Консультация

Она провела кончиком пальца по родинке рядом с соском, и я почувствовал, что краснею.

— Чешется?

— Нет.

— Она выросла или поменяла цвет?

— Кажется, нет.

— Мы обычно ходим к доктору Марлоу, — вмешалась мама в третий раз.

Я натянул футболку и сжался на стуле, стесняясь своего меняющегося тела: оно вдруг начало растягиваться, вонять, зарастать волосами, с каждым днем я все меньше узнавал себя прежнего.

— Сколько тебе лет, Мэтью?

— Десять, — ответила за меня мама.

— Почти одиннадцать, — сказал я.

Она отвернулась к экрану компьютера, просматривая историю наших предыдущих визитов. Я рассеянно разглядывал две фотографии в рамках. На них были дочери доктора Марлоу: младшая — верхом на лошади, а ее старшая сестра в мантии и академической шапочке, улыбающаяся, с полузакрытыми глазами. Я подумал, что, когда у нового доктора будет собственный кабинет, она расставит там фотографии своей семьи, и примерно раз в две недели я буду разглядывать их, пока наконец они не начнут казаться старыми знакомыми.

— Как успехи в школе?

— Что?

Она смотрела прямо на меня, не на рецепт или клавиатуру, а прямо на меня, чуть подавшись вперед.

Мама кашлянула и сказала, что ей кажется, моя родинка чуть выросла, но может, и нет.

— Ведь после каникул ты должен пойти в шестой класс?

Я хотел было повернуться к маме за поддержкой, но врач так наклонилась ко мне, что я остался на месте. Я не хочу сказать, что испугался. Просто меня что-то удерживало.

— Я не хожу в школу.

— Не ходишь?

— Мы занимаемся дома, — сказала мама. — Я раньше была учительницей.

Но врач продолжала смотреть на меня. Она поставила свой стул рядом с моим, и я вдруг тоже подался вперед. Это трудно объяснить, но я чувствовал, что могу сказать все, что хочу.

Но я ничего не сказал.

Врач кивнула.

— Думаю, по поводу родинки не стоит волноваться. А ты как считаешь, Мэтью?

Я покачал головой.

Мама уже вскочила на ноги и потянула меня к двери, на ходу произнося слова благодарности, когда врач сказала:

— Можем мы поговорить наедине?

Мама еще крепче сжала мою руку, переводя глаза с меня на врача и обратно:

— Но я его мать.

— Ах, извините, Сьюзен. Я не так выразилась. Можем ли мы с вами поговорить наедине? — Потом повернулась ко мне и сказала: — Тебе не о чем беспокоиться, Мэтью.

Секретарша на приеме говорила какой-то женщине в инвалидной коляске, что доктор Марлоу в отпуске до конца месяца, но его замещает молодая женщина-врач, очень знающая, и они надеются, что она останется. Я сел на резиновый коврик в углу, где лежали детские игрушки. Думаю, я уже слишком большой, и поэтому, немного посмотрев на меня и повздыхав, женщина спросила, не дам ли я поиграть ее ребенку.

— Можно мне поиграть с ним?

— Конечно.

Ее малыш протянул ручку, и я дал ему кубик из конструктора, который он уронил на пол, и засмеялся так, как будто в жизни не видел ничего смешнее. Я поднял кубик и снова дал ему. На этот раз его мама тоже засмеялась и сказала:

— Он чокнутый. Честно, совсем чокнутый.

— У меня есть брат.

— Правда?

— Он меня старше. Мы с ним хорошо ладили. Но теперь он мертвый и все такое.

— Понимаю. Очень жаль.

Прозвенел звонок, и на табло высветилась фамилия.

— Это наша очередь. Идем, мой хороший. — Она подхватила своего малыша, и он сразу же начал канючить, протягивая руки ко мне.

— Кое-кто завел нового друга, — сказала она, быстро удаляясь по коридору.

— У меня есть брат, — сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Но я уже не думаю о нем так много.

Я отложил конструктор.

Мама вышла из кабинета, засовывая в сумочку листок с рецептом.

— Все в порядке, мам?

— Пойдем есть мороженое.

Погода была не для прогулок — холодно и ветрено. Но мы все равно пошли в парк. У фургончика мама купила нам по мороженому, и мы уселись на качелях напротив друг друга.

— Кажется, я плохая мать.

— Это доктор сказала?

— Я беспокоюсь, Мэтью, я все время беспокоюсь.

— Тебе надо принимать лекарство?

— Наверное.

— Вы с отцом собрались разводиться?

— Милый, с чего ты это взял?

— Не знаю. Это правда?

— Конечно нет. — Она доела мороженое, встала и принялась меня раскачивать.

— Мам, я уже немаленький.

— Я знаю, извини. Я знаю. Иногда мне кажется, что ты взрослее меня.

— Неправда.

— Честно. И ты уже слишком умный для меня. Ты делаешь упражнения быстрее, чем я проверяю.

— Тебе кажется.

— Нет, милый. Учителя даже не представляют, с чем им предстоит столкнуться, когда ты вернешься в школу.

— Честно?

— Честно.

— А можно?

— А тебе самому хочется?

Все случилось не так быстро, как я пишу, мы не сразу затронули эту тему. Наверное, мы пробыли в парке очень долго, замолкая и снова начиная говорить, каждый из нас пытался сформулировать мысль и не решался ее высказать. Разговор был долгим и непростым. Но он произошел. В тот день. В парке.

— Не думай, что мне не нравится, как ты учишь…

— Я понимаю. Все в порядке. Я понимаю.

— Мы можем заниматься по вечерам.

— Я буду помогать тебе с домашним заданием.

— А ты будешь помогать мне печатать мои рассказы?

— Если ты не возражаешь. Я бы очень этого хотела.

Когда разговариваешь с человеком, который стоит рядом с тобой, можно сделать вид, что не замечаешь его слез, и не особенно задумываться, почему он плачет. Лучше просто сосредоточиться на том, как ему помочь.

— Ты можешь покачать меня, если хочешь, мам.

— О, ты разрешаешь?

— Если ты хочешь.

Она хотела. Качели взлетали все выше и выше, и когда наконец серые облака разошлись и выглянуло солнце, у меня было такое чувство, что оно светит только для нас.