Глава 11
Ароматизированный блеск для губ — это не очень элегантно.
До того как во вторник походкой профессионального консультанта переступить порог Академии (в правильном костюме и стильной блузке «от Лив», с которой пришлось срезать бирку), я сделала кое-что, запланированное на начало недели, то есть заглянула к Кэтлин и Нэнси позавтракать.
В десять минут девятого я постучалась в их домик, и Нэнси радостно меня впустила.
— Угадай, кто пришел? — крикнула она на кухню Кэтлин.
— Если опять Хариссон Форд, скажи, чтоб убирался… — донесся голос Кэтлин.
— Нет, это Бетси! — Нэнси за долгие годы приучилась не реагировать на ее сарказм. — Давай-ка проходи, мы тут сообразили кое-что поесть, чтобы тебе как следует подзаправиться на весь день. — С этими словами она провела меня на кухню.
Если бы кто-нибудь увидел это «кое-что», то подумал бы, что бедная Кэтлин тронулась умом и наготовила еды на сборную Англии по крикету. На огромной жаровне шипел толстенный омлет с беконом и кумберлендскими сосисками. Кроме того, на столе стояли объемистый чайник, таких же размеров кофейник и кувшин с апельсиновым соком.
— Я же просила вас не увлекаться…
— Ты о чем? Я просто положила одно лишнее яйцо, — повернулась от плиты Кэтлин — она поджаривала хлеб. — «Ешь завтрак, как король, а ужин, как нищий» — это еще Уинстон Черчилль завещал.
Конечно, я сильно подозревала, что сам Уинстон Черчилль ел по-королевски в любое время суток, но против одуряющего запаха старой доброй Англии мне было нечего возразить.
— Давай-ка заправляйся как следует, Бетси, — строго велела Нэнси, наливая мне чаю. — Одна кожа да кости остались с тех пор, как ты переехала в свою Шотландию. Надо тебя откармливать.
Ну, это было, прямо скажем, преувеличение, однако я с удовольствием наполнила тарелку поджаристым омлетом, посыпала его перчиком и добавила столько сливочного масла, сколько обычно не съедаю и за неделю.
После беглого обсуждения событий «у соседей» (из серии «Что-то давненько я не видела здесь полиции — неужто русская продала машину?») я постаралась деликатно увести разговор от преимущества тостов перед трехразовым питанием и направить его в русло главной причины своего визита.
— Мои вещи по-прежнему наверху? — спросила я Нэнси. — Надо бы просмотреть старые тетрадки.
— Все осталось так же, как было до твоего отъезда, зайка, — преданно сказала она. — Мы ничего не трогали.
— Разве что немного прибрались… — Кэтлин посмотрела чуть менее лучезарным взглядом. — Напрасно Нэнси учила тебя, что каждая вещь должна иметь свое место, и…
— Теперь я сама стала образцовой хозяйкой, — заявила я, складывая вилку и нож на пустую тарелку. — И обучаю Лив. Она у меня идеальная жертва: ни единой премудрости из моего арсенала не знает. Даже утюгом пользоваться не умеет.
— Вот уж работа так работа, — вздохнула Кэтлин.
— Бог в помощь, — добавила Нэнси.
— Вот для этого мне и понадобились старые записи, — пояснила я.
На самом деле, подключив свои тетради к реальным урокам, которые я преподавала Лив, я рассчитывала быстренько сколотить программу обучения в Академии. Затем я собиралась перевести ее на профессиональный жаргон и набрать на компьютере. А уж после этого отдать мисс Торн на утверждение.
— Не соблазнишься еще одним кусочком бекона? — спросила Кэтлин, приблизив ко мне тарелку на небезопасное расстояние.
— Нет, — сказала я и поспешно вышла из-за стола, потому что желудок настойчиво нашептывал «давай, давай». — Мне уже пора, а я еще должна забежать наверх. Столько дел сегодня…
— Тогда приготовлю тебе сэндвичи! — крикнула Кэтлин так, чтобы я услышала на лестнице. — Съедите вместе с этим симпатичным юношей-казначеем. Держу пари, от рулета с яйцом он не откажется.
Я осторожно поднялась по ступенькам, стараясь не задеть висящие тут и там картинки и детские фотографии в рамках, и очень быстро оказалась в своей крохотной комнатке.
Нэнси была права: там все осталось нетронутым и выглядело точно так же, как когда-то при мне. Даже ленты для волос на туалетном столике и вырезки из журналов с портретами знаменитых рыжих, которыми я старательно обклеивала свой шкаф изнутри: Ферджи, Молли Рингуолд, Рита Хейворт (совсем прошлый век)… Чувствуя себя незваным гостем, я влезла в шкаф по самые уши и, путаясь в зимних пальто и юбках, принялась искать обувную коробку, в которой хранила свои «сокровища».
Наконец удалось нащупать нечто похожее по форме, правда, большего размера. Когда я вытащила находку на свет и разглядела, то едва не лишилась чувств!
Это была… старая коробка из-под мармеладных долек Куперса.
Я почувствовала, что еще секунда — и у меня остановится сердце. Та самая мармеладная коробка, про которую Нэнси всякий раз, когда я спрашивала, говорила, что ее давно выкинули из соображений гигиены.
Сдерживая слезы, я подняла ее и рассмотрела со всех сторон, стараясь не упустить ни единой детали. Ведь я видела ее в первый раз. Это в нее кто-то меня положил, а потом ушел…
Теперь, когда коробка была у меня в руках, разом всплыли детские размышления по поводу того, как все происходило. Например, куда балерина умудрилась деть целую гору мармелада? Где она вообще взяла эту коробку? Ведь мармелад в таких количествах могла заказывать только кухня Академии…
Была еще версия Фрэнни, будто мармеладные дольки Куперса стали заказывать уже после того, как нашли коробку, — как бы в мою честь. Однако с некоторых пор появились основания думать, что Фрэнни говорила так с целью меня порадовать. Скорее всего, в «Филлиморе» заказывали дольки и раньше. И весьма вероятно, что коробка происходила как раз с академической кухни. Значит, моя мамочка училась в пансионе, ведь посторонние на территорию не допускались. О том же косвенно говорил и факт присутствия на коробке королевского герба: наверняка мисс Торн оставила бы именно такие рекомендации для размещения нежелательных младенцев.
С другой стороны, коробка могла быть найдена и возле мусорных баков на задворках любой улицы. Или взята из отеля, где она работала. В Мейфэре полно отелей, в отелях полно горничных. И дам сомнительного поведения, проживающих в апартаментах…
Я перевернула коробку на бок и достала из нее другую, поменьше — ту самую китайскую коробку, где хранились мои сокровища.
В 1999 году я закинула ее в самую глубину шкафа и поклялась, что больше никогда к ней не притронусь. Странно, что вообще не выбросила. Наверное, не нашлось по-настоящему веского повода. В китайской коробке хранилось все, что имело для меня хоть какую-нибудь ценность: засохшие тюбики лака для ногтей, записки, которыми мы с Лив перебрасывались на уроках, авиабилеты, дурацкие фотографии нашего класса из поездки в Болонью, где у всех были застывшие физиономии, как будто мы снимались на паспорт, валентинки… Конечно, мне ужасно хотелось все это перебрать, но я скрепя сердце принялась откладывать вещи в сторону, чтобы побыстрее найти то, за чем пришла.
Они оказались на самом дне: сиреневые кожаные тетрадки — те самые, которые выдавали всем воспитанницам в начале семестра. Первую такую тетрадку я получила от Фрэнни, как только научилась писать свое имя; с того времени я старательно записывала абсолютно все — даже то, что тогда мне было непонятно. В результате появлялись начертанные кривым почерком «баловные боли» и «снежные отношения». Я все время таскала тетрадку в кармане, когда мы с Фрэнни ездили в магазин или на отдых. Фрэнни так и сыпала премудростями — знай успевай конспектировать.
Я нашла также ряд высказываний Кэтлин и Нэнси, которые, как правило, представляли собой вариации на тему «пятно от вина надо посыпать яичной скорлупой» или «пятно от воска можно убрать, прогладив его через коричневую бумагу». Некоторые тетрадки можно было читать с начала и с конца (перевернув вверх ногами). Даже в этом проявлялось мое раздвоение личности…
Когда я пролистывала разветвленные диаграммы, иллюстрирующие тему «Секреты удачной вечеринки», мне прямо слышался голос Фрэнни, спокойный и уверенный, голос человека, которому вечеринки удавались всегда, по определению.
«Обыкновенная вода, украшенная ломтиком лимона, выглядит как джин с тоником — на случай, если вам нельзя выпивать, но вы не хотите произвести впечатление некомпанейского человека».
«Вазелин помогает уберечь пятки от мозолей».
«На фоне белой одежды лицо смотрится более выигрышно».
С каждой страницей записи «взрослели», и я вдруг вспомнила свои тогдашние детские мечты о взрослой жизни, которая, во многом благодаря Фрэнни, представлялась мне роскошной и прекрасной. Посудите сами: брошенный ребенок, который пишет про то, как подольше сохранить розы свежими… Или как закрепить на голове диадему. Главной же проблемой бытия, согласно моим записям, был вопрос о том, удастся ли мне встретить мужчину, который носит хорошие ботинки в стиле кантри…
Из тетрадки выпали две фотографии: на одной — я, на другой — Лив, сразу после выпускных экзаменов. Обе в темных очках. Лив — в кожаных «авиаторах» а-ля Кейт Мосс, я — в ретрокисках плюс алые губы а-ля Одри Хэпберн. Только сейчас я поняла, насколько сильно изменилась с тех пор, как уехала в Шотландию. Тогда я была совсем девчонкой, где-то даже «девушкой Филлимора» в своем старомодном платьице и трогательных кудряшках. А какие брови… Я уже сто лет не пользовалась подводкой. Между тем благодаря ей мое бледное лицо даже в шестнадцать лет выглядело более авантажно.
Но это было не самое смешное. На обороте фотографии я не увидела даты, а значит, возможно, нас фотографировал Джейми! Наверное, поэтому я так улыбалась — то ли возмущенно, то ли нервно…
Я отложила снимки в сторону, чтобы потом показать их Лив, и вернулась к своим записям. Похоже, это как раз то, что нужно. Остается только немного «причесать» и подогнать под наше время. Например, совет про диадему вполне сгодится для современных париков и накладок. Что же касается женского участия в мужском подборе рубашки к ботинкам, это искусство, по-моему, никогда не потеряет актуальности. Я дошла до последних записей в последней тетрадке: это были размашистые росписи и прощальные пожелания от выпускниц Академии, которые уезжали открывать фирмы горнолыжных туров или проводить аукционы «Кристис».
«Я буду УЖАСНО по тебе скучать, Бетси! Пожалуйста, будь на связи. ТЕБЯ ЖДЕТ ГОРЯЧИЙ ПУНШ В ВЕРБЬЕ!!! Хохохох!» — это начертала Шарлот Прайор-Йардли, приписав несколько телефонных номеров (Лондон, Букингем, Шотландия, Франция). Почти все писали про то, что «так обломно уезжать» и что «о-о-о-очень хочется встретиться» — «как только, так сразу». Закадычная подружка Шарлот, Тили Таррингтон, бесстрашно бросила вызов мисс Вандербильт, накарябав: «Жду тебя на моей свадьбе с Томом Крузом!» (Приглашение, пожалуй, до сих пор актуально.)
Их наивная беспечность умиляла. Уж не знаю, куда завела их сегодня судьба, но то, что горячий пунш там по-прежнему лился рекой, в этом не было сомнения. Наверное, поэтому я и была не прочь поучиться в Академии. Все-таки это не снобистское место, и…
Тут мой взгляд упал на одну из надписей, которая была выведена аккуратным почерком, и у меня внутри что-то щелкнуло: «Желаю удачи во всем, как бы ни сложилась дальше твоя жизнь. С наилучшими пожеланиями, Адель Ивонн Буканан».
Адель Буканан… Эта безупречная блондинка была настолько бесчувственна и холодна, что могла бы с легкостью заморозить бокал джин-тоника с расстояния в десять шагов (если, конечно, бокал не был в руках у мужчины). Помню, на выпускном вечере Адель никому не оставила номера своего телефона. А еще Кэтлин рассказывала Нэнси (наивно полагая, что мне из ванной ничего не слышно), будто единственный номер телефона, который Адели хотелось заполучить, — это номер отца Шарлот: он только что развелся с женой, и у него был вертолет… И будто бы она говорила, что хочет выйти за богатого, потом — за именитого, потом — за рок-звезду, а еще говорила: «Пока у меня торчат сиськи, надо обязательно развести кого-нибудь на кругосветку». Все это Кэтлин рассказывала свистящим шепотом.
— Бетси! Тысяча чертей! — В дверях стояла Нэнси с чашкой в руках и выражением беспокойства на круглом лице. — Я подумала, ты захочешь чаю… — продолжала она с некоторой досадой в голосе, после чего поставила чашку на стол, а освободившиеся руки заломила в отчаянии. — Ты нашла коробку!!! Я же говорила Кэтлин: не убирай коробку к Бетси в шкаф. Это все ее приступы аккуратности, будь они неладны.
— А где она стояла раньше?
— Франсес держала коробку прямо у себя в комнате. Она бы никогда ее не выбросила. Когда она умерла, лорд Филлимор подумал: надо отдать нам. Я не знала, что с ней делать, а Кэтлин, как видишь, поставила сюда.
Почему-то я не могла себе представить лорда П., идущего по Лондону с картонной коробкой в руках. Безусловно, это было очень мило с его стороны.
— Почему же вы всегда говорили мне, что ее давно выбросили?
Нэнси села рядом со мной.
— Ну, посмотри на это старье, — сказала она, обнимая меня как в детстве, хотя я была уже на две головы выше ее. — Неужто тебе так хочется знать, кто тебя сюда положил?
Я покачала головой.
— То-то. Могла бы уложить дитя в Моисееву корзинку, как бесценный дар. Никогда не забуду то утро. Кэтлин говорит мне: посмотри-ка, что притащил молочник… Ой, ладно, незачем в сотый раз пересказывать. — Она махнула рукой. — Бетси, тебе, наверное, надо идти? А я надоедаю всякой болтовней…
— Да нет же, — сказала я, обнимая ее птичьи плечи. — Знаешь, как мне хотелось с вами позавтракать? Чтобы как в старые добрые времена…
— А ты нашла, что хотела? — обеспокоенно спросила Нэнси.
— Вот, — показала я ей тетради и засунула их в красную сумку. — Нашла. Спасибо, что сберегли.
Кэтлин сунула мне увесистый пластиковый контейнер с бутербродами, и ровно в девять часов я сидела у Марка в кабинете, пытаясь выразить свои идеи в печатном виде.
Раньше мне не приходилось ни составлять презентации, ни даже на них присутствовать. Презентация товара, которую сваливала на меня Фиона каждый раз, когда мы получали партию замшевой обуви из Глазго (ты ведь у нас менеджер), не в счет. Все, что было в моем распоряжении, — это фразы из репортажей Би-би-си, вроде «извлекать максимальную пользу» и «придавать огромное значение». Их я старательно пыталась примерить на каждое предложение своего несчастного текста.
В конце концов я пришла к выводу, что все равно использую слишком много «обувных» словечек.
В полдесятого, цокая каблуками, вошла Поллетт и при виде меня едва не уронила тюльпаны.
— Вау! Вы-то что здесь делаете? Я думала, вы на занятии по ощипыванию фазана.
— Ощипыванию фазана? — недоверчиво переспросила я и попыталась представить, как Венеция запускает в перья свои километровые накладные ногти.
Дивинити и Клемми наверняка отказались бы от этого варварства, посчитав его нарушением прав животных. Из всех четверых только Анастасия легко и непринужденно справилась бы с фазаном.
— Ну да, придают птичке товарный вид. Правда, они сами только со стороны смотрят — ведь на каждый урок полагается всего один фазан. Зато какой трэш! — расплылась Поллетт в радостной улыбке. — Все так прикалываются…
Ага, ощипывание, то есть выщипывание. Бровей, разумеется. Совсем неплохая мысль. Я тут же быстренько вбила ее в раздел «Современный уход за собой».
— Нет, фазанов я решила пропустить, — сказала я. — Про их ощипывание знаю ровно столько, сколько мне потребуется для жизни, то есть ничего. А цветы что, для меня?
— Что? Цветы? Ну да. То есть нет… Это для Марка. Ну, в смысле, вообще для всех. Я люблю, когда всюду цветы. Мне мисс Торн выделяет на них специальный бюджет. Правда, всего десятку в неделю, так что приходится ужиматься. Хорошо, что тюльпаны дешевые!
Десять фунтов в неделю?! Это открытие привело меня в бешенство.
Если верить счетам, которые я видела, цветочная смета составляет минимум пятьдесят фунтов или даже больше. Значит, остальные деньги мисс Торн преспокойно кладет себе в карман! Примерно сто шестьдесят фунтов в месяц!
Впрочем, Поллетт я этого озвучивать не стала.
— Люблю тюльпаны, — сказала я. — А ты подкалываешь им головки, чтобы дольше стояли?
— Ну… да, — уклончиво ответила Поллетт. — Теперь подкалываю.
— Доброе утро! — В кабинет влетел Марк с велосипедным шлемом в руке. — Готовы к встрече с единственным в Лондоне драконом, который ходит в жемчужных бусах?
— Ага, Марк, вот скажу ей, как ты ее называешь! — хихикнула Поллетт.
— Ни в коем случае! — крикнула я и повторила еще раз, только более серьезно. Поллетт ведь как попугай: что услышит, то и передаст. — Я не шучу.
Марк кашлянул в кулак.
— Действительно, — сказал он. — Я же совсем не то имел в виду. Я говорил про «Пещеру дракона». А вовсе не про силу духов мисс Торн или что она изрыгает огонь. Или что она покрыта чешуей…
— Поллетт, — перебила я, — у нас с мисс Торн сегодня утром совещание — будем обсуждать кое-какие новые идеи для развития Академии. Позаботься, чтобы нам никто не мешал.
Она кивнула с горящими глазами.
— Даже если это вопрос жизни или смерти? Или, не дай бог, ее дерматолог?
— Именно так! Даже если ей позвонит с того света госпожа Барбара Картленд, чтобы просветить, как правильно принимать предложение от герцога, — строго сказал Марк.
— А если лорд Филлимор?
— Как ты думаешь? — Я посмотрела на Марка, чувствуя перед ним некоторую вину.
— А вам, Бетси, вчера так и не удалось с ним пересечься? — Марк снял пиджак.
Сегодня он был в костюме — не таком официальном, как тогда на чаепитии, но определенно в стиле «я уважаемый человек». Да нет, он явно принарядился по сравнению со вчерашним днем: свежая синяя рубашка стояла колом, волосы были приглажены, подбородок чисто выбрит. Наверное, тоже хотел выпендриться перед мисс Торн…
— Вчера? Но вчера у меня не было времени. Я попала домой очень поздно. Занималась подготовкой этой презентации. Вдобавок лорд Филлимор уехал на целый месяц на охоту — в горы, в Шотландию. Думаю, мобильник он с собой не взял, если он вообще у него есть. Скорее всего, такими вещами ведает экономка…
Марк криво ухмыльнулся и перешел на манеру, в которой чувствовалось влияние кадетского корпуса:
— Ничего, пробьемся… Придадим этой Тори ускорение. Главное — действовать по наитию. Наша задача — сориентироваться на местности. Положитесь на меня.
— О-о-о! — снова хихикнула Поллетт. — Положитесь на него, Бетси. Нынешние мужчины редко такое говорят.
— А я подумала, это девиз «Филлимора»… — Надеюсь, Марк заметил ехидное выражение моего лица.
— Уже нет. — Он развел руками и выразительно постучал по столу, прямо по моим бумажкам. — Итак, я жажду выслушать грандиозный проект, который одним махом разрешит все проблемы. В нашем распоряжении есть урок маникюра…
Разумеется, мисс Торн минут пять продержала нас с Марком под дверью, сославшись на «важные звонки».
Что это за «важные звонки», выяснилось очень быстро: Поллетт вынесла нам кофе с ягодными вафлями и заодно сообщила, что мисс Торн дозванивается до кошачьей гостиницы, чтобы пристроить своих персов — собирается на пару недель в Ле Туке.
— Надо же, ягодные вафли, — сказала я, взяв одну. — Тысячу лет их не видела… Интересно, жив еще сервировочный столик на колесах и кофейная машина?
— Думаю, если хорошо поискать, здесь можно обнаружить и саму Флоренс Найтингейл… О, мисс Торн! — Марк поспешно вскочил.
— Марк, Элизабет, ради бога, простите, что заставила вас ждать, — развела руками мисс Торн.
На ней был украшенный кисточками жакет без воротника (либо «Шанель», либо закос под нее в исполнении «Хэрродс»). По цвету жакет прекрасно гармонировал с ягодными вафлями.
— Ну же, заходите.
Пока мы шли по ворсистому ковру, я мучительно боролась с ощущением, что сделала что-то не так. Марк, кажется, не страдал подобными комплексами: заняв ближайшее к столу кресло, он непринужденно закинул ногу за ногу.
Мне сразу бросились в глаза ботинки из коричневой замши. Наверняка мисс Торн тоже их заметила…
Можно было не сомневаться.
— Коричневая обувь — и в городе? — пропела она чуть ли не детским голосом.
Марк сделал вид, что не понимает.
— Простите, вы о чем?
— Я про твои ботинки, друг мой!
Марк недоуменно повернулся ко мне — за разъяснениями.
— Мисс Торн имеет в виду, что в городе не принято носить коричневую обувь, — сказала я, стараясь не смотреть на его театрально приподнятые брови. — Тем более с серым костюмом.
— Правда? А почему? — Он повернулся к мисс Торн: — Наверное, это как-то связано с дилижансами. Или может отразиться на моих способностях вести расчеты?
Мисс Торн всплеснула руками.
— Боже мой! Это вопрос… твоего вкуса, детка. Исключительно. Твой отец всегда носил начищенные до блеска черные ботинки. Он мог бы ими гордиться…
— Скорее, гордиться могла моя мать, — возразил Марк. — Это же она их полировала.
— Марк, по крайней мере, не носит кроссовки, — поддержала я. — Чего не скажешь обо мне…
— Да-а… — Мисс Торн бросила на меня сочувственный взор — типа, молодец, высказалась. — Вот они, современные нравы.
— Собственно, поэтому мы и пришли к вам! — сказал Марк.
— Отлично! — Она хлопнула в ладоши, затем сцепила руки перед собой. — Насколько я понимаю, Элизабет, у тебя есть некое предложение?
Мне показалось, что в кабинете, и без того хорошо отапливаемом, стало еще жарче. Я набрала в легкие побольше воздуха. Только не мямлить! Как там говорила Фрэнни? «Улыбка — это половина успеха».
— Да! — с воодушевлением начала я. — Признаюсь, в последние дни я испытывала громадный душевный подъем… — Я даже сама удивилась, насколько уверенно и солидно звучал мой голос (наверное, тетради так меня подзарядили). — Я вдруг вспомнила все, что так любила в Академии: эту изысканность, эту взрослую жизнь, которая казалась настоящим волшебством, это удивительное чувство стиля… Так вот, теперь я абсолютно убеждена, что Академию надо любыми путями сохранить.
— Блестящая идея! — Мисс Торн на мгновение даже перестала рыться в вазочке с мятными леденцами. — Кажется, наше собрание будет недолгим.
— Но для этого, — поспешно продолжила я, пока мисс Торн не вызвала Поллетт, чтобы нас выпроводить, — необходимо пересмотреть учебный план с целью привлечения более широкой клиентуры. Придется разбавить филлиморовскую классику вкраплениями современности и создать на этой базе нечто более… общедоступное. Своего рода вторую линию, если вы понимаете, о чем я.
— Боюсь, не понимаю, Элизабет. — Мисс Торн положила леденец обратно в вазочку.
— Я хочу сказать, нам требуется глоток свежего воздуха, — заявила я.
— В прямом или в переносном смысле? — поинтересовалась она.
— В обоих смыслах, — уверенно сказала я. — Это основной закон бизнеса. Мы должны как бы перейти на размер нашего потенциального клиента, примерить на себя то, что он захотел бы от нас получить. На данной основе мы создаем нашу новую линию. А затем мы должны объяснить клиенту, что это можно купить именно у нас.
— Не понимаю, тут что, универмаг «Маркс энд Спенсер»? — подняла бровь мисс Торн.
— Нет, к счастью, не универмаг, — сказал Марк. — А то бы очередь из кредиторов тянулась от кассы до первого этажа.
— Хотя опыт универмага нам бы точно пригодился, — поспешно добавила я. — Как минимум принцип контроля качества, который гласит: «товар», который морально устарел, должен быть безжалостно изъят из продажи или адаптирован под новые веяния. То есть сегодня, для того чтобы продать все наши легендарные уроки хороших манер, их необходимо умело втачать в курс знаний и умений, которыми должна обладать современная девушка. Людей теперь гораздо меньше интересуют признаки социальной принадлежности. Мы должны просто научить их быть стильными. Стильность никогда не устареет.
— Полностью согласен, — подтвердил Марк. — Некоторым из нас давно уже пора посмотреть правде в глаза. — Марк красивым жестом бросил на начальственный стол мои разработки. — Вот, Бетси подготовила очень толковое предложение. Здесь собрано все, что нужно для жизни: от искусства вести трудные переговоры до мирного разрыва отношений, а также умения выбить себе большую зарплату и грамотного выбора бриллиантов.
— А главное — самостоятельного выбора, — добавила я. — Чтобы не дожидаться, пока получишь их в подарок.
Как мы прикинули, это особенно пригодилось бы Анастасии. Я даже представила в красках, как мы едем на экскурсию в «Тиффани» и наблюдаем за ее поведением.
— Ну и кто же будет преподавать эти дивные дисциплины? — Мисс Торн вгляделась в мои записи. — Например, «Как сохранить шикарный вид на фестивале опен-эйр». Ты имеешь в виду оперу в Глиндебурне, детка?
— Нет, мисс Торн, я имею в виду рок-фестиваль в Гластонбери. А кандидатов на новую работу я уже нашла, — скрестив пальцы, сказала я, хотя только собиралась заняться поисками.
— И что же? Это опытные специалисты? Наверное, отлично разбираются в… сейчас посмотрим… — она снова вгляделась в листочки, — в «мини-брейках без слез»? А? Примерно так же, как наша миссис Ангелль — в пирожных корзиночках?
Напрасно она иронизировала. На этот предмет я наметила в качестве преподавателя саму Лив, правда, Лив пока была не в курсе.
— Не сомневайтесь, — с еще большей уверенностью продолжала я. — Мой эксперт по мини-брейкам разбирается в этом вопросе до мельчайших деталей…
— Я изучил все наши счета вдоль и поперек, — вмешался Марк, который, кажется, хотел побыстрее закончить дискуссию. — Как ни крути, денег едва хватает, чтобы закончить этот семестр. Для того чтобы следующий семестр был возможен в принципе, нам нужно набрать не меньше десяти студенток, которые могли бы внести предоплату уже в конце этого семестра. Бетси предлагает — и я ее полностью поддерживаю, — чтобы мы ввели новые предметы уже сейчас. Это первое. Второе — объявить День открытых дверей. И чтобы он состоялся не позднее чем через три недели. Скажем, в середине февраля. Тогда станет возможен дополнительный набор в Академию.
Я опустила глаза. У меня были свои причины ждать Дня открытых дверей, и причины эти я Марку не озвучила. Для меня это прежде всего означало, что в Академию придет целая толпа народу: будут приглашены журналисты, продавцы недвижимости, восемнадцатилетние абитуриентки, а главное — выпускницы «Филлимора», которые, несомненно, захотят поделиться со своими преемницами секретами женского шарма. Вот тут-то я и продолжу расследование!
— Понятно, — произнесла мисс Торн, которая листала мои труды аккуратно, будто боялась запачкать. — Как это мило! Как разумно! Просто восхитительно. Только есть две небольшие проблемки, Марк. Во-первых, я не стану возглавлять заведение, лишенное традиций, которые я так тщательно оберегала. Уж поверь мне! Кстати, лорд Филлимор в курсе?
— Нет, — звонко сказала я. — Пока нет. Он в отъезде, и я не хотела его беспокоить, пока не узнаю вашего мнения. Не уверена, что он будет доступен на этой неделе — обычно он уезжает к другу в Шотландию, а это довольно далеко.
— Мм… — Мисс Торн недовольно поджала розово-перламутровые губы.
— Мы собирались поднять вопрос на ежемесячном собрании, — сказала я. — Но собрание только в конце месяца, и если у нас ничего не получится, то…
На этот раз меня перебил Марк.
— Я уверен, все получится. И лорд Филлимор, без сомнения, поддержит любую инициативу, чтобы спасти Академию.
— Поверь, Марк, я очень ценю работу, проделанную тобой и Элизабет, — снисходительно сказала мисс Торн. — Но мы обязаны дать всем нашим имеющимся воспитанницам те предметы, на которые их записывали родители. У нас перед ними юридические обязательства.
— Вряд ли они… — начал Марк.
— Мы можем распределить расписание на утро и на вечер, — встряла я.
Нет, я не пыталась торговаться с мисс Торн. Просто понимала: не пробьем новые занятия сегодня — и вопрос насчет Дня открытых дверей останется без ответа — или с отрицательным ответом.
— А вторая проблема? — спросил Марк, размашисто поменяв скрещенные ноги местами.
Выяснилось, что у него красные носки. Оставалось надеяться, что мисс Торн этого не заметила.
Она лукаво улыбнулась. Не иначе сейчас выложит главный козырь. У меня было чувство, что еще секунда — и мы прямо на стульях съедем по какому-нибудь специальному желобу в бассейн с пираньями.
— Вторая проблема в том, что мы уже начали делать нечто похожее.
— Неужели? — Я не могла поверить. — И что же это? Я ничего похожего не видела.
— И это неудивительно. Я говорю скорее о семинарах, нежели об уроках. Другая педагогическая модель. — Мисс Торн прямо-таки излучала радость, — Абсолютно новое начинание. Вот почему о нем пока не напечатано в буклете, и вообще… Пусть пока останется между нами, Элизабет, поскольку разработка не для всех девушек, а только для тех, кому, как нам кажется, она необходима.
— Так что же это? — не отставала я.
— Мы назвали нашу инициативу «Индивидуальное развитие», — сказала мисс Торн, так сладко улыбаясь, что ее маленькие глазки почти исчезли за округлившимися щеками. — Она рассчитана на подготовку особой категории девушек, готовых войти в высшее общество на международном уровне.
— Как вы сказали? «Войти в высшее общество»? — переспросил Марк. — А это случайно не отдает девятнадцатым веком?
— И кто же преподаватель? — спросила я, хотя, как мне показалось, ответ можно было угадать.
Как это я могла забыть?
— Одна из наших выпускниц! — торжественно произнесла мисс Торн. — Ты, Элизабет, наверное, помнишь ее. Адель Буканан. Нам очень повезло, что она согласилась прийти к нам и поделиться своими знаниями.
Ну конечно, Адель Буканан. Вероятно, делится знаниями своих коронных предметов: как правильно прыгать по социальной лестнице или как подружиться с чужим папашей и выйти за него замуж.
В зеркале за спиной мисс Торн я увидела свое отражение — и оно мне сильно не понравилось. Отчасти потому, что на моей блузке (вернее, на новой блузке Лив) красовалось пятно от кофе. А потом я заметила, когда попыталась прикрыть пятно шарфиком, что кто-то сзади меня прошуршал по ворсистому ковру.
— Здравствуй, Джеральдина… Я что, вас прервала?
Я вгляделась в зеркало. За моей спиной стояла женщина, которую я не видела уже пятнадцать лет.
Адель Буканан было далеко за тридцать, однако она выглядела моложе меня. По-прежнему нежная блондинка, по-прежнему обтянута, как сосиска в целлофане. И по-прежнему смотрит не на тебя, а как будто на невидимые лейблы твоих вещей. Адель единственная в Академии никогда не присоединяла свой голос к общему хору, поющему дифирамбы «маленькой принцессочке», то есть мне. У нее всегда был мрачный вид, а если она и говорила со мной, то только на тему того, что «надо по-доброму относиться к бедным сироткам».
Кого-кого, а эту особу будет очень трудно убедить в том, что я бизнес-консультант. Она же по серьгам может легко определить, сколько я зарабатываю на самом деле.
Адель открыла рот и изобразила улыбку, восторженную почти до неприличия.
— Бог мой, да это же сиротка Энни! — проворковала она (при этом у нее был такой вид, как будто она ждала этой встречи все пятнадцать лет).
