Теперь, когда Марина сбежала, нервничать, казалось бы, нелепо – нужно ликовать. Она прячется в кабинке женского туалета и велит себе успокоиться.

Потом дрожащей рукой вынимает из плаща свою первую в жизни губную помаду, «Берли Берри», и начинает краситься, глядя на свое отражение в держателе для туалетной бумаги. Какой темный цвет – неужели так и задумано? Надо бы посмотреть в нормальное зеркало, но из-за двери доносятся голоса учениц и их матерей – не хватало только, чтобы ее увидели. В «Корону и митру» Марина уже опаздывает.

Наклонив голову, она выскакивает из кабинки, боком пробирается мимо очереди и вдруг натыкается на Жужи, которая с трудом толкает дверь своей сумкой из «Харродз».

– О боже! – говорит Марина.

Жужи поднимает брови, затем опускает сумку. Ей, поклоннице любовных приключений, подмигнуть бы сейчас Марине да отпустить ее с миром.

Вместо этого Жужи делает каменное лицо, как у фараона.

– Итак, – говорит она, – ты используешь губную помаду?

– Я…

– Куда ты идешь?

Марина опускает взгляд. Школьницы, среди которых ее одноклассницы, смотрят во все глаза, а Жужин голос перекрывает и хлопанье дверей, и урчание сливных бачков.

– Нет, – начинает Марина, – правда…

– Неважно, – говорит Жужи, небрежно взмахнув рукой, будто папа римский, дарующий отсрочку на день. – Ты будешь все рассказывать нам завтра.

Лора, после бесплодных поисков еще одного таксофона, спешит через двор и вбегает в здание со звонком, знаменующим окончание антракта. Впрочем, кажется, кто-то кого-то не понял. Рози, Ильди и Жужи нетерпеливо ждут в фойе и громко шепчутся по-венгерски. Из зала доносится соло на электрогитаре по мотивам мелодии «Молодой, талантливый и черный».

– Я устала, – говорит Рози, мрачная, как туча. – Это ужасно. Мы уходим. – И не успевает Лора ее успокоить, как они оказываются на лестнице. Только снаружи Рози объявляет настоящую причину ухода. Они идут на поиски. Марина пропала. Она солгала.

Город Кум, днем еще более-менее живописный, вечером превращается в лабиринт темных террас, китайских магазинчиков и заколоченных старых зданий, обклеенных афишами рок-концертов и представлений Мировой федерации рестлинга. Лора идет впереди, напустив на себя решительный вид и мучаясь надоедливыми вопросами. Остальные, рука об руку, шагают позади и что-то бормочут.

– А разве она, – неуверенно произносит Лора, – не там, где сказала? Не помогает за сценой? С подругами, может быть?

– Подругами, – фыркает Рози. – Не будь смешной.

Лору посылают в индийский ресторан на Хай-стрит, полный медных урн и кумских семей, заказывающих поппадумы; потом в винный бар на 42-й улице, хотя Марина не пьет и никак не может там оказаться; потом в итальянскую забегаловку, застрявшую в пятидесятых: спагетти здесь подают к отбивным и бифштексам, как овощи.

– Может, проще вернуться и спросить в общежитии, в Вест-стрит? – говорит Лора, пытаясь думать быстрее, чем Рози.

– Хихететлен, – доносится из-за спины. Это не сулит ничего хорошего.

Лора оборачивается. Жужи и Рози спорят по-венгерски. Ильди любезно переводит:

– Дорогуша, Рози думает, что мы будем идти назад в этот, как он называется, со-бор. Может быть, она там.

– Здесь нет никакого собо… А, в смысле, руины?

– Мы прошли половину дороги до Лондона на поисках этого концерта, – говорит Жужи, – и ничего. Она поступает ужасно.

– А что, если… вам вернуться в гостиницу, – предлагает Лора, – а я ее поищу. Она не могла далеко уйти.

– Не будь нелепой, – отвечает Жужи. – У тебя нет моих острых глаз.

– Да, это правда. Вы не проголодались? Можно пойти в город, поесть печеной картошки. – (Рози любит печеную картошку.) – Помните вегетарианское кафе по дороге? Судя по всему, довольно дешевое, – продолжает Лора, глядя через Жужино плечо и пытаясь вспомнить, где же она его видела, этот паб с большим оконным стеклом и вывеской, подрагивающей на холодном кумском ветру: «Корона и Митра». Видела, но забыла.

Марина представляла вечер в «Короне» немного иначе. Миссис Вайни так и не появилась. Никто с ней не говорит. Она очень быстро приканчивает первые полпинты сидра. На стойке перед ней – две обтрепанные подставки под кружки и пара раскрошенных чипсов; остальные она случайно смахнула на пол, к вящему неудовольствию окружающих. Старшеклассник Саймон Васс, широкоплечий регбист с факультета Дин, заказал всем пива, а Марине – водки с лимоном. Гай обсуждает футбол и не обращает на нее внимания.

Марине представлялась интеллектуальная беседа за бокалом вина, некоторое послабление сексуальных запретов. Рога изобилия. А если ей, хм, скучно, то не лучше ли потратить время с пользой – например, привлечь свои способности историка к разгадке таинственной связи между Фаркашами и Вайни? Как юная королева Елизавета накануне восхождения на престол, Марина стремится взять на себя священную ношу. Она хочет начать.

Боже, что, если это связано с войной?

Она отчетливо видит, как сидит на муаровом диване в гостиной «Стокера» и листает альбом с фотографиями: вот родители Гая на приеме в саду, вот они же гуляют по Бельгии. Хватит ли ей смелости расспросить обо всем мистера Вайни? Марина тянется к опустевшему стакану, как вдруг мистер Вайни появляется перед ней и садится на соседний стул.

– Итак, юная наследница гуннов, – говорит он, – мы снова встретились. Как мило.

– Да, – отвечает Марина. Вся ее решимость куда-то исчезла. Какие бледные у него глаза, не оторваться – два капкана, два окна в душу. Ей нужно выпить, думает она. Ведь должен быть способ купить выпивку себе одной, и еще какой-то особенный: всем по полрюмочки.

– Чему ты улыбаешься?

– Я не улыбаюсь.

– Улыбаешься.

– Нет. Я… У вас неудобный стул, – говорит она. – Не хотите сесть на скамейку?

– Ты очень любезна.

– Простая вежливость, – объясняет Марина. – Я считаю, всегда нужно быть вежливой со старшими. То есть…

– Я понял.

Мистер Вайни встает и вдруг замирает. Что-то за ее плечом приковывает к себе его взгляд. Марина, надеясь, что там всего лишь грабят банк, оборачивается. На тротуаре через дорогу стоит горстка людей. Не увидев ничего подозрительного, Марина разворачивается к мистеру Вайни, застывает на полпути, потом опять смотрит в окно.

Это ее бабушка с сестрами, а рядом, лицом к Марине, – ее мама, любимая мама, которая сейчас все уничтожит.

Их взгляды встречаются.

Ильди трогает Лору за плечо.

Марина думает: вот он, момент Иуды. Сейчас она расскажет про Гая и предаст меня. Медленно, не дыша, она поворачивается к мистеру Вайни, который все еще возвышается над ней и задумчиво смотрит на дорогу. Мгновение спустя он опускает взгляд. Они изучают друг друга, серьезно, по-взрослому, словно оба раздеты. В его бледных холодных радужках видны все незаданные вопросы. Мистер Вайни первым отводит глаза. Его лицо проясняется.

– Так-так, – задумчиво произносит он. – Я и не…

Откуда-то появляется Гай.

– Что ты делаешь, чучело? Выгнулась, как Лохнесское чудовище.

– Прекрати, – говорит его отец.

Марину бросает в пот.

– У меня… шея затекла.

В любую секунду Гай может сказать: «Эй, Рина, там что, опять твоя мать?» Впрочем, это вряд ли имеет значение, когда группа разъяренных старушек готова ворваться в паб. Рози ударит его, как однажды ударила полицейского. Где же они? Снаружи, в ярде-другом от окна, беззвучно решается ее судьба. Не смотри. Не смотри.

Она смотрит.

На улице пусто.

Они ушли, оставили ее здесь. Марина все еще озадаченно пялится в окно, когда на затылок ей легко ложится большая рука.

– Я знаю, в чем дело, – слышит она голос мистера Вайни. – Тут чертовски холодно, у окна. Наверное, прихватило мышцы. – Он начинает растирать ей затылок. – Те женщины тебя искали?

– Нет, – отвечает она. – То есть…

– Неважно. Все позади, – говорит он, стискивая ее плечи. – Ну, не упрямься. Я делаю такой же массаж своим детям. Будь послушной.

Что заставило Лору притвориться, будто она не видела дочь? Не чувствительность, не быстрый расчет, а какое-то тупое упрямство, проползшее по спине. Всем иногда нужен глоток свободы, толика одиночества. Лора облизывает губы и откашливается. Что плохого, если Марина побудет в компании взрослых и их детей – не с чужаком же, не с глазу на глаз! Собравшись с силами, она говорит:

– Концерт Листа… Знаете, где я видела афишу? В Малом… в Малом зале, кажется, так он называется. Это же все объясняет, даже губную помаду – правда, Жужи? Пусть красится, это ведь хорошо?

А потом:

– Смотрите, там не жена министра, которого посадили в тюрьму?

Невероятно, но это работает. К тому же Фаркашам нужно пораньше лечь. Они уезжают утром, из-за «Фемины» – сразу после исторического шествия, но до фуршета с шампанским и вручения наград («Они не дают Марине подарки – зачем мы будем присутствовать?»), – так что сейчас, думает Лора, всего разумней вернуться к стоянке у школы и отправить их в гостиницу на чудесном такси, а самой дождаться возвращения дочери.

Вот только чем себя занять? Магазины и рестораны в Дорсете уже закрыты; слишком поздно и для чая с пирогом, и для провинциального шопинга, на который она втайне надеялась: ликеры на меду, чехлы на чайник, поддельные очки-«горгульи». Она сама не замечает, как бредет в сторону Марининого общежития. Ноги онемели, будто от яда. Стоит свежая холодная ночь: для развязок самое время. Когда Марина закончит в пабе свои дела, Лора отведет ее куда-нибудь, где можно серьезно поговорить. Они посмотрят проблемам в лицо, откровенно обсудят их и найдут решение.

Однако в Вест-стрит по случаю праздника действуют строгие меры безопасности. Без голубого флаера (что бы это ни значило) Лора даже в здание не может попасть, не говоря уж о том, чтобы найти своего ребенка. Ей ничего не остается, как нацарапать короткую записку и отправиться в город, где она делает то, что любой человек сделал бы на ее месте: около часа сидит на холодной стене под мокрым деревом возле Кумской консервативной ассоциации – в компании Петера, Марины, Алистера, а теперь и бедняги Золтана – и тихонько плачет.

Марина ездила на переднем сиденье автомобиля раз или два за всю жизнь и не привыкла к ремню безопасности, а теперь пылает от унижения. Может, она и зря спрятала под мышкой незапертую пряжку, но и мистеру Вайни не стоило отчитывать ее как ребенка. Она совсем не пьяна, только капельку голова кружится. Вообще говоря, ему можно садиться за руль? Очень мило, что он предложил подбросить Марину до общежития – откуда ему знать, что субботними вечерами она не раз возвращалась туда и в более пьяном виде; все так делают. Тут недалеко.

Что бы такое сказать? Она наблюдает за его руками на руле и, несмотря на темноту, видит плоский широкий ноготь, бугорок у основания пальца, волосы на фалангах и тыльной стороне ладоней. Она хочет спать, но все-таки соглашается на предложение мистера Вайни прокатиться туда, откуда видно весь город – римский мост или что-то такое. Может, они и забрались далековато от школы, зато ее спутник с каждой минутой все забавней и умней. Она с ним будто на равных – ну почти.

– Расскажи о себе, – предлагает он с улыбкой в голосе. – Чем ты интересуешься, Марина?

Она рассказывает: и почему-то не столько о полузабытых увлечениях – окаменелостях, картах звездного неба, практически первом издании Уильяма Голдинга, найденном в благотворительном магазине на Фулем-бродвей, – сколько о школе. А он направляет ее к дальнейшим откровениям, будто разбрасывает хлебные крошки, которые ведут Марину по (и, предположительно, из) лесу. Он прекрасно понимает, до чего тяжело в Кум-Эбби таким, как она. Марина, сама не замечая, вдается в подробности, которые не собиралась ему сообщать, словно (представляется ей) женщина, поверяющая тайны другу-мужчине – сильному, искушенному, с серебряной машиной и волосами на руках. Это приятно. Не должно быть, но приятно.

– Наверное, ученики здесь… легко сближаются?

Она искоса на него смотрит. Хотя они едут быстро, мистер Вайни поворачивается к ней и широко улыбается. Довольно возбуждающе – знать, что этот мужчина, ее друг, завтра будет вручать награды перед всей школой. Он искренне интересуется Марининым мнением.

– Э-э, да. Думаю, да. Да.

– И как, ожидания оправдались?

– Я…

– Те, что были до приезда в Кум-Эбби. Я о сексе, разумеется, хотя это вряд ли нуждается в уточнении.

Когда-то Марина была слишком боязлива, слишком девственна для таких разговоров, но те времена прошли.

– Ну, это забавно, – отвечает она. – Просто я была… полна надежд. И не думала, что…

– Что?

– Ну, я училась в школе для девочек. И не знала, ну, знаете, мальчиков. Не думала о…

– О том, чтобы приехать сюда.

– Да. И… встретить кого-то. Я была готова. Если вы понимаете, о чем я. Мне хотелось это… испытать.

– Продолжай.

– Нет, это все.

– И не правда ли, – улыбается он, – что почти у всех девочек есть приятели?

– Ну…

– А кроме парков, кинотеатров и что там у вас еще у мальчиков есть личные спальни?

– У некоторых. Но…

– Потому что, если вдуматься, деканы выглядят немного наивными.

– К-как…

– Они же там резвятся, как кролики.

Марина чувствует, как по всему телу волоски на коже дыбятся от восторга. Весь разговор – сплошной восторг; о таком она всегда и мечтала.

– Извини, но это правда, – говорит мистер Вайни.

– Это не…

– Поверь, так и есть. Мне тоже когда-то было семнадцать…

Она кусает губу, бросает на него быстрый взгляд и прижимает руку к щеке, чтобы сбить румянец.

– …и позволь тебя заверить, понадобилось бы гораздо больше, чем закрытая дверь и некомпетентный директор…

– Но…

– Не перебивай. Чтобы обуздать мои, скажем так, низменные порывы. Каковых у меня было в избытке. И сейчас не меньше, говоря по правде.

Это уже совсем не умещается в голове. Марина какое-то время сидит в тишине, глядя в окно. Потом они подъезжают к мощеной платформе у большого каменного моста, откуда открывается вид на мерцающие огни и чернильную Блэкмурскую равнину. Автомобиль останавливается. Марина отчаянно хочет исповедаться, попросить о помощи.

– Я не верила, что у меня… появится шанс.

– Почему нет?

– Ну… – Марина, не думавшая заплыть в такие глубокие воды, безуспешно глотает слезы. – Я… такие, как я, им не нужны. Мальчикам.

– О?

– Это так. Я не… не блондинка, не худышка, не красавица. – Она громко глотает комок.

– Брось.

– Нет, так и есть. – А потом, испугавшись, как бы он не обиделся за сына, она говорит: – То есть Гай милый. Но у нас не особо… В смысле, он моложе, и я люблю книги…

– Марина, Марина, так было испокон веков. Умная девочка встречает спортивного парня – и секунд через десять чувствует разочарование.

– Не разоча…

– Могу я говорить начистоту?

– О! Да, пожалуйста!

– Ты была бы гораздо счастливей со взрослым мужчиной. Тебе нужен опыт, девочка моя, и однажды он у тебя появится. Я легко представляю тебя с человеком постарше. А ты?

Куда подевалась Марина? Это уже нелепо. Лора ведь не может бродить возле школы, пока не закроются пабы, надеясь наткнуться на собственного ребенка. Это будет выглядеть странно. К тому же ей могут опять подвернуться Вайни – наглый сынок или его мамаша, худая, изысканная и какая-то древняя не по годам, словно вдовая герцогиня в двадцатилетнем теле. У Лоры бывают смелые порывы, вот только смелости на их воплощение нет. По крайней мере, сейчас.

Потом ее посещает другая мысль. Она столько недель представляла Марину напряженно внимающей учителям или болтающей с друзьями на лестнице, как делают в рекламных буклетах; до сих пор ей редко приходили на ум гормоны, секс и безграничные подростковые побуждения. Однако это школа для мальчиков, здесь заправляют мужчины, которым девочки просто свалились на голову. В Кум-Эбби трубят о безопасности и ответственности, но знают ли они – и хотят ли знать, – что творится за пределами учебных классов?

Все что угодно.

Как сквозь разорванный слайд, проступает новое изображение: Марина бродит на свободе. Забросила учебу, не сказав ни слова, все переиграла, начала лгать – может быть, воровать из чужих карманов, и все это – под несомненным, хотя и смутным влиянием гадких Вайни. Потому что, даже если их неизвестное преступление случилось десятилетия назад, для венгров все годы – недавние. О прощении не может быть и речи. Лора должна предупредить Марину: не только ради Ильди и остальных, но ради нее самой. Нельзя допустить, чтобы она пошла по кривой дорожке, как когда-то пошла ее мама.

Где же она? Тихий голос шепчет: найди ее.

Однако Лора устала и знает, что на голоса полагаться нельзя: уколы страха, побуждающие ее действовать, обычно все только портят. Сопротивляйся, говорит она себе. Будь сильной. Дела и так уже плохи.

И потом, если поспешить сейчас в мерзкий «Брэгарольд», можно найти по пути таксофон.

Лора падает духом. Город огромен, а поскольку праздник, а вместе с ним и свобода почти подошли к концу, Марина вряд ли побежит в общежитие, тем более если она веселится с друзьями. Ведь может такое быть? Бродя по Гарт-стрит, Лора разглядывает учеников, неотличимых от местных подростков, розовощеких и громкоголосых. Они смотрят на нее с подозрением; настоящие кумские матери не привлекают к себе внимания. Может быть, и Марина – среди тех девочек, что смеются и откидывают с лица волосы?

Нет смысла, убеждает она себя, надеяться на случайную встречу. У Марины все хорошо, перестань волноваться. Можно спокойно пойти в «Брэгарольд» и дождаться утра.

Марина не хочет быть грубой. Мистер Вайни – зови меня Александр – добр и внимателен. Разве не об этом она мечтала? К тому же происходящее ее возбуждает, хотя и не должно. Просто она не уверена, что им стоит вот так разговаривать – вдали от школы, на мосту, ночью.

Марине впервые приходит в голову, что никто не видит их и не слышит: вокруг сплошные поля. Ей не то чтобы страшно – мистер Вайни взрослый, да и она не вчера родилась. И потом, разве не приятно было сидеть с ним на виду у людей, для которых он – знаменитость, разве не нравилось говорить со зрелым и понимающим собеседником? Разве не рисовались ей раньше картины куда живописней: некоторые – в этой самой машине? Что-то в голосе мистера Вайни подсказывает, что он ее понимает.

Он со щелчком откидывает ремень безопасности, потягивается и, глядя на огни, говорит:

– Наконец-то свобода. И знаешь, что странно? Чувствую себя ужасно молодым.

– Правда?

– Абсолютно. Словно мы ровесники. Будь мы… Будь мы с тобой одних лет и равными во всем остальном – что, конечно, не так…

– О да, – благоразумно замечает Марина.

– Уж мы бы тогда развернулись.

– Как, как это?

Он поворачивается к ней: голова, затем плечи.

– Ты в этой школьной рубашонке – вылитая крестьянка.

Марину посещает чрезвычайно странная мысль: почему-то кажется, будто этот их разговор означает, что мистер Вайни сейчас ее поцелует. Не нужно ли его остановить? Эти губы целовали миссис Вайни. Марина думает: «Я не знаю, чего хочу».

Зато Александр Вайни, кажется, знает.