25 июня

Несмотря на свой долгий опыт, пожилая докторша испугалась, войдя в залитую солнечным светом палату. На больничной койке лежало тело. Оно было накрыто простыней, закрывая лицо и голову.

В три быстрых шага докторша очутилась у кровати и сорвала простыню с тела. Фред Фирнайс рывком сел на постели.

— Вы меня до смерти напугали, — сказал он.

— Посмотрите-ка, что он делает! — воскликнула докторша с добрыми глазами и выраженным берлинским акцентом. — Играет в покойника, а?

— Был такой яркий свет, я не мог спать.

— Вы хотите спать? Утомились? — спросила докторша.

— После такой нагрузки с ЭКГ вы бы тоже утомились!

Докторша рассмеялась. Она села на стул у кровати Фреда, продолжая смотреть на него. Фреду она сразу понравилась. Ее пропитанное табаком дыхание и загорелое лицо с заметными морщинками действовали на него успокаивающе. Поэтому он отважился задать решающий вопрос:

— Как долго я еще протяну?

— Именно из-за этого я и пришла, — сказала докторша.

Фред прямо-таки почувствовал, как бледнеет. Он снова лег.

— Сегодня после обеда мы вас выпишем, — сказала докторша.

— Это неизлечимо? Вы от меня отказываетесь?

— Господин Фирнайс, вы совершенно здоровы! Хотя минувшей ночью вы на короткое время побывали на том свете.

— Что?

— Как вы это перенесли? Некоторые пациенты описывают опыт клинической смерти как очень неприятный.

— Я совершенно ничего не почувствовал! Я умирал?!

— Мы ограничиваем срок такой тахикардии, как ваша, при помощи медикаментов, если это показано.

— Что это означает на человеческом языке? — спросил Фред.

— У нас есть хорошее средство, чтобы остановить такое буйство сердца. Мы вкололи вам его. Оно ведет к недолгой остановке сердца. Этот медикамент — абсолютно надежное средство, не беспокойтесь. Период полувыведения составляет несколько секунд. Затем сердце снова начинает биться, причем в нормальном ритме. Понимаете? Это кнопка «Reset», сброс. И все стартует заново. Ваш пульс опустился с 220 до 75 за несколько секунд. Во время всех остальных обследований вчера и сегодня вы уже были в сознании. ЭКГ в пределах нормы, эргометрия не дает никаких показаний на индуцированный порок недостаточной перфузии, синусовый ритм непрерывный, и под нагрузкой нет никакой кинетики конечного участка. Эхокардиография показывает хорошую систолическую функцию перекачки и отсутствие дисфункции клапанов. Из функции обмена веществ имеется эутиреоз.

— Это что-то гнойное? — испуганно пробормотал Фред. — От этого можно умереть?

Докторша снова рассмеялась:

— Эутиреоз означает, что ваша щитовидная железа функционирует совершенно нормально. Господин Фирнайс, вы здоровы.

— Что-то я этого не ощущаю.

— Если у вас еще раз случится такое учащенное сердцебиение, это не опасно, вы должны это себе уяснить. С вами ничего не будет. Дам вам один совет: подержите голову под струей холодной воды, часто это помогает. И не курите так много, бога ради!

— Мне не принимать совсем никаких лекарств? — разочарованно спросил Фред.

— Я могу выписать вам рецепт на бета-блокатор, он обеспечит вам покой. — И на полтона ниже она добавила: — Некоторые коллеги на всякий случай прописали бы вам его пожизненно. Но мой совет: попринимайте таблетки одну неделю, а потом выбросьте всю упаковку. Только не ссылайтесь на меня!

— Я не совсем понял…

— Я ваш фанат, господин Фирнайс. Не каждого помещают здесь в отдельную палату, да будет вам известно. Я думала, после Гёльдерлина и Клопштока в школе я никогда не буду читать поэзию. А ваши стихи я, признаться, люблю. В первую очередь стихи о любви!

— И поэтому я не должен принимать это лекарство.

— Вы еще молодой мужчина…

Фред сел в постели.

— Этого мне уже давно никто не говорил. Сестра! Шампанское для дамы, пожалуйста!

— Серьезно, господин Фирнайс. Бета-блокаторы имеют побочные действия, которые затрагивают эректильную функцию. Было бы жаль, нет?

Фред пожал плечами. В настоящий момент ему было безразлично, однако он все-таки не отважился произнести это вслух.

— Кроме того, вы не больны, — упорствовала докторша.

— Это вы только так говорите!

— Это говорят наши приборы…

— …Но…

— Не надо меня все время перебивать! Я знаю, то, как вы сами себя ощущаете, может отличаться от ограниченной мудрости нашего компьютера. Но тем не менее могу вас успокоить, вы здесь не в какой-нибудь клинике, вы в «Шарите».

— Я безумно горд, — вздохнул Фред.

— Если вы хотите окончательно избавиться от этих нарушений ритма, могу порекомендовать вам, исходя из моего опыта, лишь три возможные терапии: во-первых, психотерапию.

— Исключено.

— Во-вторых: медитацию.

— Это еще хуже. Медитация вгоняет меня в безумие!

— В-третьих, надолго уединиться, удалиться от дел, пожить в полном покое. Погрузиться в тишину. В какой-нибудь горной хижине, например.

Фред резко вскочил, подбежал к окну и театрально развернулся:

— Это заговор! Признайтесь, вы действуете заодно!

Дело с горной хижиной не могло быть случайностью. «Наша хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться» — или что-то в этом роде совсем недавно говорила ему Сюзанна. Горная хижина, горная хижина, сколько поэтов в тебе пересижено.

— Что вы имеете в виду под заговором, господин Фирнайс?

— Хижину, хижину! Это хижинный заговор!

Фред подошел к шкафу и принялся лихорадочно одеваться.

Тут докторша немного растерялась:

— Я не знаю, о чем вы говорите. Но некоторые навязчивые представления абсолютно спокойно укладываются в рамки картины вашего сердечного нарушения. А вы не хотите еще пообедать?

— Нет, спасибо.

— Ну что ж. Чусс, господин Фирнайс. «До свидания» я уж лучше говорить не буду.

В дверях докторша еще раз обернулась и миролюбиво сказала:

— Моя внучка только что сменила школу. У нее было много страхов перед новой школой, но она мне призналась, как преодолела их: «Бабушка, всякий раз, когда я не знаю, что делать, я говорю с маленькой феей, которая живет у меня в сердце. И получаю ответ».

Фред не прислушивался к ее словам и только посмотрел на докторшу с подозрением — не входит ли в заговор и эта фея?

— Подумайте об этом, господин Фирнайс, — сказала докторша, вышла из палаты и закрыла дверь.