В самом сердце Лондона, рядом с суматошным Сохо и по соседству с клубами для джентльменов, есть прелестный оазис, состоящий из георгианских особняков. Витые ограды, голуби на шляпках каминных труб… Это Хафмун-стрит. Скрытая от глаз в глубинах Мейфэра, она хранит последний секрет лондонского общества столь же надежно, как если бы он был спрятан в дамском декольте. Ведь именно здесь, в доме 34, все четыре этажа занимает единственный уцелевший в Лондоне пансион благородных девиц — знаменитая Академия Филлимора.

Заведение открылось еще в 1880 году: в ту пору все старейшие английские семьи считали за правило помещать сюда дочерей на выданье. Хотя бы на годик — для финишной обработки товара перед тем, как выпустить его на матримониальный рынок. Девицы из «Филлимора» славились уменьем поддержать разговор в любой ситуации (даже если подвыпившие за обедом гости норовят вцепиться друг другу в горло), а кроме того, веселым нравом и безупречной осанкой (шомпол, который они проглотили еще в юности, бережно сохранялся ими до преклонных лет).

Теперь, когда «Филлимор» перешагнул вековой рубеж, интерес к заведению несколько упал. Последний всплеск ажиотажа эти стены видели после войны, с тех пор очередь из желающих превратилась в жалкий ручеек. Возможно, так было бы и до сегодняшнего дня, если бы не леди Диана Спенсер (самая благородная девица, какие только встречались в Англии). Благодаря леди Диане ручеек стал полноводной рекой, и «Филлимор» вновь заполнился жизнерадостными блондинками, мечтающими всего за один годовой курс научиться вести себя, а заодно и домашнее хозяйство.

Хотя обычно пансионерки не слишком спешили на свой «полноценный английский завтрак в восемь утра», бессменная академическая повариха Кэтлин Коннор соблюдала точность: ровно в семь сорок она выходила за дверь, чтобы забрать оставленные для нее шесть бутылок молока. Вот и в то утро (29 июля 1981 года) все было так же, не считая маленького недоразумения. Бестолковый посыльный все перепутал: вместо апельсинового сока, который заказывала Кэтлин, зачем-то притащил коробку мармеладных долек Куперса.

— Мармеладные дольки? Вот ты у меня получишь мармеладные дольки, — проворчала она и принялась одну за другой пристраивать бутылки в объятия своей могучей руки, как вдруг…

Из недр коробки с мармеладом послышалось кряхтенье! Кэтлин вздрогнула и едва не выронила бутылки. Затем она осторожно заглянула в коробку — и буквально потеряла дар речи (а ей, уж поверьте, действительно было что терять). Неужели? Неужели сбылась ее тайная мечта — пусть и таким странным образом? Значит, не напрасно она так долго и так истово молилась — Бог все-таки услышал ее…

Кэтлин оглядела улицу: не обнаружится ли хозяин коробки? Но везде было пусто — доносился только шум машин, несущихся по Пикадилли.

Тем временем коробка снова закряхтела.

— Святая Мария… — крестясь, прошептала Кэтлин и протянула к коробке дрожащую руку.

Леди Франсес Филлимор сидела в столовой, задумчиво прикусив кончик серебряной ручки, и размышляла.

Что делать? Что обычно делают, если девушка неудачно выдерет себе брови воском? На ум приходила только вечно удивленная Марлен Дитрих и обрывки воспоминаний о касторовом масле, которое якобы стимулирует рост волосяных луковиц (или ресниц?). В конце концов Франсес отчаялась и записала в свой список дел: «Посоветоваться с Нэнси». Нэнси, которая заправляла в Академии хозяйством, знала уйму всяких полезных рецептов, в большинство из которых входил солодовый уксус…

Вот что Франсес всегда удивляло: семья ее мужа Пелхэма Филлимора поколениями жила в «благородном пансионе», причем самому Пелхэму все это светское обращение явно давалось с трудом — так же как и всем английским мужчинам, которых она знала. А директриса мисс Вандербильт, возглавлявшая Академию еще со времен черно-белого телевидения? Она и королевских отпрысков могла бы поучить, как правильно есть традиционную ячменную лепешку… Между тем Франсес была уверена, что после окончания ее пансиона у воспитанниц остается масса невыясненных, но при этом жизненно важных вопросов. Например, как вести себя на свидании с незнакомцем. Или как сварганить ужин из пяти яиц и копченой селедки.

Хотя Франсес и любила повторять, что стоит на страже семейного бизнеса, в глубине души она обожала всякие девчачьи глупости. Что греха таить, Франсес всегда мечтала о дочке; увы, у них с Филлимором был только один ребенок — Гектор. Разумеется, она уже давно с этим смирилась и даже выбрала для себя подходящую роль: мудрой тетушки, дающей ценные советы богатым, но слегка заблудшим юным феям, которых отправили на Хафмун-стрит наводить лоск.

В дверь постучали, и вошла Кэтлин — как всегда, ровно в девять. Правда, на этот раз вместо источающего аромат подноса с кофе в руках она держала коробку с мармеладом.

За спиной у нее (легка на помине!) стояла Нэнси, то и дело заглядывая поварихе через плечо. По ее пытливому взгляду в глубь коробки Франсес поняла, что случилось нечто ужасное: либо в службе доставки универмага «Хэрродс» появились шутники, либо какая-нибудь воспитанница опять не уследила за своей бурно плодоносящей кошкой.

Наконец Кэтлин, кусая губы и краснея до самых корней волос, выпалила:

— Извините за беспокойство, леди Франсес. Я нашла это на крыльце.

Кэтлин поставила коробку на стол — и в ту же секунду на Франсес взглянули огромные зеленые глаза. Более очаровательного младенца она в жизни не видела! Сразу было понятно, что это девочка — совсем крохотная, всего несколько дней от роду. Розовенькие губки бантиком, пушистые золотые ресницы… Не сознавая, что делает, Франсес вынула теплый комочек из коробки и принялась укачивать на руках. Боже мой, какая у нее нежная кожица! Прямо персик…

Малышка не издавала ни звука, зеленые глазищи были не по-детски серьезны. Франсес немедленно захотелось плакать, сердце сладко защемило. Этот детский комбинезончик, эти тоненькие пальчики, похожие на лепестки… Франсес придирчиво оглядела малышку с головы до ног: судя по всему, она сыта и довольна, одежда безупречно чистая, на ножках — розовые шерстяные носочки.

— Эй… — прошептала она, пощекотав детскую щечку. — Где же твоя мама?

От ребенка исходили такие мощные флюиды любви, что перехватывало дыхание.

Тут совершенно некстати подскочила Нэнси, которая все это время суетилась вокруг коробки, как курица-наседка.

— Мы уже вызвали полицию! Какой ужас! Бедная малютка! В такую погоду, под тонким одеяльцем… Да еще противные голуби гадят кругом! Какой же дурой надо быть, чтобы…

— Вообще-то, это настоящий кашемир, — перебила Кэтлин, потрогав платок, которым была покрыта крохотная головка. — Вдобавок в коробке я нашла записку. И если тебе интересно мое мнение, я уверена: за ребенком никто не вернется.

Франсес почти не слушала. Кашемировый платочек съехал, открыв трогательные рыжие кудряшки над маленькими ушками, — и это окончательно ее добило. Боже мой! Бедная крошка… Нет, она ни за что ее не бросит. Надо же было додуматься — оставить беспомощного младенца прямо на крыльце!

— Я пыталась найти лорда Филлимора, — продолжала Кэтлин. — Но в клубе сказали, его нет. Я попросила, чтобы он позвонил, как только появится.

Нэнси протянула к ребенку руки с явным намерением отобрать его у Франсес, однако та успела увернуться: слишком не хотелось прерывать это блаженство.

— Пелхэм сегодня занят, — сказала она.

Кэтлин и Нэнси понимающе переглянулись: уж они-то точно знали, чем именно занят Пелхэм. Конечно, поисками Гектора. Когда так долго живешь в семье, совсем нетрудно читать между строк. Более того, если дело касается Гектора, текст между строк видно гораздо лучше, чем сами строки.

Даже Франсес признавала, что ее сынуля — из тех, кого приличные девушки должны обходить десятой дорогой. Красавчик, душка, абсолютно без комплексов — вот уж кому не стоит доверяться во время совместных вздохов при луне. Увы, все было ровно наоборот: бедняжки регулярно теряли голову как от ее сына, так и от всей его компашки, состоящей из юнцов с графским титулом да избалованных отпрысков миллионеров. Еще бы, знаменитости! Вся история их передвижений из одного мейфэрского казино в другое щедро освещалась в желтой прессе.

Конечно, Франсес переживала. Разве для того она воспитывала сына? Увы, ей оставалось лишь пить снотворное и надеяться, что Гектор вырастет из этого безобразия, как когда-то вырос из детских штанишек. Или найдет девушку, которая его вытащит…

— Думаю, лорд Филлимор появится к вечеру, вместе с Гектором, — сказала она так, словно пыталась убедить и саму себя.

Неразлучная троица — ее сын вместе с такими же оболтусами Рори и Саймоном — опять устроила себе самоволку, причем недельную. Подумать страшно… В прошлый загул Пелхэму пришлось вызволять сына из полицейского участка в Венеции. «Дэйли мейл», конечно, не отказала себе в удовольствии написать, что «достопочтенный Гектор Филлимор был при всем параде — и даже надел балетную пачку».

Кудахтанье Нэнси вывело Франсес из раздумий.

— Что скажет лорд Филлимор! Не хватало нам подкидышей на крыльце! Что они вообще про нас думают? Мы им не…

— Да ладно тебе! — перебила Франсес. — По-моему, вполне здравый поступок — оставить ребенка здесь. Тем более девочку. В конце концов, мы этим и занимаемся — воспитываем девиц… И вообще, Нэнси, ребенку могут срочно понабиться некоторые вещи. Не будешь ли ты так любезна прямо сейчас отправиться в «Хэрродс»? Значит, Кэтлин, в коробке была записка?

Кэтлин выудила из кармана фартука сложенный вчетверо листок писчей бумаги и протянула хозяйке.

«Что ж, у этой мамочки есть хотя бы перьевая ручка», — отметила про себя Франсес.

В записке значилось:

Вежливо и по делу.

— А пчелка, Кэтлин?! — раздался свистящий шепот Нэнси. — Пчелку-то покажи!

— Записка была приколота вот этим, — Кэтлин достала из недр фартука булавку — такими скрепляют шотландские килты. — Я специально спрятала, от греха подальше.

— Ой! Кажется, бедная пчелка осталась без глазика! — вскричала Нэнси, но под ледяным взглядом Кэтлин тут же поджала губы.

Франсес нахмурила брови и принялась рассматривать булавку. Самая обычная булавка для килта, если не считать того, что кто-то прикрепил к ней амулет в виде усыпанной бриллиантами золотой пчелы. Вещь явно дорогая.

— Почему-то без подписи, — сказала она, осмотрев листок со всех сторон. — Странно. Если мамочка так печется, чтобы малышка выросла настоящей леди, могла хотя бы дать ей имя… — Франсес взглянула на коробку, из которой раздалось что-то вроде мяуканья. — У такого ангелочка обязательно должно быть замечательное имя. Разве мы позволим нашей крошке остаться без имени? — Она наклонилась и слегка взъерошила девочке рыженькие бровки. — Ну и как мы тебя назовем?

В этот момент она почувствовала, как совсем рядом запахло лавандой, крахмальным бельем и песочным печеньем. Ну конечно, Кэтлин и Нэнси тут как тут. Старые девы обступили ребенка и тянут свои страждущие руки. Безусловно, это добрейшие женщины на земле. Франсес подумала, что незадачливой мамаше очень повезло: ее обездоленному чаду достались сразу три лучшие в мире няньки.

— Ну и?.. — нежно пропела Франсес. — Может быть, что-нибудь величественное? В честь леди Дианы, например? Вполне по-королевски, учитывая ее завтрашнюю свадьбу с принцем Чарльзом.

— Тогда лучше Элизабет, — сказала Кэтлин. — В честь самой королевы.

— Вряд ли ей подойдет Элизабет. — Франсес задумчиво прищурилась, глядя на малышку. — Она слишком хорошенькая для такого длинного имени. Скорее, она… Нет, не Лиззи… И не Бесси… И не Бет…

— Может, Бетси? — предложила Нэнси.

— Бе-етси… — проговорила Франсес. — Да, пусть будет Бетси.

Малышка прикрыла глазки, и на секунду Франсес показалось, что она улыбается.

В этот момент леди Филлимор поклялась, что ни за что и никогда не откажется от Бетси. Даже если за девочкой вернется та, что 29 июля 1981 года подкинула ее в Академию в коробке из-под мармелада. Франсес все равно ее не отдаст.

Отныне дом Бетси будет здесь.