14

— Помнишь про вечеринку?

Грета перехватила меня в коридоре, когда я выходила из ванной. Я вытерла мокрые руки о свитер и непонимающе глянула на сестру.

— А?

Грета театрально вздохнула.

— Ты должна помнить. Я говорила тебе про вечеринку. Которую устраивает Джиллиан Лэмптон. Помнишь?

Не то чтобы я забыла про вечеринку. Просто мысленно отложила ее в долгий ящик. Или, может быть, решила, что это была злая шутка, и Грета пригласила меня лишь затем, чтобы посмотреть, как я среагирую. Как бы там ни было, я кивнула.

— Ага, хорошо. Она все откладывалась и откладывалась, но уже точно будет сегодня.

— Сегодня? Но…

— Я сказала маме, что нам нужна помощь в театре.

— Но я не участвую в спектакле.

Грета закатила глаза и сделала медленный, глубокий вдох.

— Да, я в курсе. Но ты пойдешь на вечеринку.

— А как же… — Я никогда не врала родителям про то, куда хожу. Мне просто некуда было ходить.

— Можешь позвать с собой Бинз. Если хочешь.

Мы с Бинз не дружим уже несколько лет. Ну, то есть мы с ней не ссорились. И продолжаем общаться, но уже не так тесно, как раньше. Бинз пришла к нам в третьем классе. Переехала вместе с родителями из Айдахо. У нее была стрижка, как у Дороти Хэмилл, и ранец, расшитый эмблемами 4H . И у нее не было никого. В смысле, друзей. Но уже очень скоро мы с ней стали лучшими подругами. И несколько лет, до конца младшей школы, Бинз была моей единственной подругой. Просто я так устроена. Мне не нужно много друзей. Мне достаточно одного хорошего друга. У большинства людей все иначе. Большинство людей думают, что друзей должно быть много, и постоянно расширяют свой круг общения. Бинз, как выяснилось, принадлежит к этому большинству. Уже очень скоро у нее появилась куча друзей, и к концу пятого класса стало вполне очевидно, что, хотя я считаю ее лучшей подругой, она меня таковой не считает.

Однако мама с папой и Грета почему-то уверены, что мы с Бинз по-прежнему очень близкие подруги. Да, я могу ей позвонить или подойти к ней в школе, и она очень мило со мной поболтает, но ни мне, ни ей это не надо. Я сто раз говорила маме, что у Бинз теперь целая куча других друзей и что мы с ней давно уже не подруги, но мама никак не может этого уразуметь. Хотя, возможно, это и к лучшему. Потому что иначе мама стала бы капать мне на мозги, чтобы я завела новых друзей. А мне как-то не очень хотелось ей объяснять, кто я в глазах окружающих. Странная девочка с большим приветом. Которая носит с собой в рюкзаке потрепанный томик «Чтений по средневековой истории», ходит всегда только в юбках, обычно — со средневековыми сапогами, и которую нередко ловят на том, что она таращится на людей. Мне не хотелось говорить маме, что люди не выстраиваются в очередь, чтобы со мной подружиться.

Плюс к тому, когда у тебя есть такой друг, как Финн, то очень сложно — практически невозможно — найти в школе кого-то, кто мог бы хоть как-то сравниться с ним. Иногда я начинаю всерьез опасаться, что никогда не найду человека, хотя бы немного похожего на Финна. Никогда в жизни.

Грета открыла сумку.

— Мама ужасно обрадовалась, что мы делаем что-то вместе. Знаешь, что она сделала?

Я покачала головой.

— Дала мне десятку. — Грета улыбнулась, достала из сумки десятидолларовую банкноту и помахала ею у меня перед носом. — Сказала сводить тебя в кафе, когда мы закончим. И угостить мороженым. В общем, все очень классно устроилось. Ты же пойдешь? Не передумала?

— Да, пойду.

— Хорошо. Возьми сапоги. И оденься потеплее. Вечеринка будет в лесу.

— Грета?

— Да?

— Тот человек, на похоронах… Ты знаешь, кто это?

— Ага.

— Он был другом Финна, да? Его бойфрендом? — Я очень старалась, чтобы вопрос прозвучал без надрыва. Как будто мне все равно.

После того странного случая с чайником мне постоянно мерещилось, что я вижу Тоби. Я не помнила его лица. Помнила только общие очертания фигуры, и от этого было еще хуже. У меня развилась настоящая фобия на высоких и худощавых мужчин. Они были буквально повсюду. И любой из них мог быть Тоби. Особенно — издалека.

В последние несколько дней я выбирала удобный момент, чтобы застать Грету врасплох. Я рассудила, что если задать ей вопрос, когда она этого не ожидает, она может проговориться и сказать что-то такое, чего не хотела говорить. За годы общения с Гретой я поняла, что лучший способ ее разговорить — это прикинуться дурочкой. Если Грета подумает, что я чего-то не знаю, она тут же выложит все, что знает сама.

— Мои поздравления, Шерлок. И ста лет не прошло, как ты догадался.

— Я не об этом хотела спросить.

— А о чем ты хотела спросить?

— Он теперь живет в квартире Финна?

— Да, живет. Нет справедливости на этом свете. Убил человека — и поселился в его квартире. Кстати, в очень хорошей квартире в Верхнем Вест-Сайде.

— То есть ты думаешь, это он заразил Финна СПИДом?

— Не думаю, а знаю. Причем сделал это специально. Когда они познакомились с Финном, у того парня уже был СПИД. И он знал об этом.

— Откуда ты знаешь?

— Да просто знаю. Я слышу, что говорят.

— Значит, он и вправду как будто убийца?

— Убийца и есть. — Ее тон изменился. Похоже, ей было приятно, что я интересуюсь чем-то таким, в чем она может показать свою осведомленность. Я даже подумала, что, может быть, расскажу ей о заварочном чайнике, и о письме, и о предполагаемой встрече на станции 6 марта. Может быть, Грета меня послушает, и на нее произведет впечатление, что в кои-то веки у меня тоже есть что рассказать. И все-таки я промолчала. В письме Тоби просил никому ничего не рассказывать. И, возможно, был прав. Может быть, иногда даже убийцы бывают правы.

— Хорошо.

— Что — хорошо?

— Теперь я хоть разобралась, что к чему.

— Слушай, Джун. Пора бы уже повзрослеть. Все закончилось. Неужели тебе не понятно?

— Закончилось, да. Мне понятно.

Я все-таки позвонила Бинз. Подумала: а почему бы и нет? Как говорится, попытка — не пытка. Но Бинз сказала, что сегодня она занята. Значит, я буду одна. Совершенно одна среди шумной компании друзей Греты.

Перед самым обедом Грета догнала меня на лестнице, ткнула пальцем в плечо и сунула записку в задний карман моих джинсов. «Вечеринки не будет». Как оказалось, у многих не получается выбраться. Но Грета уже наврала родителям, так что мне все равно придется идти с ней на репетицию. Придется сидеть в актовом зале и смотреть, как сестра вновь и вновь перевоплощается в Кровавую Мэри.

Я, конечно, была только рада, что вечеринка отменилась. И дело даже не в том, что я замкнутая, стеснительная и вообще социально отсталая. Просто мне это неинтересно. Неинтересно пить пиво и водку, курить сигареты и заниматься другими вещами, которые, по мнению Греты, я не могу себе даже представить. Представить-то я могу. Просто мне как-то не хочется это представлять. Я мечтаю совсем о другом. О складках времени, о лесах, где рыщут волки, о вересковых пустошах под бледным светом луны. Я мечтаю о людях, которым не нужно заниматься сексом, чтобы понять, что они любят друг друга. О людях, которым достаточно легкого поцелуя в щеку.

Я сидела в актовом зале в последнем ряду и слушала, как красавчик-блондин Райан Кук, такой весь из себя обаятельный и привлекательный, поет о волшебных вечерах. Мистер Небович, режиссер школьного театра, постоянно прерывал Райана, заставлял заново петь тот или иной отрывок и пытался добиться, чтобы Райан выражал свои чувства не только голосом, но и лицом.

— Сделай так, чтобы мы читали твое лицо, как стихи. Даже если ты не произносишь ни слова, зрители в зале должны понимать, что именно ты сейчас чувствуешь. — Мистер Небович был совсем молодым, с шапкой черных кудрявых волос, вечно растрепанных в художественном беспорядке. Он пытался добиться от Райана, чтобы тот правильно передал настроение в самом конце песни. В том куске, где говорится, что если ты встретил настоящую любовь, держи ее крепко и не отпускай.

Райан пробовал снова и снова. Я не заметила особой разницы, но мистер Небович, похоже, остался доволен.

— Уже лучше. Гораздо лучше.

Наконец он отпустил Райана и позвал на сцену Грету.

— Давай «Веселую болтовню».

Грета кивнула и вышла на сцену без всякого грима или костюма. Просто в футболке и джинсах. Даже очки не сняла. Провела рукой по волосам, убирая их назад, и на секунду закрыла глаза. Мистер Небович, сидевший за пианино, взял первый аккорд.

— Поем целиком, — сказал он, кивнув Грете.

Она спела всю песню с начала до конца, и я не заметила ни единой ошибки. Когда Грета закончила, мистер Небович громко зааплодировал, повернулся к другим актерам, сидевшим в зале в первых рядах, и сказал:

— Вот к чему надо стремиться.

Потом опять повернулся к Грете, стоявшей на сцене, и поблагодарил за старания и отличную работу. Случись такое со мной, я бы смутилась до полуобморочного состояния, но Грета лишь изобразила преувеличенно театральный, шутовской поклон, едва не коснувшись макушкой пола. Ребята в зале весело рассмеялись. Я тоже смеялась, потому что мне было приятно видеть, как сестра балуется и дурачится. Я почти и забыла, как это бывает. Я уже не жалела, что пошла на репетицию.

Грета ушла со сцены, а я снова задумалась о Тоби. В принципе «близкий друг» может означать все, что угодно. И вовсе не обязательно что-то серьезное. Может быть, Финн никогда не рассказывал мне о Тоби, потому что тот ничего для него не значил. Никто и звать никак. Это мама назвала его дружком Финна. Сам Финн никогда бы не употребил это слово. Разве что в шутку. А всерьез — никогда. Может быть, Финн оставил квартиру Тоби, потому что тому негде жить. Может, Финн просто его пожалел.

Репетиция закончилась примерно в половине девятого. Я осталась сидеть на месте, наблюдая за тем, как Грета общается со своими друзьями: с Брайаном и другими актерами, занятыми в спектакле. Они сидели на краю сцены, болтали ногами, смеялись. Это были ребята, с которыми Грета теперь проводила время. Остроумные, бойкие, раскрепощенные. Самые популярные люди в школе. Ребята, с которыми все стремятся дружить. Для которых нет ничего невозможного. Райан Кук, Меган Донеган, Джули Контолли. Грета казалась такой счастливой. Радостной и беззаботной. Как будто и вправду перенеслась на какой-нибудь остров в Тихом океане. И еще было очень заметно, что она значительно младше всех остальных. Странно, что никто, кроме меня, этого не замечал. У Райана уже пробивались усы. Ноги у Меган и Джули были по-настоящему женскими. Красивые, стройные ноги, а не тоненькие подростковые «палочки», как у Греты. Сейчас, когда Грета сидела, свесив ноги со сцены, она напоминала маленькую девочку на качелях.

Мистер Небович пожелал всем доброй ночи и попросил Грету уделить ему пару минут. Один за другим ребята спустились со сцены, разобрали свои куртки и сумки и направились к выходу. Грета с мистером Небовичем ушли за кулисы. Я осталась на месте, рассудив, что мне нужно дождаться Грету, и лучше я подожду ее здесь.

— Эй там, в заднем ряду. Я уже выключаю свет. — Это был ассистент режиссера, Бен Деллахант. Как и я, ученик средней школы.

Я кивнула ему и сказала:

— Я жду сестру. Скоро уйду, через пару минут.

Бен был из тех мальчишек, которые наверняка станут богатыми, когда вырастут. Не потому, что он весь из себя замечательный или какой-то особенный — нет. Просто он относился к числу тех серьезных ребят, которые точно знают, чего хотят, и умеют этого добиваться. У него были длинные волосы, которые он всегда собирал в хвост. По школе ходили слухи, что Бен Деллахант изобрел новый язык программирования, но достоверно никто не знал, правда это или нет. Он был не лучшим учеником в классе, но он был умный. Даже очень умный. Бен приставил руку козырьком ко лбу и прищурился, вглядываясь в сумрак на задних рядах, словно смотрел на морской горизонт. Потом прошел по центральному проходу и встал рядом со мной. Оглядел меня с головы до ног, и на ногах его взгляд задержался.

— Ага, та самая девочка в сапогах. — Бен улыбнулся и кивнул, как будто ему загадали загадку, а он сразу ее разгадал. Он уже собрался было сесть рядом со мной, но тут из-за левой кулисы на сцену вышла Грета. Подошла к самому краю и остановилась, глядя в зрительный зал.

— Так ты идешь или нет? — крикнула она мне и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу.

— Да, иду. — Быстро попрощавшись с Беном, я бросилась следом за Гретой. Всю дорогу до дома мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от сестры. А когда мы пришли домой, Грета, не сказав мне ни слова, бегом поднялась по лестнице и скрылась у себя в комнате, хлопнув дверью.