Пятница, 19 августа 2011 года
Две новости за сегодняшний день: Тессу опознали вполне вменяемые парень и девушка, а еще мне удалось зайти в интернет.
Утро выдалось неплохим. Чтобы избежать пробуждения в липкой духоте, как вчера, я не стала застегивать палатку на ночь и улеглась головой к выходу, предварительно повесив на шею маску для сна. С наступлением утра я выползла из палатки, оттащила матрац в тень соседнего дерева и сразу же натянула маску на глаза. Все это я проделала в полусне, так что к двум часам дня выспалась и чувствовала себя посвежевшей.
Я съела на завтрак три печенья, наскоро вытерлась влажными салфетками и отправилась продолжать опрос. Недалеко от центральной поляны двое новоприбывших ставили палатку. Я не сразу разобралась, кто из них парень, а кто – женщина: у обоих длинные прямые волосы, оба тощие, вдобавок девушка плоскогрудая, как доска. В мочки ушей парня вставлены большие втулки черного цвета размером с монету в один евро.
На вопрос, приходилось ли им отдыхать здесь прошлым летом, они ответили утвердительно. Тогда я показала им фотографию Тессы. Они перебросились парой фраз на своем языке, и мужчина сказал, что помнит англичанку, похожую на ту, которая на фотографии. Она приехала одна, но волосы у нее были длиннее, и звали ее не Тесса. В этом они не сомневались, хотя имени вспомнить не смогли, только то, что оно было длиннее и начиналось на «с».
Разумеется, Тесса могла назваться чужим именем. Меня интересовало, как она была одета или о чем говорила, но мои собеседники не могли вспомнить, хотя обещали подумать. Не буду радоваться заранее. Нужно больше сведений.
Я вернулась на свой матрац в тени и только задремала, как вдруг меня потянули за руку.
– Энни тебя с нами зовет, – сказал Мило.
Задняя дверь фургона была закрыта. Энни, сидя за рулем, объяснила, что ей нужно в банк, и пригласила меня съездить с ней в город и купить еды.
– Нельзя же питаться одними печеньями, – упрекнула она.
– А интернет-кафе там есть?
– Наверняка. Это ведь не глухая деревня, а приморский город, перевалочный пункт для туристов.
Я уселась впереди, вместе с Мило; малыш лежал на заднем сиденье. Мне уже доводилось ездить в автофургоне, когда перевозили мамину мебель на склад, но фургон Энни был совсем другим: очень старая модель. Отсутствие пластиковых деталей и вставок на приборной доске придавало автомобилю какой-то незавершенный вид. Чего-то недоставало и колесам: я чувствовала каждый камешек на дороге. Внутри было невообразимо душно и пахло то ли пластмассой, то ли молоком, то ли старыми носками. Везде – не только в кузове, где они жили, но и впереди – что-то валялось, на полу толстым слоем лежали книги и CD-диски, боковые окна наполовину заклеены яркими наклейками. С переднего зеркала свисала непонятная пушистая штука на веревочке; Мило, заметив, как пристально я изучаю ее, поторопился объяснить, что это – лапка его кролика.
– Он умер своей смертью, – пояснила Энни и с натугой крутанула руль. Машина глухо и озабоченно закряхтела, очень похоже на мамино покашливание по утрам, но не остановилась, и мы поехали дальше.
Мы выехали на узкую каменистую дорогу, ведущую под гору.
– Так что там за история с пропавшей подругой? – спросила Энни.
Несмотря на то, что я все ей рассказала еще в день приезда, я начала по новой.
– Да, я помню, что ты ее ищешь. Но почему? – перебила она и посмотрела на меня с лукавой полуулыбкой. – Ты влюблена в нее? Между прочим, не вижу в этом ничего дурного.
Я не удостоила ее ответом и продолжала молча смотреть в окно. Это сработало, и Энни стала рассказывать о себе. Не то чтобы я интересовалась подробностями ее жизни, но от меня не требовалось отвечать, и я немного расслабилась: голос Энни и пейзажи, проплывающие за окном, действовали успокаивающе.
Ее американский акцент напоминал мне об Адриане, и, прикрыв глаза, я вспоминала его подкасты, хотя то, о чем щебетала Энни, не шло ни в какое сравнение с его лекциями. Энни рассказывала о своей жизни в Коннектикуте, где у нее небольшой бизнес по производству деревянной мебели ручной работы, а живет она в съемном доме вместе с другой матерью-одиночкой. Упомянула Энни и об отце Мило: она дала ему «отставку», когда мальчику было два года, но позволяет время от времени видеться с сыном.
– Спорим, ты сейчас думаешь, от кого младшенький? – сказала Энни, кивнув головой в сторону младенца на заднем сиденье, хотя мне было все равно. Ей хотелось второго ребенка, продолжала она, но не возникало желания надолго связываться с мужчинами, так что она «в нужное время переспала» с незнакомцем. Потом она призналась, что беспокоится о том, как скажется на детях отсутствие фигуры отца.
– По-моему, отец совершенно необязателен.
– Правда?
Я объяснила, что никогда не видела своего отца, который исчез, когда мама была беременна, и мне это нисколько не навредило.
– А твоя мама не переживала, что у нее никого нет? – хмыкнула Энни.
– Нисколечко. Нам и вдвоем было хорошо. Она всегда повторяла, что, пока я рядом, ей никто не нужен.
Энни стала спрашивать про отца, и я рассказала, что знала сама: продавал машины в Ирландии, мечтал о беговой лошади. Еще у него были изящные кисти рук, как у меня.
Я заметила, как изменился пейзаж за окном. Оставив холмы позади, мы выехали на равнину, деревья уступили место длинным невысоким сооружениям из грязно-белого пластика, переходящим одно в другое, как будто образуя единую нескончаемую конструкцию. Я спросила у Энни, что это. Оказалось, теплицы, где выращивают зелень на продажу.
– Вот откуда берутся помидоры для твоего салата, – сказала она.
Я могла бы ответить, что не ем помидоры, но промолчала.
Мило захотел в туалет, и Энни остановилась у обочины. Я всмотрелась в теплицы. Сквозь непрозрачный пластик виднелись тени, а там, где обшивка разошлась, можно было заглянуть внутрь. В бесконечном зеленом море листвы черные мужские фигуры склонились над растениями. Внутри наверняка стояла невыносимая духота. Больше всего меня поразила тишина. Там, где работают руками, всегда шумно, а тут не слышно ни музыки, ни перекликающихся голосов, только журчание разбрызгивателей. В дороге Энни жаловалась, что кругом засуха, речка возле коммуны почти пересохла, а тут, в теплицах, расходуют массу воды. Странно, если не сказать больше – безнравственно.
Когда мы двинулись дальше, я узнала от Энни, что в теплицах работают в основном нелегальные африканские иммигранты. Прибрежная зона этой части страны совсем рядом с африканским побережьем, и иммигранты тайно пересекают пролив на лодках в поисках лучшей жизни в Европе. Некоторые пробираются дальше на континент, но у большинства нет никаких документов, и они остаются здесь, работают в теплицах.
Через час пятнадцать минут мы въехали на улицы Мотриля. Энни криво припарковала фургон, и мы договорились встретиться через час. Она с детьми отправилась в банк, а я пошла к центру города. Было непривычно тихо и безлюдно, по обеим сторонам пыльной дороги тянулись низенькие строения. Я увидела указатель с изображением волны и пошла в направлении пляжа. По мере приближения к морю здания почему-то становились выше, загораживая собой вид, как рослые люди впереди толпы.
Внезапно я очутилась на оживленной улице, где гуляли толпы отдыхающих, радикально непохожих на обитателей коммуны. Кто-то еще не успел загореть, у других была красная, обожженная кожа, третьи явно перестарались с загаром, но все носили нормальную одежду – майки и шорты. За столиками посреди улицы посетители кафе распивали пиво, хотя было только половина пятого. Из открытых дверей магазинов неслась танцевальная музыка, внутри предлагали дешевые пляжные принадлежности, хотя в одной лавке почему-то торговали тостерами и микроволновками. Все вывески и ресторанные объявления были на английском, у входа в кафе и магазины продавали английские газеты.
Все это было приятно, хотя, возможно, я просто обрадовалась, что на время уехала из коммуны. С моря дул свежий ветер, пахло чипсами и кремом для загара, вокруг ходили нормальные улыбчивые и умиротворенные люди, вроде покупателей в «Теско экстра».
Я побродила еще немного, нашла интернет-кафе и, заплатив два евро, села за компьютер. Рядом огромных размеров женщина с одышкой просматривала газонокосилки на аукционе Ebay. Сначала я зашла на «Фейсбук», по привычке залогинившись как Тесса, но, разумеется, ничего не вышло: к тому времени ее учетная запись давно была заблокирована. Тогда я попыталась зайти на свою страницу, но не смогла вспомнить пароль, то и дело сбиваясь на пароль Тессы. Правильный пароль я вспомнила только с третьей попытки: «inspectormorse», один из любимых маминых сериалов.
Череда чужих статусов на главной странице выглядела полной бессмыслицей. С таким же успехом я могла читать текст на китайском. Незнакомыми казались даже фотографии и имена моих «друзей»; впрочем, когда мы виделись в школе, я толком не знала, что это за люди, теперь же они стали совершенно чужими. Тэш, Эмма, Карен – случайные имена случайно взятых недалеких девчонок, которые комментируют то, публикуют это, делятся какими-то ссылками, сопровождая их неуместными выражениями восторга.
Я завершила сессию и проверила почту. Четырнадцать новых писем, почти все – спам. И одно – от Джонти: он писал, что все в порядке, и спрашивал, как я тут, в Испании.
Джонти – это мой квартирант. О нем я расскажу чуть позже.
Потом я сидела, уставившись на панель инструментов. Целыми днями я представляла себе момент, когда наконец-то зайду в интернет, а теперь не знала, чем себя занять. Все привычные двери были закрыты. Зайти на «Красную таблетку» я не могла, поскольку сайт заблокировали. Вряд ли получилось бы поиграть в World of Warcraft: даже если я и вспомню логин и пароль после вынужденного перерыва, до встречи с Энни оставалось сорок восемь минут – не хватит и на то, чтобы выбрать экипировку для персонажа. Я воображала, будто он надуется и гневно отвернется от меня, уязвленный длительным отсутствием внимания, отказываясь надевать кольчугу или нарочно уронит меч.
Завершив рабочую сессию, я покинула интернет-кафе, хотя оставалось еще 17 минут, и зашла в соседний минимаркет. Внутри было так холодно, что кожа на руках покрылась пупырышками. Магазин немного напоминал сеть магазинов «Лондис», разве что тут бутылки с алкоголем занимали чуть ли не половину всех полок. Я забеспокоилась, что не смогу прочесть этикетки на испанском или не найду привычных продуктов, но почти весь ассортимент товаров оказался привозным и был мне хорошо знаком. Среди английских продуктов я нашла томатный кетчуп «Хайнц» и чипсы «Уокерз». Я купила три большие пачки чипсов и две упаковки овсяного печенья.
До встречи у фургона оставалось еще почти полчаса, и неожиданно для самой себя я решила зайти в кафе, привлеченная большими яркими фотографиями красиво оформленной еды. Официантка говорила по-английски. За соседним столиком сидела пожилая пара: мужчина в кресле-каталке и женщина примерно того же возраста, которая кормила спутника бутербродом с колбасой. Я задумалась. Мы с мамой тоже могли бы уехать в отпуск. В последние годы ее жизни мы не раз обсуждали возможность такого путешествия, но решили остаться дома: слишком много возни с коляской и прочим оборудованием. Теперь, глядя на пару за соседним столиком, я сообразила, что это было бы не так уж и сложно. В Испанию или другую жаркую страну мы бы не поехали: из-за болезни мама плохо переносила жару, а вот в Корнуолл – возможно. Маме всегда хотелось побывать в корнуоллских деревушках, где снимали один из ее любимых сериалов.
В шесть вечера мы отправились назад в общину. На импровизированной автостоянке припарковали незнакомый фургон. Из него звучала музыка. Новенькие. Я выбралась из машины и направилась к ним. Дверь была открыта, внутри на диванчике лениво развалились несколько парней, широко расставив загорелые волосатые ноги. Кажется, итальянцы, подумала я. У них был такой же «первобытно-общинный» вид, что и у остальных обитателей коммуны: неопрятные волосы, ожерелья и цепочки на голой груди, – но еще не такой замшелый, как у тех, кто долго здесь живет. Я рассказала новичкам о своих поисках и протянула фотографию Тессы. Они подсели ближе друг к другу, чтобы получше рассмотреть фото, и кто-то из них воскликнул: «Эй, Луиджи, ты ее помнишь?», и вроде как в шутку ткнул локтем в бок сидевшего рядом приятеля. Все рассмеялись, и кто-то заговорил по-итальянски, сопровождая речь неприличным, как мне показалось, жестом. Пришлось довольно настойчиво задать еще несколько вопросов, пока не выяснилось, что они просто шутили.
Я заметила, что они пьют вино, и, уходя, сообщила, что употребление алкоголя на территории коммуны запрещено.
Остаток вечера я провела под своим деревом, поужинала, отерла лицо и руки влажными салфетками. Сейчас 21:46, я уже в палатке. Снаружи перестали барабанить, слышно только жужжание насекомых.
* * *
Теперь о Тессе. Вскоре я поняла, что придется взять ситуацию в свои руки, иначе это может продолжаться бесконечно. За несколько дней Тесса переслала бессмысленный набор писем, фотографий, записей из блогов, не предоставив никакой вводной информации или контекста. Так спешно собираются на каникулы, наобум выхватывая первые попавшиеся вещи из шкафа и швыряя их в чемодан. Никакой продуманной системы.
Вот, например. Она прислала файл под названием «Я и Дебби». И больше ничего: ни даты, ни кто такая Дебби, ни как они познакомились – а без этого от фотографии мало толку.
Более того, мне постоянно приходилось отсеивать противоречивые факты. Началось все с «Марии безутешной/безбожной» (как потом выяснилось, все-таки «безбожная»). Тесса путалась в деталях, как будто они не имеют значения: «однажды летом», «Джим как-его-там». Причиной тому была ее «чудаковатость», а также, я полагаю, психическое состояние. Я читала, что при биполярном расстройстве часто наблюдаются нарушения памяти, что усугубляется приемом лекарств. Например, препараты лития «вызывают значительную слабость, снижают способность ясно и четко мыслить».
Поэтому я составила для Тессы таблицу, которую следовало заполнить в определенном порядке. Сначала основные сведения: имена, адреса, телефоны, даты рождения самой Тессы и членов ее семьи, номера счетов в банке и прочее в таком духе.
Согласитесь, задание несложное, но Тесса с ним не справилась. Она не понимала, зачем указывать номер социального страхования: «Вряд ли он срочно потребуется брату или кому-нибудь еще». Я стала настаивать, и она призналась, что не помнит и не знает, как его восстановить. Я посоветовала обратиться в налоговую службу. Прошел целый день, а Тесса так никуда и не позвонила. Тогда я позвонила сама, представившись ею, и получила все, что требовалось.
По моей просьбе она сообщила пароли к электронным почтовым ящикам, – основному, smellthecoffeesweetheart на Gmail, и старому на Hotmail, а также пароль к профилю на «Фейсбуке». Хорошо еще, что она не пользовалась «Твиттером»: после пары недель в июле 2010 года ее энтузиазм иссяк. Пароли потребуются мне и в дальнейшем, однако сейчас в мои планы входило просмотреть всю переписку, профиль на «Фейсбуке» и собрать информацию.
Сначала я зашла на «Фейсбук» – получить общее представление о жизни Тессы. Личная страница выглядела вполне обычно. Фотография профиля была снята в каком-то выставочном зале – позже я узнала, что это парижский Лувр. Тесса приняла позу рядом стоящей статуи, театрально закинув руку за голову, будто вот-вот потеряет сознание. В друзьях у нее числилось 367 человек, обычное количество для женщины ее возраста, судя по аналогичному количеству друзей у тех, кого она читала. Список групп, на которые она подписывалась, был длинным и неоднородным: движение солидарности с монахами Тибета, акция в поддержку реконструкции старых лондонских мюзик-холлов, посетители «Пиццы-экспресс» за прежний рецепт томатного соуса, фан-клуб малоизвестных музыкантов, книги, рестораны, достопримечательности и еще множество экстравагантных «мероприятий», например, «Хватит носить желтую парку!» и «Мне нравится, как Хью Эдвардс произносит слово “Ливерпуль”». Все это навело меня на мысль, что Тесса не делала больших различий между тем, за что ратовала.
Ее отметили всего на 140 фотографиях, что гораздо меньше, чем кого-либо из моих сверстников, но вполне нормально для людей ее возраста. Ни Тесса, ни ее друзья практически не позировали нарочно, в основном это были фотографии, снятые случайно на вечеринках, пикниках и в пабах, а там, где им приходилось позировать, они просто смотрели в камеру или строили гримасы, а не томно склоняли набок голову, втягивая щеки. Еще одно значительное отличие – дети: нескончаемые, почти неотличимые друг от друга снимки ее друзей с супругами, родственниками и друзьями с маленькими детьми. У некоторых друзей Тессы младенцы были даже на фотографиях профиля.
Хотя Тесса не отличалась любовью к детям – пока мы общались, она называла их «спиногрызы» и «пачкуны», – ей не удалось избежать внешне навязанного общения с ними: я насчитала двадцать восемь фотографий, где у Тессы на руках сидели дети ее друзей. Чаще всего она фотографировалась с Маугли, своим крестником и сыном одной из близких подруг, от его младенчества и до пяти лет.
Среди ее собственных фотографий было много снимков без присутствия людей: снятые крупным планом закаты или трава, руки, капли воды в раковине – как уже говорилось, Тесса обладала «творческой» натурой. В одном из альбомов оказалось несколько старых отсканированных фотографий, зернистых, сделанных еще в доцифровую эпоху. На одной Тесса выглядела не старше меня, должно быть, ей было «двадцать или около того», по ее собственным словам; назвать более точную дату снимка она не смогла. На снимке Тесса с двумя подружками, весело хихикая, собираются идти гулять. Я не сразу определила, кто из них Тесса: все три были похожи друг на друга – завитые волосы, плоские животы, короткие топы, похожие на спортивные бюстгальтеры, и узкие яркие легинсы или шорты. Сперва я подумала, что они шли на тренировку, но позже решила уточнить, и Тесса со смехом ответила: «Как бы не так!» Оказалось, они собирались на «рейв-тусовку».
Мы уже общались по скайпу. В тот вечер Тесса была в отличном настроении, и напоминание о «рейве» пробудило радостные воспоминания. Она нелепо задвигала руками, согнув их в локтях, приговаривая: «Волна, робот, петля, квадрат». На это ушло битых две минуты, а когда я, наконец попросила ее пояснить, что все это значит, она махнула рукой: «Да ну, забудь».
Определить дату другой старой фотографии было проще, хотя тогда я знала о Тессе совсем немного. На портрете крупным планом у Тессы были короткие, длиной не более сантиметра, волосы. Я предположила, что снимок сделали вскоре после случая, описанного в «автобиографии», когда она обрила голову в студенческой столовой. Тесса отлично выглядела даже с бритой головой: резкие черты лица и темные, широко расставленные глаза удачно вписывались в странный образ. Улыбка была уверенной. Глядя на эту или любую другую фотографию, размещенную на «Фейсбуке», никто не предположил бы, что эта женщина несчастна.
После ознакомления с «Фейсбуком» Тессы я решила выработать определенную систему. Для начала мне потребовался список ближайших родственников и друзей. Я составила таблицу, куда внесла членов ее семьи: мать, Марион; отца, Джонатана; и сводного брата, Уильяма. Уильям был сыном Марион от первого брака. Сама родом из Чили, Марион вышла замуж за англичанина, с которым развелась, когда Уильяму было семь лет, и вышла за Джонатана, старше ее на целых четырнадцать лет. Тесса родилась через год после их свадьбы. Уильям – а никак не «Билл» – женился на девушке по имени Изабель. У них было двое детей: шестилетняя Поппи и ее младший брат, пятилетний Люк.
Для каждого из членов семьи Тессы я создала строки «возраст», «род занятий», «семейная жизнь», «черты характера», которые заполнила, исходя из известных мне сведений. Затем я просмотрела все цепочки сообщений между Тессой и ее родными, добавила к таблице несколько строк – «дополнительная информация», «интенсивность переписки», «стиль письма» и другие – и внесла туда все то, что удалось разузнать из писем. Тесса пользовалась почтовым ящиком на Gmail около шести лет, а ящиком на Hotmail – почти десять, так что работы было много. Похожим образом я собрала сведения о ее близких друзьях – Саймоне, Джастине и Шоне.
Я попросила Тессу прислать одну-две фотографии каждого значимого для нее человека. Конечно, многих легко найти на «Фейсбуке», где фотографий было предостаточно, но некоторые, в том числе ее родители, «Фейсбуком» не пользовались. Кроме того, рассуждала я, на «Фейсбуке» чаще всего размещают самые удачные фотографии, изображения в выгодном свете, а по фотографиям, сделанным просто так, можно составить поверхностное представление о человеке и узнать, как он выглядит на самом деле. Снимки я сохраняла на компьютере, распечатывала, указывала имя и основные данные, а потом прикрепляла к стене над рабочим столом. Вскоре это стало напоминать доску с материалами о ходе расследования преступлений, как в сериалах про полицейских.
Тесса прислала и групповую семейную фотографию. В летний домик на юге Франции, принадлежавший Уильяму и Изабель, собралась вся семья – отпраздновать семидесятилетие Джонатана. Даже Тесса не могла забыть о таком. Все, кроме Тессы – она фотографировала, – расположились вокруг вынесенного на улицу стола, где стояли уже пустые тарелки. В самом центре снимка сидела Марион, очень похожая на Тессу: такие же темные волосы и смуглая кожа. Впрочем, мать была невысокой – всего метр шестьдесят, на десять сантиметров ниже дочери – и заметно худее. По словам Тессы, Марион страдала анорексией. Поднятый воротник белой блузки подчеркивал ожерелье из больших зеленых камней, лежащих на сухой костлявой груди. Марион считала украшения своим «стильным почерком», что бы это ни значило, и, получив множество восхищенных отзывов от друзей и знакомых, затеяла продавать через интернет бижутерию, которую заказывала в Чили. Марион убрала волосы в высокий пучок, по форме напоминающий рогалик, и накрасила губы ярко-красной помадой. Все глядели в камеру, приподняв полупустые бокалы с вином, будто для очередного тоста, и только бокал Марион был полон, а улыбка казалась деланой и натянутой.
Рядом с ней сидел Джонатан, которому вскоре диагностируют слабоумие. Тесса рассказывала, что как раз в эту поездку он забыл, где туалет, хотя не один раз бывал в доме. Еще он с огромным трудом вспомнил название сыра – камамбер, – но это списали на обычное ослабление памяти у пожилых людей. Седые, как у Гэндальфа, волосы аккуратно причесаны на пробор; на румяном лице сияла широкая улыбка. Внешне он чем-то напоминал киноактера Ричарда Брайерса, о котором мама говорила, что не прочь выйти за него замуж.
С другой стороны сидел Уильям, смуглый, как мать и сестра, но с более заурядным, одутловатым и бесформенным лицом. Он был в очках без оправы с тонкими дужками и, так же, как Марион, искусственно улыбался. Его жена, Изабель – блондинка с волосами до плеч и правильными, но неприметными чертами лица, похожа на модель с рекламы бриллиантов. Светловолосый Люк сидел у нее на коленях, а темно-русая Поппи – в соседнем кресле. Оба опрятные и милые, как дети в телепередачах. На «Фейсбуке» Изабель публиковала фотографии семейного досуга: вот они всей семьей катаются на лодке, а вот – бредут по колено в снегу вместе с большой палевой собакой, оба ребенка одеты в одинаковые красные комбинезоны.
Отношения Тессы со старшим братом и его женой не задались. По словам Тессы, ее невестка – «надутая стерва голубых кровей», которая позволяла себе не более двух бокалов вина в неделю, а детей заставляла носить защитные шлемы, если те шли играть на общественную детскую площадку. Выйдя замуж, Изабель уволилась с работы и занялась сдачей семейной недвижимости в аренду. Она с большим пафосом согласилась предоставить Тессе «семейную скидку» на аренду летнего домика во Франции, где та хотела отпраздновать свой тридцатипятилетний юбилей. Скидка оказалась всего 10 % от обычной стоимости. Изабель притворялась, будто завидует «неугомонному» образу жизни Тессы: «Ах, где бы и мне найти столько времени и сил!»
Особенно сильно Тессу раздражало недавнее пристрастие Уильяма и Изабель к современному искусству: они коллекционировали картины, которые, по ее мнению, представляли собой «концептуальное фуфло», оскорбительное для зрителя – прямая противоположность ее собственным рисункам. Изабель частенько выпытывала мнение золовки о том или ином модном художнике: «Кто тебе кажется перспективным, Тесса?», на что Тесса злилась и отвечала: «Дюрер», или «Отто Дикс» – вероятно, старые мастера, а не те, о которых жаждала узнать Изабель.
С Уильямом дела обстояли не лучше. В одном письме Тесса пожаловалась ему на мать, а он заступился за Марион, причем прямолинейно и официально (он неизменно подписывался: «С наилучшими пожеланиями»). Тесса пришла в ярость и настрочила обвинительное письмо в ответ: он всегда был маминым любимчиком, ему никогда не понять, что Марион – фальшивка, иначе как она, якобы такая чуждая социальным условностям, могла бы упиваться его деловыми успехами в Сити. Уильям оставил письмо без внимания.
С братом и невесткой Тесса виделась только на семейных праздниках, никак не пересекаясь в интернете, поэтому трудности для моей работы они не представляли. Меня беспокоила Марион. Несмотря на все недопонимание между ними, казалось крайне маловероятным, что она в какой-то момент не захочет поговорить с дочерью по телефону. К примеру, в те редкие дни, когда я уходила гулять в город, мама звонила мне чуть ли не каждые полчаса.
Когда я затронула этот вопрос в разговоре с Адрианом, он объяснил, что Марион глуховата и не любит говорить по телефону: еще одно обстоятельство в пользу Тессы.
Тесса также не приняла мои опасения всерьез.
«Она будет только рада, если я оставлю ее в покое, – писала она. – Мы и так почти не разговариваем».
Это вызвало у меня недоумение, но, прочесав переписку Тессы с матерью, я убедилась, что их действительно связывали непростые, запутанные отношения. Они писали друг другу часто, но нерегулярно, кратко и по делу: чем занимаешься, как себя чувствуешь, как поживает Джонатан. В своих письмах Тесса зачастую приукрашала реальность. Так, она сообщала матери, что с ней все в порядке и что она «среди друзей»; а в письме подруге, отправленном в тот же день, рисовала совсем иную картину: проплакала полдня, сидя в ванне, пока не остыла вода и не свело судорогой ноги, или в одиночку напилась в баре, после чего отключилась и пришла в себя, лежа на диване с незнакомцем.
Примерно раз в полгода между ними вспыхивала долгая, полная взаимных упреков перебранка: Тесса в едких выражениях укоряла Марион за то, что та была из рук вон плохой матерью («Это из-за тебя я стала сумасшедшей, рядом с тобой я чувствовала, что не имею права на существование»), что вышла за Джонатана по расчету, а в последнее время – за то, что ненавидит его из-за болезни и необходимости ухаживать за ним. Было много непонятного: «язвительные замечания» за ужином, испорченные новогодние праздники и так далее. Тесса писала: «Я не хотела, чтобы ты приходила за мной после того, как меня выписали из больницы, я знала, что ты вечно будешь колоть мне этим глаза, доказывая, какая ты заботливая».
С Джонатаном было проще. Я насчитала всего 32 сообщения между ним и Тессой – душевных, но поверхностных. Чаще всего речь шла о деньгах: отец не раз давал ей в долг, но, судя по всему, Тесса деньги не возвращала. По ее словам, до болезни Джонатана они редко общались по электронной почте, а теперь он не мог писать. «Не переживай, через пару месяцев он даже не вспомнит о том, что у него есть дочь».
Я набросала несколько хронологических таблиц, чтобы лучше представлять себе очередность событий в жизни Тессы. В одной были отражены важные перемены, о которых могли знать или точно знали ее родители: переезды, смена работы, смерть дедушки, свадьба брата и рождение его детей, и так далее. В другую таблицу я заносила факты ее биографии, неизвестные членам семьи: случайные связи с мужчинами, злоупотребления алкоголем, обращения к психиатру и тому подобное. К каждому событию я составила список тех, кто, по моим сведениям, знал о нем, что именно знал и какие мысли имел на этот счет.
Входящей информации было так много, что вскоре мне стало неудобно работать с ней на экране ноутбука. Мне бы не помешал дополнительный экран, но стоил он дорого, и в конце концов я переписала таблицу на огромный лист бумаги, стрелками обозначив связи между событиями и людьми, и прикрепила его на стену рядом с фотографиями.
Можете себе представить, как много времени это заняло. Тесса вела беспорядочную жизнь, и, как выяснилось, каждому из друзей рассказывала слегка измененную версию событий. Вдобавок Тесса путалась в именах и датах, что еще больше усугубляло ситуацию.
Несуразицы и противоречий было предостаточно. Так, одно время в переписке с кем-то из знакомых она утверждала, будто живет в Шордиче, при этом другому адресату говорила, что живет в Бетнал-Грин, хотя у меня не было никаких сведений о переезде. Другие, менее значительные детали легко проверялись в «Гугле» – магазин красок «Фэрроу энд Болл», клуб «Граучо», «дом Вирджинии Вулф», но некоторые оставались для меня загадкой. К примеру, о некоей женщине она писала: «…с прической, как у актрисы Королевского национального театра», а в письме Саймону признавалась, что обожает смотреть, «как парни рвут рубаху на груди».
Иногда я просто не могла объяснить ее реакцию на некоторые вполне понятные события. Взять хотя бы напряженный обмен сообщениями от 17 августа 2005 года между Тессой и ее подругой по имени Занти. Подруга, судя по всему, осталась у Тессы на выходные и выбросила «прекрасные», по мнению Тессы, увядшие цветы, которые зачем-то стояли в вазе. Тессе казалось, что, раз Занти не способна оценить красоту увядших цветов, то ей не понять ни саму Тессу, ни «поэзию жизни». В итоге Тесса заявила, что отныне Занти ей не подруга. Странный поступок; но недели через две они вновь переписывались, как будто ничего не произошло.
Уточнять у Тессы было бесполезно: зачастую она не могла вспомнить не только подробностей, но и сам факт. «Я же говорила, – жаловалась она, – мозги у меня ни к черту». Однажды она попыталась собраться с мыслями: «Я поясню, каково это. Помнишь аттракционы, где металлической лапой надо вытащить мягкую игрушку из общей кучи? Вот так и со мной: пытаюсь зацепиться за мысль, воспоминание, но схватить не могу. А если вдруг выходит, то все равно вытаскиваю дешевку».
К тому же оставалось много пробелов, когда она ни с кем не общалась, находясь, как я теперь понимаю, в глубокой депрессии, не в силах даже причесаться. В такие периоды о письмах не могло быть и речи.
Параллельно я просматривала рассылки и уведомления. Сведения о купленных билетах в кино и театр, покупках на iTunes я заносила в каталог ее вкусов и увлечений. Тесса часто делала покупки через интернет, причем либо тратилась на невразумительно дорогие вещи, например трусы за 230 фунтов стерлингов, либо заказывала копеечную мелочь, вроде «винтажного подстаканника» за 20 пенсов на Ebay. Бывали дни, когда она платила огромные деньги – тысячи фунтов! – за совершенно ненужные ей вещи или покупала их в невероятных количествах. Помню счет за двадцать белых кухонных полотенец, по двенадцати фунтов за штуку.
Дату и прочие данные каждого счета я аккуратно записывала. Как можно позволить себе увлажняющий крем за сто двадцать фунтов, если работаешь натурщицей и получаешь шестьдесят фунтов в неделю? В каждом подобном случае я сверялась с банковской выпиской за указанный период, уточняя, не превысила ли она кредитный лимит или не получила заем в банке.
Вскоре у меня накопилось множество вопросов, которые я распределила в порядке срочности. Незакрытые пробелы в биографии имели важнейший приоритет. Однако ответы Тессы меня не удовлетворяли. На простейший вопрос – например, какие передачи она любила смотреть в тринадцать лет, – Тесса не отвечала днями или злилась, говоря, что не помнит, или называла передачу, первый выпуск которой на самом деле вышел двумя годами позже.
В своих письмах я пыталась держать ровный, деловой тон, но иногда приходилось проявлять настойчивость и напоминать о серьезности ситуации и о требованиях, необходимых для успешного выполнения моей работы. В ответ она раздражалась: «Господи, да сколько можно, я ведь уже сказала – не помню!» Или же, если пребывала в меланхоличном настроении, многократно извинялась и обзывала себя ужасной и неблагодарной.
Спустя несколько недель я была на грани отчаяния. Я продолжала тестировать веб-сайты, но все чаще и чаще работу оттесняли на второй план письма Тессы, которых приходилось ждать по нескольку дней. Тесса продолжала твердить, как ей не терпится поскорее все закончить и «уволиться» – по нашему общему выражению. Но стало ясно: если она и дальше будет несвоевременно и бестолково отвечать на мои письма, мы и за год не подготовимся.
Тут мне пришла в голову блестящая мысль. Мы договорились не встречаться, но ведь ничто не мешало нам беседовать по скайпу. Дело пошло бы гораздо быстрее.
Я поделилась идеей с Тессой и добавила, что для сведения эмоционального контакта к минимуму видеокамеры можно не включать. Она согласилась, и мы решили созвониться во вторник вечером.
Я составила список вопросов, возникших после первого ознакомления с ее документами.
1. В сообщении от 27/12/08 Уильям писал: «Спасибо, что испортила настроение за обедом». Как именно это произошло?
2. Ты встретилась с «Питом из Польши» в День святого Валентина в 2006 году на Вацлавской площади, как обещала в письме от 02/10/05?
3. Прозвище «Декольтишка» знали все или только Стивен Гейтман?
4. Как протекает болезнь Джонатана.
5. По поводу встречи с каким-то Джейми в мае 2009 года ты писала: «в интеллектуальном отношении он мне неровня». Но ведь ты сама сдала только один экзамен, по изобразительному искусству. Сколько экзаменов сдал Джейми и с какими оценками?
6. С февраля по апрель 2008 года у тебя в почте полное затишье. Где ты находилась и чем занималась в этот период?
7. В разные моменты времени ты утверждала, что «твоя самая любимая песня» – «You’re Nobody till Someone Loves You» Дайны Вашингтон, «Natural Woman» Ареты Франклин и «I Want You Back» группы «Five Star». Так которая?
8. Ты писала Шоне, что во время праздничного ужина хозяйка дома сказала, что «отдыхает душой, когда готовит», и тебя это взбесило. По-моему, вполне безобидное замечание. Объясни, что в нем не так.
9. В письме от 03/06/07 ты упрекаешь Марион, что она плохо относилась к тебе в детстве, однако в «автобиографии», написанной для психиатра, утверждаешь, что у тебя было обычное счастливое детство. Ты не могла бы выразиться более определенно?
10. В феврале 2005 года ты зарегистрировалась на сайте adultfriendfinder – «Знакомства только для взрослых». С какой целью ты это сделала и как часто пользовалась этим сайтом?
11. Ты писала Мире Столбах 16/05/08, что «считаешь дни» до ее свадьбы, которая состоялась летом того же года, а в письме Джастины от 02/06/08 признаешься, что «ненавидишь чертовы свадьбы». Поясни, почему такое противоречие.
12. В той же переписке с Джастиной на ее вопрос, следует ли ей продолжать отношения с партнером, который перестал ее устраивать, ты советуешь ей «остепениться», на что Джастина ответила: «Тебе легко говорить». Почему?
13. Ты всегда подписываешь сообщения по-разному, даже если речь идет об одном и том же адресате. Иногда письмо заканчивается словом «целую», иногда – «обнимаю, целую», а временами ты не подписываешь сообщение совсем. Есть ли какие-то правила? Как согласуется характер подписи с твоим отношением к человеку в тот или иной момент?
14. В сообщении от 17/09/10, отправленном на адрес
[email protected], очевидно, в организацию «Добрые самаритяне», ты пишешь, что не доживешь до утра. Ты пыталась совершить самоубийство?
15. В 2008 году ты часто упоминаешь «Зетти». Кто это?
Перед первым звонком Тессы я нервничала. Вот уже три недели, как я с головой ушла в ее жизнь, читая переписку, рассматривая фотографии, пытаясь упорядочить хаос прошлых лет. Даже на начальном этапе я знала о ней больше, чем любой другой, потому что, как я уже говорила, близким и друзьям она рассказывала о себе выборочно. До определенного момента мы только обменивались электронными сообщениями, и поэтому складывалось ощущение, будто речь шла не о живом человеке. К тому же у меня была возможность подумать и сформулировать свои мысли, а не отзываться спонтанно.
Нервничала я еще и потому, что собиралась записывать наш разговор.
На допросе я об этом промолчала. Я предпочла скрыть этот факт от полиции, поскольку Тесса не знала о моих намерениях, а я где-то читала, что противозаконно записывать речь человека без получения его согласия.
И все-таки я решилась на это пойти, поскольку предвидела, что в какой-то момент «Тессе» придется говорить по телефону, несмотря на все уверения Адриана и ее самой в обратном. Крайне маловероятно, что в будущем не случится ничего такого, о чем с «Тессой» захотели бы поговорить ее друзья или родные. А если Джонатан умрет? А вдруг у Изабель будет еще один ребенок? Или Джастина выйдет замуж?
Я предположила, что существуют технологии имитации голоса, и на каком-то форуме нашла статью о разработке нового программного продукта, который позволяет пользователю изменять свой голос, убедительно подражая другому человеку. В статье не говорилось, как работает программа и когда выйдет на рынок, сообщалось только о возможностях голосовой имитации. Я решила, что для подобных технологий необходима загрузка звукового ряда – слов, произнесенных человеком, голос которого нужно воспроизвести. Итак, мне показалось разумной мерой предосторожности записать голос Тессы, на случай, если вскоре программа окажется работоспособной.
Наступил вторник, одиннадцать часов вечера. Передо мной лежал список вопросов. Зуммер прогудел восемь раз, потом Тесса настороженно сказала «алло». Она несколько удивилась, услышав, кто я, хотя о звонке мы договаривались заранее.
– Тьфу ты, черт, я думала, это Сильвия! – рассмеялась она. – Извини.
О Сильвии я слышала впервые. Пришлось отступить от первоначального плана и выяснять, что это за новый персонаж. К счастью, я нашла Сильвию на «Фейсбуке»: вытянутое, опечаленное лицо и густые рыжие волосы, на фотографии профиля перекинутые через плечо, как воротник из лисьего хвоста. Таким образом мне удалось избежать тягостного выпытывания подробностей и выклянчивания фотографий.
Я не ожидала, что голос ее будет звучать как-то особенно: подобные размышления – пустая трата времени. И все же, должно быть, я об этом задумывалась, поскольку отчетливо помню, как удивилась, услышав правильную речь и внятный, бархатистый голос, без малейшего намека на душевные страдания.
Я узнала кое-что о Сильвии – учительнице, которая ненавидела свою работу, вышла замуж за испанца, старше ее на двадцать лет, и подумывала закрутить роман с кем-то из школы, – я приступила к своим вопросам. Отрадно было видеть, что затея с голосовым общением по скайпу удалась. Мы продвигались намного быстрее, чем если бы продолжали переписываться. Если Тессу несло не туда, я сразу же возвращала ее к теме разговора.
В первый раз мы проговорили двадцать минут, потом Тесса устала и не могла сосредоточиться. Мы созвонились на следующий день в то же время, и Тесса была более красноречива. Даже слишком: она то и дело отклонялась от темы, болтала обо всем, что в голову взбредет. Я хотела больше узнать о том периоде, когда она целых четыре месяца заведовала «Прикидом» – магазином винтажной одежды в Бетнал-Грин. Рассказ Тессы плавно перешел в воспоминания о каком-то фестивале, где одетые в старинную одежду участники катались с американских горок в парке аттракционов. Затем она вспомнила, как расстроилась Марион, когда Тесса не смогла втиснуться в изысканные наряды матери, сохранившиеся с былых времен: «У тебя такие широкие плечи, как у отца», – сокрушалась она.
В наш третий разговор Тесса была не в духе. Днем она ходила в театр, и женщина в переднем ряду нагрубила ей. Тесса возмущалась этим весь вечер. Бывали дни, когда подобные мелочи невыносимо ее раздражали, и даже если мне удавалось увести разговор в сторону, она все равно возвращалась к инциденту. Причиной мог стать малейший намек на грубость и нечуткость со стороны окружающих (впрочем, сама Тесса часто поступала подобным образом). Так, на платформе в метро ее бесили люди, спешащие занять места поближе ко входу в вагон: «Не выношу цоканья каблуков, когда все бегут к поезду». Ее оскорбляло, когда, ожидая, пока загорится зеленый свет на пешеходном переходе, она видела, как подходившие к переходу люди вновь и вновь жали на кнопку светофора. Разве им непонятно, что она уже нажала ее? Она что, полная дура?
Позже, когда я прослушивала запись, из потока не относящихся к делу воспоминаний Тессы всплыл любопытный факт из биографии Джонатана: оказывается, некоторое время он жил в Сингапуре. И мне пришло в голову, что, несмотря на мою склонность пропускать мимо ушей все лишнее, из этих «бредней», пусть даже не отвечающих на поставленный вопрос, можно извлечь немало пользы. Они не только сообщали случайные подробности, но и сами являлись штрихами к портрету Тессы. Если Тессе было свойственно отвлекаться на посторонние темы, я должна знать об этом, а также о том, что отвлекает ее больше всего.
Я поняла, что лирические отступления могут быть так же важны, как голые факты. Раз уж я буду «воплощением» Тессы, нужно учесть все особенности ее натуры.
Во время очередного сеанса настроение Тессы снова качнулось в сторону. На этот раз она была молчалива и впервые задала мне несколько личных вопросов: сколько мне лет, где я живу и почему готова протянуть ей руку помощи. Мне не хотелось говорить о себе – чем больше мы тратили время на меня, тем меньше его оставалось для моих вопросов, – однако я ответила, что поступаю в соответствии со своими убеждениями. Она поинтересовалась, какого я мнения об Адриане, и я не стала скрывать своего восхищения, сказав, что его лекции дали мне новое понимание вещей.
– Что ж, при случае загляну к нему на сайт, – произнесла Тесса.
Это замечание привело меня в изумление.
Я-то решила, что они с Адрианом познакомились на его сайте. Это теперь мне ясно, что она и минуты бы там не продержалась со своими провалами в памяти и отсутствием логики, но тогда я и не предполагала, что их знакомство состоялось при иных обстоятельствах.
– А откуда ты знаешь Адриана? – спросила я.
– Точно не припомню, – расплывчато ответила Тесса. – Кажется, нас познакомили на какой-то вечеринке.
Мне так не удалось разузнать у Тессы, как Адриан оказался среди ее сумасбродных приятелей.
Теперь, когда я рассказала Тессе о форуме, мы разговаривали доверительнее, и я решила отступить от плана вопросов и уточнить кое-что, о чем не переставала думать с первого же дня проекта. По убеждению Тессы, перепады настроения, от черной меланхолии до маниакального буйства, являлись ее неотъемлемой частью, врожденным дефектом. «От самой себя не излечиться», по ее излюбленному выражению. Это навело меня на мысль: откуда такая уверенность, что эти «крайности» действительно определяют личность? Возможно, они, напротив, разрушают истинное «я», как вмешательство извне.
И далее: имеет ли она моральное право решать, какие качества ее личности являются «подлинными», а какие – нет?
Я поделилась с Тессой своими размышлениями, но она продолжала уверять в неотъемлемости своего состояния от своего «я». На это я заметила, что абсолютной уверенности быть не может – только определенная точка зрения. В голосе Тессы зазвучали жесткие нотки:
– Вот уж не думала, что ты примешься меня отговаривать.
Пришлось объяснять, что никакого такого намерения у меня нет. Я нисколько не оспариваю ее решение. Мне просто хотелось обсудить с ней этот вопрос. Было ясно, как день: Тесса понятия не имеет о философии, и я растолковала ей, что мне нравится обо всем составлять всестороннее мнение.
Тесса поутихла, но через минуту меня ждал очередной сюрприз: оказывается, ее «муж» считал, что в моменты обострения Тесса становится одержимой, и придумал прозвище для этих перепадов настроения – «зверь».
Я едва не потеряла дар речи и на всякий случай переспросила, не послышалось ли мне. А она с удивлением произнесла: «Ой, а я что, не рассказывала тебе о нем?», как будто речь шла о пустяке!
Оказалось, в «двадцать с лишним» она побывала замужем. Не сразу, но удалось добиться точной цифры – в двадцать четыре года. С Ли – так звали ее мужа – они познакомились в Дели, в очереди к банкомату. Их брак продлился всего десять месяцев. Когда они разошлись, Ли вернулся домой, в Австралию, и «потом» оформил развод. Как пояснила Тесса, их брак был «безумством», и она считала его недостойным упоминания. К тому же они не разговаривали вот уже много лет, и вряд ли бывший муж станет искать общения с ней.
– Я ведь предупреждала, – вздохнула она, – глупостей я натворила предостаточно.
Кроме прочего, Ли, хоть и был ее мужем какое-то время, вовсе не был ее «большой любовью», по собственному выражению Тессы. Пальму первенства держал некий Тибо, диджей, с которым Тесса встречалась около года, когда ей было двадцать семь. С фотографии смотрел невысокий темнокожий мужчина в мягкой фетровой шляпе с короткими полями; на коленях у него сидела Тесса, с виду вполне счастливая, в ее глазах светилось обожание.
– Да просто мы подходили друг другу, – протянула Тесса, – как кусочки пазла.
Я попросила ее остановиться на этом более подробно.
– Ну, ты понимаешь, о чем я, – уклончиво начала она.
– Нет, не понимаю.
– Когда мы были вместе, у жизни появлялся смысл. Он понимал меня, даже когда я начинала путаться в собственных мыслях. Я могла рассказать ему что угодно, и он принимал меня такой, как есть. И в то же время умел вовремя одернуть и поставить на место.
Они расстались, когда Тесса переспала с кем-то еще – «ошибка всей моей жизни», – и Тибо об этом узнал.
Дольше всего, с девятнадцати до двадцати трех лет, Тесса встречалась с Мэттом. «Милый мальчик», вспоминала его Тесса, но это звучало почти как оскорбление. Мать хотела, чтобы Тесса вышла за Мэтта замуж: он добился значительных успехов в гостиничном бизнесе, и Марион пилила дочь за то, что та профукала свою судьбу.
За исключением Тибо, о мужчинах Тесса была невысокого мнения. Считала их слабыми и примитивными существами, и порой хватало безобидного, на мой взгляд, проступка, чтобы она порвала отношения с очередным ухажером. Вспоминая о Чарли, с которым она встречалась в 2004 году, Тесса только вскользь упомянула, что, когда они летели в Рим, он упаковал свой чемодан в полиэтиленовую пленку. Этого оказалось достаточно, чтобы дать Чарли отставку.
Помимо ее замужества, были и другие сюрпризы. В 1997 году она чуть было не начала работать на телевидении в роли ведущей «тележурнала» «Болтология» на четвертом канале, где ей приходилось брать интервью у «отборных придурков». Вышел всего один пилотный эпизод, и продолжения не последовало.
Не только жизненный опыт Тессы, но и ее отношение к некоторым вещам приводили меня в недоумение. К примеру, она то и дело оплакивала уходящую молодость, страшась потерять привлекательность и стать «невидимкой». Когда я обратила ее внимание на тот факт, что бояться неизбежного неразумно, она с едким смешком заметила: «Погоди, когда-нибудь поймешь».
Иногда, в чем-то понимая Тессу, я чуждалась ее мотивации. И я, и Тесса не любили ездить в метро, однако, если меня угнетали толпы людей, толкотня и брань в переполненных вагонах, ее объяснение привело меня в замешательство: она с головой уходила в «сопереживание» пассажирам.
– Глядя на людей, я рисую себе картинки из их жизни. Ну вот, скажем, мужчина в комбинезоне, рабочий. Я представляю, как он сидит в пабе над очередной пинтой пива и говорит себе: «Работа как работа, а что ты хотел?» Или передо мной рыжеволосая девушка – и я вижу, как на корпоративной вечеринке под Новый год к ней подваливает какой-то хмырь со словами: «Люси, мы с пацанами заспорили, ты везде рыжая или как?» А однажды Тесса со слезами на глазах наблюдала, как старик в кепке вытащил из сумки с покупками пачку шоколадного печенья, поглядел на него и аккуратно положил назад в сумку. «Он предвкушал, как будет пить чай. Простые радости жизни. Иногда мне кажется, будто я не от мира сего. Понимаешь?»
Чаще всего я не понимала Тессу, но временами мне были близки некоторые ее эмоции и то, чем они вызваны. Как-то, вернувшись с очередного званого ужина, Тесса с негодованием вспоминала занудную тетку, сидевшую за общим столом: «Она битых полчаса перечисляла страны, где ей довелось побывать, даже аэропорты пересадок приплела!»
Я согласилась, что это очень раздражает, и, в свою очередь, рассказала про Тэш Эммерсон, у которой была аналогичная привычка. К тому же Тэш еще и на «Фейсбуке» опубликовала список своих поездок.
– Я фигею! – возмутилась Тесса. – Удали ее прямо сейчас. Зачем они вообще тебе сдались?
Дело не в том, что мне нравится Тэш – совсем наоборот, мы даже не разговариваем, оправдывалась я. Просто каждый добавлял всех одноклассников подряд, чтобы набрать как можно больше друзей.
– Может, этим глупым коровам оно и нужно, – сказала Тесса, – но ты же в сто раз умнее их всех! Удали их всех скопом.
– Если я удалю всех, с кем на самом деле не дружу, останется одна только Рашида, – ответила я, но не стала добавлять, что и с ней я уже не вижусь.
– Ну так и что? – не унималась Тесса. – Кому какое дело? Забей. Вычеркни их на фиг.
Я поразмыслила над тем, что она предлагала: ведь я должна рассуждать независимо и без предубеждений. Но тут я себе представила, как на личной странице значится: «Друзья (1)».
– Не могу, – сказала я.
– Боже, какое счастье, что в моей молодости интернета не было, – вздохнула Тесса.
В тех редких случаях, когда она расспрашивала о моей жизни, вместо того чтобы говорить о себе, я остро ощущала, что мы теряем время, и, действуя в интересах дела, стремилась вернуть разговор в прежнее русло. Хотя, признаюсь, мне льстило ее внимание: казалось, я действительно интересна и небезразлична ей.
Однажды Тесса решила дать мне пару советов.
– Я весь день об этом думала. Дочери у меня нет, так что придется тебе отдуваться.
Я запротестовала, но безрезультатно.
– Во-первых, ты вовсе не такая никчемная, как тебе кажется, – продолжала Тесса.
– Я вовсе так не думаю! – возмутилась я.
Она шикнула и стала перечислять по пунктам:
– Даже не думай о бывшем женатике, пока после его развода не прошел хотя бы год. Если ты терпеть не можешь своих родителей, это нормально. Воспоминания о первом кайфе от кокаина будут преследовать тебя всю жизнь. Не жалей денег на хорошую стрижку.
– Эти советы не для меня, – сказала я. – Вряд ли когда-нибудь я воспользуюсь хотя бы одним из них.
Я добавила, что ценю ее заботу, однако лучше бы Тесса постаралась вспомнить, где была с февраля по май 2008 года.
– Какие твои годы, у тебя еще все впереди, – рассмеялась она. – Вот увидишь. – Тут она вздохнула, и ее тон в очередной раз переменился. – У меня ощущение, что сейчас дни тянутся невыносимо медленно.
– Теперь тебе недолго осталось ждать, – не подумав, сказала я.
Последовало долгое молчание. Уставившись на темное диалоговое окно на экране, я пыталась подобрать слова и как-то продолжить разговор.
– По моим ощущениям, время бежит быстро, – заметила я.
Так оно и было – по крайней мере, до того, как я начала работу над проектом. Дни проходили сквозь пальцы: не успеваешь оглянуться, а уже три часа дня, а потом вдруг снова четверг, и так бесследно исчезали недели и месяцы.
Я подумала, что Тесса промолчит, но она отозвалась:
– Это потому, что дел у тебя не очень много. Когда постоянно чем-то занят, время замедляется.
В других случаях, как я уже говорила, разговора не получалось. Если у нее было дурное настроение, я не могла добиться ничего, кроме отрывистого «не знаю», которым она отбивалась ото всех вопросов, и вела себя как капризный ребенок. Она жаловалась со слезами в голосе: «Да сколько же можно ждать! Я хочу покончить со всем этим! Ты обещала, что осталось недолго!» Приходилось напоминать, что я никогда не обещала ничего подобного: тогда мы еще не установили окончательной даты завершения проекта. Не обошлось и без резкостей с моей стороны.
Тесса могла себе позволить язвительные замечания. Мне особенно запомнилось, как однажды я выспрашивала у нее, кто такая «Кэти Кататоничка», или это просто прозвище Кэти Уилкинс, ее подруги, как вдруг Тесса напустилась на меня:
– Тебе нечем больше заняться? Нет, серьезно! На что ты тратишь свое время? – Она прекратила меня донимать так же внезапно, как вспыхнула. – Ладно. Полагаю, то, что ты – унылое чучело, мне даже на руку.
Как это ни досадно, мой профессионализм меня подвел.
– Раз так, я не буду дальше работать с тобой. Ты права, у меня найдутся дела и поважней.
И я завершила вызов, дрожа от злости. Тесса пыталась перезвонить, но я не ответила ни на этот звонок, ни на четыре последующих.
Наконец, когда я приняла ее вызов, она принялась извиняться и вдруг прервалась:
– Подожди.
Внезапно в уменьшенном окне программы передо мной очутилось ее лицо: Тесса включила камеру. Кажется, я даже вскрикнула от неожиданности, как будто увидела призрак, а не лицо Тессы на экране. На ней была белая майка, оттеняющая смуглую кожу; челка убрана с лица и скреплена заколкой. Выглядела Тесса очень молодо. Наморщив лоб, она вплотную наклонилась к камере, так что отчетливо была видна складка между сдвинутыми бровями.
– Солнышко, – сказала Тесса, – прости меня, пожалуйста. – Она еще раз извинилась за то, что «набросилась» на меня. У нее был дурацкий день. – Ты сама знаешь, что нужна мне. Очень нужна, – добавила она и прикоснулась к верхнему краю камеры, как будто благословляя меня.
После того случая она оставляла камеру включенной, не поинтересовавшись моим мнением. Свою камеру я по-прежнему не включала. Несмотря на то, что я перевидала множество фотографий Тессы, вживую она казалась совсем другой. Обычно я видела ее лицо снизу: она привыкла полулежать на кровати, опираясь на стену, с ноутбуком на коленях. На стене виднелся уголок большого постера, кажется, с изображением гигантского паука. По моей просьбе Тесса передвинула ноутбук, чтобы показать плакат полностью, и назвала автора – Луиза Буржуа. На следующий раз я попросила Тессу пройтись с ноутбуком по комнате и показать, что еще там есть.
Комната оказалась битком набита всякой всячиной, откровенным барахлом, на которое тошно было смотреть: запыленные павлиньи перья, кипы журналов, груда одежды на полу – точь-в-точь как горы хлама, выраставшие за ночь у благотворительного магазина «Кошачьей Лиги» в Кентиш-тауне. Комод был заставлен открытыми банками, упавшими набок, по периметру окна мигали разноцветные фонарики. Я заметила и несколько совсем уж странных предметов и поинтересовалась их происхождением: огромная белая раковина величиной с подушку, купленная в антикварном салоне в Ислингтоне; разрисованное солнце из дерева в полстены, которое Тесса изготовила для какой-то театральной постановки. На ночном столике виднелась небольшая золотистая статуя Будды, покрытая толстым слоем пепла от сожженных благовоний.
Я разглядывала вещи Тессы и думала, что ей придется куда-то все это девать, перед тем как она «уволится». Понимая, что рискую задеть ее за живое, я сформулировала вопрос предельно осторожно:
– Ты еще не решила, как поступишь со своими вещами?
Она озадаченно посмотрела на меня, но потом сообразила, о чем я.
– Нет, пока еще нет. Я как-то не задумывалась.
Тогда я посоветовала ей недорогой склад, услугами которого пользовалась сама. Если нужно, могу дать номер телефона, добавила я. Тесса едва заметно кивнула, и я отправила ей номер телефона склада по электронной почте.
Благодаря включенной видеокамере я уловила настроение Тессы, едва взглянув на ее лицо; впрочем, об угнетенном состоянии довольно легко было догадаться и по голосу, который звучал тяжело и глухо, как будто ей ввели большую дозу успокоительного. А еще я рассмотрела Тессу поближе. Она оказалась левшой, а к морщинке между бровями добавились еще две в уголках рта, едва заметные, тонкие, как упавшая ресница. Как-то я заметила у нее небольшой красный нарыв над верхней губой. Герпес, скоро пройдет, отмахнулась Тесса. Не будь видеокамеры, я бы не узнала, что у нее выскакивают прыщики на губах, и сделала себе пометку на будущее – время от времени сообщать об этом в ее Хронике. На красивом лице Тессы даже герпес выглядел, как обычная родинка.
Тесса часто курила, пока мы разговаривали. Сигареты, предполагала я, пока однажды не увидела, как она что-то крошит на папиросную бумагу, и до меня дошло – марихуана. На просьбу подтвердить мою догадку Тесса рассмеялась:
– По-твоему, это возмутительно, мисс Моралите?
– Вовсе нет, – прокомментировала я. – Ты имеешь полное право распоряжаться своим телом как угодно. – И, чтобы внести ясность, добавила: – Но если это вредит интересам других людей, к примеру, если бы с тобой в комнате находился ребенок, я была бы против. А так, пожалуйста, продолжай.
– Надо же, большое спасибо. Ты очень любезна. – Улыбаясь, как будто мои слова ее позабавили, Тесса смочила самокрутку языком.
– Дорого стоит? – спросила я.
– Понятия не имею, – ответила Тесса. – Девушки не покупают себе травку сами.
– Возможно, ты и не покупаешь, – рассуждала я. – Вероятно, «травка» достается бесплатно тебе от тех, кому ты нравишься и кто не прочь понравиться тебе. Но не все же такие «сексапильные», как ты. Я и раньше замечала, что, когда ты говоришь «девушка», то на самом деле подразумеваешь «девушка вроде меня».
Мне давно уже хотелось это высказать, и я почувствовала удовлетворение, увидев, что Тесса слегка смутилась. Она глубоко затянулась и вместе с дымом выдохнула:
– Пожалуй, ты права.
В ней снова пробудился интерес к моей персоне, и она засыпала меня вопросами о детстве, родителях и тому подобном. Я рассказала ей о маминой болезни, и она живо отозвалась:
– Совсем как отец. Хреново, правда? Как же ты справлялась?
На мой взгляд, сказала я, болезнь Альцгеймера куда хуже, чем рассеянный склероз, и вот почему: мама оставалась в здравом уме и твердой памяти до самого конца, а Джонатан уже утратил свою личность.
Тесса задумчиво кивнула.
– Да. По сути, он умер много лет назад. – Она погасила окурок в неглубокой пепельнице и добавила: – Слава богу, я не доживу до старости.
Таблицы постепенно заполнялись. Я составила каталог записанных разговоров, отмечая особо сложные или необычные слова, которые могли бы пригодиться для программы голосовой имитации. Из головы не шла мысль о телефонных звонках: несмотря на все уверения Тессы и Адриана, я предчувствовала, что в будущем кто-то из родственников обязательно захочет с ней поговорить. Однажды, когда я переименовывала и сортировала звуковые файлы, мне пришла в голову отличная мысль: почему бы заранее не записать стандартные сообщения, вроде поздравлений с Новым годом или днем рождения? Тогда можно было бы позвонить кому угодно, предварительно убедившись, что никого нет дома, и оставить сообщение на автоответчике.
Тем же вечером мне удалось убедить Тессу, и мы записали несколько приветствий. Получилось далеко не сразу, то и дело приходилось останавливаться и просить ее сменить интонацию, но в итоге вышло пять записей на разные случаи. Одно поздравление с днем рождения, одно пожелание счастливого Нового года и три сообщения на всякий случай, вроде «привет, это я, жаль, что тебя нет дома». Для друзей – непринужденные, вроде «привет, зайка», для семьи – более сдержанные. Тесса составила расписание, когда ее друзей и родных обычно не бывает дома; Марион, к примеру, каждую среду на весь вечер уходила в клуб книголюбов. По ее собственному выражению, это было ее «время для себя».
Я также решила сфотографировать Тессу: я смогла бы наложить ее изображение на пейзажи той местности, где она «поселится», и разместить их на «Фейсбуке». Во время очередной сессии я попросила Тессу показать свой гардероб. Она оставила ноутбук на кровати и стала вытаскивать вещи из шкафа, попеременно прикладывая их к себе. Мы подобрали несколько сочетаний на каждый сезон и для любой погоды, и Тесса тут же, перед камерой, разделась до трусов. Пока она переодевалась, я рассматривала ее тело, так непохожее на мое собственное. Ее худоба позволяла различить те части скелета, которых я никогда не видела у себя: когда она наклонялась, на спине отчетливо выступали ребра и позвонки, а когда поднимала руки, чтобы надеть свитер, кости таза еще сильнее выдавались вперед. Как будто на ее скелет набросили тонкую простыню, тогда как мой был скрыт под пуховым одеялом.
Когда Тесса оделась, я проинструктировала ее, как включить автоспуск фотоаппарата и сфотографироваться на фоне голой стены, меняя одежду и положение тела. Она прислала мне фотографии, и я их одобрила.
Казалось, Тесса получает искреннее удовольствие от фотосессии, беззаботно копаясь в куче одежды, гордо показывая мне ту или иную вещь, вскрикивая от радости, завидев любимый жакет, считавшийся давно утраченным. Я равнодушна к моде, и восклицания Тессы по большей части не имели для меня никакого смысла, – «редкая штучка от Оззи Кларка», «любимая блузка от Дриса ван Нотена» – но вообще мне тоже было весело. Приятно было видеть ее такой счастливой. Мне вспомнилась старая фотография, на которой юная, не старше меня, Тесса собирается на дискотеку с подружками, и я подумала, что сегодня мы с ней устроили нечто похожее. «Девичник».
Вскоре после этого Тесса вновь переменилась. Мы в очередной раз созвонились, и я выпытывала, какие воспоминания у нее остались после каникул, проведенных в США, когда ей было девять. В тот день Тесса вела себя несдержанно и не переставала плакаться, как ее достали все эти мелочи, которые никогда не всплывут, и как она не может больше ждать.
– Кстати, я уже разослала приглашения на прощальную вечеринку, – внезапно заявила она.
– Что?!
– Я уже всем рассказала, что уезжаю. Через месяц.
Она застала меня врасплох. Дата «увольнения» не установлена, собирать информацию еще месяца два, не меньше. Вдобавок я получала удовольствие от процесса. Но я сумела взять себя в руки. Выяснив, что решение это окончательное, я сказала:
– В таком случае следует продумать твое будущее.
– Ты о чем?
– О твоей новой жизни. Где ты будешь жить, чем заниматься и так далее. Нужно как следует это продумать.
– Послушай, но ведь это – твоя работа. Какая мне разница, ведь меня все равно не будет.
Оспорить это было сложно. Впрочем, тогда у меня уже хватало знаний о Тессе, чтобы самой решить, куда она отправится и где будет работать. И все же я считала, что Тесса должна принимать в этом участие. Кроме того, признаюсь, меня уязвило ее равнодушие. Речь шла, между прочим, о моем будущем, а она выговаривала мне, как наемному работнику.
– Это твоя прямая обязанность, – раздраженно добавила Тесса, как будто и без того недостаточно сильно уколола меня.
Разговор завершился на повышенных тонах, но вскоре я остыла. Нужно сохранять профессиональный подход, сказала я себе; я здесь для дела. Пытаясь сохранять благоразумие и отбросив лишние эмоции, я принялась размышлять над тем, куда бы отправилась Тесса. Ответ нашелся после длительных поисков в интернете.
Очевидно, главным критерием выступала удаленность. Адриан первоначально говорил об Австралии, но я была против. Во-первых, бывший муж Тессы – австралиец, а во-вторых, большие города на побережье Австралии, судя по отзывам в интернете, популярны среди туристов. Даже если бы Тесса поселилась в провинции, вряд ли для родственников или друзей, проделавших путь от Лондона до, скажем, Сиднея, дополнительные два-три часа до ее дома стали бы препятствием.
Кроме того, Тесса никогда не уехала бы куда глаза глядят. По ее собственному признанию, она «очень чувствительна к своему окружению», и не может находиться там, где нет «красоты». Новое место должно чем-то особенно ее привлекать.
В итоге, следовало подыскать удаленную и труднодоступную местность, которая бы очаровала Тессу настолько, что она захотела бы там осесть, но не слишком живописную, чтобы никому не пришло в голову: «Надо же, я всю жизнь мечтала побывать в [вставить название страны], а теперь там живет Тесса! Теперь уж точно поеду!»
Более того, Тесса наверняка захотела бы перебраться туда, где ничто не напоминало бы ей о Бетнал-Грин. И тут я сообразила, что вполне логично подыскать ей какое-нибудь местечко с ореолом «духовности».
С этой ее «духовностью» не было никакого сладу. Тесса принимала на веру все мистические и псевдонаучные бредни, увлекалась гомеопатией и лечением кристаллами, с самым серьезным видом толковала о принципах вакуумтерапии и о расположении энергетических меридианов. Откровенно говоря, меня оскорбляли эти глупости, и я пыталась ее образумить, утверждая, что эффективность альтернативной медицины научно не доказана, но Тесса упрямилась и заявляла: «А мне помогает!»
С учетом всего вышесказанного я прошлась по сайтам и форумам, посвященным «Эре Водолея». Как только мне на глаза попадалось упоминание об «особенном» месте, я смотрела на карте, где оно находится. Вот так я и узнала о существовании Сойнтулы.
Это городок на острове Малькольм, к северо-западу от Ванкувера. В семидесятых годах прошлого века группа хиппи пыталась построить здесь «социалистическую утопию». Со временем городок превратился в обычное рыбацкое поселение, но не утратил былого духа, и люди «с духовными потребностями» продолжают сюда приезжать. Судя по фотографиям, там довольно симпатично. Дома, обшитые обшарпанными, давно не крашенными досками, белые песчаные пляжи. В прибрежных водах встречаются косатки. Население небольшое, работы едва-едва хватает, но место тихое и как нельзя лучше подходит для такого «неполноценного» человека, как Тесса.
Самое главное – туда невероятно сложно попасть. Для начала придется лететь в Ванкувер, откуда четыре часа добираться автобусом до парома, который ходит на остров не так уж часто. Родители точно не поедут в такую даль, и я надеялась, что самые заядлые любители путешествий, вроде Шарми, которая побывала даже в Папуа – Новой Гвинее, не захотят туда отправиться. Вдобавок Тесса ясно даст понять, что не станет ни с кем видеться, желая начать жизнь с чистого листа.
Остановив выбор на Сойнтуле, я принялась придумывать для Тессы новую жизнь. На это ушел целый день. Полистав объявления об аренде, я нашла уютную квартиру на первом этаже обшитого вагонкой дома, с правом пользования общим садом. Тут же прилагались фотографии просторных светлых комнат с высокими, от пола до потолка, окнами, занавешенными шторами в клеточку. Из мебели только самое необходимое: диванчик, стол на четверых. Очень скромно и чисто.
В какой-то момент, рассматривая эти фотографии, я испытала острый приступ зависти. Мне самой захотелось туда переехать. Был вечер пятницы, на Альбион-стрит стоял невыносимый шум, в комнату просачивался запах жареного лука, из паба на первом этаже доносился звук бьющегося стекла и пьяный хохот.
В объявлении о сдаче квартиры значилось, что домовладелица живет на втором этаже. Я решила, что это вдова по имени миссис Петерсон, похожая на маму.
Подобрав квартиру – точнее, съемное жилье, – я принялась искать работу для Тессы. Она никогда не работала подолгу на одном месте или в одной должности и вполне могла бы устроиться скромной официанткой в один из ресторанов городка. Но меня это не устраивало. Ведь предполагалось, что Тесса начинает «новую жизнь», а потому заслуживает большего. Кроме того, случись что с ее семьей, ни для кого не составит труда позвонить в ресторан – их всего два на весь остров – и попросить Тессу к телефону.
Я перебрала оставшиеся варианты. На острове работал магазин одежды «У Мойры», еще была небольшая библиотека. Библиотека бы подошла, но потом, рассматривая фотографии Тессы, я вспомнила о художественном колледже, в котором она проучилась какое-то время, и сообразила, что она могла бы обучать детей рисованию на дому.
Надо признаться, все это меня невероятно обрадовало. Под таким благовидным предлогом Тессе можно на длительное время отключать мобильный телефон. Мобильная связь вообще представлялась основным источником проблем, не только в виду очевидной несхожести наших голосов, но и по другой причине: как известно, за границей меняется тип зуммера. Достаточно позвонить на мобильный Тессы, чтобы определить, что она все еще на территории Великобритании. Так что повод вообще не включать мобильный телефон пришелся очень кстати.
Определившись с жильем и работой для Тессы, я заархивировала фотографии острова, дома и комнат и переслала ей, как агент по недвижимости пересылает предложения своему клиенту. Тесса ответила неожиданно быстро, на этот раз – словами признательности, а не угрюмыми упреками. Она писала, что влюбилась в остров с первого взгляда, квартира просто загляденье, а идея с частными уроками гениальна.
«Изумительное место, я готова хоть сейчас отправиться туда! Солнышко, ты – чудо».
Мне нравилось, когда она была добра ко мне.
