Глава девятнадцатая
– Вот оно! Таков мой план.
Сент-Клэр смотрит вслед за мной в сторону массивного купола. Фиолетово-серое небо, привычное для Парижа с приходом холодов, подавляет его, лишая купол золотистого сияния, но я все так же им очарована.
– Пантеон? – осторожно спрашивает Сент-Клэр.
– Знаешь, я здесь уже три месяца и до сих пор не знаю, что это такое.
Я выскакиваю на пешеходный переход прямо напротив гигантского здания.
Сент-Клэр пожимает плечами:
– Это Пантеон.
Я останавливаюсь, окинув его выразительным взглядом, но парень подталкивает меня вперед, чтобы я не попала под колеса голубого туристического автобуса.
– Ну конечно. Пантеон. И как я сама не догадалась?
Сент-Клэр косится на меня уголком глаза и улыбается:
– Пантеон – это место захоронения знаменитостей, известных людей, которые сделали нечто важное для нации.
– И все?
Я слегка разочарована. Здание выглядит так, словно там по меньшей мере короновали нескольких королей… или что-то в этом роде.
Этьен приподнимает бровь:
– Я хочу сказать, здесь повсюду памятники и могилы. Что особенного в этом здании?
Мы поднимаемся по ступеням, и вблизи высота колонн оказывается поистине ошеломляющей. Я никогда не подходила так близко.
– Не знаю, – продолжает Этьен. – Наверное, ничего. Что-то второсортное, в любом случае.
– Второсортное? Ты, наверное, шутишь.
Теперь я оскорблена. Нет, мне Пантеон нравится. Даже не так, я ЛЮБЛЮ Пантеон.
– Кто здесь похоронен? – требовательно спрашиваю я.
– Руссо, Мария Кюри, Луи Брайль, Виктор Гюго…
– Парень, написавший «Собор Парижской Богоматери»?
– Тот самый. Еще Вольтер. Дюма. Золя.
– Вау. Вот видишь? Разве не впечатляюще? – Имена кажутся знакомыми, хоть я и не в курсе, чем знамениты все эти люди.
– Я бы не сказал. – Сент-Клэр достает бумажник и оплачивает входные билеты.
Я пытаюсь расплатиться сама, ведь изначально это была моя идея, но он возражает.
– Счастливого Дня благодарения, – улыбается парень, протягивая мне билет. – Давай поглазеем на пару мертвяков.
Нас окружает невообразимое число куполов, колонн и арок. Все огромное и круглое. Стены украшают фрески, изображающие святых, воинов и ангелов. Мы прогуливаемся по мраморному залу в благоговейной тишине до тех пор, пока не натыкаемся на кого-то вроде Жанны д’Арк или святой Женевьевы, покровительницы Парижа. По словам Сент-Клэра, святая Женевьева спасла город от голода. Я думаю, что она была реальной исторической фигурой, но слишком стесняюсь спросить. Рядом с этим парнем я ощущаю себя совершенно необразованной.
С самой высокой точки центрального купола свисает качающаяся медная сфера. Ладно, об этом я уже не могу не спросить.
– Что это? – удивляется Этьен.
– Ну и ну. А я-то думала, ты знаешь все, – смеюсь я.
Наконец Этьен находит табличку:
– Маятник Фуко. О! Ну конечно. – И он с восхищением смотрит наверх.
Табличка написана на французском, поэтому я жду объяснений. Как оказывается, зря.
Сент-Клэр указывает на кольцо измерений на полу:
– Это демонстрация вращения земли. Видишь? Плоскость колебаний маятника меняется каждый час. Знаешь, это забавно, – говорит он, с интересом разглядывая потолок. – Хотя и незачем было строить такой огромный маятник, чтобы доказать свою точку зрения.
– Как это по-французски.
Парень улыбается:
– Ладно, пойдем посмотрим крипту.
– Крипту? – Я замираю. – Прямо настоящую крипту?
– А где, ты думала, еще хранят мертвые тела?
Я закашливаюсь.
– Правильно. Конечно. В крипте. Идем.
– Если только тебя это не пугает.
– У меня ведь не возникло проблем с кладбищем?
Сент-Клэр напрягается, и у меня душа уходит в пятки.
Поверить не могу, что напомнила ему о Пер-Лашез. Надо переключиться. Ну конечно, необходимо сменить тему! Я говорю первое, что приходит в голову:
– Давай, кто первый! – И бегу к ближайшему входу в склеп.
Топот моих ног эхом разносится по всему зданию, на нас даже оборачиваются туристы.
Я. Умираю. От. Стыда.
А потом Этьен проносится мимо меня. Я хохочу от удивления и мчусь еще быстрее. Мы бежим ноздря в ноздрю и уже почти у цели, когда перед нами появляется рассерженная охрана. Сент-Клэр пытается остановиться, и я налетаю на него, но ему вовремя удается меня поймать. Все это время охрана ругает нас по-французски. Мои щеки краснеют, но, прежде чем я успеваю принести извинения, Сент-Клэр делает это за нас обоих. Охранники сменяют гнев на милость и отпускают нас после минутного выговора.
Прямо как в Пер-Лашез. Сент-Клэр гоголем ходит.
– Тебе все что угодно сходит с рук, – улыбаюсь я.
Он смеется. И даже не возражает, потому что это правда. Но едва в поле зрения появляется лестница, как его настроение резко меняется. Винтовая лестница, ведущая в склеп, крутая и узкая. Мое раздражение сменяется беспокойством, когда я замечаю страх в его глазах. Я совсем забыла, что он боится высоты.
– Знаешь, мне вовсе не обязательно смотреть склеп, – говорю я.
Сент-Клэр бросает на меня убийственный взгляд, и я закрываю рот. Он решительно касается грубой каменной стены и медленно спускается вниз. Шаг. Шаг. Шаг. Лестница не слишком длинная, но сам спуск мучителен. Наконец ступеньки кончаются, и из-за наших спин выплескивается толпа нетерпеливых туристов. Я начинаю извиняться, было глупо вести Сент-Клэра сюда, но он меня перебивает:
– Она больше, чем я думал. Крипта, я имею в виду. – Голос у Этьена напряженный и уставший. Он не смотрит на меня.
Меняем тему. Хорошо. Намек понят.
– Знаешь, – осторожно говорю я. – Я только что услышала, как кто-то сказал, будто крипта занимает все пространство под зданием, и, конечно, тут же представила бесконечные катакомбы, украшенные костями, но все не так уж плохо.
– Никаких черепов или бедренных костей, по крайней мере. – Этьен неестественно смеется.
На самом деле крипта хорошо освещена. Немного прохладно, но чисто и просторно. На тюрьму совсем не похоже. Но Сент-Клэр все еще смущен и взволнован. Я подхожу к статуе:
– Эй, смотри! Это Вольтер?
Мы идем дальше сквозь тоннели. Я удивлена, как здесь голо. Столько пустого пространства, комнат для будущих захоронений. Спустя какое-то время Сент-Клэр опять расслабляется, и мы болтаем о мелочах, вроде контрольной по математике на прошлой неделе и экстравагантной кожаной куртки, в которой недавно появился Стив Карвер. Мы были лишены нормального общения не одну неделю. Такое чувство, словно все стало как прежде. И в этот момент позади раздается скрипучий голос:
– Не стоит за ним идти. А то застрянем здесь на весь день.
Сент-Клэр напрягается.
– Лучше бы дома сидел, раз так боится пары ступенек.
Я начинаю оборачиваться, но Сент-Клэр сжимает мою руку:
– Не надо. Он не стоит того.
Этьен проводит меня в следующий коридор, и я пытаюсь прочесть высеченное на стене имя, но внутри такая злость, что перед глазами все расплывается. Сент-Клэр ушел в себя. Нужно что-то сделать.
Я щурю глаза до тех пор, пока надпись не становится четкой.
– Эмили Золя. Всего лишь вторая женщина, которую я здесь увидела. Что же это такое?
Но, прежде чем Сент-Клэр успевает ответить, я вновь слышу знакомый скрипучий голос:
– Не Эмили, а Эмиль. – Мы оборачиваемся и видим самодовольного парня в толстовке с логотипом Евродиснейленда. – Эмиль Золя – мужчина.
Мое лицо вспыхивает. Я пытаюсь взять Сент-Клэра за руку, чтобы уйти отсюда, но Сент-Клэр уже рядом с американцем.
– Эмиль Золя был мужчиной, – поправляет он. – А ты грубиян. Почему бы тебе не заняться своими делами и не оставить ее в покое!
«Оставить ее в покое, покое, покое!» – эхом разносится по крипте. Удивленный этой вспышкой гнева Евродиснейленд пятится назад и наступает жене на ногу. Та взвизгивает. Все остальные смотрят на нас открыв рты. Сент-Клэр хватает мою руку и тянет меня к лестнице. Я жутко перепугана из-за того, что могло произойти. Раздосадованный Сент-Клэр быстро преодолевает всю лестницу, но затем, когда до него наконец доходит, что произошло, он резко останавливается и опасно наклоняется назад.
Я успеваю его поддержать:
– Я здесь.
Этьен сжимает мои пальцы мертвой хваткой. Я осторожно веду его наверх, пока мы вновь не оказываемся в просторном холле первого этажа. Сент-Клэр отпускает мою руку и оседает на ближайшую скамейку. Он наклоняет голову так, словно его сейчас вырвет. Я жду, когда он заговорит.
Но он молчит.
Я сажусь рядом. Мы возле мемориала Антуана де Сент-Экзюпери, написавшего «Маленького принца». Он погиб при крушении самолета, и поэтому, наверное, останков для захоронения в крипте просто не нашлось. Я смотрю, как люди фотографируют фрески. Вижу охранника, который недавно на нас накричал. Только на Сент-Клэра стараюсь не смотреть.
Наконец он поднимает голову и откашливается. Его голос спокоен:
– Может, поищем индейку на ужин?
Мы несколько часов изучаем меню, прежде чем удается найти что-то более-менее приличное. Поиск превращается в игру, квест, в который мы уходим в с головой. Нужно забыть грубияна из крипты. Забыть, что мы не дома.
Когда мы наконец натыкаемся на ресторан с вывеской «Американский праздничный обед на День благодарения», то кричим от радости, а я исполняю танец победителя. Метрдотеля пугают столь явные выражения энтузиазма, однако он все же усаживает нас за столик.
– Великолепно, – говорит Сент-Клэр, когда появляется главное блюдо. Он поднимает свой бокал с газированной водой и улыбается: – За увенчавшиеся успехом поиски праздничного обеда в Париже. И за индейку.
Я улыбаюсь в ответ:
– За твою маму.
Его улыбка на мгновение меркнет и тут же появляется вновь, на этот раз более нежная.
– За маму.
Мы чокаемся.
– Итак, ты не должен говорить об этом, если не хочешь, но как у нее дела? – Слова выплескиваются прежде, чем я успеваю закрыть рот. – Она не устала от радиационной терапии? Она нормально питается? Я читала, что если не наносить лосьон каждый вечер, то можно получить ожоги, и просто хотела узнать… – Я замолкаю, видя выражение лица Этьена. Словно у меня выросли клыки. – Прости. Я жутко назойливая, и я затыкаюсь…
– Нет, – прерывает он. – Дело не в этом. Просто… ты первый человек, который знает такие детали. Как… от куда?…
– О… Я немного волновалась и провела небольшое исследование. Понимаешь, просто чтобы… знать, – запинаюсь я.
Он какое-то время молчит.
– Спасибо.
Я смотрю на салфетку на коленях:
– Это пустяки…
– Нет, это кое-что значит. Очень даже много. Когда я пытаюсь поговорить об этом с Элли, она даже не врубается… – Этьен замолкает, словно сболтнул лишнее. – В любом случае, спасибо.
Я вновь натыкаюсь на его пристальный взгляд, на этот раз он разглядывает меня с интересом.
– Всегда пожалуйста, – говорю я.
Остаток обеда мы проводим за разговором о его матери. И когда мы уже уходим из ресторана, то все равно продолжаем говорить о ней. Мы идем вдоль Сены. Луна полная, горят фонари, и Сент-Клэр говорит до тех пор, пока груз на сердце не становится чуть легче.
Он останавливается:
– Я не собирался этого делать.
Я делаю глубокий вдох, ощущая приятный речной запах.
– Я рада, что так получилось.
Мы уже на той улице, с которой можно повернуть к общежитию. Сент-Клэр задумчиво смотрит вдаль, а затем выпаливает единым духом:
– Давай сходим в кино. Мне пока не хочется возвращаться.
Ему не приходится просить дважды. Мы находим кинотеатр, где крутят новую американскую комедию про лодыря, и остаемся на сдвоенный сеанс. Не помню, когда я в последний раз так сильно смеялась, ну а Сент-Клэр рядом хохочет еще сильнее. Уже почти два, когда мы наконец возвращаемся в общежитие. За стойкой пусто. Свет у Нейта не горит.
– Кажется, мы одни в здании, – говорит Сент-Клэр.
– Значит, никто не будет возражать, если я сделаю это!
Я запрыгиваю на стол и марширую по нему туда-сюда.
Сент-Клэр начинает громко подпевать, и я стараюсь двигаться в такт его песне. Под конец я отвешиваю театральный поклон.
– Быстрей! – говорит он.
– Что? – Я спрыгиваю со стола. – Нейт здесь? Он нас видел?
Но Сент-Клэр бежит к лестнице. Он открывает дверь и кричит. Мы аж подпрыгиваем от звука эха, а затем опять кричим вместе изо всех сил. Восхитительно. Сент-Клэр бежит за мной до лифта, и мы поднимаемся на крышу. Он не решается подходить к краю, но смеется, когда я пытаюсь плюнуть в щит с рекламой дамского белья. Ветер сильный, попасть в цель не получается, и я спускаюсь обратно на два пролета. Лестница широкая и устойчивая, поэтому Сент-Клэр отстает всего на пару ступеней. Мы добегаем до его этажа.
– Ну, – говорит он.
Впервые за несколько часов наступает тишина.
Я смотрю мимо него:
– Спокойной ночи.
– Увидимся завтра? Поздний завтрак в блинной?
– Было бы неплохо.
– Если только… – Он замолкает на середине фразы.
Если что? Он явно сомневается, стоит ли говорить. Момент упущен. Я бросаю на парня еще один вопросительный взгляд, но он отворачивается.
– Ладно, – с плохо скрытым разочарованием говорю я. – Увидимся утром.
Я уже спускаюсь вниз, но оглядываюсь. Парень смотрит на меня. Я поднимаю руку и машу. Сент-Клэр застыл словно статуя. Качая головой, я толкаю дверь на свой этаж. Не понимаю, почему у нас все либо прекрасно, либо непонятно. Словно мы вообще неспособны общаться по-человечески. Забудь об этом, Анна.
Дверь на лестничную площадку резко открывается.
Мое сердце останавливается.
Сент-Клэр кажется возбужденным.
– Это был прекрасный день. Это был первый хороший день за целую вечность. – Он медленно идет ко мне. – Я не хочу, чтобы он заканчивался. Не хочу оставаться в одиночестве.
– Уф. – У меня перехватывает дыхание.
Парень останавливается, изучающе вглядываясь в мое лицо:
– Ты не против, если я останусь у тебя? Не хотелось бы доставлять тебе неудобства…
– Нет! То есть… – В голове сумбур. Мне едва удается собраться с мыслями. – Да. Да, конечно, все нормально.
Сент-Клэр застывает на мгновение, а затем кивает.
Я снимаю с шеи ключ на шнурке и вставляю его в замок. Сент-Клэр ждет сзади. У меня трясутся руки, когда я открываю дверь.
