– Расскажите мне, – попросил Андре-Луи де Баца, – кто такие эти Фреи, которых несравненный Шабо так внезапно вытащил на сцену, и почему он так дорожит их мнением.

Они снова сидели под лаймами за столом, все еще заваленным остатками пиршества. Гости уехали, и они с де Бацем были одни.

Де Бац достал свою табакерку и сообщил требуемые сведения. Братья Фрей происходили то ли из австрийских, то ли из польских евреев. Банкиры по роду занятий, они обосновались в Париже, выдавая себя за пламенных республиканцев, на самом же деле, несомненно, надеясь нагреть руки на всеобщем беспорядке. Смена имен была частью их притворства, остальное – отвергнутые почести и миллионы, доверие императора и тому подобное – просто красивой легендой. Братья часто посещали клубы, особенно Якобинский, а также заседания Конвента. Они знали, как заводить друзей среди депутатов, а Лебрен, министр иностранных дел, по слухам, покровительствовал этим мошенникам.

Кроме того, де Бац сообщил, что братья живут вместе с субъектом по имени Проли – по сведениям полковника, австрийским шпионом.

Андре-Луи счел, что эти сведения заслуживают внимания.

– Это даст возможность прижать Фреев. Нам необходимо их содействие, поскольку они имеют влияние на Шабо.

На следующий день, вопреки явному нежеланию барона возвращаться так скоро, он вытащил его обратно в Париж, на улицу Менар. Через два часа после их приезда выяснилось, что нежелание это было более чем оправданным. Их навестил муниципальный офицер Бурландо, очевидно державший дом под наблюдением. Грузный визитер смел со своего пути Бире-Тиссо, который открыл ему дверь, и, воинственно заявив, что не потерпит никакой лжи, нагло ввалился в дом. Он даже не потрудился снять свою треуголку, представ перед бароном.

– Так-так, петушок вернулся в свой курятник. Я пришел сообщить вам, что председатель секции будет рад повидать вас и задать вам пару вопросов.

Де Бац с видимым усилием сдержался.

– А на какую тему, не соблаговолите ли сообщить?

Офицер хрипло рассмеялся:

– О-хо-хо! Вы решили разыграть святую невинность! У вас, конечно, нет никаких подозрений. И никаких воспоминаний о посещении Тампля несколько ночей тому назад.

Барон покачал головой.

– Никаких.

– И полагаю, вы никогда не слышали о попытке устроить некой женщине по имени Антуанетта побег из тюрьмы?

Де Бац помедлил с ответом и смерил грубияна презрительным взглядом.

– Теперь я вижу, что вы лжец. Комитет общественной безопасности установил, что такой попытки не было, и, уж конечно, председатель вашей секции никогда не посылал вас ко мне с каким бы то ни было поручением, касающимся этого мнимого происшествия.

– А! Вы чересчур самоуверенны, как я погляжу, гражданин аристократ. Если вы прогуляетесь со мной до штаб-квартиры секции, мы убедим вас, что нас, санкюлотов, не так-то просто одурачить.

– Если вы не покинете немедленно мой дом, я прогуляюсь до штаб-квартиры секции совсем с другой целью, любезный. А теперь убирайтесь. Вон отсюда! У меня нет времени на вас и вам подобных.

– Мне подобных! – Голос офицера сорвался на визг. – Мне подобных! Кто это, проклятый аристократ, мне подобные? Я скажу вам, клянусь Богом! Это те, кто отправляет подобных вам на площадь Революции. Мне известно достаточно, чтобы ваша голова оказалась в корзине. Можете щеголять своими манерами перед Шарло, когда я разделаюсь с вами.

Дверь за его спиной открылась. Андре-Луи, привлеченный этими неистовыми криками, тихо вошел в комнату. Офицер стремительно обернулся на звук. Лицо Андре-Луи было мрачно.

– Вы упомянули зловещее имя, гражданин. Нехорошо говорить так фамильярно о палаче Парижа. Это плохая примета, мой дорогой Бурландо.

– Так и есть. Плохая для вас обоих, клянусь Богом!

– Пустая клятва. Конвент отменил Бога. Но почему вы считаете своим долгом преследовать нас? Мы не причинили вам никакого вреда, а могли бы сделать много добра.

– Добра? Вы сделаете мне добро?! Хотел бы я посмотреть, какое добро вы мне можете сделать.

Андре-Луи сохранял невозмутимость.

– Сочли бы вы добром предложение получить сто луидоров?

Очередное оскорбление замерло на устах санкюлота. Он изумленно разинул рот и уставился на Моро.

– Сто луидоров! – Но тут он опомнился, и его захлестнула ярость: – Ах так! Теперь я понимаю! Вы хотите подкупить меня! Вы думаете, что истинный патриот опустится до взятки. Но я даже за двести луидоров не изменю своему святому долгу.

– Тогда пусть будет триста.

Бурландо парализовало. Голос Андре-Луи сделался вкрадчивым:

– О, это не взятка. Нам известно, сколь тщетна любая попытка подкупить истинного санкюлота вроде вас, Бурландо. Это просто небольшой подарок, маленькое свидетельство того, как мы ценим вашу дружбу, доказательство искренности наших республиканских взглядов, которое должно пресечь все ваши сомнения.

– Прекрасные слова! – прохрипел Бурландо. – Прекрасные слова! Но за что тогда вы платите мне, во имя…

– Мы не платим вам. Позвольте мне объяснить. Мы с гражданином де Бацем – финансисты. Мы занимаемся операциями, суть которых вам будет трудно понять. Аресты и прочие неприятности, какими бы необоснованными подозрениями они ни были вызваны, нам совершенно ни к чему. Нашей свободе и жизни они не угрожают, поскольку на деле мы – истинные патриоты, но они могут подорвать к нам доверие, а это весьма повредило бы нашему делу. Дабы избежать помех, мы готовы поделиться частью прибыли с патриотами, чья искренность не вызывает сомнений. Вам, гражданин Бурландо, как я уже сказал, мы готовы доверить триста луидоров. Распорядитесь ими, как сочтете нужным. Несомненно, при помощи этого пожертвования вы сумеете сделать много добра.

Бурландо переводил взгляд с Моро на де Баца и обратно. Андре-Луи льстиво улыбался. Барон хранил непроницаемое выражение лица. Он не одобрял действий друга, но все же позволил ему поступать по-своему. Муниципальный офицер ответил не сразу. Его двойной подбородок утонул в грязном шейном платке, глаза стали задумчивыми. Он понял, что эти аристократишки, являются они иностранными агентами или нет, могут оказаться настоящими дойными коровами. А когда он высосет мошенников, обескровит их до предела, у него еще будет время исполнить свой долг перед нацией и отправить их к палачу. Поэтому он со спокойной совестью и смачным богохульством изъявил свое согласие.

Де Бац с видимой неохотой вынул из ящика секретера пачку ассигнаций и отсчитал требуемую сумму.

Глаза Бурландо заблестели. Он спрятал деньги в карман и рассмеялся.

– Вот это воистину доказательство патриотизма! Считайте Бурландо своим другом, граждане. А дружба Бурландо, ей-богу, надежная защита в наши тревожные дни.

Только когда он ушел, барон выразил свое несогласие с методами Андре-Луи:

– Чего ради такие траты?

– Траты? Вы ведь не дали ему настоящие?

– Конечно нет. Но и фальшивыми ассигнациями нельзя так разбрасываться. Теперь мы никогда не избавимся от этого негодяя.

– Он тоже так думает. – Андре-Луи улыбнулся. – Подождите здесь, покуда я не вернусь. Я не задержу вас надолго.

Моро взял шляпу и без дальнейших объяснений удалился. Он быстро прошел через террасу Фельянов и сад Тюильри к Цветочному павильону. Там ему сообщили, что Комитет общественной безопасности не заседает, но секретарь у себя в кабинете. Андре-Луи пожелал, чтобы его проводили туда.

Гражданин Сенар, один из наиболее ценных агентов на жалованье у де Баца, был уже знаком с Андре-Луи. Худой, болезненный человек с острым желтоватым лицом и копной преждевременно поседевших волос, которые на расстоянии казались напудренными, мрачно нахмурился при виде посетителя.

– Ах, morbleu! Какая дьявольская неосмотрительность! – пробормотал он себе под нос.

Андре-Луи улыбнулся.

– Не тревожьтесь, Сенар. – И он выложил на стол секретаря свой мандат агента.

– Что это? – Сенар изумленно уставился на документ. – Опять работа Русселя?

– Ну вот! Неужели вы считаете нас такими недотепами? Зачем же совершать подлог, если его так просто обнаружить? Вам следовало бы узнать эти подписи: Амар, Кайо, Севестр. Кроме того, среди ваших бумаг должно быть подтверждение от этого учреждения.

Сенар рассмотрел мандат внимательнее и вернул его владельцу. Выражение лица секретаря стало еще более хмурым.

– Но тогда… Я не понимаю.

– Мой дорогой Сенар, неужто вы никогда не встречали человека, работающего на два лагеря? – Андре-Луи пристально и многозначительно посмотрел на секретаря, который и сам получал деньги от обеих сторон.

– Ясно. То есть я хотел сказать, я в полной темноте. В каком качестве вы явились сюда сейчас?

– В качестве агента комитета, разумеется. Я пришел исполнить свой долг. Сделать одно разоблачение. Муниципальный офицер по имени Бурландо, прикрепленный к секции Лепелетье, берет взятки. Я позволил ему считать меня агентом некой иностранной державы, а он принял от меня деньги и согласился держать язык за зубами.

– Тут требуются доказательства, – заметил Сенар.

– Их нетрудно будет получить. Полчаса назад я заплатил негодяю триста луидоров ассигнациями. Если ваши агенты поторопятся, они найдут деньги у него в кармане. При его доходах он не сумеет объяснить, каким образом смог честно получить такую сумму.

Сенар задумчиво кивнул.

– Представьте доклад в письменном виде, и я немедленно отдам соответствующий приказ.

Через час муниципальный офицер Бурландо в сопровождении двух солдат Национальной гвардии предстал перед председателем своей секции, дабы объясниться по поводу найденных у него трехсот луидоров. Когда бедняга понял, в какую нехитрую западню его заманили, он взревел от ярости как безумный, но ничего не сказал, дабы не быть обвиненным в чем-то худшем. Ему пришлось выслушать прочувствованную речь председателя о гражданской добродетели, о необходимости чистоты в рядах служителей закона и о чудовищности мздоимства, заслуживающего самой суровой кары. Потом несчастного отвели в Бисетр дожидаться суда, который с неизбежностью должен был отправить его на гильотину. Пачку ассигнаций передали Сенару, и Комитет общественной безопасности вернул ее своему агенту Андре-Луи Моро вместе с теплыми словами благодарности за искусное разоблачение негодяя, опорочившего пост, который ему доверила нация.

– Вы по-прежнему думаете, что Бурландо нас еще побеспокоит? – спросил Андре-Луи де Баца.

Барон покачал головой, глядя на него.

– Временами вы меня просто пугаете, Андре.

– К этому я не стремлюсь. Лучше распорядитесь мной так, чтобы я пугал других.

В тот же вечер они взялись за дело. Им предстояло запугать братьев Фрей.