50

С того дня, когда Грета залезла в мой шкаф, она как будто вообще перестала меня замечать. Если я была в кухне, завтракала перед школой, Грета даже не пила кофе — сразу же выходила на улицу ждать автобуса. Если я делала уроки за кухонным столом, Грета поднималась к себе. Когда мы встречались в школьных коридорах, Грета демонстративно отворачивалась. У меня было ощущение, что ей хочется, чтобы я исчезла. Чтобы меня вообще не было.

Но меня это не волновало. Мне было уже все равно. Все равно, что она постоянно ходит с опухшими красными глазами. Все равно, что она перестала общаться с друзьями и даже в столовой сидит одна. Мне было уже все равно, что по окончании учебного года Грета может уехать из дома. У них там есть что-то вроде школы-интерната, где живут юные актеры «Энни», и если Грета получит роль, она переедет туда. А сразу оттуда переберется в Дартмут и будет учиться в университете. И все. Больше никакой сестры. Иногда мне казалось, что я прямо жду не дождусь, когда это случится. Так я себе говорила и сама в это верила.

Но время от времени я все-таки заходила на репетиции, рассуждая примерно так: может быть, если Грета увидит меня в зале, она подумает, что я больше не вижусь с Тоби. Это была жалкая хитрость, и я сомневалась, что Грете это по-прежнему интересно, но все равно иногда приходила на репетиции.

Я никогда не садилась и даже не проходила в зал. А вставала поближе к двери, чтобы можно было тихонько уйти, если станет уж совсем скучно. Как-то раз, когда я стояла там и изнывала от скуки, наблюдая, как мистер Небович пытается скоординировать действия кордебалета и массовки, я вдруг заметила Бена Деллаханта. Он махал мне с балкона, свесившись через перила. Я не сразу сообразила, что он машет не просто так, а приглашает меня подняться в осветительскую кабинку. Я запрокинула голову и обвела взглядом верхний ярус. Бен кивнул и снова махнул рукой. Мне не хотелось никуда подниматься. Одно только присутствие Бена сразу напомнило мне о том, какой я была дурой.

— Поднимайся, Элбас! — крикнул он.

Пришлось подняться. А что было делать?

Бен с улыбкой открыл мне дверь, ведущую с балкона в осветительскую кабинку. Кроме Бена, там сидели еще Пит Лоринг и Джон Антмайер. Я тоже присела на раскладной стул, ближайший к двери.

— Мышки плакали, кололись, но продолжали есть кактус? — сказал Бен.

— Что-то типа того.

— Нет, я серьезно. У тебя вид человека, умирающего от скуки. Но ты все равно ходишь и ходишь на репетиции. Зачем, интересно?

Мне вдруг захотелось сказать ему правду. На какую-то долю секунды мне захотелось выдать Бену Деллаханту все свои страшные тайны, прямо там, в этой темной кабинке. Пусть он узнает, какая я на самом деле. Пусть узнает, что мне наплевать на его Тину Ярвуд. Но, разумеется, я ничего не сказала. Вернее, сказала, но совершенно не то:

— Я обещала помочь Грете.

— А чего бы ей вдруг понадобилась твоя помощь? Да и вообще, как-то не очень похоже, что ты чем-то там помогаешь.

Я скрестила руки на груди.

— Слушай, я сюда не рвалась. Ты сам меня позвал. Могу и уйти.

— Нет. Извини. Уже заткнулся.

Пит с Джоном участия в разговоре не принимали. Они сосредоточенно передвигали туда-сюда переключатели на осветительском пульте. Джон лишь раз взглянул на меня, а Пит вообще меня не замечал. Сидел, склонив голову, как будто его смущало присутствие в кабине девчонки — даже такой, как я. Антония вышла на сцену и запела «Dites-Moi».

— Слушай, ты же учишь французский, да? — спросила я Бена.

— Ага.

— А как переводится dites-moi?

Бен на секунду задумался. Постучал указательным пальцем по воздуху, словно отбивая ритм песни и проговаривая про себя текст.

— Скажите мне, почему. Да, все верно. Скажите мне, почему. Потом что-то типа «жизнь так прекрасна». Скажите мне, почему жизнь так прекрасна. Скажите, почему жизнь прекрасна, и солнце, и облака, и все такое голубое. — Он смущенно умолк и быстро добавил: — Ну, в смысле, небо голубое.

— Да. Голубое небо. Я поняла.

На сцену вышла Грета. Они отрабатывали эпизод, в котором лейтенант Кейбл сообщает Кровавой Мэри, что не может жениться на ее дочери, потому что она не белая. По сценарию Кровавая Мэри на этом месте должна впасть в ярость, и Грета сыграла прямо-таки настоящую психопатку. Она стала тыкать пальцем в грудь Крейга Хорвелла, игравшего Кейбла, с такой силой, как будто и вправду хотела проткнуть его насквозь. Крейг, кажется, не на шутку перепугался. Я заметила, как он взглянул на мистера Небовича — словно надеясь, что тот вмешается и спасет его от взбесившейся Греты. Я в жизни не видела Грету в таком состоянии. В жизни не видела, чтобы она так бесновалась. Она как будто сводила счеты с несчастным Крейгом. Как будто Крейг сломал ей жизнь, но она этого так не оставит, и сейчас он заплатит сполна. Но чем дольше я наблюдала за Гретой, тем ясней становилось, что это не ярость, а скорее точка. Безысходное отчаяние. Со стороны это смотрелось так, словно она добивается, чтобы кто-то заметил, что у нее едет крыша. Но никто ничего не заметил. Никто, кроме меня. Которая сидела на темном балконе и наблюдала за тем, как ее сестра занимается саморазрушением.

Когда Грета ушла со сцены, Бен обернулся ко мне и сказал:

— Знаешь, она играет гениально.

Я кивнула:

— Конечно, знаю.

Потом мы какое-то время сидели молча.

— Слушай, в тот вечер в лесу я…

— Не волнуйся. Я уже все забыла.

— Ну… я тебя поцеловал, неужели не помнишь?

Я не смогла удержаться и рассмеялась. Большинство людей сразу же отстают, когда им говорят о провалах в памяти. Большинство — да, но только не Бен Деллахант.

— Не волнуйся. Я ничего не скажу Тине. — После этого я встала и ушла.

Я решила дождаться конца репетиции и встретить Грету на школьном крыльце. Я не знала, что скажу ей, но, когда я увидела ее на сцене, такую маленькую и несчастную, мне захотелось хоть что-нибудь для нее сделать. Может быть, я скажу, что простила ее за то, что она выбросила на помойку все мои сокровища (хотя на самом деле, конечно же, не простила). А может быть, попрошу помочь мне с макияжем, и в процессе этого она мне расскажет, что с ней происходит. Расскажет всю правду. Закатное небо было оранжево-розовым. Словно морская раковина изнутри. Я наблюдала за ребятами, нарезающими круги по школьному стадиону. Когда они пробежали уже три круга, а Грета так и не появилась, я решила пойти домой. Но не через лес, а по городу. Потому что так дольше. Иногда это именно то, что нужно: выбрать самую долгую дорогу домой.