Книга: Жизнь и цель собаки
Назад: 7
Дальше: 9

8

Тодд впустил меня в дом через заднюю дверь, бесшумно затворив за собой. Некоторые окна были занавешены, и в комнате было темно и мрачно. Тодд провел меня мимо кухни, где сидела, уставившись в мерцающий телевизор, мать. Я понял по его поведению – мне нельзя шуметь, но я чуть повилял хвостом, почуяв запах его матери – такой же химический, как у мужчины, который нашел меня на дороге и назвал Братишка.
Мать нас не заметила, зато Линда точно увидела, когда мы проходили мимо по гостиной. Она тоже смотрела телевизор, однако сползла с дивана и пошла за нами по коридору.
– Нельзя, – зашипел на нее Тодд.
Это слово я знал прекрасно и поежился, слыша злобу в голосе Тодда.
Линда протянула руку, и я лизнул ее, но Тодд отпихнул сестру.
– Отстань. – Он открыл дверь. Я вошел, обнюхивая тряпки на полу. Комната была маленькая, с кроватью. Тодд запер дверь.
Я нашел корку хлеба и быстро съел ее – просто чтобы прибраться в комнате. Тодд сунул руки в карманы.
Он сел за стол и выдвинул ящик. Я почуял запах фейерверков – этот резкий запах ни с чем не спутаешь.
– Я не знаю, где Бейли, – бормотал Тодд. – Я не видел Бейли.
Я повилял хвостом, услышав свое имя, потом зевнул и повалился на мягкую кучу тряпок. Меня утомило долгое приключение.
От тихого стука в дверь Тодд вскочил на ноги. Я тоже подпрыгнул и стоял позади него, пока он шепотом ругался через щель с Линдой – я ее чуял по запаху, хотя почти не видел в темном коридоре. Она явно чего-то боялась и что-то хотела; мне стало тревожно. Я тяжело задышал и нервно зевнул. От напряжения уже не хотелось ложиться.
Разговор закончился тем, что Тодд захлопнул дверь и снова запер замок. Трясясь от возбуждения, он полез в ящик стола, порылся там и достал маленький тюбик. Открыл крышку тюбика и осторожно понюхал; по комнате разнесся сильный химический запах. Этот терпкий аромат появлялся, когда мой мальчик и Папа сидели за столом со своими игрушками.
Когда Тодд протянул тюбик мне, я уже знал, что совать туда нос не хочу, и отдернул голову. Почувствовав волну гнева, я испугался. Тодд взял тряпку, накапал на нее немного прозрачной жидкости из тюбика, потом сложил ее так, чтобы липкая масса расползлась по ней целиком.
И тут я услышал Итана – он горестно кричал за окном:
– Бейли-и-и!
Я побежал к окну и подпрыгнул. Было высоко, и я, ничего не видя, расстроенно залаял.
Тодд больно ударил меня ладонью по заду:
– Нет! Плохой пес! Не лаять!
От него снова хлынула волна ярости, едкая, как запах от тряпки в его руке.
– Тодд! – позвал женский голос из глубин дома.
Тодд бросил на меня злобный взгляд.
– Жди здесь. Жди, – прошипел он, выйдя из комнаты и плотно закрыв дверь.
Мои глаза слезились от запаха, который все еще висел в воздухе. Я нерешительно ходил по комнате. Мой мальчик звал меня, а я не мог понять, какое право имеет Тодд меня запирать, как будто тут гараж.
Внезапно я услышал слабый звук: Линда открыла дверь и протянула мокрый крекер.
– Сюда, Бейли, – прошептала она. – Хорошая собачка.
Что мне действительно хотелось, так это убраться отсюда; но я же не дурак, я съел крекер. Линда открыла дверь шире.
– Давай, – скомандовала она.
Большего мне не требовалось. Я помчался за ней по коридору, спустился по ступеням и подбежал к передней двери. Линда распахнула ее, и свежий ветер стер ужасные запахи с моей головы.
По улице медленно ехала Мамина машина, в окошко выглядывал мой мальчик, крича «Бейли!»
Я помчался за машиной со всех ног. Задние огни машины ярко блеснули. Итан выскочил наружу и побежал ко мне.
– Ох, Бейли, где ты пропадал? – воскликнул он, зарывшись лицом в мою шерсть. – Ты плохой, плохой пес.
Я знал, что плохой пес – это нехорошо, но от мальчика лучилась такая любовь, что я почувствовал, что сейчас плохой пес – почему-то хорошо.
Вскоре после приключения в доме Тодда меня взяли кататься на машине – мы поехали к человеку в чистой, прохладной комнате. Я понял, что уже бывал в похожем месте. Папа привез туда нас с Итаном, и по его поведению я понял, что меня за что-то наказывают – вряд ли это справедливо. На мой взгляд, если кого и нужно везти в прохладную комнату, так это Тодда. Он плохо обходился с Линдой и не пускал меня к моему мальчику – я не виноват, что оказался плохим псом. Но все равно я лежал тихо, пока игла вонзалась мне в шерсть на затылке.
Когда я проснулся, я почувствовал онемение, чесотку и знакомую боль в низу живота. На мне снова был дурацкий пластиковый ошейник. Смоки явно считал это забавным, а я старательно его не замечал. Да и вообще, несколько дней единственное, чем я занимался – лежал на прохладном цементном полу гаража, раздвинув задние ноги.
Когда ошейник сняли, и я снова стал самим собой, оказалось, что меня уже не так влекут к себе загадочные запахи за забором; если калитка оставалась открытой, я всегда с радостью исследовал округу и смотрел, чем заняты другие собаки. Я держался подальше от Тоддового конца улицы, а завидев его или его брата Дрейка играющими у ручья, тихонько убирался подальше, прячась в тени – как учила меня первая Мать.
Каждый день я узнавал новые слова. Кроме того, что я был хорошим псом – ну, иногда плохим, – я все чаще слышал, что я «большой пес» – обычно это значило, что мне все сложней удобно устроиться на кровати мальчика. Я узнал, что значит «снег» (сначала мне слышалось что-то вроде «нет», но дети кричали это слово с радостью): весь мир укрывается холодным белым одеялом. Иногда мы ходили кататься на санках по длинной крутой улице, и я всегда старался удержаться на санках Итана, пока мы не падали. «Весна» означала теплую погоду и длинные дни; Мама все выходные возилась на заднем дворе, сажая цветы. Земля пахла так чудесно, что когда все отправились в школу, я выкопал цветы и погрыз горько-сладкие побеги – просто из чувства долга перед Мамой, правда в конце концов все выплюнул.

 

В тот день я почему-то снова был плохим псом – пришлось весь вечер торчать в гараже, вместо того чтобы лежать в ногах Итана, пока он работает со своими бумагами.
Однажды дети в желтом автобусе кричали так громко, что я услышал их за пять минут до того, как автобус остановился у дома. Мой мальчик был таким веселым и полным радости, что я носился вокруг него, лая без устали. Мы отправились в дом Челси, где я играл с Мармеладкой, и Мама приехала домой очень радостная. С этого дня мой мальчик больше не ездил в школу, и можно было спокойно валяться в постели, а не вскакивать на завтрак с Папой. Жизнь, наконец, наладилась!
Я радовался. Однажды мы долго-долго катались на машине и в результате попали на Ферму – в совершенно новое место с животными и с запахами, каких я прежде не знал.
Когда мы затормозили на дорожке, из большого белого дома вышли два старых человека. Итан называл их Бабушка и Дедушка. Мама тоже, хотя потом я слышал, как она звала их Мама и Папа – наверняка просто ошиблась.
На Ферме было столько занятий, что мы с мальчиком первые дни носились как угорелые. Громадная лошадь пялилась на меня из-за забора; она не желала играть и не хотела делать вообще ничего, только тупо смотрела на меня, даже когда я, пробравшись под забором, облаял ее. Ручья на Ферме не было, зато был пруд, достаточно глубокий, чтобы мы с Итаном могли искупаться. На берегу жило семейство диких уток – они сводили меня с ума, прыгая в воду и отплывая, стоило мне подобраться ближе. Когда я уставал лаять, мать-утка снова подплывала – приходилось лаять еще.
В системе моего мира утки располагались рядом с котом Смоки – с точки зрения полезности для мальчика и меня.
Папа уехал через несколько дней, а Мама оставалась с нами на Ферме все лето. Ей было хорошо. Итан спал на веранде – в комнате перед домом, я спал рядом с ним, и никому в голову не приходило поменять такой порядок. Дедушка любил, сидя в кресле, чесать меня за ухом, а Бабушка постоянно угощала меня вкусностями. От их любви я радостно извивался.
Двора там не было – просто огромное поле, огороженное таким забором, что я мог входить и выходить, где вздумается – как самая длинная в мире собачья дверь, только без створки. Лошадь, которую звали Флер, весь день щипала траву – ее даже ни разу не стошнило. Кучки, которые она оставляла во дворе, судя по запаху, были вкусными, но оказались сухими и пресными; я съел только парочку.
Мне позволялось все: исследовать лес по ту сторону забора, бегать играть к пруду… вообще делать что угодно. Впрочем, я, по большей части, торчал рядом с домом, потому что Бабушка готовила вкусности весь день без передышки, и я был ей нужен, чтобы пробовать готовку. С огромным удовольствием я выполнял эту задачу.
Мой мальчик часто сажал меня в лодку, и мы выезжали на середину пруда, где он бросал в воду червяка, а вынимал бьющуюся рыбку, чтобы я мог на нее полаять. Потом Итан отпускал рыбу.
– Нет, Бейли, эта маловата, – говорил он. – Однажды мы поймаем большую, вот увидишь.
Со временем я узнал (и расстроился), что на Ферме есть кошка, черная; она жила в старом, полуразрушенном здании – его называли сарай. Скорчившись в темноте, она следила за мной, если мне в голову приходило пробраться в сарай и выследить ее. Похоже, она боялась меня куда больше Смоки.
Однажды мне показалось, что я вижу черную кошку в лесу, и я затеял погоню; она шла прочь вразвалочку и я, быстро догнав ее, обнаружил, что это вовсе не кошка, а совсем другой зверь, с белыми полосками вдоль черного тела. Обрадовавшись, я залаял на него, а он повернулся и сердито посмотрел на меня, задрав пушистый хвост. Он не думал убегать, и я решил, что он согласится поиграть. Однако стоило мне протянуть лапу, животное почему-то отвернулось от меня, все еще задрав хвост.
В следующий момент жуткий запах ударил мне в нос, обжег глаза и губы. Ослепленный, я с визгом бросился прочь, недоумевая. Что происходит?
– Скунс! – объявил Дедушка, когда я поскребся в дверь, чтобы меня пустили. – Нет-нет, Бейли, тебе сюда нельзя.
– Бейли, ты нашел скунса? – спросила Мама, не открывая сетчатую дверь. – Фу, похоже на то.
Я не знал слова «скунс», но понял, что в лесу произошло что-то странное. Дальше начались новые странности – морща нос, мой мальчик вытащил меня во двор и начал поливать из шланга. Потом он держал мою голову, пока Бабушка, набрав в саду корзинку помидоров, выдавливала их на мою шерсть, окрасив ее красным.
Я не понимал, как все это поможет делу, особенно после того как меня подвергли издевательству, которое Итан называл «ванна». В мою шерсть втирали душистое мыло, пока я не стал пахнуть наполовину, как Мама, наполовину, как помидор.
Меня в жизни так не унижали. Когда я высох, меня сослали на веранду; Итан лег там же, но из кровати меня выпихнули.
– Бейли, ты воняешь, – сказал мой мальчик.
Совершенно подавленный, я лежал на полу и пытался заснуть в облаке густых запахов, наполняющих комнату. Когда, наконец, пришло утро, я побежал на пруд и вывалялся в мертвой рыбе – там ее полно на берегу, – но даже это не помогло, я все равно вонял духами.
Желая выяснить, что случилось, я снова отправился в лес, рассчитывая найти кошкоподобного зверя и получить объяснения. Теперь я знал его запах, поэтому быстро нашел; только я начал обнюхивать его, как произошла та же ерунда – ослепляющее облако брызнуло в меня, представьте, из его зада!
Я не мог представить, как справиться с таким недопониманием, и подумал – не лучше ли будет вовсе перестать общаться с этим зверем; пусть мучается за то бесчестье, которому он меня подверг.
Собственно, именно так я и решил поступить, когда прибежал домой и снова был вынужден пройти все процедуры – мытье и томатный сок. Это что, такова теперь моя жизнь? Каждый день будут закидывать помидорами, втирать вонючее мыло и отказываться пускать в дом, даже когда Бабушка готовит?
– Какой же ты тупой, Бейли! – ругался мой мальчик, скребя меня щеткой во дворе.
– Не говори «тупой»; это некрасивое слово, – сказала Бабушка. – Говори… говори «бестолковка»; так мне моя мама говорила, когда я в детстве что-то делала не так.
Мальчик сурово посмотрел на меня:
– Бейли, ты бестолковый пес. Бестолковка, бестолковка. – Потом мальчик рассмеялся месте с Бабушкой. От огорчения я еле мог шевельнуть хвостом.
К счастью, примерно в то время как запахи выветрились из моей шерсти, семья перестала вести себя странно и пустила меня в дом. Мальчик иногда называл меня бестолковым псом, но не сердито, а просто для разнообразия.
– Айда рыбачить, бестолковка? – спрашивал он, и мы несколько часов сидели в лодке, вытаскивая из воды крохотных рыбок.
Однажды, ближе к концу лета, выдалась прохладная погода. Мы сидели в лодке, Итан был в куртке с капюшоном. И вдруг он подпрыгнул.
– Я поймал большую, Бейли, это большая!..
Я тоже обрадовался – вскочил на ноги и залаял. Мальчик, улыбаясь, боролся с удочкой дольше минуты, и тут я увидел ее – рыбу величиной с кошку, она появилась на поверхности рядом с лодкой. Мы с Итаном наклонились, чтобы рассмотреть добычу, лодка качнулась, и мальчик с криком упал за борт!
Я прыгнул к краю лодки и уставился в темно-зеленую воду. Мой мальчик исчез из виду, но пузырьки, поднимающиеся на поверхность, донесли до меня его запах.
Я не стал медлить и прыгнул за ним; с открытыми глазами я нырнул в воду и двинулся навстречу пузырькам в холодную тьму.
Назад: 7
Дальше: 9