Глава 6
На следующий день, выйдя на террасу за газетами, я окунулась в очередной безукоризненный коннектикутский денек и услышала рев мотора в нашем переулке. Ярко-красный «Порше» подъехал к дому, и мое сердце подпрыгнуло от радости.
Самый подходящий автомобиль для женщины, которая пользуется им не чаще раза в месяц.
— Джейни!
— И что еще ты мне скажешь о безопасной жизни в пригороде? — Моя лучшая подруга сердито посмотрела на меня из-под дорогих солнцезащитных очков.
На ней была замшевая коричнево-шоколадная юбка до колен, мягкий кашемировый свитер с капюшоном и ярко-красные ковбойские сапожки. Волосы длинные, светло-каштановые с медово-янтарными прядями. Ярко-розовый блеск покрывал губы, близко посаженные глаза искусно увеличены с помощью туши и карандаша для век. Сумочка и серьги вполне могли стоить больше, чем мой первый год обучения в колледже.
Джейни поднялась по ступенькам и заглянула в дом.
— Привет, детки!
— Тетя Джейни! — закричал Сэм, который очень любил ее.
— Джейни! — радостно заорал Джек, бросаясь к ней в объятия.
— Привет, — сказала Софи, целуя воздух у правой и левой щеки Джейни, как принято между светскими людьми.
Софи любила Джейни больше, чем оба ее брата, но даже в четыре года она была развита не по летам и не любила захлебываться от восторга. Я провела Джейни и детей в кухню, где мы рисовали плакат на входную дверь: «Добро пожаловать домой, папочка!»
— Занятия по труду, — прокомментировала Джейни, взяв в руки мелок и рассматривая его с таким видом, будто к ней попал артефакт с другой планеты. Она смахнула блестки со стула и села. — А ну-ка, угадайте, кто привез вам подарки?
— Тетя Джейни! — пронзительно завопили дети.
— А кто любит вас больше, чем папа и мама, вместе взятые?
— Тетя Джейни!
— А теперь угадайте, кто ужинал в пятницу вечером в «Пер се» в компании поклонника, с которым она встречалась целых три раза и подозревает, что у него накладные волосы.
— Тетя Джейни!
— А как это — закладные волосы? — удивилась Софи, наморщив носик.
— Моли бога, чтобы тебе никогда не пришлось это узнать.
Она мазнула мелком по носику Софи и извлекла из своей сумки три пакета в подарочной упаковке.
Мальчики получили по гоночной машине с дистанционным управлением и сразу устроили гонки на кухонном полу. Софи достался еще один сшитый на заказ костюмчик для ее любимого Страшилы. Страшила являл собой прямоугольный комок голубого меха, из которого поблескивали желтые глазки, торчали кривые зубы и маленькие ушки. Джейни подарила эту куклу, когда Софи только родилась.
Я с благоговейным трепетом наблюдала, как Джейни разворачивает миниатюрную ковбойскую шляпу, лассо, бандану, крошечные ковбойские сапожки и кожаные гамаши для Страшилы.
— Глава двести тридцать седьмая, — провозгласила Джейни скрипучим голосом, растягивая слова с южным акцентом, — в которой я приведу механического быка к славе.
Софи хрюкнула от удовольствия и умчалась наверх наряжать свою куклу в новые одежки.
— Есть тут что-нибудь выпить? — Джейни порылась среди пакетов с замороженным горошком и куриными ножками, пока не нашла водку. Ее она же и оставила у нас в свой последний приезд.
Холодильник выдал также пустую упаковку из-под апельсинового сока — готова поклясться, что еще утром пакет был полным. Я уловила момент, когда подруга повернулась ко мне спиной, смешала ей водку с педиалитом и провела ее в гостиную.
— Ну, давай посмотрим. — Она опустилась на диван.
Как оказалось, мы с декоратором, которого нанял Бен, по-разному трактовали термин «мягкая мебель». Мне виделось нечто удобное в чехлах из грубого льна. В итоге я оказалась владелицей трехметрового раскладывающегося дивана с темно-серой обивкой, такого широкого и глубокого, что встать с него было практически невозможно.
Джейни хорошенько приложилась к своему стакану и сморщилась, но, к счастью, не спросила, что я ей намешала.
— И ты бросила меня на Манхэттене ради этой дыры.
— Отдадим ей должное. — Я расправила кисточки на упавшей диванной подушке. — Да, это дыра, но здесь отличные садики и школы.
— Бабы здесь просто толпа идиоток, они рожают без остановки и только об этом и говорят, — с содроганием продолжила Джейни. — Как будто весь мир мечтает послушать о том, как у них болят соски.
Я промолчала, зная, что так взбесило мою подругу.
Когда Джейни впервые приехала в Апчерч, мы отправились в наши ясли на выставку поделок. Там ее загнала в угол Мэрибет Коэ, в мельчайших подробностях описавшая, каким образом она растит своего новорожденного сына без пеленок, «попадая в такт с его природными ритмами» и высаживая его, когда чувствовала, что он готов, на миску, она же бывшая салатница.
Джейни заявила, что пережитого ужаса ей хватит на всю оставшуюся жизнь. И как призналась мне позже, только много недель спустя она вновь смогла есть винегрет.
— Да от тебя до ближайшего универмага не менее двадцати миль, — произнесла она. — Кстати… — Джейни порылась в своей сумке и бросила мне пирожок, тоже в подарочной упаковке.
Я развернула его и блаженно откусила здоровенный кусок.
— Ты бросила меня и поселилась в этом захолустье! В этом якобы безопасном раю! И что мы видим? Ты тут же начала спотыкаться о трупы!
— Я не споткнулась, а нашла его.
— А мне без разницы, — усмехнулась Джейни, с отвращением сжав блестящие губы.
Я пожала плечами. Так хорошо вновь увидеть подругу, что даже найденное мертвое тело — низкая плата за возвращенное удовольствие.
— Можешь задержаться у меня?
— Я просто обязана это сделать. — Джейни сделала еще глоток. — Вряд ли вы, одинокие ребята, тут в безопасности.
— А ты что, станешь нас защищать?
Она полезла в сумку.
— Перцовый спрей. — Джейни продемонстрировала баллончик. — Монтировка. Стойкая губная помада. Карманный компьютер. И вообще, если объявится киллер, я засыплю его своими редакторскими заметками, и он умрет от скуки.
— Неплохой план, — улыбнулась я.
Я познакомилась с Джейни девять лет назад, когда мы пришли на собеседование в отдел информации «Нью-Йорк ревю», ведущего литературного журнала (по крайней мере так они писали о себе в выходных данных).
— Сюда, пожалуйста, — прошелестела похожая на мышку женщина, проводившая тест.
В душной маленькой комнате стояли два стола. За одним из них, тем, что ближе к двери, сидела стройная девушка в элегантном черном костюме, и он, в отличие от моего, достался ей явно не с распродажи в стоковом магазине.
Девушка склонилась над бумагами так низко, что были видны только красиво мелированные волосы и кончик носа.
Женщина протянула мне пять скрепленных листочков, два синих карандаша и энциклопедический словарь.
— Пожалуйста, пользуйтесь стандартными корректорскими знаками, — прошептала она. — У вас тридцать минут.
Я села на стул, покрытый серой тканью в пятнах, засунула роман, который читала в метро, в сумочку и постаралась скрыть свое разочарование.
Я получила степень бакалавра по английскому языку в Колумбийском университете. Позднее, поскольку диплом еще не полностью лишал меня всяких надежд найти работу, получила степень магистра по американской литературе и написала курсовую работу, которая прямо вела к докторской диссертации. Окончив университет, меняла временные секретарские работы в адвокатских конторах. Сидя дома и рассылая резюме в журналы, какие, как мне казалось, могли бы меня принять в штат, я одновременно предавалась мечтам о написании собственной книги. Вечером в пятницу я шла в библиотеку и с полки новых поступлений набирала дюжину романов, их мне хватало на неделю.
Воскресными вечерами мы с отцом и Рейной, если она не была в отъезде, заказывали на дом еду из китайского ресторана. Иногда я ходила на свидания — знакомилась в видеопрокате с каким-нибудь молодым человеком, готовившим абитуриентов, или встречалась со студентом МБА, чья мама играла на фаготе с моим отцом.
Это было спокойное существование, не лишенное приятности, но и не особенно увлекательное. Вечером я выключала лампу и лежала в постели, глядя в темноту и прислушиваясь к шуму автобусов и такси на улице, к голосам, которые перекликались и смеялись. И я думала, что жду, когда же начнется моя настоящая жизнь.
Я вытерла ладони о юбку и посмотрела по сторонам. Так вот он какой, офис «Нью-Йорк ревю». От журнала, который опубликовал несколько произведений, ставших самыми главными в моей жизни, я ожидала большего.
Я надеялась увидеть уютное помещение с мягким светом, столами красного дерева, старыми креслами в углах, в них восседают гении, погруженные в глубокие размышления, попивая виски из высоких стаканов. Вместо этого при входе в здание на Сорок четвертой улице стояла тележка с фала-фелем, а на семнадцатом этаже гудели лампы дневного света и находились дешевые столы светлого дерева, что придавало помещению романтику и таинственность кабинета педикюрши.
Материалом для теста было эссе о географических и климатических особенностях места под названием Паго-Паго. Я даже усомнилась, существовало ли оно в действительности. Собирались ли печатать этот материал в журнале? Или он уже опубликован?
Девушка с потрясающими волосами отодвинулась от стола.
— В «Красавице и чудовище» — красавица спала с чудовищем? — спросила она.
Я оторопела.
— Это у вас в тесте так написано? «Красавица и чудовище»?
— Не-а. Паго-Паго. Я просто подумала, может, ты случайно знаешь?
Я отложила карандаш.
— В сказке или в сериале?
— По телевизору.
У нее была изящная фигурка, близко посаженные ореховые глаза и носик, напоминавший букву С. В нем я узнала работу доктора Корнблюма, пластического хирурга, обработавшего носищи по меньшей мере полудюжины моих одноклассниц в выпускном году. Носик располагался на живом подвижном умном лице, на губах вспыхивала озорная улыбка.
— Сожалею. Не смотрела.
— Что ж, — вздохнула она, сбросила туфельки крокодиловой кожи на пол и пошевелила пальцами.
Я бросила на нее взгляд, в котором, надеюсь, читались вежливость и «Будьте так добры, не мешайте мне сосредоточиться». Я все еще не могла поверить, что меня пригласили на это интервью, и я не собиралась позволить себе отвлечься.
Прошло несколько минут. «В Паго-Паго, — читала я, — усредненная температура двадцать три градуса». Средняя или усредненная? И чем это отличается от серединной, задумалась я, хватаясь за словарь.
— Если бы у тебя был бар для геев, как бы ты его назвала? — произнесла девушка.
— Даже не знаю.
Она накрутила локон медового цвета на синий карандаш.
— Я бы назвала «Полированный огурчик».
— Неплохо.
— Или «Голубая мохнатка». Тоже неплохо. Или…
— Слушай! — воскликнула я. — Все это очень интересно, но мне необходимо сосредоточиться!
— Зачем?
Я положила карандаш и глубоко вздохнула.
Вероятно, это входило в тест. Наверное, под потолком были спрятаны камеры. Может, экстравагантная девица была подсадной уткой и где-то в углу редакторы «Книжного обозрения» следили за тем, как я отреагирую. И если я выйду из данной ситуации с достоинством и апломбом, меня проведут потайным ходом в настоящий офис, где Джон Апдайк и Филипп Рот предложат мне виски, поздравят меня и вручат два билета первого класса в Паго-Паго.
— Потому, что я очень хочу получить эту работу, — ответила я медленно и четко, на случай, если потолок меня слушал.
— Серьезно? — Видимо, мысль, что можно хотеть какую-то работу, была для нее очень свежа.
— Да. А ты разве не хочешь работать здесь?
— Пожалуй, — вздохнула она и накрутила еще одну прядь на карандаш. — Папа думает, мне пора найти нечто подобное. Говорит, это позор, что мое единственное достижение — пластическая операция носа. — Она дотронулась до упомянутого предмета. — Но я смотрю на ситуацию по-иному. Мне кажется, любая работа, которую я найду, будет отнята мною у кого-то, кому она действительно нужна позарез, вот как тебе, например. — И она светло улыбнулась.
— Ну да, в самом деле…
Я снова склонилась над своими листочками. «Рыбные консервные заводы являются основными работодателями на Паго-Паго».
— Мой папа — король ковровых покрытий, — произнесла девушка.
Я сжала кулаки и подняла голову.
— Мой отец, Си Сигал, король ковровых покрытий. — И она снова пошевелила пальцами ног.
Кулаки у меня разжались, когда я осознала услышанное.
— Да ведь он владелец этого журнала!
— Полагаю, да, — согласилась девушка.
Она надела туфельки на руки, и сейчас они танцевали у нее джигу на столе.
— А может, он владелец компании, которой принадлежит этот журнал. Трудно отследить.
— Значит, он запросто может приказать им взять тебя на работу.
— И тебя тоже. — Она широко улыбнулась, сняла туфельки с рук и подкатилась на кресле к моему столу, чтобы пожать мне руку. — Меня зовут Джейни Сигал.
— Кейт Кляйн, — произнесла я. — А теперь я бы очень хотела вернуться к работе.
— Конечно, конечно. Продолжай.
Наступило молчание. Я взялась за карандаш.
«Бухта Тутуила окружена эффектными горами, которые уходят прямо в воду».
— Но вначале можно мне задать тебе вопрос? — проговорила Джейни. — Почему ты хочешь работать здесь?
— Ты шутишь? Это же… — Я с благоговением выдохнула имя, которое вбивали мне в голову все девять лет, что я проучилась в Колумбийском университете. И еще столько же времени, которое я провела за чтением ежегодных «Обзоров литературы», испытывая попеременно то ревность, то восхищение. — Это же «Ревю»!
— Фи, — фыркнула Джейни. — Я предпочитаю «Пипл». Если серьезно, то я скорее поработала бы там. — Она уставилась на меня своими ореховыми глазами. — Как ты думаешь, им нужны люди?
— Ну…
— Подожди! — Джейни ткнула пальцем в воздух. — Идея!
Она прошла через всю комнату к моему столу и пальцами с длинными наманикюренными ногтями ухватила телефонную трубку.
— Да, Нью-Йорк, редакция журнала «Пипл». — Ожидая соединения, Джейни пододвинула бумагу для заметок. — Напиши свой телефон, — прошептала она. — Главного редактора, пожалуйста. Голосовая почта, — сценическим шепотом сообщила Джейни.
— Мы не должны…
Она махнула рукой, призывая замолчать.
— Да, здравствуйте. Звоню вам из офиса «Нью-Йорк ревю». Я сейчас поработала с двумя прекрасными референтами, которых мы, к сожалению, не сможем принять на работу. Обе эксперты в области поп-культуры, прекрасно знают мир звезд, но, как вам известно, мы никогда не пишем о знаменитостях, если они не политики или давно умершие трансценденталисты.
— Боже мой, — простонала я, прижимая к груди листочки с Паго-Паго.
— Их зовут Джейни Сигал и Кейт Кляйн, домашние телефоны… — Она продиктовала номера. — Заранее благодарю за помощь. — Довольная собой, Джейни положила трубку. — Вот так!
Она взяла сумочку и пальто.
— Ты не собираешься заканчивать? — Я указала на Паго-Паго.
Случайно в глаза бросилось предложение: «До 1980 года видом на бухту с горной вершины можно было любоваться, поднявшись туда на фуникулере». Фуникулер или фунекулер? Я не знала.
Джейни посмотрела на меня с жалостью. Этот взгляд вобрал в себя и грязные облупленные стены, и поношенное коричневое ковровое покрытие, и кулер в углу, ворчавший точь-в-точь как старик с несварением желудка.
— Да я скорее умру, чем буду здесь работать.
— Но… Норманн Мейлер! Том Вулф! Сол Беллоу! Ежи Косински! — воскликнула я.
На стене в рамочке висели две страницы из «Алой буквы» — единственный литературный штрих в комнате. Джейни встала на цыпочки и, глядя на свое отражение в стекле, нанесла блеск для губ.
— Судя по последней информации, все они женаты.
— Ежи Косински умер.
— Тем хуже.
Она пригладила волосы и взяла мои пальто и сумочку.
— Пошли, кузнечик. Сваливаем отсюда.
Джейни взялась за дверную ручку. Я демонстративно снова села, вцепилась в синий карандаш и обвела слово фуникулер.
— Нет, — сказала я. — Нет, спасибо. Ты иди. Я собираюсь закончить тест.
— Кейт, — в голосе Джейни прозвучало нетерпение. — Посмотри вокруг. Уродливые кабинеты, претенциозность и отсутствие неженатых мужчин. Ты действительно хочешь тут работать?
Я задумалась. Все мои профессора говорили о «Ревю», как верующие — о рае, как любители музыки кантри говорят о Брэнсоне, как моя мать описывает «Метрополитен-опера». Мой отец был бы в восторге, если бы я получила эту работу. Но хотела ли я работать референтом по информации?
— Нет. В самом деле, нет. Нет, не хочу.
— Тогда пошли!
— Не могу, — пробормотала я.
— Ну что ж, — вздохнула Джейни. — Ладно.
Она медленно застегнула пальто и принялась напевать.
— Удачи, — пожелала я.
— И тебе удачи, — кивнула она и стала напевать громче.
Потом она запела в полный голос «Когда была я молодой… Никто был мне не нужен. И любовь была просто для забавы».
Она печально покачала головой.
— Те дни ушли…
— Что-что?
— Одна, одна-аа, совсем одна-ааа… — громко пропела Джейни. — Я не хочу… Быть одна…
Я расхохоталась. Голос у нее был ужасный, и пела она очень громко.
— Джейни…
— Совсем! Одна!
Кто-то деликатно постучал в дверь. Я успела подумать — а вдруг это Джон Апдайк или Филипп Рот?
— Извините, нельзя ли потише?
— Совсем одна, — провыла Джейни.
Я положила карандаш, схватила свое пальто и вышла вслед за ней.
Спустя годы после того дня, когда мы вместе покинули «Ревю», Джейни сидела в моей гостиной и смотрела на меня. В глазах ее светился хорошо знакомый проказливый огонек.
— Итак, где же Бен?
— В Калифорнии. Деловая поездка. Завтра возвращается.
Я взяла ее стакан и торопливо отпила из него. Джейни подняла брови. Я с вызовом посмотрела на нее и глотнула еще.
— Это что, нервное потрясение после убийства? — поинтересовалась подруга.
— Это… — откашлялась я. — Это… Эван Маккейн.
Лицо Джейни потемнело.
— Мне казалось, мы дали друг другу честное слово, что никогда не будем произносить это имя.
— Ну да, и хотя мне очень больно нарушать свое честное-пречестное слово, но дело вот в чем…
Я прижала к груди маленькую подушечку и рассказала Джейни все — как я нашла упоминание об Эване в кухне Китти, как полиция обнаружила номер его телефона на автоответчике.
Джейни так разволновалась, что вскочила с дивана и стала подпрыгивать в своих красных сапожках.
— Господи! А если он убийца? Тогда его приговорят к смертной казни! — Она схватила свой мобильник. — В этом идиотском штате применяют смертную казнь?
— Не уверена. Но, Джейни…
Она жестом заставила меня замолчать и начала набирать чей-то номер.
— Си знает кого-то из администрации губернатора. — Она перестала набирать номер и уставилась в окно. — Думаю, что это сам губернатор. Может, нам разрешат самим включить рубильник или сделать смертельный укол!
— Джейни! — Я отобрала у нее телефон. — Послушай! Я не думаю, что ее убил Эван.
— Да? — нахмурилась она. — А кто же тогда? — Она снова села на диван. — Может, это Мэрибет. — Джейни кивнула, очень довольная собой. — Женщина, которая растит ребенка без пеленок, способна на что угодно.
Сэм и Джек ворвались в гостиную, за ними, заливаясь плачем, бежала Софи. Мальчишки усадили Страшилу в ковбойском наряде на крышу одной из машинок и привязали его веревкой.
— Глава двести тридцать восьмая, — объявила Джейни, — в которой его похищает банда малолетних негодяев.
Я освободила куклу, утешила Софи, поставила мальчиков в угол и посмотрела на часы. Оказалось, что уже половина шестого, а я совсем забыла про обед.
— Есть и еще кое-что. Китти работала писателем-невидимкой для Лоры Линн Бэйд.
Джейни вытаращила глаза.
— Шутишь!
Я покачала головой.
— Все это появилось в Интернете сегодня утром.
— Но в журналах пока ничего нет?
Она снова вцепилась в телефон.
— Неудивительно. Все говорят, Лора Линн Бэйд не может успевать все, что делает. Если только ежедневно не клонирует сама себя. Каждый раз, когда я включаю телевизор, она уже там и несет ахинею о политике равных возможностей. Мне всегда казалось, что для нее пишет не мамочка из пригорода, а кто-нибудь не старше двадцати трех лет в каком-то «мозговом центре» в Мадрасе.
— Конечно, мамочка из пригорода и двух предложений связать не может, — сухо заметила я.
— За исключением присутствующих. Господи, да это потрясающая история. Потрясающая.
Запищала голосовая почта Джейни, ее носик сморщился.
— Сигал. Перезвоните мне. — Она встала, пальцы уже приготовились опуститься на клавиатуру. — Где тут у тебя компьютер?
— Джейни, послушай! — Я потянула ее обратно на диван. — Ты можешь устроить мне интервью с Лорой Линн Бэйд?
— Что? — Она изумленно уставилась на меня.
— Что… — Я глубоко вздохнула и постаралась придумать нечто для достижения цели. — А если Эван каким-то образом в этом замешан?
— Нет! — Джейни подняла руку и покачала головой. — Нет, черт побери. Ты и так потратила часть жизни на эту кучу собачьего дерьма в человеческом обличье. Если окажется, что он виноват, то командовать парадом буду я. А тебя назначаю главным распорядителем. — Она помолчала. — У распорядителей парада красивые шляпы.
— Вероятно, Лора Линн Бэйд знает что-нибудь такое, о чем она не сообщила полиции. А Китти была моей подругой, — произнесла я.
Джейни в ярости уставилась на меня.
— Ты говорила, что у тебя тут нет друзей. — Она шмыгнула носом. — Уверяла, что я у тебя одна-единственная.
Туше. Укол по правилам.
— Я здесь живу, — помолчав, возразила я. — Это мои соседи. И тут живут мои дети.
Джейни ласково погладила меня по плечу.
— Тяжело было носить близняшек? — спросила она.
— Убийца бродит где-то неподалеку! И даже ты должна согласиться, что это не совсем приятно! И еще знаешь почему? Мне скучно.
Я с вызовом взглянула на нее, осознав, что только что произнесла вслух самое неприличное слово в лексиконе Апчерча.
По мнению моих сестричек-мамочек, сознаться в скуке означало, что ты в паре шагов от утопления своих детей в ванне. Это нечто настолько грешное и запретное, что оно не может быть даже упомянуто! Однако я осмелилась сказать слово «скука».
— Мне скучно. И убийство, ужасное само по себе, единственное интересное событие, произошедшее здесь с того дня, когда наши соседи Лэнгдоны готовили фундамент под гостевой домик и повредили ассенизационный люк. Мне интересно. И я хочу знать больше.
Джейни откинулась на спинку дивана.
— Умница, — констатировала она.
