Глава двадцать четвертая
Это все нервы. Словно аниматронная группа из «Чак И. Чиз» устроила танцы в моем животе. Я всегда ненавидела «Чак И. Чиз». Почему я думаю о «Чак И. Чиз»? Не знаю, с чего я так нервничаю. Просто снова увижу маму. И Шонни. И Бридж! Бридж сказала, что приедет.
Рейс Сент-Клэра в Сан-Франциско будет только через три часа, поэтому мы садимся на поезд, курсирующий между терминалами, и он провожает меня в зону прибытия. Мы молчим с тех пор, как вышли из самолета. Наверное, все дело в усталости. Мы доходим до контрольно-пропускного пункта, дальше Сент-Клэру нельзя. Дурацкие инструкции. Жаль, что я не могу познакомить его со своей семьей. Группа «Чак И. Чиз» устраивает очередной акробатический номер, что странно, потому что я нервничаю вовсе не из-за того, что мы расстаемся. Я увижу Сент-Клэра через две недели.
– Ладно, Анна. Видимо, пришла пора прощаться. – Сент-Клэр берется за ремни своего рюкзака, и я делаю то же самое.
Наверное, нам следовало бы обняться. Но я почему-то не могу себя заставить.
– Передавай маме привет от меня. Я понимаю, что мы незнакомы, просто она кажется очень хорошим человеком. Я надеюсь, что это так.
Сент-Клэр нежно улыбается:
– Спасибо. Я передам.
– Позвонишь мне?
– Да, конечно. Хотя ты будешь так увлечена общением с Бридж и как его бишь там, что забудешь о своем английском приятеле Сент-Клэре.
– Ха! Значит, теперь ты англичанин! – Я тыкаю его в живот.
Сент-Клэр хватает мою руку, и мы со смехом боремся.
– Я объявляю себя… человеком без… национальности.
Я вырываюсь на свободу:
– А я все равно тебя поймала. Ой!
Седой мужчина в солнечных очках задевает меня красным чемоданом в клеточку.
– Эй, вы! Извинитесь! – кричит Сент-Клэр, но мужчина уже слишком далеко, чтоб услышать.
Я потираю голень:
– Да ладно, все уже в порядке. Мне пора идти.
Очередная возможность обняться. Почему мы не можем этого сделать? В конце концов я делаю шаг вперед и осторожно заключаю Сент-Клэра в объятия. Он замирает, и объятие выходит неуклюжим, ведь нам еще мешают рюкзаки.
Я опять ощущаю аромат волос Сент-Клэра. О, небеса!
Мы расходимся.
– Оторвись по полной сегодня вечером на концерте, – кричит Сент-Клэр.
– Обязательно. Удачного полета.
– Спасибо. – И он закусывает большой палец.
Я прохожу через пункт охраны и встаю на эскалатор. Оглядываюсь в последний раз. Сент-Клэр прыгает на месте и машет мне рукой. Я заливаюсь смехом, и лицо его сияет.
Эскалатор везет меня дальше вниз. Сент-Клэр исчезает из виду…
И вот передо мной… они. Мама широко улыбается, а Шонни прыгает и машет, точно как Сент-Клэр.
– Последний раз тебе говорю, Бридж сказала, что очень сожалеет. – Мама расплачивается со сварливой женщиной за парковку в аэропорту. – Ей нужно готовиться к концерту.
– Ну конечно. Мы с ней всего-то четыре месяца не виделись.
– Бридж – РОК-ЗВЕЗДА, – доносится с заднего сиденья голос Шонни. И этот голос полон обожания.
О-о-о! Кто-то втрескался по уши.
– Да что ты говоришь?
– Она сказала, что однажды ее группу будут показывать по MTV, и не как какую-нибудь лузерскую, а как одну из тех, что можно увидеть, только купив специальный кабельный пакет.
Я оборачиваюсь. У брата подозрительно самодовольный вид.
– И откуда ты знаешь о специальных кабельных пакетах?
Шонни качает ногами. На одной из коленок красуются лейкопластыри с рисунком в стиле «Звездных войн». Семь или восемь штук.
– Вот так. Бридж рассказала.
– А… Понятно.
– А еще она рассказала о молящихся богомолах. Что девочка-богомол съедает голову богомола-мальчика. И она рассказала мне о Джеке Потрошителе и НАСА и показала, как готовить макароны с сыром. Очень вкусные, с мягким сыром.
– И это все?
– Да кучу всяких вещей! – Звучит прямо как угроза.
– Слушай, а у меня для тебя кое-что есть.
Я открываю рюкзак и достаю пластмассовую коробку. В ней настоящий песчаный человек из «Звездных войн». Покупка на eBay стоила мне суммы, которой хватило бы на недельное питание, но я не прогадала. Братишка действительно хотел эту игрушку. Я приберегала подарок на потом, но необходимо срочно переманить Шонни на свою сторону.
Я протягиваю подарок. Малыш хватает игрушку и быстро распаковывает ее на заднем сиденье.
– Счастливого наступающего Рождества!
Шонни скрещивает руки:
– У меня уже есть один. Бридж подарила.
– Шон! Что я говорила о благодарности? Скажи сестре спасибо. Ей, наверное, не так-то просто было купить тебе такую вещь.
– Все нормально, – бормочу я, убирая игрушку обратно в сумку.
Удивительно, как маленький обиженный семилетка может играть моими чувствами.
– Он просто скучал по тебе, вот и все, – вздыхает мама. – Болтал о тебе без остановки. И теперь просто не знает, как выразить свои чувства. Шон! Прекрати пинать кресло! Я же просила тебя не бить по моему креслу, когда я за рулем.
Шонни хмурится.
– Может, заедем в «Макдоналдс», – предлагаю я.
Мама пристально смотрит на меня:
– Ты голодна? Вас кормили в самолете?
– Я была бы не против перекусить.
Мы сруливаем с магистрали и подъезжаем к автозакусочной. Меню для ланча еще нет, и Шонни закатывает истерику. Мы останавливаемся на картофельных оладьях. Мама с Шонни берут колу, а я заказываю кофе.
– Ты теперь пьешь кофе? – удивленно спрашивает мама, передавая мне кружку.
Я пожимаю плечами:
– В Париже все пьют кофе.
– Ну, надеюсь, молоко ты тоже пока еще пьешь.
– Прямо как Шонни?
Мама стискивает зубы.
– Это особый случай. Его старшая сестренка приехала домой на Рождество… – Она показывает на канадский флаг на моем рюкзаке: – Что это?
– Мой друг Сент-Клэр подарил. Чтобы я не чувствовала себя не в своей тарелке.
Мама поднимает брови и выруливает обратно на дорогу:
– В Париже много канадцев?
Мое лицо вспыхивает.
– Просто вначале я чувствовала себя, понимаешь, ну как-то глупо. Словно одна из тех тупоголовых американских туристов в белых кроссовках и с камерами на шее. Поэтому он купил его для меня, чтобы я не чувствовала себя… не пойми как… американкой.
– Нет ничего зазорного в том, чтобы быть американкой, – отрезает мама.
– Боже, мама, я знаю. Просто имела в виду… ладно, забудь.
– Это тот английский мальчик, у которого отец француз?
– А это имеет какое-то значение? – Я злюсь. Мне не нравятся мамины намеки. – Кроме того, он американец. Он же родился здесь. Его мама живет в Сан-Франциско. И в самолете мы сидели рядом.
Мы останавливаемся на красном светофоре. Мама внимательно смотрит на меня:
– Он тебе нравится.
– О ГОСПОДИ, МАМ!
– Так и есть. Тебе нравится этот парень.
– Он просто друг. У него есть девушка.
– У Анны есть па-а-арень, – тянет Шонни.
– Нет!
– У АННЫ ЕСТЬ ПА-А-АРЕНЬ!
Я делаю глоток и давлюсь. Кофе отвратителен. Просто дерьмо. Нет, даже хуже, чем дерьмо, – оно, по крайней мере, органического происхождения. Шонни продолжает меня дразнить. Мама оборачивается, чтобы схватить его за ноги, которые снова стучат по креслу, и замечает мою гримасу:
– Детка, детка, один семестр во Франции, и мы уже мисс Утонченность. Твой отец будет счастлив.
Как будто это был мой выбор! Как будто это я просила отправить меня в Париж! Да как она вообще смеет упоминать об отце.
– У АНННЫ ЕСТЬ ПА-А-АРЕНЬ!
Мы возвращаемся на связующую штаты автомагистраль. Час пик, и на дороге в Атланту огромная пробка. Из машины, которая едет позади, гремят басы. Автомобиль перед нами пыхтит выхлопной трубой прямо в наш кондиционер.
Две недели. Осталось всего две недели.
