Свинцовые тучи, гонимые западным ветром, стелились над Атлантикой, скрывая солнце. Отсвечивая солнечными всполохами, волны с рокотом бежали по бескрайним просторам, раскинувшимся между американским побережьем и четырьмя сотнями Бермудских островов, которые, словно бесчисленные редуты, окружили Мейн-Айленд – единственный обитаемый остров огромного архипелага, затерянного посреди великого восточного океана.

Два судна неслись на полных парусах, мягко покачиваясь на гребнях волн, с грохотом бивших в правый борт. Прохладный юго-западный ветер раздувал паруса, свистя между снастями.

По правому борту первого корабля – легкого, длинного, но вместительного корвета – были установлены двадцать четыре пушки, а на корме, на квартердеке, и на просторной носовой надстройке, баке, помещались, удерживаемые тросами, четыре огромных абордажных орудия.

Как мы уже сказали, корвет шел под всеми парусами, не исключая бом-брамселей. Даже на низких реях, стеньгах и топах развевались поставленные в помощь прямым парусам лисели и ундер-лисели.

За корветом следовала небольшая толстобокая джонка, на палубе которой виднелось всего несколько орудий.

Народу на каждом из двух кораблей имелось предостаточно.

На верхушке грот-мачты корвета пламенел алый флаг, объявлявший войну всему и вся, а над джонкой полоскалось бело-синее полосатое полотнище без звезд – в то время бывшие британские колонии еще не объединились в Соединенные Штаты.

Было время ужина, и на палубе корвета полторы сотни матросов всех цветов кожи с завидным аппетитом, подобающим морскому волку, поглощали ужин. Широко расставив ноги, чтобы не упасть во время качки, и держа миски в треуголках из просмоленной кожи, они жадно уписывали треску и мечтали об освобождении от вахты.

Внезапно с грот-мачты донесся крик, от которого многие вздрогнули:

– Слева по борту! – На пару мгновений несущий вахту на марсе дозорный смолк, но вскоре его голос вновь настойчиво воззвал к команде: – Два судна по левому галсу! Идут за нами!

В тот же миг миски полетели в воду вместе с нехитрыми харчами. Сотня человек кинулась к фальшбортам, ощерившимся дулами длинноствольных аркебуз и нарезных английских ружей. Остальные бросились к батарее, готовые дать залп из всех двадцати четырех орудий.

Высокий чернобородый помощник капитана, видный мужчина лет тридцати, сверкающий властным взором, продолжал невозмутимо прогуливаться по капитанскому мостику, не вынимая изо рта трубки. Он лишь поднял взгляд и обратил его в сторону горизонта.

Через пару минут сверху вновь долетел крик марсового:

– Они нагоняют нас! Оба!

Остановившись, старпом вынул изо рта трубку и, выпустив огромный клуб дыма, спокойно осведомился:

– Ты уверен, Малыш Флокко?

– Да, мистер Говард.

– Фрегаты или линейные корабли?

– Их огни приближаются очень быстро, а все-таки, похоже, это линейные корабли.

– Черт подери! – буркнул Говард. – Это меняет дело. Нужно оповестить баронета. Каменная Башка! – выкрикнул он.

Тотчас из-за пары тяжелых орудий выскочил и спрыгнул с бака на палубу коренастый человек, мускулистый и косматый, как горилла, с проседью в бороде и непомерно большой головой.

– Вот он я, мистер Говард! – хрипло отозвался моряк.

Всей наружностью и тяжелой поступью он походил на американского медведя гризли. Однако сей косолапый увалень был сыном древней Арморики – каменистой родины отчаянных бретонцев, издавна дарившей Франции ее лучших мореходов.

Уморительно переваливаясь, гигант неспешно пересек палубу и поднялся на капитанский мостик, на ходу вынимая из пасти огромную трубку, которую он с таким наслаждением посасывал.

– Слушаю, господин старпом! – выпалил он, откозыряв по-военному.

– Что скажешь, боцман? – осведомился мистер Говард, внимательно поглядев на него.

– Скажу, господин помощник капитана, что у нас двадцать четыре превосходных орудия и четыре абордажные пушки, – отвечал бретонец.

– А если это линейные корабли?

– Что ж, тогда дело нешуточное, мистер Говард. Но у нас на борту полторы сотни сорвиголов под командой доблестного сэра Уильяма.

– А про джонку ты, часом, не забыл?

– Ну да… С ней мы, пожалуй, хлебнем лиха, – почесал в затылке Каменная Башка. – Если бы только мы могли использовать орудия с джонки… Но порох необходим нашим друзьям для осады Бостона.

– Ну так будем же беречь наш порох, благо его еще два десятка бочонков. – Пороховой склад на борту во время боя? С ним беды не миновать.

– Знаю… Позови капитана.

– Хм… Он в дурном расположении духа. Сам не свой с тех пор, как повстречал капитана джонки на Бермудах.

– Молчи! Много ты знаешь о том, что на уме у сэра Уильяма.

– Да уж где мне… Велика тайна… Наверняка все из-за какой-нибудь вертихвостки, чтоб их черти унесли!

И тут уже в третий раз с грот-мачты донесся крик марсового:

– Они нас нагоняют!

Каменная Башка заворочал толстенной шеей, озираясь по сторонам.

– Нагоняют… – пробормотал он. – Э-хе-хе… Не лучшее теперь время для абордажа. Кто знает, что еще удумает наш баронет, не успеет солнце выйти из-за туч.

– Довольно, Каменная Башка! – осадил его помощник капитана. – Чешешь языком не хуже кумушек из Иль-де-Ба.

– Где ты, городок мой родной… – шумно вздохнул бретонец с сокрушенной улыбкой, затем, тяжело ступая, спустился по трапу и, спрятав трубку в треуголку, направился к капитанской каюте. – Тысяча чертей! – пробормотал он себе под нос. – Как пить дать, капитан снова встал не с той ноги. С тех самых пор, как мы оставили Бермуды, он будто околдованный. Здесь уж точно не обошлось без какой-нибудь жеманницы. Мэри! Сколько раз я слыхал, как он бормочет это имя. Мэри! Что еще за треклятая ведьма? Я-то в свои двадцать годков, вместо того чтобы волочиться за юбками, ушел в море и, слава богу, доволен. Ветер, солнце и синь без конца и края… Это вам будет получше всех синих глаз девчонок из наших краев. Эх! Уж эти мне молодые!

Продолжая ворчать и разводить руками, Каменная Башка спустился по лестнице и замер на пороге, запустив пятерню в седеющую гриву.

– Клянусь Иль-де-Ба, – проворчал он себе под нос, – капитан снова не в духе.

Возвещая о своем приближении слоновьим топотом, боцман прошел по коридору и толкнул плечом дверь.

Взгляду его открылся изящный салон. В высоком серебряном канделябре горели свечи. Голубые шелковые гардины на иллюминаторах были отделаны брюссельским кружевом. Между двумя оттоманками, обтянутыми красным и желтым шелком, за письменным столом черного дерева сидел высокий молодой человек лет двадцати семи. Он был хорош собой, хотя и несколько бледен, с синими глазами и светло-рыжей бородкой. Того же оттенка волнистые волосы свободно падали на плечи за отсутствием обычного, завитого и напудренного, белого парика.

Молодой человек был изрядно пьян. На столе перед ним стояли бутылка и бокал с вином, искрившимся в пламени свечей. Казалось, хозяин каюты погружен в сладкие грезы. Увидев на пороге боцмана, он слегка вздрогнул.

– Каменная Башка… – недовольно поморщился капитан. – Чего тебе? Дурная голова ногам покоя не дает? Разве мистер Говард не на мостике?

Тряхнув этой самой головой и бросив на молодого человека сочувственный взгляд, боцман ответил:

– Он-то меня к вам и послал, сэр Уильям.

– Что такое? Бунт на борту?

– О нет, сэр.

– Так что же?

– Похоже, нас ожидает порядочная заварушка.

– На моем корабле?

– Нас преследуют две посудины.

– Всего две?

– Да, но мы ведь еще не знаем, фрегаты это или линейные корабли, капитан. В этаком тумане сразу и не разберешь.

Баронет медленно поднял бокал и всмотрелся в него, словно пытаясь разглядеть на дне свою судьбу.

– Ты уверен, что их только два?

– Сами знаете, у Малыша Флокко глаз зоркий.

Сэр Уильям не без усилия поднялся, обошел письменный стол, схватился за эфес тяжелой абордажной сабли и вдруг, резко остановившись, спросил:

– Американцы или англичане?

– Во имя Иль-де-Ба! Сами знаете, у янки нет крупных судов! Это могут быть только англичане, отставшие от какой-нибудь эскадры с Антильских островов.

– Ты прав, Каменная Башка! А что команда? Люди волнуются?

– Веселого мало, когда за тобой гонятся два линейных корабля! А все-таки корвет наш крепкий и хорошо вооружен. Да и команда не промах. Самые отчаянные корсары с Бермудских островов. Такие мигом зададут пороху всякому сброду из Мексиканского залива.

– А что думает мистер Говард?

– Велел вашим людям готовиться к бою. Он не робкого десятка, уж вы мне поверьте.

– Иначе я и не взял бы его на службу, – улыбнулся баронет. Привалившись к столу, он скрестил руки на груди и, с минуту поразмыслив, спросил: – Скажи-ка, а что бы сделал на моем месте один знакомый боцман, матерая атлантическая акула?

– Уж я бы, клянусь Иль-де-Ба, смотал удочки еще до восхода солнца.

– Предлагаешь лечь на ложный курс?

– Да, капитан.

– А если не выйдет?

– Тогда пойдем на абордаж и станем рвать их и трепать, точно свора бешеных псов, а там будь что будет.

– Кто знает, сколько их… Может, пять сотен. А у нас всего двадцать восемь орудий да сто пятьдесят человек. Это опасная авантюра, а у меня нет ни малейшего желания умирать. Я должен во что бы то ни стало добраться до Бостона, – отвечал Корсар. – Э-эх, если бы за нами не тащилась проклятая джонка… Потопим ее к чертям!

– А как же бочонки с порохом? – изумился бретонец, глядя на капитана во все глаза. – Сами знаете, он до зарезу нужен американцам.

– Придется им довольствоваться тем порохом, что остался в трюме. Я не Господь Всемогущий. Надеюсь, в бритвах у нас на борту недостатка нет?

– В бритвах? Уж не хотите ли вы полосовать англичанам глотки?

– У нас полный трюм сундуков с дамскими платьями для красоток с Кубы. А еще куча шляпок, солнечных зонтиков, перчаток и вееров с того торгового судна из Белфаста. Достаточно, чтобы отделаться от англичан.

– С помощью бритв, юбок, зонтов и вееров?! – изумился бретонец. – Шутить изволите, сэр Уильям.

– Эта шутка сбережет мне порох, ядра и людей. Одна только джонка не вписывается в мой замысел.

– Видать, эта самая Мэри лишила его всякого соображения! – пробормотал Каменная Башка, в ужасе глядя на капитана. – Это его-то! Такого доблестного и отважного моряка!

Корсар поставил бокал и, вновь обойдя стол, оказался прямо перед изумленным бретонцем:

– Прикажи людям наточить бритвы и сбрить к чертям усы и бороды. Если нужна пудра, возьми у меня несколько шкатулок. Отоприте сундуки, что мы отбили у англичан, и пусть команда вырядится в женское платье. Да не забудьте зонтики, веера и перчатки! Чтоб до восхода солнца у нас на борту была чертова туча барышень, красоток и дурнушек.

– Во имя…

– Оставь уже свой Иль-де-Ба в покое, старая ты колокольня! – прикрикнул на боцмана капитан. – Ах да, джонка! Отправь несколько шлюпок, чтобы перевезти команду на корвет, пробей джонке борта и пусти ко дну.

– Что, вместе с порохом?

– Порох мы перевезти не успеем, старый ты пеликан! Если англичане застигнут нас врасплох при первых лучах солнца, моя шутка может плохо закончиться. И потом, нам еще предстоит избавиться от изрядного количества усов и бород, а восемь часов – это не так уж и много.

– И вы надеетесь увильнуть от боя при помощи бритвы?

– Конечно.

– Воля ваша, однако же…

– Ты сомневаешься?

– Немного.

– У тебя, говорят, есть любимая старая трубка?

– Ее купил в Смирне еще мой дед полтора века назад.

– Чудесно, – одобрил баронет. – Если моя маленькая шутка удастся, подаришь мне эту семейную реликвию. Если же нет – получишь от меня сто гиней. Соберешь их со дна морского после боя, потому что баронет Уильям Маклеллан умирает, но не сдается. Ну ступай же, Каменная Башка!

Бретонец еще несколько мгновений потоптался на пороге, а затем вышел вон развалистой походкой моряка.

Сэр Уильям же, оставшись в одиночестве, снова уселся за стол.

– Мэри! – прошептал он. – Чтобы Мэри стала его женой? Никогда! Никогда!.. Подлец, в чьих жилах течет кровь моего отца, похитил ее у меня, но я этого так не оставлю! Шотландцы называют меня бастардом. Мой собственный брат зовет меня бастардом, ведь моя мать не какая-нибудь там леди Анна, герцогиня Аргайлская. Разве виноват отец, что полюбил другую, на которой не мог жениться? Да, я не маркиз Галифакс. Георг Четвертый даровал мне титул, и все же я, наполовину шотландец, вынужден обратить оружие против Англии. Будь что будет, я верну Мэри или погибну под стенами Бостона!

Он пригладил рыжеватые волнистые пряди, взял со стола пару тяжелых пистолетов и проворно взошел по трапу на капитанский мостик, пробормотав:

– Поглядим, как там наши цирюльники.