Тодд едет в спортзал – вдруг звонит Наташа. Она хочет, чтобы он вернулся к семи, и просит принести вина к ужину. Вот вам и Наташа. Джоди никогда не давала ему таких срочных поручений. Не в том дело, что Тодд не хочет покупать вино; но ему не нравится, как она об этом говорит, словно рассчитывает на повиновение, как будто она может им командовать. А где же все это «ты мне – я тебе», хотелось бы ему знать. Ведь она не убирает в квартире, не готовит. Но как только он входит в дом, сразу велит ему сделать что-нибудь по кухне.

Он сворачивает с Мичиган-авеню на Адамс и едет обратно, до винного магазина в Принтерс-роу. Там полно народу, в кассу очередь. На тренировку он уже опоздал, так что Тодд принимает решение выпить пива. Как давно он не сидел в баре с кружечкой! Поначалу он не был против, что Наташа так за ним следит. С учетом того, что она молода и помешана на сексе, это скорее внушало уверенность. Но так же не может продолжаться вечно. К тому же, теперь все по-другому. Наташа беременна и сама никуда не ходит.

В общем, черт с ним, Тодд решил заскочить ненадолго в бар. И как раз вовремя вернется к ужину. Она, конечно, унюхает и поругается, но все равно будет не хуже, чем когда он вернулся в три утра после визита к Джоди. Наташа не поверила, что он все это время провел с Гарри, хотя Тодд воображал, что придумал вполне правдоподобную версию.

– Мы сидели в баре до закрытия, а потом пошли в клуглосуточную столовую есть яичницу.

– Ты был у Джоди, – сказала она, как ясновидящая.

В итоге Наташа вынудила Тодда признаться. Но он сказал, что пересекся с Джоди ненадолго, да и то до, а не после встречи с Гарри. Зато это объясняло, что он привез одежду. Не придется ее прятать. А еще он добавил, что ничего не скрывал бы, если бы она так, блин, за ним не следила.

Приехав в «Дрейк» и усевшись за барную стойку, Тодд чувствует себя так, будто вернулся домой. Ему нравится интерьер из полированного дерева и кожи, электрические сумерки, ряды сверкающих бутылок и стаканов, гул голосов и толкотня, первый длинный глоток пенистого бочкового пива, поставленного перед ним его другом-барменом. Тодд переключает внимание на происходящее вокруг него общение, на атмосферу свободы и возможностей, складывающуюся, когда люди, закончив работу, берутся за первый стакан, на ионы и феромоны, приливы и отливы разговоров и смеха, растущие надежды.

Сидя в баре после столь длительного отсутствия, он поддается нежному чувству привязанности и почтения к этому гостеприимному святилищу с таким странным убранством и ритуалами, шейкерами, ситечками, бокалами различных форм, маринованным лучком и серпантином из лимонной кожуры, узнаваемыми бирдекелями, и в то же время разными для разных напитков, бубнящими прихожанами и светскими жрецами, исполняющими за барной стойкой древнейшие ритуалы. Тодд вспоминает церковь, куда ходил в детстве с матерью, растившей его в духе римского католичества, или, по крайней мере, пытавшейся. Он так и не понял идею со стариком в небесах, но с самого начала его поразил блеск и таинственность церкви: торжество процессий, яркие рясы, дымящие кадила, пение. Ему очень нравилась возможность что-нибудь освятить, полностью преобразив его природу: вино, воду, да и людей тоже. Иногда Тодд мечтательно думал о табернакле, причудливом украшенном резьбой домике, где хранились таинственные святыни. Ему нравилось ощущение мистерии и экстаза, и теперь он точно так же чувствует себя и в баре «Дрейка». Ведь тут его ждет спасение. Во всех нас реализуется наша собственная истина. И на самом деле в жизни у нас нет ничего, кроме первобытной силы, которая движет нами изо дня в день – естественная, без прикрас, вездесущая, врожденная энергия. Она как святой дух в каждом из нас.

В молодые годы Тодд сильно ощущал в себе постоянное присутствие этой энергии – в детстве, когда научился отделять себя от родителей, когда вырвался на свободу и открыл для себя большой мир с его пьянящим возбуждением, и потом, когда почувствовал почву под ногами в бизнесе, ощутив свою силу и безупречность, и когда познакомился с Джоди, а через нее познал и суть духовного единства. Тодд – любовник, влюбленный в мир, и когда он в форме, мир воздает ему. Вот как он хочет проживать каждую минуту своей жизни. Хочет, чтобы все стало понятно. Хочет смотреть обнаженной тайне в лицо, быть активным участником в жизни, всецело погрузиться в нее – а не просто наблюдать, сдерживаться, раскаиваться.

А некоторые видят все иначе. Например, Джоди. Но нельзя же жить по чужим правилам. К тому же, она все равно им восхищается. Его успехом, умением сдерживать обещания, осуществлять свои мечты. Тодду это приятно. Ее восхищение не раз удерживало его на плаву, много лет придавало бодрости, а это, в свою очередь, обеспечило некоторую дисциплину, которая в определенном смысле держит его в рамках, не давая сбиться с курса. Он мог бы пройти этот путь и сам, но благодаря Джоди все шло просто как по маслу. Не каждого мужчину так любили. Даже любовь матери была не такой – она горчила из-за ее чувства вины, была подпорчена ее верностью отцу Тодда.

Большую часть его жизни Джоди была рядом. Прожитые дни, сказанные слова, испытанные эмоции, совместная история, доля смысла. Их общее прошлое – как припрятанное сокровище, зашитое в мешочек и уложенное в выемку на груди. Не ее вина, что она не смогла спасти Тодда от него самого. Чего он сейчас боится, так это того, что та черная дыра снова разверзнется. Иногда он ее прямо чувствует. Земля обетованная в последние дни кажется такой зыбкой. Надо все же пользоваться возможностью, цепляться за нее. В сумеречном свете бара после обеда или в дождливый вечер, когда улица похожа на реку отраженных огней. В полных желания глазах женщины в ее изумительной наготе. Любовь все же неделима. Если кого-то одного любишь больше, это не значит, что другого любишь меньше. Вера – это не умственное построение, а что-то, что носишь внутри себя.

Он снимает пиджак и вешает на спинку стула. Наташа начнет беспокоиться, наверное, через полчаса, а сам ужин лишь еще через час. Со второй кружкой Тодд заказывает бургер и съедает его за три-четыре укуса, но с пивом не спешит. Он не пьянчуга, как отец. И не такой бессердечный сукин сын, даже когда выпивает больше, чем следовало. Посидеть с пивком – довольно небольшая награда за рабочий день, вполне заслуженная. Он хорошо зарабатывает. Ведет бизнес. В этом Тодд тоже не такой, как отец. Тот был вообще нечто, никто к нему даже на похороны не пришел. Хоть мать несколько лет спокойно пожила после его кончины.

Вспомнив о Наташе, Тодд похлопывает по карману с телефоном. Если она позвонит, он постарается ее порадовать. В последнее время стало много ссор, а шуток и нежностей – меньше. По сути, ей недостает уверенности в себе, вот в чем ее проблема. Ей бы поучиться у Джоди, та никогда не пыталась его контролировать и не ссорилась.

Когда она звонит, Тодд доедает уже второй бургер, и прежде чем принять вызов, он запивает его хорошим глотком пива.

– Ты как будто в баре, – начинает она.

– Зашел выпить по пути домой.

– В спортзал не пошел?

– Времени было мало.

– И ты сидишь в баре с тех пор как ушел с работы?

– Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Дело-то не в этом, – отвечает Наташа.

– А я думаю, в этом. Ты красавица, я тебя люблю, остальное не важно.

– Если бы ты меня любил, ты был бы здесь. У нас гости на ужин. Ты что, забыл? – она уже буквально визжит.

– Постарайся успокоиться, – говорит Тодд, – я просто зашел выпить.

– С кем-то?

– Нет, один.

– Про вино, наверное, забыл.

– Нет.

– Ты купил вино?

– Да, купил.

– Тогда сейчас же поезжай домой.

– Хорошо. Если ты хочешь, чтобы я приехал домой, я еду.

– Я подожду на телефоне, пока ты расплатишься. Или ты уже расплатился?

– Нет. Но сейчас расплачусь, если хочешь.

– Я хочу, чтобы ты расплатился. Я подожду.

– Все, плачу. Прямо сейчас.

Тодд подзывает бармена, достает бумажник.

– Скажи, когда заплатишь, – говорит Наташа.

Расплатившись, Тодд допивает пиво.

– Вот, – говорит он, – я заплатил, выхожу.

– Ты встаешь?

– Да, встаю, – Тодд поднимается со стула. – Иду к двери.

– Ты с кем-то разговаривал, – замечает она.

– С барменом.

– Что ты ему сказал?

– Что сдачи не надо.

– Ты уже вышел?

– Да, уже вышел. Сейчас повешу трубку.

– Сразу поезжай домой.

– Вешаю трубку.