Рассол спросил:

– Простите меня, о Повелитель, но кто такие – эти самые джинны?

Джан Ген Джан сплюнул в прилив и выругался, но Рассол на этот раз языка не понял, и голубые вихри воздух не рассекали.

– Джинн – это я. Джинны – перворожденные. Задолго до первых людей мир принадлежал нам. Неужели вы не читали сказок Шехерезады?

– Я думал, это просто сказки.

– Клянусь лампой в мошонке Аладдина, человек! Всё на свете – сказки. Что еще есть в мире, кроме сказок? Сказки – вот единственная правда. Джинны знали это. У нас была власть над собственными сказками. Мы строили свой мир, как хотели. И в том была наша слава. Иегова создал нас расой творцов, но потом в нем пробудилась ревность. И тогда он отправил против нас Сатану с его воинством. Джиннов сослали в преисподнюю, где мы больше не могли сочинять сказок. А Иегова сотворил существо, не умеющее творить, дабы оно преклонялось перед Творцом.

– Человека? – спросил Рассол.

Джинн кивнул.

– Но Сатана, низвергнув нас в преисподнюю, осознал нашу силу. Осознал, что сам он – не больше, чем прислужник, тогда как джиннов Иегова наделил силой богов. И Сатана вернулся к Иегове и потребовал себе такой же силы. Объявил, что ни он, ни его воинство не станут служить ему, пока не получат силы творить.

Иегова разгневался. Сатану он отправил в ад, где этот ангел мог наслаждаться всей властью, которой пожелает, – но лишь над своим непокорным воинством. А чтобы унизить Сатану еще больше, Иегова наплодил новых существ и наделил их силой управлять своею судьбой, сделал их повелителями собственного мира. А Сатану заставил наблюдать за всем этим из ада.

Существа эти были пародией на ангелов – физически походили на них, но ни изящества ангельского, ни разума у них не было. А поскольку раньше Иегова уже совершил две ошибки, он сделал этих существ смертными, чтобы не слишком высовывались.

– Вы утверждаете, – перебил его Рассол, – что человеческая раса была создана, только чтобы позлить Сатану?

– Совершенно верно. Иегова бесконечен в своей склонности пакостить.

Задумавшись, Рассол пожалел, что в раннем возрасте не стал преступником.

– А что стало с джиннами?

– Нас лишили формы, силы и цели. Преисподняя безвременна и неизменна – и невыносимо скучна, как приемная у врача.

– Но вы же сейчас здесь, а не в преисподней.

– Терпение, Август Рассол. Я расскажу вам, как попал сюда. Видите ли, на Земле прошло много лет, и нас никто не беспокоил. А потом родился вор Соломон.

– Вы имеете в виду Царя Соломона? Сына Давида?

– Вор! – сплюнул джинн. – Попросил у Иеговы мудрости – якобы построить великий храм. И чтобы помочь в этом, Иегова дал ему большую серебряную печать, которую Соломон таскал с собой в скипетре, а еще Иегова научил его, как вызывать из преисподней джиннов – чтобы те горбатились на него, как рабы. Соломону была дана власть над джиннами на Земле, которая по праву должна была принадлежать мне. Мало того – ему даровали власть вызывать из преисподней низвергнутых ангелов. Сатана пришел в ярость, узнав, что власть его получил смертный. Но в том и состоял подлый план Иеговы.

Сначала Соломон вызвал меня – помочь ему построить храм. Разложил передо мною планы постройки, и я рассмеялся ему в лицо. Чуть-чуть сложнее каменной уборной. Воображение его было столь же ограниченно, как и умишко. Тем не менее, я приступил к работе: клал один камень за другим, по инструкции. Я мог бы построить храм в единый миг, если бы он меня попросил, но вору не хватило соображения: он привык к тому, что строить храмы – дело смертных.

Работал я медленно, ибо даже под пятой вора отбывать срок на Земле гораздо приятнее, чем в пустоте преисподней. Через некоторое время я убедил Соломона, что требуется помощь, и мне выделили рабов. Строительство пошло еще медленнее: пока горстка рабов трудилась, остальные стояли рядом и трепались о своих мечтах о свободе. Я заметил, что такие методы используются и поныне, когда у вас прокладывают шоссейные дороги.

– Так принято, – заметил Рассол.

– Соломону не понравилось, что работа идет медленно, и он вызвал из преисподней одного из низвергнутых ангелов – воина-серафима по имени Цап. Тут у царя и начались неприятности.

Цап некогда был высоким и красивым ангелом, но срок в аду, где он пропитался собственной горечью, изменил его. И перед Соломоном Цап предстал приземистым уродцем, не больше карлика. Кожа у него стала, как у змеи, а глаза – как у кошки. Таким мерзким он был на вид, что Соломон не мог позволить, чтобы его увидели люди Иерусалима, и он сделал демона невидимым для всех, кроме себя самого.

А в сердце своем Цап носил ненависть ко всему роду людскому – такую же глубокую, как у самого Сатаны. Я-то против людей ничего не имел. Но Цап жаждал отмщения. По счастью, силой джиннов он не обладал.

Соломон сказал строителям храма, что им будет дана божественная помощь, но вести себя они должны так, словно ничего не происходит, чтобы население Иерусалима не заметило присутствия демона. И демон весь отдался строительству – полировал огромные каменные глыбы и затаскивал их на место.

Соломону очень понравилось, как работает демон. Он ему так и сказал. А Цап ответил, что работа шла бы еще быстрее, если бы не приходилось работать в паре с джинном, поэтому мне оставалось просто стоять рядом и смотреть, как растет храм. Время от времени со стен падали огромные камни и давили рабов внизу. Текла кровь, и я слышал, как наверху Цап хохочет и кричит: “Оп-ля!”

Соломон считал, что жертвы случайны, но я-то знал, что это убийства. И тогда я понял, что власть Соломона над демоном – не полная, а следовательно и у власти надо мной должны быть свои пределы. Первым порывом было – сбежать, но я сообразил, что если я ошибся, меня вернут обратно в преисподнюю, и все будет напрасно. И тогда я решил убедить Соломона отпустить меня на волю, предложив ему нечто такое, что способна дать лишь моя сила.

Аппетит Соломона к женщинам был всем печально известен. И я предложил привести ему самую прекрасную на свете женщину. Если, конечно, он позволит мне остаться на Земле. Он согласился.

Я удалился к себе в жилище и принялся размышлять, какая женщина сможет лучше всего удовлетворить этого идиота. Я видел его тысячу жен, и не обнаружил в их чарах ни единого общего признака, который указывал бы на предпочтения Соломона. Так что оставалось уповать лишь на силу моего воображения.

Я наделил ее светлыми волосами, голубыми глазами и кожей белой и гладкой, как мрамор. Она была воплощением всего, чего мужчины желают от женщин. Девственница, но умелая и опытная в наслаждениях, как куртизанка. Добра, разумна, всепрощающа, с хорошим чувством юмора.

Соломон влюбился в мое творение с первого взгляда. “Она сияет, как агат, – сказал он. – И я нареку ее Агата”. Час или больше он просто смотрел на нее, зачарованный такой красотой. Когда, наконец, чувства вернулись к нему, Соломон сказал: “О твоем вознаграждении мы поговорим позже, Джан Ген Джан”. Взял Агату за руку и увел к себе в опочивальню.

Я почувствовал, как сила возвращается ко мне в тот миг, когда царь увидел Агату. Совершить побег я по-прежнему не мог, но мне впервые удалось уйти из города, потому что невидимая сила больше не приковывала меня к Соломону. Я ушел в пустыню и всю ночь наслаждался обретенной свободой. И только вернувшись на следующее утро, я понял, что власть царя надо мной и над демоном зависела от сосредоточенности его воли, а не только от заклинаний и печати, данной ему Иеговой. Женщина Агата сломала его волю.

Я вернулся и увидел, что Соломон попеременно рыдает и вопит от ярости. Пока меня не было, в его опочивальню явился Цап – но не в знакомом Соломону облике, а огромным чудищем в два человеческих роста и шириной в целую упряжь коней. И рабы тоже увидели Цапа. На глазах у перепуганного насмерть Соломона демон когтистой лапой схватил с ложа Агату и откусил ей голову. Потом проглотил ее тело целиком и потянулся к самому царю. Но Соломона хранила некая сила, и он приказал демону уменьшиться до обычных размеров. Цап расхохотался ему в лицо и скрылся в женских покоях.

Всю ночь дворец звенел от ужасных воплей. Соломон приказал страже схватить демона, но Цап лишь отмахивался от них, как от докучливых мух. К рассвету весь дворец был усеян раздавленными трупами стражников. Из тысячи жен Соломона в живых осталось лишь двести. Сам Цап исчез.

Во время схватки Соломон призывал всю силу печати и молился Иегове, чтобы тот остановил демона. Но воля царя была сломлена, и потому все оказалось напрасно.

Я почувствовал, что могу совсем ускользнуть из-под власти Соломона и отныне жить свободно, но даже такой болван, как царь, рано или поздно мог сопоставить одно с другим. И тогда бы я на веки вечные вновь очутился в преисподней.

И я попросил у Соломона соизволения привлечь демона к ответу. Сила моя намного превосходила силу Цапа. Но о мощи моей Соломон мог судить только по строительству храма, а в этом деле демон, казалось, превосходил меня. “Сделай, что сможешь, – сказал царь. – Если ты поймаешь демона, останешься на Земле”.

Я отыскал Цапа в пустыне, где он неспровоцированно изничтожал одно племя кочевников за другим. Я связал его своими чарами, и Цап начал возмущаться: мол, все равно собирался вернуться, ибо он раб заклинаний Соломона, и по-настоящему сбежать не смог бы. Но сначала он решил немного поразвлечься с людьми, только и всего. Чтобы Цап много не болтал на обратном пути в Иерусалим, я набил ему рот песком.

Когда я доставил Цапа, Соломон приказал мне изобрести наказание для демона – да такое, чтобы все жители Иерусалима видели его мучения. Я приковал демона цепями к огромному камню перед дворцом, а потом сотворил гигантскую хищную птицу – она налетала на демона и клевала его печень, но печень сразу отрастала снова, поскольку демоны, как и джинны, – бессмертны.

Соломону моя работа понравилась. Пока меня не было в городе, он несколько пришел в себя, а вместе с тем укрепилась и его воля. Я стоял перед царем, дожидаясь своей награды, и чувствовал, как силы мои убывают, а его воля – крепчает.

“Я обещал тебе, что ты никогда не возвратишься в преисподнюю, и сдержу свое слово, – сказал Соломон. – Но после этого демона мое отвращение к бессмертным только усилилось, и мне уже не хочется, чтобы ты бродил на свободе просто так. Я запечатаю тебя в кувшин и брошу в море. А если настанет такое время, и ты вновь окажешься на свободе, то власть над миром людей обретешь лишь по моему повелению. Отныне и впредь приказы я буду тебе отдавать, и только во благо людей. Волей моей да будешь ты связан накрепко”.

И повелел Соломон изготовить кувшин из свинца и наложил со всех сторон на него серебряные печати. Но до того, как заточить меня, пообещал Соломон, что Цап останется прикованным к каменной глыбе, пока вопли его не выжгут свой след в царском сердце, чтобы Соломон не утратил больше ни силы воли своей, ни мудрости. А затем он отправит демона обратно в ад и уничтожит скрижали с заклинаниями и великую печать. Он поклялся в этом, как будто считал, что судьба демона мне чем-то дорога. На самом деле, до Цапа дела мне было не больше, чем до верблюжьего пука. А после этого Соломон отдал мне последний приказ и запечатал кувшин. И стражники его швырнули сосуд в Красное море.

Две тысячи лет я томился в кувшине, и единственной отрадой была мне струйка морской воды, что просачивалась внутрь. Я жадно пил ее, ибо у той воды был вкус свободы.

Когда рыбак, наконец, вытащил кувшин из морских глубин, и на Соломона, и на Цапа мне было глубоко наплевать. Мне хотелось насладиться свободой. Последнюю тысячу лет я прожил как обычный человек, связанный лишь волей Соломона. Об этом царь сказал мне правду. Солгал он лишь о демоне.

Араб умолк и снова наполнил в океане стаканчик. Август Рассол не знал, что и сказать. Правдой это быть не могло. Такую историю ничем нельзя подкрепить.

– Прошу прощения, Джан Ген Джан, – сказал он, – но почему обо всем этом не говорится в Библии?

– Отредактировали, – ответил джинн.

– А вам не кажется, что вы путаете греческие мифы с христианскими? Птицы, клюющие печень демона, – это очень похоже на сказание о Прометее.

– Это я придумал. А греки – воры, ничем не лучше Соломона.

Рассол задумался. Он стал свидетелем сверхъестественного явления, разве нет? И этот араб сейчас пьет морскую воду без видимых неприятных последствий для себя. Но даже если что-то из происходящего можно списать на галлюцинацию, Рассол был уверен, что странные голубые вихри утром в магазине заметил не он один. Но если допустить – лишь на мгновение, – что неслыханная история араба – правда...

– Если это правда, то откуда вам известно, что Соломон солгал? Ведь прошло столько времени. И почему вы мне об этом рассказали?

– Потому что, Август Рассол, я знал, что вы мне поверите. А что Соломон солгал, я знаю, поскольку чую присутствие демона. И я уверен, что сейчас Цап объявился в Хвойной Бухте.

– Как это мило, – сказал Рассол.