Глава 39

Мэг безошибочно поняла, что произошло, едва взглянув на меня. Она ничего не сказала, просто понимающе улыбнулась. То, что я краснела и опускала глаза, и то, что на мне был тюрбан, потому что я не уложила волосы, загадочности не добавляло.

Я закончила уборку наверху примерно тогда же, когда Анна управилась внизу, и мы втроем собрались в кухне за столом на strupag.

Анна последние несколько дней корчевала камни с картофельных грядок на хуторе, и теперь у нее болела спина.

– Ведра камней, – объяснила она. – Весят больше, чем ведра молока, и их все время поднимаешь да ставишь, а потом наклоняешься, чтобы еще загрузить… Для спины смерть, уж вы мне поверьте. Я, в конце концов, как Рона, стану.

– Да не станешь, ты что, – сказала я, хотя и не настолько убедительно, как мне хотелось бы.

Похоже, жизнь на хуторе была и впрямь тяжела.

– Встань и облокотись на стол, – сказала Мэг. – Я тебя разомну.

Мэг встала сзади и стала массировать Анне спину, нажимая большими пальцами на крестец.

– Приду помочь тебе с камнями, – сказала Мэг. – Чем больше рук, тем легче работа.

– Вот уж нет, – ответила Анна с праведным негодованием. – Доктор Маклин пока тебе не позволял никакой работой заниматься, тем более камни таскать.

– Но не могу же я вовсе ничего не делать? – сказала Мэг. – Меня уже воротит от кроссвордов Мэдди и тамошнего жуткого языка – вот зачем, скажи, они счет чеком называют? Как бы то ни было, доктор Маклин мне уже со дня на день позволит работать, а это значит, я совершенно трудоспособна.

– Может, я могу помочь камни убирать, – сказала я.

Анна и Мэг молча уставились на меня. А через пару секунд расхохотались.

– И ручки выпачкать? – почти провыла Мэг.

– Я все время руки пачкаю!

– Что-то не заметила я, чтобы ты нынче предложила помочь мне с плитой, – сказала Анна.

– Ты не просила, – ответила я. – И, к твоему сведению, я в это время наверху мыла туалет. И тоже не заметила, чтобы ты предложила помощь.

– Ой, да ладно, – сказала Анна. – Мы же просто для смеха.

– Да знаю! – смеясь, ответила я. – Не глупи.

Анна прищурилась и осмотрела меня с головы до ног.

– У тебя нынче утром отличное настроение…

Входная дверь открылась и через пару секунд захлопнулась. Анна взглянула на часы.

– Должно быть, Уилли с почтой, – в панике произнесла она. – А я тут сижу, вся в саже и копоти из духовки!

– Бери тряпку и вытирайся, – сказала Мэг. – Я его придержу.

Ожидалось, что Уилли вот-вот поставит вопрос ребром, он уже попросил разрешения у отца Анны.

Природа этого притяжения была для меня загадочна – было понятно, что Уилли нашел в Анне, но что Анна нашла в Уилли? Он всегда казался мне злобным рыжим гномом, с готовностью всех осуждавшим, и к тому же он был на добрых двадцать лет старше Анны, но она явно была от него без ума. Наверное, все объяснялось тем, что любовь зла. Но мне все-таки было жаль бедного одноногого Джорджа.

Анна метнулась к раковине и стала тереть лицо. Я пошла с ней, поглядеть, чтобы она ничего не пропустила.

Вернулась Мэг, бледная, словно восковая.

– Это не Уилли, – сказала она.

– А кто?.. – спросила я.

Мэг в унынии взглянула на меня, и я поняла.

– Боже милосердный, – прошептала я.

Мэг шагнула ко мне и сжала мои руки.

– Он тебя пока не спрашивал, но если спросит, я скажу, что ты ушла гулять.

– Нет, – тихо ответила я. – Я выйду. Нет смысла откладывать неизбежное.

– Что ты ему скажешь? – спросила Мэг.

– Понятия не имею, – отозвалась я.

– По крайней мере, дождись, пока Энгус вернется.

Я покачала головой.

Мэг секунду смотрела на меня, потом кивнула.

– Ладно, но я встану вот тут с самой тяжелой сковородкой, если тебе вдруг понадобится помощь.

Я через голову сняла фартук, повесила его на крючок. И пошла в зал; казалось, мои ноги движутся сами по себе.

Эллис и Хэнк устроились у огня на своем обычном месте, словно и не уезжали. Эллис сидел на диване спиной ко мне, а Хэнк в одном из кресел. Он сразу встал.

– Мэдди, радость моя! – произнес он, приветственно поднимая руки.

Я не ответила, он опустил руки и нахмурился:

– Что случилось? У тебя такое лицо, словно ты призрака увидела.

– Да я вроде как и увидела. Что вы тут делаете?

Эллис повернулся лицом ко мне, закинув руку на спинку дивана.

– Странный вопрос. Мы тут живем, разумеется.

– Вообще-то нет, не живете.

– Ты знала, что мы уезжаем, – сказал Эллис.

– Ты сказал, вас не будет несколько дней, – ответила я. – Прошло две недели.

– Тринадцать дней, – поправил Хэнк. – Но кто считал?

– Я считала, – сказала я. – И не думала, что вы вернетесь.

– О боже… ты ведь не решила опять, что я тебя бросил? – спросил Эллис.

Он поднял брови и повернулся к Хэнку, прибавив:

– Говорил тебе, у нее буйное воображение.

У меня подкосились ноги. Мгновение спустя Хэнк и Эллис сажали меня на диван.

– Что случилось? У тебя приступ? – спросил Эллис.

– Принеси стакан воды, – сказал Хэнк.

– Не могу, – ответил Эллис. – В баре никого нет.

– Так возьми стакан и найди раковину!

– Ты хочешь сказать, в кухне? А если там эта карга?

– Так иди в ванную, бога ради!

Эллис обиженно взглянул на Хэнка, потом зашел за барную стойку и взял стакан. Помедлил у двери в кухню, передумал и пошел наверх.

Хэнк присел на низкий стол передо мной. Склонился вперед, уперся локтями в колени.

– Радость моя, что происходит? Поговори со мной.

– Ничего не происходит, – ответила я, но голос меня выдавал.

– Ну, явно что-то есть. И если ты мне не скажешь, что случилось, он так и будет думать, что у тебя приступ.

Я невольно рассмеялась:

– Он всегда думает, что у меня приступ. Но мне уже все равно.

– Ты это не всерьез, – сказал Хэнк.

– Еще как всерьез.

– Черт, – сказал Хэнк.

Он быстро оглянулся на лестницу.

– Слушай, я считаю, ты должна знать. Эллис наводил справки. Вообще-то не просто справки. Он договаривался.

– Так он меня действительно собирается запереть?

– Нет, он собирается тебя лечить.

Я была так поражена, что на мгновение замолчала.

– Лечить? – глухо спросила я, хотя, конечно, уже все поняла.

– Учитывая, насколько у тебя пугающие симптомы, врач, с которым он говорил, счел, что лучшее решение – радикальное лечение. Тебе даже не придется ложиться в больницу.

– А что Эллис сказал врачу, чтобы тот принял такое решение?

– Ну, для начала, что ты смыла лекарство в унитаз…

– Я смыла таблетки в унитаз, потому что Эллис ел их горстями. Я ни разу в жизни не приняла ни единой таблетки. Ни единой. Это он их всегда принимал. Хэнк, ты это знаешь.

– Ты утратила представление о социальной структуре, у тебя появились признаки паранойи…

– Паранойи? Вот как, Хэнк?

– …и еще у тебя фантазии.

Я посмотрела на него и начала кивать.

– Так вот, значит, о чем на самом деле речь.

– Что?

– Можно подумать, ты не знаешь. Я сейчас же отправлю телеграмму полковнику.

– И о чем же? – спросил Хэнк.

– О том, что Эллис не дальтоник! Что он солгал, чтобы уклониться от службы!

У Хэнка отвисла челюсть.

– Мэдди, господи боже! Да не изображает он ничего! Не говори такие жуткие вещи!

– Да ладно, – сказала я. – Вы что, совсем дурой меня считаете? Наверняка это вместе придумали, подыскали болезни, которые, так удобно, не видны на глаз, чтобы не идти на войну.

– Ты о чем?

– Плоскостопие? Да ладно.

Хэнк в ярости взвился:

– У меня на самом деле плоскостопие. Я всю жизнь ношу ортопедическую обувь!

– Вы один другого стоите. Все, с меня хватит.

Я встала.

– Мэдди, постой…

Он произнес это достаточно убедительно, и я остановилась.

– Не делай этого, – продолжал Хэнк.

– Почему? Если все узнают правду, не будет никакого смысла подвергать меня лечению.

– Потому что это не правда, и это как раз то безрассудное поведение, которое беспокоит Эллиса. Тебе что-то приходит в голову, и ты действуешь, исходя из этого, не думая о последствиях, не заботясь о том, кому это повредит. Если ты пошлешь полковнику телеграмму, Эллис просто отдаст тебя на лечение быстрее, – он уже обо всем договорился, ему нужно всего лишь позвонить, – а к тому времени он, скорее всего, избавится уже и от Черной бороды.

– От Энгуса? Почему?

– Именно поэтому. Из-за неподобающего сближения. Эллис убежден, что тот тебя использует, поэтому позвонил в суд и узнал, какое наказание полагается за браконьерство. Кстати, это два года тюрьмы за каждый случай.

Я медленно опустилась обратно на диван.

– То есть все можно решить одним телефонным звонком, и я ничего не могу сделать – зачем ты мне вообще про это рассказываешь? – спросила я.

Хэнк вздохнул:

– Не знаю. Наверное, как раз потому, что все можно решить одним звонком. Чтобы тебя предупредить, чтобы ты попыталась его не злить. Я изначально был против всей этой затеи, но, честно тебе скажу: Мэдди, ты меня пугаешь. Ты хоть понимаешь, в чем только что меня обвинила? В чем обвинила Эллиса? Ты словно специально выбрала то, что нас больше всего ранит. Это на тебя не похоже. Та Мэдди, которую я знал, так бы не поступила.

По лестнице, топая, спустился Эллис.

– Вот, – сказал он, сунув мне в руки стакан воды.

Я оттолкнула стакан, пролив немного воды Эллису на брюки.

Он поставил стакан на стол и посмотрел на меня с подчеркнутым беспокойством.

– Милая, ты какая-то взбудораженная. Дать тебе таблетку? Я немножко раздобыл там, куда мы ездили. Нашел очень хорошего врача, лучшего в своей области.

И тут я поняла, что все это правда. Я видела, как в глубине его глаз словно бежала лента телеграфа: фальшивая, своекорыстная забота, в подлинности которой он себя в конце концов убедит, и его немыслимое, растущее удовлетворение от того, что я в самом деле вела себя как истеричка; он уже готов был переписать историю, представить все так, словно он делал лишь то, что было необходимо для моего благополучия, потому что ни о чем другом никогда не волновался…

Он словно воспроизводил мою мать. Осознав, сколько сейчас зависит от моего поведения, я изо всех сил постаралась тоже ее сыграть.

– Нет, у меня, должно быть, непорядок с желудком, – сказала я. – Целый день мутит. Прошу меня простить, мне лучше пойти и прилечь.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Эллис тем же елейным тоном.

– Нет, уверена, со мной все будет хорошо.

– Мэдди? – поинтересовался он. – Ты только что была в кухне, когда мы вернулись?

– Да, – ответила я, заставив себя коротко улыбнуться. – Искала что-нибудь, чтобы желудок унять.

– А, – кивнув, отозвался Эллис, – конечно же.

– Я спущусь к семи, хорошо?

– Только если будешь себя хорошо чувствовать, – сказал Эллис. – Постарайся отдохнуть, милая.

Я встала – чинно, как только могла – и как-то поднялась на второй этаж.

Через пару минут прибежала Мэг.

Я открыла ей дверь, потом упала лицом вниз на кровать.

– Что происходит? – спросила она, закрывая дверь. – Ты почему так тихо говорила? Мы ничего не слышали.

– Закрой на засов, пожалуйста, – попросила я.

Мэг заперла дверь и присела.

– Что случилось? Ты сказала ему, что все кончено?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не могу, – убитым голосом отозвалась я. – Мне придется помириться с Эллисом или хотя бы притвориться.

Мэг взвилась с кровати и рассерженно повернулась ко мне:

– Что? Да как ты можешь! Ты хоть представляешь, что будет с Энгусом? Он для тебя так мало значит?

– Нет, так много! – шепотом выкрикнула я. – И если у меня есть хоть малейшая надежда на то, что мы с ним будем вместе, лучше мне сохранить мозги в целости!

Мэг секунду смотрела на меня, потом села обратно на кровать.

– Я не понимаю, – сказала она.

– Помнишь, я тебе рассказывала, что моя мать хотела отправить меня на лоботомию?

– Да, – с сомнением ответила Мэг.

– Ты знаешь, что такое лоботомия?

– Не совсем.

– Через глазницу вводят маленькую лопаточку, втыкают ее в переднюю часть мозга и слегка поворачивают – вот это со мной и собирается проделать муж, если я его еще раз огорчу.

Она в ужасе открыла рот.

– Но ведь так нельзя! Кто ему позволит!

– Похоже, что позволят, поскольку он уже обо всем договорился. Мне несколько лет назад поставили нервное заболевание, а моя мать была совершенно сумасшедшей. Эллис заручился согласием врача, а тот меня даже не видел. Все, что Эллису нужно сделать, это позвонить – и за мной приедут.

– Боже милосердный, – сказала Мэг.

Она встала и на негнущихся ногах подошла к креслу.

– А ты ему не сказала, что спрашивала про развод…

– Слава богу, нет. Если бы сказала, санитары бы уже выехали.

– И он не знает про вас с Энгусом…

– Что-то подозревает, но всего, конечно, не знает.

Мэг хлопнула по подлокотникам кресла, отчего я вздрогнула.

– Но тогда – почему?

– Из-за денег, разумеется, – сказала я. – И что по-настоящему глупо, так это то, что я сама все это накликала.

– Нет, – нахмурилась Мэг. – Как это?

– Я по глупости дала ему понять, что не верю в его дальтонизм. Если я расскажу его отцу, тот его без гроша оставит. Вот он и придумал план, по которому все, что я могу сказать, будет списано на сумасшествие – если я сдуру открою рот, он позвонит и решит проблему. Теперь мне остается только пытаться его не огорчать, пока я что-нибудь не придумаю.

– Нет, вот что мы сделаем, – твердо сказала Мэг. – Мы тебя отсюда увезем. Семья Анны тебя примет, я уверена. Энгус тебя чуть позже переправит.

– Не сработает. Эллис меня найдет.

– А мы постараемся, чтобы не нашел.

– Он меня найдет и добьется, чтобы вас всех арестовали за похищение. А меня, разумеется, отвезут в больницу, откуда я вернусь, пуская слюни. Вся в слюнях, но такая послушная.

– Но нельзя ведь просто сидеть и ждать, когда это случится! – сердито воскликнула Мэг. – Глупо!

– Ты не понимаешь. Он меня найдет. Речь идет о слишком больших деньгах – у его семьи солидное состояние, но рано или поздно он узнает, что умер мой отец, а у нас денег просто неприлично много.

Мэг замолчала, так надолго, что я в конце концов повернулась к ней. Ее светлые глаза пронзили меня насквозь. Потом она вздохнула и отвернулась, уставившись в пустой камин.

Она явно понимала, что я не договариваю, но что я могла ей сказать? Что нельзя ничего сделать, чтобы меня спасти, так чтобы Энгус при этом не отправился в тюрьму на всю жизнь? Что его судьба в руках моего капризного, безответственного мужа, что она зависит от того, смогу ли я его унять?

Прошла минута, Мэг начала барабанить пальцами по подбородку.

– Так, – сказала она, – возможно, есть и другой путь.

Впервые, с тех пор как упала на кровать, я заставила себя сесть.

– Что? Какой?

– Суп из папоротника у нас тут считают деликатесом, он, правда, очень вкусный, особенно если капнуть солодового уксуса. Конечно, с ним надо очень осторожно, не варить, когда созреет, а то можно орляком отравиться…

Она бросила на меня взгляд искоса, чтобы убедиться, что я слушаю.

– Но, думаю, если побеги только слегка вызывают сомнение – ну, на недельку-другую постарше, чем те, из каких обычно готовят, – неопытная кухарка может счесть, что и они годятся. А потом кто-нибудь может увидеть кастрюлю на огне и решить, зная, что уже поздно папоротник варить, что кто-то готовит средство от вредителей для огорода. И чтобы помочь, кинет пару листочков ревеня.

Я захлопала глазами.

– Не думаю, что я так смогу, – наконец сказала я.

– Как?

– Убить его, – прошептала я.

– Господи, нет, – сурово ответила Мэг. – Это был бы несчастный случай, отказ почек, трагическое недоразумение.

– Даже если мы сможем так… ошибиться, – произнесла я сдавленным голосом, – Энгус все равно решит, что я его предала. По крайней мере, пока я что-нибудь не придумаю.

– Не знаю, как этого избежать, если ты и слышать не хочешь о том, чтобы исчезнуть. Если ты не позволишь Энгусу ничего сделать, чтобы тебя защитить, мы ему, конечно же, ничего не сможем рассказать: если он хоть на мгновение подумает, что тебе грозит опасность, он все возьмет в свои руки, и нам придется избавляться от тела, причем далеко не такого аккуратного и опрятного, как при отказе почек. Я тебе даже не могу обещать, что он сам всем не займется – в любом случае.

– А если он меня разлюбит?

– Думаю, об этом можешь не беспокоиться, – сказала Мэг. – Но я пока не вижу, какой у тебя выбор, раз тебя невозможно уговорить хоть что-то предпринять. Когда он увидит твоего мужа, по нему это ударит – это я точно знаю.