3
Марти вырос, обедая под постоянно включенный телевизор. Телевизор был его нянькой, его лучшим другом и учителем. Он до сих пор мог наизусть воспроизвести программы телепередач времен своего детства. Он мог насвистеть мотив из сериала «Даллас». Он пародировал Далека лучше чем кто бы то ни было из моих знакомых. Конкурс «Мисс Вселенная» научил его всему, что он знал о птицах и пчелах, то есть на удивление немногому.
Хоть я совсем не походил на него, Марти сразу же привязался ко мне, потому что у меня было примерно такое же детство. Со стороны это может показаться не особенно прочным основанием для настоящей дружбы, но вы очень удивитесь, когда узнаете, как мало телевизионщиков могут похвастаться таким же прошлым. Большинство из них выросли среди книг.
Когда мы впервые встретились на маленькой радиостанции, нас обоих шутки ради называли «многосторонними личностями». Главными талантами Марти было умение бегать за бутербродами, сортировать почту и заваривать чай. Но уже и тогда все замечали этого молодого человека с глазами навыкате и самодовольной ухмылкой на губах. И все из-за его нескончаемой энергии, которую он буквально излучал. Хотя при этом, помнится, никто и не думал принимать его всерьез.
Я занимал более высокий пост, чем Марти. Я писал статьи, был продюсером различных шоу и даже порой очень быстро и нервно читал последние новости. Как я уже говорил, мне всегда было не по себе, когда я выступал в прямом эфире, в этом отношении я, можно сказать, недалеко ушел от Джины. Загоралась красная лампочка, и вместо того чтобы включаться, я вырубался сам. Однако очень скоро выяснилось, что прямой эфир — это именно то, ради чего Марти родился на свет.
Когда ведущий ночной передачи в прямом эфире, куда звонили только законченные психи (мы называли это шоу «ночной сменой для придурков»), перешел от нас на кабельное телевидение, я уговорил начальство радиостанции попробовать Марти. Отчасти потому, что я надеялся, что он с этим справится. Но главным образом из-за того, что у меня кожа покрывалась мурашками при одной мысли о том, что это придется делать мне самому.
И вот что поразительно: ему удавалось творить чудеса из самого непригодного материала, какой только можно себе представить. Пять вечеров в неделю Март и принимал звонки от людей, собиравшихся вешаться, от теоретиков всевозможных заговоров, от контактеров с инопланетянами и разнообразных душевнобольных и превращал все это в приличную передачу.
Хорошей передачей это становилось благодаря тому, что Марти разговаривал так, будто общение с обитателями страны психов доставляло ему неземное удовольствие.
У нас постепенно образовался клуб почитателей, и вскоре после этого стали поступать предло жения сделать ток-шоу на телевидении. Нас приглашали на встречи, кормили вкусными обедами, нам льстили и сулили золотые горы. И очень скоро мы забросили свой успешный проект. Вот вам тот редкий случай, когда крысы бегут с благополучно плывущего корабля.
Но на телевидении все оказалось по-другому. Здесь нельзя было просто пустить в студию гостей «с улицы», как это происходило на радио. Тут стало недостаточно чудаковатых дамочек, забеременевших от развратных инопланетян.
Прошел год, а Марти продолжал биться со своим собственным шоу и у него все еще оставался такой вид, словно он находится именно на том месте, о котором мечтал всю жизнь. Однако напряжение начинало сказываться и с каждой неделей он сидел в гримерной чуть дольше, чтобы замазать свои морщины. В его белокурых волосах появилась проседь, и не только потому, что семь дней в неделю ему приходилось разыскивать гостей для передачи. Когда мы работали на радио, Марти нечего было терять. Теперь же ситуация изменилась.
Когда я приехал в студию, он сидел в кресле в гримерной и проводил мозговую атаку насчет будущих гостей с группой юных ассистенток, жадно ловивших каждое его слово. В это же время гримерша пыталась придать его коже оттенок, хоть чуточку напоминавший человеческий. Марти с подозрением отхлебнул воды из поставленного перед ним стакана.
— Это что, «Эвиан»?
— Вы хотели газированную воду? — осведомилась миловидная девушка в камуфляжных штанах и армейских ботинках.
— Я хотел «Эвиан».
Она, как мне показалось, вздохнула с облегчением.
— Так это и есть «Эвиан».
— А, по-моему, нет.
— Ну ладно, это «Бадуа».
Марти бросил на нее взгляд, ломающий бревна.
— Но в торговом автомате не было «Эвиана», — попыталась защититься ассистентка.
— Поищи в зеленой комнате, — посоветовал он со вздохом.
В гримерной раздался одобрительный гул. «Эвиан» для Марти, разумеется, найдется в зеленой комнате — загончике, где ждали своего выхода в студию гости программы. Храбрости у девушки в камуфляжных штанах явно поубавилось, но, все еще бодро улыбаясь, она отправилась на поиски требуемой воды.
— Я думаю, нам нужно устроить классическую встречу с какой-нибудь легендой Голливуда, — сказал Марти. — Я думаю, нужно, чтобы на экране появился Майкл Паркинсон со своим знаменитым пюпитром с зажимом для бумаг. Я думаю о Тинселе Тауне. Я думаю, следует пригласить кого-нибудь из претендентов на «Оскар». Я думаю… Джек Николсон подойдет?
— Джека сейчас нет в городе, — высказалась редактор по гостям, маленькая нервная девушка, которая недолго должна была продержаться на этой работе. Ногти она уже сгрызла до основания.
— Леонардо Ди Каприо?
— Его невозможно достать.
— Клинт Иствуд?
— Я оставила приглашение у него в офисе. Но вряд ли.
— Роберт Митчем? Джеймс Стюарт?
— Они, к сожалению, уже покойники.
Марти бросил на нее злобный взгляд:
— Никогда больше так не говори! Они просто на данный момент не могут принять участия в программе.
Он глянул на меня в зеркало — его глаза, как две бусинки, поблескивали из-под слоя оранжевого грима.
— Почему мы не можем добыть ни одной гребаной экранной звезды, Гарри?
— Потому что ни у одного из тех, кого ты упомянул, нет сейчас готового продукта, — сказал я то, что повторял ему каждую неделю. — А как только он у них появится, нам придется сражаться из-за него со всеми остальными ток-шоу.
— Вы смотрели сегодняшние вечерние новости? — спросила гримерша мечтательно, таким тоном, какой могут себе позволить только гримерши, абсолютно не замечая нервного срыва у окружающих. — Было так интересно! Показывали митингующих в аэропорту. Ну, тех самых, которые приковывают себя к деревьям. Они еще протестуют против нового терминала…
— И что с того? — фыркнул Марти. — Ты не знаешь, как еще поддержать разговор?
— Мне нравится их лидер, — ответила девушка. — Клифф, если не ошибаюсь. У него еще такие косички на голове. Он просто супер!
Все женщины в комнате шумно выразили свое одобрение. Я сам видел этого Клиффа на дереве — тощего, с претензией на оригинальность, в том числе и косичками, — но мне и в голову не могло прийти, что он имеет успех у женщин.
— Вот кого вам надо пригласить на шоу, — торжествующе сказала гримерша, припудривая Марти пуховкой. — Он намного интереснее, чем какая-нибудь старая суперзвезда с пересаженными волосами и очередной дежурной пошлостью наготове.
— Клифф — это неплохая идея, — сказал я. — Но я не знаю, как его достать. Хотя это должно быть не так сложно, как с Клингом Иствудом.
— У меня есть номер его мобильника, — раз- дат и робкий женский голос из глубины гримерной. Если, конечно, это вам поможет.
Мы все обернулись.
Это была худенькая рыжеволосая девушка, возможно, ирландка, такая бледная, что, казалось, никогда не видела солнца. Ей было лет двадцать с небольшим (можно было предположить, что она недавно окончила университет), но на ее лице красовались веснушки, как у девочки-подростка. Я никогда раньше ее не видел.
— Сибхан Кемп, — покраснев, представилась она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я новый помощник продюсера. Ну, так что, позвоним Клиффу?
Марти взглянул на меня. Я понял, что ему понравилась идея. Мне тоже. Потому что, как и все телевизионщики, мы больше всего на свете ценили подлинность везде и во всем. Разумеется, если не считать высокооктановой знаменитости. Ее мы ценили превыше всего.
Нам до смерти надоели молодые звезды, проталкивающие свои говенные фильмы. Мы истосковались по настоящим людям с настоящей жизнью и настоящими сюжетами: заметьте, сюжетами, а не анекдотами. Они давали нам прекрасный телепродукт по удивительно низкой цене. Мы же взамен предлагали им психотерапию — возможность свалить все свои проблемы на миллион телезрительских ковров.
Разумеется, если бы Джек Николсон вдруг позвонил и попросил разрешения появиться на нашей передаче, мы бы немедленно вызвали охранника, чтобы выпроводить всех настоящих людей из здания. Но Джек почему-то не звонил. Видимо, в наши дни слишком мало осталось знаменитостей, которых можно просто так взять и выцепить.
Итак, мы благоговели перед настоящими людьми, страстно стремящимися к чему-либо, настоящими людьми, которые заняты не только своей карьерой. А человек, приковавший себя к дереву и отбивающийся от полицейских собак, пытающихся тяпнуть его за яйца, — так где же еще найдешь кого-нибудь более настоящего?
— Откуда ты его знаешь? — поинтересовался я.
— Я раньше с ним встречалась, — ответила она.
Мы с Марти переглянулись. На нас это произвело впечатление. Значит, эта Сибхан — тоже настоящий человек.
— Из этого ничего толком не получилось, — продолжила она. — Довольно тяжело, когда твой парень столько времени проводит на дереве. Но мы остались друзьями, и я восхищаюсь им: он действительно верит в то, что делает. Он считает, что система жизнеобеспечения планеты и так на пределе, а политики только и делают, что распространяются на экологические темы. Он думает, что человек должен оставлять на земле лишь следы своих ног, а получать от земли только впечатления и воспоминания.
Блестяще, черт бы его подрал, — сказал Марти. — Кто его агент?
* * *
Я сидел наверху, на галерее, и пялился на дюжину экранов, показывавших в пяти различных ракурсах, как Марти берет интервью у человека, хвалившегося, будто может надуть презерватив, натянутый на его голову, — ему это действительно неплохо удавалось, — и вдруг почувствовал, что кто- то подошел сзади.
Это была Сибхан, она улыбалась, как ребенок, который в первый свой день в новой школе неожиданно понял, что все у него будет в порядке.
В темноте галереи ее лицо освещали укрепленные на стене мониторы. Это самые обыкновенные телевизоры, но мы называем их мониторами. Благодаря им у режиссера есть возможность выбрать нужный ракурс для передачи. Они показывают не только то, что выходит в эфир, но и то, что могло бы выйти. Сибхан улыбалась. У нее была очаровательная улыбка.
— Я думал, что этот Клифф не дает интервью, — начал я. — Тем более после того, как его высмеяли в воскресной газете. Они написали, что он делает все это только ради славы и популярности среди девчонок-хиппи. — Тут я вспомнил, что Сибхан с ним встречалась, и поспешил добавить: — Извини, я не хотел тебя обидеть.
— А я и не обиделась, — ответила она. — Все правильно, но на этот раз он, возможно, согласится.
— Почему? Из-за тебя?
— Нет, — рассмеялась она, — потому что ему нравится Марти. Он считает, что Марти не принадлежит к телевизионному истеблишменту.
Я поглядел, как Марти на мониторе чуть не подавился от хохота, когда презерватив взорвался у парня на голове. Уж если кто и принадлежит к истеблишменту, так это именно Марти. И если бы ему так сказали, он счел бы это комплиментом.
— И главное, — сказала Сибхан, — потому что мы выходим в прямом эфире.
Действительно, мы были чуть ли не последним живым шоу на телевидении. Большинство передач шло «как бы в прямом эфире», они подделывали возбуждение живого телевидения, подстраховываясь записью. Гнусная ложь, фальшивка!
Но «Шоу Марти Манна» не было фальшивкой. Если вы смотрите на парня с презервативом на голове, то можете быть уверены, что презерватив надувают именно в этот момент.
— Борцы за экологию считают, — продолжала Сибхан, — что единственное место в средствах массовой информации, где ист цензуры, — это прямой эфир на телевидении. Можно задать один вопрос?
— Валяй.
— Это твоя «Эм-Джи-Эф» на стоянке? Такая красная.
«Ну вот, начинается, — подумал я. — Сейчас она прочтет лекцию о том, как машины портят воздух и пробивают дырки в озоновом слое». Порой современная молодежь приводит меня в отчаяние. Они, кажется, ни о чем больше не думают, кроме как о будущем планеты.
— Да, моя, — насторожился я.
Классная машина.
* * *
Когда я вернулся домой, они уже спали. Я почистил зубы и разделся в темноте, слушая, как моя жена ровно и тихо дышит во сне.
Этот звук всегда пробуждал во мне невыразимую нежность. Только во сне Джина казалась уязвимой, и я мог обманывать себя, что она нуждается в моей защите. Она встрепенулась, когда я забрался в кровать и обнял ее.
— Хорошее сегодня было шоу, — пробормотала она.
Она была теплой и сонной, и я любил ее такой. Она лежала ко мне спиной — она всегда так спала-и теперь вздохнула, когда я прижался к ней, поцеловал в шею и провел рукой по ее длиннющей ноге. Именно эти ноги шокировали меня, когда я впервые увидел ее. Впрочем, они и до сих пор действовали на меня так же.
— Джина… Моя Джина.
— Гарри, — тихо отозвалась она, — ты ведь не хочешь, правда? — Она нежно потрепала меня рукой. — Хотя, возможно, и хочешь.
— Ты такая чудесная…
— А ты все еще довольно резвый, — рассмеялась она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня своими все еще полузакрытыми сонными глазами. — Я имею в виду для мужчины твоего-то возраста.
Джина села на кровати, стянула через голову футболку и швырнула ее на пол. Потом провела р/- кой по волосам и улыбнулась мне. Ее прекрасное стройное тело освещал свет фонаря, просачивавшийся сквозь шторы. В нашей комнате никогда не было по-настоящему темно.
— Ты все еще меня хочешь? — спросила она. — Даже спустя столько лет?
Я, наверное, кивнул. Наши губы вот-вот должны были встретиться, но в этот момент заплакал Пэт. Мы переглянулись. Джина улыбнулась. Я — нет.
— Пойду принесу его, — сказала она, а я шлепнулся обратно на подушку.
Она вернулась в спальню с Пэтом на руках. Он тяжело дышал и в слезах пытался пересказать свой кошмар, что-то про гигантских монстров, — а Джина успокаивала его, укладывая в кровать между нами. Как обычно, едва попав в нашу теплую постель, он тут же успокоился.
— Повернитесь на бочок и спите рядышком так, как спят две ложечки в буфете, — ласково приказала нам Джина.
Мы с Пэтом послушно перевернулись на бок, его теплые маленькие ножки в байковой пижаме уткнулись в мою спину. Я слышал, как он шмыгал носом, но теперь все было в порядке. Джина обхватила нас обоих длинной топкой рукой и прильнула к Пэту.
— А теперь спать, — прошептала она. — Все будет хорошо.
Я закрыл глаза, мальчик лежал между нами, и, засыпая, я спрашивал себя, кому Джипа это говорила: мне, Пэту или нам обоим сразу.
— Нет никаких монстров, — авторитетно подытожила она, и мы послушно заснули в ее объятиях.
