Глава 24
В первые недели нашего нового жизненного уклада мы с Дэнни оставались в нашем доме, а Зоя находилась у «близнецов», рядом с Евой. Дэнни навещал их каждый вечер после работы, без меня. Ближе к Хэллоуину Дэнни стал реже заезжать к ним, а ко Дню благодарения число его визитов сократилось до двух в неделю. Возвращаясь домой, он рассказывал мне о том, как хорошо выглядит Ева, что она выздоравливает и скоро переедет к нам. Правда, видел ее и я, по выходным, когда Дэнни брал меня с собой, и понимал — лучше ей не становится и домой она скоро не вернется.
Каждые выходные, обязательно, мы с Дэнни ехали к «близнецам» повидаться с Евой, брали к себе Зою, привозили назад в воскресенье и нередко оставались обедать. Иногда я задерживался там на ночь, спал в гостиной, возле кровати Евы, но никогда больше она не нуждалась во мне как в ту первую ночь по возвращении из больницы, когда она боялась уснуть. Зоя должна была бы радоваться приездам к нам, но выглядела она не очень счастливой. Это понятно: какое уж тут счастье — жить рядом с умирающей матерью, а не с живым отцом.
Зоины занятия в школе вскоре сделались предметом раздора. После ее переезда к Максвеллу и Триш они начали поговаривать о переводе ее в школу на Мерсер-айленд. Им, видите ли, показались непосильной нагрузкой две поездки в день по понтонному мосту. Но тут уж Дэнни вскипел и топнул ногой, поскольку знал — школа в Мадроне очень нравится Зое. Он заявил, что, как отец и формальный опекун Зои, не допустит ее перевода в другую школу. К тому же раз она с Евой в ближайшем будущем должна переехать к нам, то и незачем ей куда-то переводиться.
Максвелл, ошеломленный упорством Дэнни, предложил оплачивать обучение Зои в частной школе. Разговоры на эту тему сделались частыми и напряженными, но Дэнни с честью выдерживал нападки Максвелла, блестяще доказав, что в нем течет кровь монстра-ядозуба, доставшаяся ему не знаю от кого — то ли от матери, то ли от отца. Во всяком случае, хватка его не ослабевала. В конце концов он победил, Максвелл и Триш отступили и продолжали уже безропотно ездить по ненавистному им мосту.
— Старайся они ради Зои и Евы, — сказал он мне однажды, — то не заикнулись бы о трудностях. Подумаешь, две поездки по мосту. Да и ехать-то всего ничего — пятнадцать минут.
Дэнни ужасно скучал по Еве, да и по Зое тоже, я знаю. Я замечал это, когда после двух дней ее пребывания у нас мы отводили Зою на остановку, обычно в понедельник или во вторник. В такие дни дом наш словно наполнялся электричеством. Мы просыпались сами, без будильника, и, лежа в темноте, с волнением ожидали, когда встанет Зоя. Мы не хотели потерять ни единой минуты общения с ней. В эти дни, утром, Дэнни становился совершенно другим человеком. Нужно было видеть, с какой любовью он собирает Зое завтрак, складывает его в коробку, на которую наклеивает стикер с какой-нибудь шуткой, надеясь, что Зоя посмеется над ней за обедом, ну или хотя бы улыбнется. Он очень осторожно делал ей сандвичи с арахисовым маслом и половинкой банана, стараясь разрезать банан ровненько, чтобы обе половинки были совершенно одинаковыми. (По таким случаям мне доставались кусочки банана. Бананы я обожаю не меньше блинов, моего любимого кушанья.)
После того как Зоя уезжала на желтом школьном автобусе, наш знакомый, тот самый отец с тремя детьми, иногда предлагал нам выпить по чашке кофе. Порой мы соглашались и тогда шли в булочную-кондитерскую на Мэдисон, прекрасное вкусное заведение, усаживались за столик возле входа и заказывали кофе и булочки. Мы ходили туда вплоть до того дня, пока отец с тремя детьми как-то не спросил Дэнни: «Ваша жена работает?» Понимаю, ему казалось странным, что Зою провожает не мать, а отец. «Нет, — ответил Дэнни. — Она выздоравливает после операции. Ей удалили раковую опухоль в мозгу».
Мужчина сокрушенно покачал головой в знак сочувствия. Только с тех пор, завидев нас, сразу вступал в оживленную беседу с кем-нибудь из родителей. Больше мы с ним не разговаривали и кофе не пили.
