совершенно верно.
В конце квартала, с включенной мигалкой, но без сирены, в переулок въехала «Скорая».
— Я думаю, Дэнни сломал несколько костей, но не хотел, чтобы я это знал, — сказал я чифу.
— Мы его найдем. Будем нести его на руках, как стеклянного, сынок.
— Он не знает о смерти отца.
— Понятно.
— Это будет трудно. Сказать ему. Очень трудно.
— Я скажу, сынок. Предоставь это мне.
— Нет, сэр. Я буду вам признателен, если вы постоите рядом, но сказать ему я должен сам. Он подумает, что это его вина. Он будет в отчаянии. Ему нужно будет на кого-то опереться.
— Он сможет опереться на тебя.
— Я надеюсь, сэр.
— Он сможет опереться на тебя, сынок. И более прочной опоры ему не найти.
И мы поехали в «Панаминт», куда заглянула поиграть Смерть и, как всегда, выиграла.