За сдвижными дверьми находился вестибюль, где темноту едва разгонял серый свет, проникающий через проем, из которого вынули лист фанеры.

Моя бледная тень лежала передо мной, видимая от ног до шеи, голова растворялась в сумраке, словно отбрасывал тень обезглавленный человек.

Я включил фонарь, пробежался лучом по стенам. Огонь здесь не бушевал, но дым оставил следы.

Поначалу наличие мебели (диваны, кресла) удивило меня, поскольку ее вроде бы должны были растащить. Потом до меня дошло, что мебель пострадала не столько от дыма, сколько от воды из пожарных шлангов, которая испортила набивку, кожу и материю обивки и дерево каркасов.

Даже через пять лет после трагедии в воздухе пахло древесным углем, обожженным металлом, расплавившимся пластиком, сгоревшей изоляцией. Сквозь них пробивались другие запахи, возможно, не столь резкие, но еще менее приятные, и анализировать их источники, пожалуй, не стоило.

На ковре из сажи, золы, пыли и песка следов хватало. Но уникальных, свойственных Дэнни, я не нашел.

При более тщательном рассмотрении убедился, что свежих следов нет. Все сглажены ветром, чуть припудрены золой и пылью.

Эти следы оставлены недели, а то и месяцы тому назад. Интересующие меня люди вошли в отель другим путем.

Одна, а то и две цепочки звериных следов выглядели свежими. Возможно, столетием раньше панаминты (тогда более близкие к природе и незнакомые с колесом рулетки) могли бы мгновенно определить, кто их оставил.

Но в моем роду следопытов не было, а в работе на кухне навык распознавания следов не требовался. На знания я положиться не мог, но воображение сразу нарисовало зверя, оставившего такие следы. Получилось что-то вроде саблезубого тигра, хотя последние представители этого вида вымерли более десяти тысяч лет тому назад.

Но даже в том случае, если в отель и забрел единственный бессмертный саблезубый тигр, который на долгие тысячелетия пережил себе подобных, я полагал, что при встрече с ним мне удастся остаться в живых. В конце концов, я пережил не одну встречу с Ужасным Честером.

Слева от вестибюля находился кафетерий, окна которого выходили на бассейн отеля. Частичное обрушение потолка, сразу за дверями, затрудняло продвижение в том направлении.

Справа широкий коридор уводил в темноту, которую не мог полностью разогнать луч фонаря, и тишину.

Бронзовые буквы над коридором обещали, что тот, кто выберет этот путь, сможет найти «ТУАЛЕТЫ», «КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛЫ», «БАЛЬНЫЙ ЗАЛ ЛЕДИ УДАЧИ».

В зале погибли люди, к которым удача повернулась спиной. Массивная люстра, подвешенная не на стальном швеллере, как того требовала техническая документация, а на деревянной балке, упала на толпу, раздавив и покалечив всех, кто находился под ней. Впрочем, при первом толчке и многие швеллеры поломались, словно изготовили их не из высокопрочной стали, а из бальзового дерева.

Я пересек вестибюль, лавируя между просевшими диванами и перевернутыми креслами, и отбыл третьим путем, еще одним широким коридором, который, по моему предположению, вел к основному вестибюлю и парадным дверям. В том же направлении, судя по следам, отправился и саблезубый тигр.

К счастью, я вспомнил о спутниковом телефоне. Достал из кармана, отключил звуковой сигнал, оставив только виброзвонок. Если бы искательница чудес позвонила мне вновь, а я в тот момент оказался бы неподалеку от нее, мне бы не хотелось, чтобы по звонку она узнала, что я уже в отеле.

Я никогда не был в этом развлекательном комплексе в период его расцвета. Когда я сам себе хозяин, когда мертвые ничего от меня не требуют, я ищу покой, а не суету. Перевернутые карты или брошенные кости не предлагают мне шанса выиграть освобождение от судьбы, уготованной мне моим даром.

Мало того, что я попал в «Панаминт» впервые, так еще и землетрясение и пожар существенно изменили конфигурацию первого этажа, превратив его в полосу препятствий: из-за разрушения стен комнаты и залы уже не столь четко отделялись от коридоров, и продвигаться мне приходилось по лабиринту между грудами мусора и перевернутой мебели, в котором я находил путь лишь благодаря лучу фонарика.

Выбранный мною маршрут привел меня в сгоревшее казино.

В казино нет ни окон, ни часов. Хозяева игорного бизнеса хотят, чтобы их клиенты забыли о времени, сделали бы еще одну ставку, а потом еще одну. Огромный, превосходящий размерами футбольное поле, зал казино оказался слишком длинным, чтобы луч моего фонаря достал до дальней стены.

Один угол казино обрушился, но в остальном стены и потолок главного зала землетрясение выдержали.

Сотни разбитых игральных автоматов валялись на полу. Другие стояли длинными рядами, как и до землетрясения, вроде бы готовые к работе, напоминая боевые машины, солдат-роботов, замерших на марше в тот самый момент, когда радиационная вспышка сожгла их электронные мозги.

Большинство столов для карточных игр сгорело дотла, а вот от пары столов для игры в кости остались обугленные остовы, присыпанные кусками свалившейся с потолка лепнины.

Увидел я и чудом сохранившийся стол для «блэк-джека» с парой стульев, словно дьявол и его дама играли за ним, когда начался пожар, не хотели отвлекаться от карт, вот и приказали пламени обходить их стол стороной.

Но вместо дьявола на одном из стульев сидел приятной наружности лысеющий мужчина. Сидел в темноте, пока его не нашел луч моего фонаря. Руки его лежали на изогнутом полумесяцем краю стола, словно он ожидал, пока крупье потасует карты и начнет их сдавать.

Он ничем не напоминал человека, который мог помогать убийце и содействовать похищению инвалида. Лет пятидесяти с небольшим, бледный, с полными губами, ямочкой на подбородке, он мог быть библиотекарем или фармацевтом в маленьком городке.

На подходе к нему, когда он только поднял голову, я еще сомневался в его статусе и понял, что он призрак, лишь увидев отразившееся на его лице изумление: он не ожидал, что я могу его видеть.

В день катастрофы его, возможно, раздавило в рухнувшем углу. А может, он сгорел заживо.

Он не продемонстрировал мне истинное состояние своего трупа в момент смерти, за что я был ему только признателен.

Периферийным зрением я уловил движение в тенях. Из темноты вышел еще один бродячий мертвый.