56

Все билеты на спектакль были распроданы. Впрочем, так бывает всегда. Однако в этом году мистер Небович сказал, что представление будет особенным, потому что он пригласил на премьеру кое-кого из своих друзей, профессиональных актеров из города. Он не сказал, кого именно, но намекнул, что это люди достаточно известные, и попросил не устраивать «охоту за знаменитостями», если кто-нибудь узнает кого-то из них в лицо. Возможно, это были те же самые люди, которые собирались посмотреть на Грету. Те, которые будут решать, подходит ли она для Бродвея.

Всю дорогу до школы никто не произнес ни слова. Низкие фонари на лужайке на школьном дворе были обернуты разноцветной целлофановой пленкой, и трава под ними светилась красным, оранжевым и ярко-желтым. Когда мы входили в школу, мама строго взглянула на меня, поджав губы, но, как только мы оказались внутри, сразу же переключилась в «нормальный режим». Принялась мило болтать с другими мамами и говорить всем и каждому, как она гордится Гретой.

Я пыталась придумать, как бы мне ускользнуть от родителей. Мне необходимо было увидеть Грету, рассказать ей о портрете и предупредить, что я не смогу прийти на вечеринку. Она должна знать, что меня там не будет. И тогда она, может быть, не пойдет зарываться в листья. Потому что некому будет о ней позаботиться. Никто не станет разыскивать ее в лесу.

Мы с папой стояли у длинного стола в вестибюле, где был устроен импровизированный буфет, — члены родительского комитета продавали безалкогольный ягодный пунш и домашнюю выпечку. Я развернулась, чтобы уйти, но папа меня удержал, положив руку мне на плечо.

— Куда это ты собралась? Я никуда тебя не пущу. Мама строго-настрого наказала не отпускать тебя ни на шаг.

— Да что я сделаю?

— Не знаю. Но сегодня у Греты ответственное выступление. Это ее день, и хотелось бы обойтись без сюрпризов, — он посмотрел на меня, и мне стало нехорошо. Я в жизни не видела, чтобы папа смотрел на меня с таким разочарованием. — Ты обманула наше доверие, Джун.

— Да, я знаю.

Я огляделась по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь, с кем можно было бы передать весточку Грете. Но там были только родители и совсем мелкие дети, толку от которых совершенно никакого. Потом свет в вестибюле замигал — это был сигнал к началу представления. Двери в актовый зал открылись, и зрители пошли занимать места. Она прекрасно управится и без тебя. Да, наверное. Сегодня ей придется справляться самой.

Спектакль шел в сопровождении живой музыки, и музыканты уже расселись по местам в оркестровой яме. Свет в зрительном зале померк, и оркестр заиграл увертюру. Увертюра — самая скучная часть спектакля. Любого спектакля. Я так думаю, что даже сами авторы мюзиклов толком не знают, зачем она вообще нужна. Мне пришлось сесть между мамой и папой, и пока в зале не погас свет, я смотрела по сторонам, пытаясь углядеть среди зрителей кого-нибудь из известных актеров. Я заметила одного дядьку, очень похожего на Денни Де Вито, но, приглядевшись внимательнее, поняла, что это был всего-навсего отец Келли Энрахан.

Что касается самого представления, то ничего нового я для себя не открыла. Я уже сто раз видела все это на репетициях. Чтобы хоть как-то развлечься, я пыталась найти недочеты. И нашла только один: когда Гари Джаспер, игравший Лютера Биллиса, чуть не рассмеялся во время одной из своих реплик — в том месте, где смех явно не был предусмотрен сценарием. Впрочем, это неудивительно. Гари Джаспер — главный школьный хохмач и клоун. Собственно, поэтому ему и дали роль Биллиса.

Грета вышла на сцену. Папа схватил мою руку и крепко сжал, как будто я могла ее не заметить, если бы он не подал мне знак. Грета выглядела потрясающе. В костюме и гриме, но главное — вся в своей роли. Мама с папой буквально расплылись в улыбке. Они сидели такие довольные, и я вдруг поняла, что не помню, когда они в последний раз смотрели вот так на меня — с таким обожанием и гордостью за мои достижения. Грета горделивой походной вышагивала по сцене, пока компания расхристанных матросов во главе с Гари Джаспером горланила песню «Кровавая Мэри», в которой они сообщали Грете, она в жизни не чистила зубы и что ее кожа похожа на бейсбольную перчатку, но они все равно ее любят. Это не самая приятная песня, и в довершение ко всему школьное руководство настоятельно попросило мистера Небовича убрать из текста нехорошее слово «чертовка», и теперь они поют «но хороша же девица», что звучит как-то уж совсем кисло.

Я начала понимать, что с Гретой что-то не так, только когда она запела «Bali Ha’i». Это песня о красивой, волшебной мечте. Кровавая Мэри хочет, чтобы лейтенант Кейбл воочию представил себе этот удивительный остров, и сперва я решила, что Грета раскачивается из стороны в сторону, потому что так нужно для роли. Она пела про место, где ты никогда не будешь одиноким. И постепенно до зрителя доходило, что Кровавая Мэри поет о себе. Что этот остров — она сама. Что это она потерялась в безбрежном бушующем океане и ждет, когда же ее наконец найдут.

Я наблюдала за Гретой, и мне казалось, что она вкладывает в эту песню свой собственный смысл. Она как будто задумывалась над словами, которые выпевала. Она слегка сбавила темп, и музыкантам в оркестре пришлось перестраиваться, чтобы музыка не опережала пение. Не знаю, может быть, мне показалось… но у меня было стойкое ощущение, что, когда Грета смотрела в зал, она искала глазами меня. У меня было стойкое ощущение, что Грета поет для меня одной.

И она была пьяная. Прямо на сцене, у всех на глазах.

Родители, кажется, этого не заметили. И никто не заметил. Кровавая Мэри — характерный, очень своеобразный персонаж. Наверное, зрители в зале решили, что Грета просто отлично играет роль. Роль немолодой страстной женщины.

Уже после антракта, когда Грета пела «Веселую болтовню», я вдруг поняла, что во мне закипает злость. Я вся напряглась, словно одеревенела, а когда опустила глаза, то увидела, что сижу, сжимая кулаки. Значит, Грета считает, что ей все можно? Напиваться до полной потери сознания, уходить одной в лес. Ну, конечно. Ведь я же ее не брошу. Я отведу ее домой. На себе притащу, если потребуется. Она так уверена, что я каждый раз буду бросаться ее спасать? После всего, что она со мной сделала, залезла в мой шкаф, уничтожила все, что у меня осталось на память о Финне, выставила меня полной дурой — в который раз! И она правда уверена, что я буду ей помогать? Если она так считает, то очень зря. В чем ей сегодня и предстоит убедиться. Меня не будет в лесу, и некому будет ее спасать. Пусть выкарабкивается сама.

Когда мы уже уходили, я заметила Бена. Он был во всем черном — так во время спектакля одеваются осветители и все остальные работники сцены — и стоял у буфетного стола, собираясь взять чашку гавайского пунша.

— Привет, — поздоровалась я, проходя мимо.

— А, привет, Джун. — Он улыбнулся. — Ты идешь к Ридсам?

— К Ридсам?

— Ну, да. На вечеринку. Для всех участников представления. Ты же придешь, да?

Родители у меня за спиной остановились перемолвиться парой слов с мистером и миссис Фарли. Я надеялась, что успею поговорить с Беном, но папа постучал пальцем мне по плечу и указал взглядом на выход. Я молча кивнула, потом снова повернулась к Бену и быстро прошептала:

— Так, значит, она не в лесу? Вечеринка?

— После премьер все всегда собираются у Ридсов. Это традиция. Ты знаешь их дом?

Я покачала головой.

— Такое сверхсовременное архитектурное сооружение с огромными окнами. На Вудлоун-Корт. — Бен указал в окно, дребезжащее от ветра. — И посмотри, что творится на улице. Кто в такую погоду потащится в лес?

— Да. Конечно. Я…

— Так ты придешь?

— Я не могу. — Я закатила глаза, а потом указала взглядом на родителей.

— А, понятно. — Бен помолчал пару секунд и улыбнулся. — Ну, раз ты не идешь, может, одолжишь мне на сегодня свои сапоги?

Я уже собиралась ответить, чтобы он даже думать забыл о моих сапогах, но вовремя сообразила, что он пошутил.

— Ха-ха, — сказала я, улыбнувшись.

Когда мы с родителями выходили из школы, все мои мысли были только о Грете. Неужели она собралась пойти в лес одна? И там дожидаться меня? Хотя, может быть, это ее очередная жестокая шутка. Может быть, Грета хотела, чтобы я, как дурочка, бегала ночью по лесу и искала ее. Хотя нет. Грета не стала бы так поступать. Только не после нашего сегодняшнего разговора. Я резко остановилась, развернулась и бросилась назад, в школу, крикнув родителям через плечо:

— Я сейчас.

Я взбежала по ступенькам, влетела в вестибюль, подскочила к Бену и хлопнула его по спине. Его рука, державшая бумажный стаканчик, дернулась, и красный пунш пролился на пол.

— Эй, ты чего? — сказал Бен.

— Прости, пожалуйста. Слушай… передай Грете, что я не смогу прийти на вечеринку. Очень тебя прошу. Это важно.

— Успокойся, пожалуйста. — Он положил руку мне на плечо. — Я все передам, если увижу ее. Но ее сейчас нет. Она сразу сбежала. Сразу, как опустился занавес. Ушла прямо в костюме, даже не переоделась. Вышла через гримерную. Как я понимаю, решила срезать дорогу через лес.

У меня все внутри оборвалось.

— Понятно.

— Если я ее увижу… — начал было Бен, но я уже отвернулась и пошла прочь.

Родители дожидались меня на крыльце. Оба стояли с сердитым видом, скрестив руки на груди. А я думала только о Грете. Может быть, и не стоило так напрягаться. В конце концов, это не мое дело. Но мне никак не давала покоя картина: красивое лицо Греты белеет среди сухих прошлогодних листьев. Грета ждет. Ждет сестру, которая за ней придет.