23
Гленн явился в своем зимнем оперении: отвратительное потертое кожаное пальто накинуто на ярко-голубую безрукавку, обнажавшую волосы на его костлявой груди, брюки в обтяжку с поясом ниже талии, настолько тесные, что его мужское достоинство выпирало из них, словно приличная горка. Одежда была такая старомодная, что уже успела заново войти в моду.
— Привет, Гарри, дружище, — сказал он, стиснув мою руку. Это рукопожатие в стиле «власть — народу» лет тридцать назад, должно быть, означало, что вот-вот начнется революция. — Как дела? Постреленок дома? Bсe в порядке? Что ж, мило, очень мило.
Было время, когда я хотел, чтобы мой старик был больше похож на отца Джины. Я мечтал, чтобы и мой отец тоже в молодости мелькал в глянцевых журналах, раз-другой улыбнулся в хит-параде в начале семидесятых и проявлял хоть какой-нибудь интерес к миру, простиравшемуся за розовыми кустами на краю его любимого сада. Но стоило мне представить себе иссохшие яйца Гленна, выпирающие из обтягивающих штанов, как я понял, что эти мечты — дела давно минувших дней.
За Гленном пряталась его младшая дочка. Сначала мне показалось, что у Салли плохое настроение. Она зашла в дом угрюмо, стараясь не смотреть мне в глаза, делая вид, что страшно заинтересовалась узором ковра, завесив бледное лицо слипшимися прядями каштановых волос, как будто хотела спрятаться от мира и всего, что в нем есть. Но на самом деле настроение у нее было нормальное. Ей просто было пятнадцать лет. В этом и заключалась вся проблема.
Я провел их в кухню, подавленный тем, что два родственника Джины буквально из ничего вдруг материализовались в моей квартире и задаваясь вопросов, как скоро мне удастся их выставить. Но я тут же оттаял, потому что Салли просияла — именно просияла, — когда Пэт зашел на кухню поздороваться. Возможно, она все-таки была живым человеком.
— Привет, Пэт! — улыбнулась она. — Как дела?
— Нормально, — ответил он, ничем не выдавая, что вспомнил единокровную сестру своей матери. Кем она ему приходилась? Полутетей? Полукузиной? Теперь у нас появились такие родственники, для которых еще не изобрели названия.
— Я записала для тебя кассету, — сказала Салли, роясь в своем рюкзаке. Наконец она извлекла оттуда кассету без футляра. — Ты же любишь музыку, правда?
Пэт тупо уставился на кассету.
— Он же любит музыку, правда? — спросила Салли у меня.
— Еще как! Просто обожает, — кивнул я. — Что нужно сказать, Пэт?
— Спасибо, — сказал он, взял кассету и исчез.
— Я помню, как ему понравился хип-хоп, когда мы все жили у папы, — пояснила Салли. — Здесь только несколько классических исполнителей: Кулио, Старый Грязный Ублюдок, Тупак, Доктор Дре… И прочее в том же духе. То, что может понравиться маленькому мальчику.
— Это очень мило с твоей стороны, — сказал я.
Они молча и неспешно пили каждый свое:
Гленн — чай на травах, Салли — кока-колу, а меня внезапно захлестнула волна возмущения. Какого черта эти люди сидят здесь и напоминают мне о существовании Джины? Какое отношение они имеют к моей жизни? Почему бы им обоим отсюда не убраться подобру-поздорову?
Пэт или Пегги, видимо, засунули кассету Салли в магнитофон, потому что в гостиной неожиданно загрохотал сердитый голос, заглушая убийственные басы. Матерных слов там оказалось больше, чем всех остальных, вместе взятых.
— Очень милая музыка, — заметил я. — Пэт наверняка будет хранить ее как сокровище. Так что — ты снова в гостях у папы?
Она помотала головой.
— Я теперь там живу, — пояснила она, взглянув на отца из-под жидкой челки.
— Проблемы дома, — пояснил Гленн. — С моей бывшей женой. И ее новым партнером.
— Старые хиппи, — насмешливо улыбнулась Салли. — Старые хиппи, которые не выносят, когда кто-нибудь другой радуется жизни.
— Ее новый отчим — сторонник жесткой дисциплины.
— Идиот! — поправила отца Салли.
— А как твой молодой человек? — спросил я, вспомнив толстяка, ухмылявшегося на диване.
— Стив? — переспросила она, и мне показалось, что на ее глаза навернулись слезы. — Бросил меня на фиг. Жирная свинья! Ушел к Ясмин Макгинти. К этой старухе.
— Мы разговаривали с Джиной позавчера, — вступил Гленн (его затуманенный мозг наконец сосредоточился на деле), — и пообещали, что заедем к вам с Пэтом, если окажемся неподалеку.
Теперь я понял, что они здесь делают. Несомненно, они приехали сюда по просьбе Джины. Оказывается, вот таким неуклюжим образом они пытались нам помочь.
— Я слышал, у тебя новая тачка, — продолжил Гленн. — Я просто хотел сказать, что парнишка может заскакивать к нам, когда захочет.
— Спасибо, Гленн. Я очень рад твоему приглашению.
— И если нужно будет посидеть с Пэтом, просто позвони мне, — предложила Салли, спрятавшись за волосы и уставившись на что-то за моим плечом.
С ее стороны это было очень любезно. Я понимал, что теперь, когда я работаю, мне понадобится помощь с Пэтом. Но, боже ты мой, не до такой же степени!
* * *
Сид любила Лондон так, как может любить его только иностранка.
Ей не мешали вечные пробки, вымершие пивные, душераздирающая нищета муниципальных зданий. Она не замечала напуганных пенсионеров, девочек, похожих на женщин, женщин, похожих на мужчин, мужчин, похожих на психопатов. Все это оставалось где-то за рамками ее внимания. Она сказала мне, что город прекрасен.
- Особенно вечером, — добавила Сид, — и с воздуха. И когда идешь по королевским паркам. Он такой зеленый! Из всех городов, которые я видела, он единственный зеленее Хьюстона.
— Значит, Хьюстон — зеленый? — искренне удивился я. — Я думал, это просто пыльный городишко, выстроенный среди прерий.
— Ты так думал потому, что ты тупой чванливый англичанин. Хьюстон — зеленый город, уважаемый мистер, чтоб вы знали. Но, конечно, не такой зеленый, как Лондон. Здесь можно пройти через центр города по трем паркам подряд: Сент- Джеймс, Грин-Парку и Гайд-Парку — и у тебя под ногами все время будет только зеленая трава. Ты знаешь, сколько тянется эта зеленая зона?
— Около мили, — предположил я.
— Четыре мили! Четыре мили деревьев, зелени и цветов. И люди катаются на лошадях! И это в самом центре одного из крупнейших городов планеты!
— И озеро, — добавил я. — Не забывай про озеро.
Мы сидели в кафе на втором этаже Королевского института британских архитекторов — громадного белого здания на Портленд-Плейс, построенного в тридцатые годы прямо через дорогу от китайского посольства. Это был монументальный оазис красоты и спокойствия, о существовании которого я и не подозревал до тех пор, пока она не привела меня сюда.
— Мне нравится это озеро, — согласилась она. — Нравится его название — Серпентайн. Интересно, в это время года еще можно взять лодку напрокат? Как ты считаешь, еще не слишком поздно?
— Точно не знаю, — сказал я. Шла последняя неделя сентября. — А тебе хочется?
Огромные карие глаза стали будто еще больше.
— Прямо сейчас?
— Почему бы нет?
Она взглянула на часы.
— Потому что мне пора идти на работу, — улыбнулась она.
— Тогда как насчет завтра? Прямо с утра, пока народу еще нет. Хочешь, я заеду за тобой после завтрака?
Я вспомнил, что до сих пор не видел ее квартиру.
— Или я могу прийти к тебе сегодня вечером после работы, — сказала она.
— Тогда мы точно сможем поехать пораньше.
— Ты придешь ко мне после работы?
— Да. — Она посмотрела кофейную гущу в своей чашке, потом снова взглянула на меня. — Тебе так удобно?
— Более чем, — ответил я. — Просто замечательно.
* * *
Возможно, история с Сид началась просто как увлечение, когда я еще не очухался от того, что Джина меня бросила. Но после первой же ночи, проведенной вместе с Сид, все изменилось. Потому что ее рот подходил к моему так, как ни один до тех пор, даже рот Джины.
Я не шучу — губы Сид были как раз то, что надо. Не слишком твердые и не слишком мягкие, не слишком сухие и не слишком влажные, язык не слишком длинный и не слишком короткий. Другими словами, само совершенство.
Раньше мы с ней, разумеется, тоже целовались. Но на этот раз все было по-другому. Теперь, когда мы целовались, я хотел, чтобы это продолжалось вечно. Наши рты были созданы друг для друга. А часто ли такое случается? Я могу сказать точно — один раз в жизни. Вот сколько.
В мире много прекрасных людей, миллион людей, в которых можно влюбиться. Но есть только один человек, чей рот в совершенстве подходит к твоему.
И, несмотря на все, что случилось потом, я до сих пор искренне так считаю.
* * *
Проснувшись рано утром, я смотрел на нее, радуясь тому, что она лежит на моей стороне кровати, счастливый оттого, что она, так мало зная о моей прежней жизни, не стала автоматически ложиться на половину Джины.
Я задремал, думая о том, что у нас все уже началось и нам самим решать, кому на какой стороне кровати спать.
И вдруг она закричала и проснулась.
* * *
Это был всего лишь Пэт.
Возможно, его потревожили пьяницы на улице, добиравшиеся домой под конец субботней ночи, и он, спотыкаясь, выбрался из своей кровати и забрался в мою, так толком не проснувшись, даже когда положил ногу поперек тела Сид, и она встрепенулась.
Сид повернулась ко мне, зарывшись лицом в ладони.
— О боже… я подумала… я даже не знаю, что именно я подумала. Я видела тебя, но одновременно почувствовала кого-то другого.
Я обнял ее за плечи, стараясь успокоить. Пэт беспробудно спал на ее месте, с открытым ртом, закинув руки за голову и отвернувшись от нас, хотя одна его нога по-прежнему лежала на теле Сид.
— Все в порядке, все в порядке, — быстро произнесла она, осторожно сняв с себя ногу Пэта. Она перелезла через меня и выбралась из кровати, но по ее голосу было совсем не похоже, что у нее все в порядке.
Я решил, что она пошла в ванную. Но когда она не вернулась через пять минут, я отправился искать ее. Она сидела за кухонным столом в моей рубашке, которую, видимо, нашла в корзине с грязным бельем.
— Я присел рядом с ней, взял ее за руки и поцеловал в губы. Мягко, прижавшись своими губами к ее губам. Мне нравилось целовать ее по-разному.
— Извини, что он тебя напугал. Он иногда так делает. Я имею в виду, забирается ко мне в кровать. Я должен был тебя предупредить.
— Все нормально.
— Ты уверена?
Сид покачала головой и призналась:
— Не вполне.
— Послушай, мне очень жаль, что он тебя так напугал. Я постараюсь сделать так, чтобы этого больше не происходило. Я врежу замок в свою дверь. Или привяжу этого маленького шалуна. Или…
— Это не из-за Пэта, — сказала она. — Это из- за нас.
— Что ты хочешь сказать?
— Мы ведь толком не поговорили, правда?
— Почему же? Я рассказал тебе о Джине. Ты рассказала мне об этом парне, подсевшим на «бамбук», который оказался не Реттом Батлером. Мы много говорили. Мы все грустные истории друг другу уже рассказали.
— Это о прошлом. Я имею в виду, мы не поговорили о настоящем. Мы не знаем, чего хотим друг от друга. Ты мне нравишься, Гарри. Ты забавный и такой славный. Ты хорошо относишься к своему мальчику. Но я не знаю, чего ты ждешь от меня.
— Ничего не жду.
Это неправда. Конечно, ждешь. Так же, как и я. Как все люди, когда начинают спать вместе или держаться за руки и впадать в мечтательное настроение за чашкой кофе, когда отдыхают в красивом ресторане. Все мы чего-то ждем. Но я не уверена, что мы ждем одного и того же.
— В смысле?
— Ну… тебе, например, хочется еще детей?
— Господи! Мы только первый раз переспали.
— Да ладно тебе, Гарри. В душе мы всегда знаем, хотим еще детей или нет. Я не имею в виду от меня. Я имею в виду вообще.
Конечно, я много думал на эту тему.
— Я хочу еще детей, если женщина, от которой они у меня будут, останется со мной навсегда.
— Но никто не может гарантировать, что Останется вместе навсегда.
— А я не хочу еще раз проходить через все то же самое. Я не хочу видеть, как на безвинного маленького ребенка переваливают всю боль и разочарование, которых он не заслуживает. Мне не понравилось, как мы проходили через все это с Пэтом, и я не собираюсь повторять это, понятно? И с другими моими детьми это не должно случиться.
— Звучит очень благородно, — понимающе кивнула она. — Но на самом деле это совсем не благородно. Это просто способ выпутаться из трудного положения. Ты хочешь иметь детей, но только в том случае, если тебе гарантирован счастливый конец. Только Уолт Дисней может гарантировать счастливый конец. И ты это знаешь. Никто не может дать тебе таких гарантий. Поэтому все просто… ну, не знаю… плывет по воле волн.
Мне совсем не нравилось, какой уклон принимает разговор. Мне хотелось еще целоваться. Мне хотелось смотреть, как она спит. Мне хотелось, чтобы она показывала мне прекрасные уголки города, о существовании которых я не догадывался. И лодка — мы же собирались кататься на лодке, разве нет?
— Ты не можешь просто передать свое сердце другой женщине после того, как твой брак распался, Гарри. Ты не можешь сделать этого, предварительно не подумав как следует о том, чего ты хочешь. Чего ты ждешь. Потому что, если ты не подумаешь, то через семь лет окажешься точно там же, куда добрался с Джиной. Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе. И это замечательно. Но этого, к сожалению, недостаточно. Мы должны быть уверены, что хотим одного и того же. Мы уже слишком стары для игр.
— Мы не стары, — сказал я. — Ни для чего.
— Слишком стары для игр, — повторила она. — Как только у тебя появляется ребенок, ты становишься слишком старым для игр.
Что она знает о детях?
— Мне нужно домой, — сказала она и встала.
— Ты же хотела покататься на лодке по озеру!
— Озеро подождет.
