Буканьер издал последний вздох, его тело вздрогнуло в последний раз; искаженное лицо было обращено к голубому небу, напоминавшему гладкий стальной купол; пираты в молчании столпились вокруг него. Издав лишь один-единственный крик – когда капитан рухнул наземь, – эти дикари тут же словно онемели. Хотя жестокость, кровь и убийства были для них не в диковину, смерть главаря глубоко потрясла их окаменевшие души. До сих пор Лич выходил победителем из всех смертельных поединков, поэтому немудрено, что они привыкли считать его непобедимым. И вот он лежит перед ними, в мгновение ока сраженный наповал.

В то же время их терзала тревога: что-то теперь с ними будет? Они молчали до тех пор, пока Бандри, работая локтями, не протиснулся сквозь их ряды, – на сей раз ему это удалось без особых усилий. Через образовавшийся проход за ним последовали Эллис и Холлиуэл.

Де Берни поглядывал на них не без опаски, хотя в глубине души чувствовал, что обстоятельства на его стороне. Повернувшись одним боком к морю, а другим к мангровым зарослям, он заметил на берегу, метрах в двадцати, мисс Присциллу и майора: как зачарованные они с ужасом наблюдали за происходящим. Девушка и вправду была сильно напугана: она, несомненно, догадывалась, какая участь ожидает ее, вздумай пираты посчитаться с ним за смерть капитана.

Но покуда буканьеры стояли как вкопанные. Наверное, они просто не знали, как им теперь быть, и решили во всем положиться на четверых главарей, обступивших де Берни. Француз как раз обращался к Уогану, призывая его в свидетели, когда Бандри грозно спросил его:

– Как это случилось?

– Он сам меня вынудил. Спроси Уогана.

Бандри метнул в Уогана вопросительный взгляд. Нервно моргая, тот ответил так, как и ожидал де Берни:

– Это правда, черт меня побери! Вы же знаете, как беленился капитан при виде Чарли. А нынче утром он сам полез на рожон. Честное слово, он первый бросился на Чарли, хотя тот даже не успел его оскорбить. И если б он, то бишь Чарли, вовремя не отскочил, ему пришел бы каюк – это как пить дать.

Вдохновленный поддержкой Уогана, де Берни лукаво прибавил:

– Да, что сталось бы со всеми нами, повернись все по-другому! Тогда прощай испанское золотишко, волшебные дублончики! Этому псу следовало бы прежде подумать о вас, а то втемяшил себе в башку – пустить мне кровь! Ну и ну! – Он пнул тело капитана ногой. – Вообще-то, он получил по заслугам… Не надо было испытывать наше терпение – ваше и мое.

Мрачный Бандри, не видевший теперь необходимости мстить де Берни, в знак согласия медленно кивнул.

– Я ж его предупреждал. Он всегда был себе на уме и творил что хотел. А теперь вот лежит с перерезанной глоткой… хотя, может, оно и к лучшему.

Буканьеров удовлетворили эти прощальные слова над телом капитана, и они посчитали инцидент исчерпанным.

Хотя де Берни и надеялся, что именно так все и закончится, стоит ему только напомнить пиратам про испанское золото, тем не менее он был готов и к тому, что они попытаются ему отомстить. Однако, к счастью, события приняли совершенно неожиданный для него оборот, и это привело его в некоторую растерянность. Буканьеры недолго горевали над телом своего главаря, – слава богу, с ними был тот, кто приведет их к сокровищам.

Предоставив де Берни возможность спокойно вложить шпагу в ножны, пираты, рассыпавшись мелкими группами по берегу, принялись горячо обсуждать случившееся. Вскоре их оживленные споры нарушились дружным хохотом – и это в то время, когда их капитан, тело которого еще не успело остыть, лежал с остекленевшими глазами у их ног.

Уоган подошел к де Берни, чтобы помочь ему привести себя в порядок, и тихо, чтобы никто не слышал, шепнул ему на ухо:

– Пошли в хижину. Будем выбирать нового капитана– ты должен быть там. – И еще тише прибавил: – И не забудь, ведь я был за тебя, Чарли… Если б не я, гнил бы ты сейчас где-нибудь тут, как последняя падаль.

– Да что ты говоришь! Уж не испанское ли золото тому причиной? Впрочем, если ты рассчитываешь на наследство Лича, что ж, я не стану его у тебя оспаривать, так-то вот. Ступай, я догоню.

Расставшись с ирландцем, француз не спеша направился к трем нашим героям, наблюдавшим за ним во все глаза.

Мисс Присцилла встретила его с выражением ужаса на лице. Но вид у де Берни был спокойный и бесстрастный, будто он только что закончил свое обычное, повседневное дело. Как видно, этот человек и правда был сделан из стали: еще несколько мгновений назад он был всего лишь на волосок от смерти, а теперь держался так невозмутимо, словно ничего серьезного не произошло.

Когда он приблизился к ним, мисс Присцилла заметила его неестественную бледность и возблагодарила Небо за то, что, по крайней мере, сейчас видит перемену в его чувствах, однако истинная причина такой перемены осталась для нее загадкой.

– Надеюсь, вы не очень испугались, – услышала она его приятный, ровный голос. – Мне так не хотелось, чтобы вы присутствовали при этом.

Затем, обращаясь к майору – он стоял с широко раскрытыми глазами и багровым лицом, потерявшим былой лоск, – француз сказал:

– Как видите, наши упражнения пошли на пользу. Я словно чувствовал, что это пригодится мне еще до того, как мы покинем Мальдиту.

– Вы его?.. Он мертв? – пробормотал майор.

– Я привык все дела доводить до конца, майор.

Ответ де Берни прозвучал многозначительно, и мисс Присцилла встревоженно спросила его:

– Вы хотите сказать, что заранее поставили себе цель его убить? Или это произошло случайно?

В голосе девушки француз уловил осуждающие нотки.

Склонив голову, он бессильно сложил вместе руки, словно обращаясь к небу, что выглядело весьма красноречиво, и произнес:

– Это было необходимо. Так или иначе, это случилось бы со дня на день. Оставалось только выждать удобный момент, что было не так-то просто, ведь опасность могла обрушиться в любую минуту, особенно на вас, мисс.

– И только-то? Вы убили его только из-за этого?.. – спросила девушка тихим, слабым голосом.

– Не только из-за этого, – сказал он, – но еще и потому, что моим единственным желанием было стереть его в порошок – за то, что он посмел прикоснуться к вам, да и за то, что он собирался сделать. Да, я убил его из-за вас и ничуть об этом не сожалею.

Мисс Присцилла коснулась его руки. Заметив ее непроизвольный жест, майор нахмурил брови. Однако на него никто не обратил внимания.

– Я так боялась, что вы сделали это только из-за меня… Если б вас не стало…

Голос изменил ей, но она быстро овладела собой и прибавила:

– А потом я испугалась еще больше. Думала, они разорвут вас на куски. До сих пор не пойму… Мне почудилось, что вам грозит страшная опасность…

– Главная опасность впереди, – невозмутимо произнес он.

В это мгновение Пьер, стоявший чуть поодаль, одним прыжком подскочил к ним:

– Господин!

Де Берни повернулся к морю. В кабельтове от входа в бухту друг за другом показались три огромных, величественных красных корабля, они приближались на всех парусах. С моря послышался скрип блоков и снастей. Де Берни напрягся в ожидании.

– Вот она, опасность, – проговорил он.

Столпившись на берегу, ошеломленные буканьеры в зловещем молчании замерли как вкопанные, не сводя глаз с лагуны. Они простояли так секунд шесть, не больше. И вот, когда на мачтах кораблей взвился британский флаг, а сами корабли, перестроившись в боевой порядок, устремились в пролив, ведущий в лагуну, казалось, все черти из преисподней разом выскочили на берег. С дикими воплями и страшными проклятиями толпа пиратов рассыпалась: они заметались по берегу, точно крысы в темном корабельном трюме, ослепленные резким светом.

Когда поднялась паника, лишь некоторые из них точно знали, куда бежать, – они рванули прямиком к лежавшему на борту «Черному лебедю» в надежде найти за ним хоть какое-то укрытие.

Путь к мнимому спасению указал Уоган, и, когда он, опережая всех, бросился к укрытию, Бандри, который стоял не шелохнувшись, обозвал его трусливой свиньей, потому как в глазах моряков, наблюдавших за ними с приближавшихся кораблей, это бегство могло их только разоблачить.

Нет, Бандри не потерял головы, и в конце концов ему удалось остановить панику.

– Чего вы испугались, скоты? – проорал он, напрягая свой слабый голос, и тут же его сорвал. – Чего сдрейфили? Что из того, что они англичане, откуда им знать, кто мы такие? Они видят только наши корабли: один лежит себе на грунте, а другой тихо и мирно стоит на якоре.

Услышав его слова, пираты перестали суетиться и собрались вокруг него.

– Совсем с ума спятили! – продолжал он. – Наверняка они пришли за водой. Откуда им было знать, что мы тут? Разве не ясно – их занесло сюда случайно! Пускай с ними сам Морган – откуда он узнает, что это «Черный лебедь», по килю, что ли? А вот ежели он увидит, как вы тут скачете во главе с размазней Уоганом, тогда уж он точно нас расколет! Поэтому уймитесь, черт бы вас побрал! Пусть себе высаживаются и делают свое дело. А мы поглядим, кто они такие, и тогда решим, как быть дальше.

Его здравые рассуждения понемногу успокоили пиратов, и они стали приходить в себя. Эллис и Холлиуэл, воспрянув духом, уже помогали ему восстанавливать порядок. И буканьеры снова разошлись небольшими группами: одни уселись на песок, другие принялись расхаживать взад и вперед по берегу как ни в чем не бывало; однако продолжалось это недолго – до тех пор, пока они не увидели, как на мощном сорокапушечном флагманском корабле, вошедшем в узкое горло лагуны, засверкали изготовленные к бою орудия.

От подобного зрелища, не сулившего ничего хорошего, пираты опять зароптали. И Бандри вновь пришлось их успокаивать:

– Ну что, трусы, от страха небось все поджилки лопнули? Да? Стоило этой бестии показать клыки, как вы тут же наложили в штаны! Ну и дела! Им просто невдомек, кто мы такие, вот они и ощетинились. Это ж ясно как божий день.

И вдруг, как бы ему в опровержение, от борта флагманского корабля отделилось облачко дыма и вслед за тем прогремел залп; в тот же миг «Кентавр» вздрогнул всем корпусом – с такого короткого расстояния ядро угодило ему прямо в фальшборт и разнесло его на куски.

В это же мгновение со скалы в небо взметнулась бесчисленная стая чаек: потревоженные грохотом птицы, громко крича, принялись беспорядочно кружить над лагуной.

Невзирая на все увещевания Бандри, буканьеры снова ударились в панику.

После второго залпа по «Кентавру», оцепенев от ужаса, они вдруг застыли на месте в ожидании следующего выстрела, от которого захваченный ими корабль уже наверняка пойдет ко дну. Заметив, что «Кентавр» не оказывает ни малейшего сопротивления, неизвестный корабль прекратил пальбу; в наступившей следом за тем зловещей тишине послышался лязг цепей и скрежет лебедок. Корабли бросили якорь в шести кабельтовых от берега.

Все сомнения буканьеров разом рассеялись. Перед ними был враг. Пираты поняли, что оказались в ловушке, которой так боялся Лич, и, охваченные слепой яростью, они стали искать, на ком бы сорвать свой гнев.

Они бросились прямиком к де Берни, слева от которого стояла мисс Присцилла, справа – майор, а чуть поодаль, с выражением тревоги и ужаса на смуглом лице, – Пьер.

Еще ни разу в своей полной опасностей жизни де Берни не переживал столь грозных минут, однако он ожидал такого поворота событий и напряженно думал, как предотвратить нависшую беду. Приблизившись к мисс Присцилле, он дотронулся до ее плеча.

– Вот она, главная опасность, – шепнул он ей. – Будьте мужественны и ничего не бойтесь.

С этими словами он смело шагнул навстречу надвигавшейся толпе, готовой растерзать его на куски. Он держался прямо и гордо, его шляпа с пером сидела чуть набок, левая рука лежала на эфесе шпаги, торчавшей сзади под прямым углом.

С дикими воплями орава пиратов – человек двести – остановилась в нескольких шагах от него. Две сотни озлобленных лиц смотрели на француза; он едва не оглох от обрушившегося на него шквала проклятий и ругательств, к нему тянулись сотни голых крепких ручищ; сотни кулаков сжались перед ним в угрозе; в одной из рук уже сверкнул мачете.

Де Берни стоял перед ними непоколебимый как скала. Его голос, громкий и четкий, словно звук сигнальной трубы, вознесся над беспорядочным ором толпы.

– Что стряслось, жалкие глупцы? – спросил он. – Вы собрались прикончить единственного, кто может вызволить вас из этой переделки?

Постепенно грозный гул перешел в слабое гудение, похожее на глухой рокот уходящего прибоя. Пираты умолкли, чтобы послушать де Берни перед тем, как его прикончить. Француз заметил, что сквозь толпу пробирается Бандри. Протиснувшись наконец вперед, он повернулся лицом к роптавшей ораве.

– Подождите! Сдайте назад! – проорал он. – Всем стоять! Давайте-ка послушаем, что нам хочет сказать Чарли…

И, обращаясь к французу, Бандри спросил:

– Что это за корабли? Узнаешь?

– А ты – нет? Первый – это «Королева Мэри», флагман адмирала Моргана. Все трое из ямайской эскадры. Морган захлопнул нас в ловушке. Сэр Генри Морган. Но он не найдет того, что ищет. Слишком поздно. Ему нужен Том Лич…

Пираты заорали, что Моргану нужны они все! Что ждет их, когда они попадут к нему в руки?

– Я знаю, что ждет лично меня, – ответил он с горькой усмешкой. – Чтобы это знать, не надо быть провидцем. Если вы желаете перерезать мне глотку, лишив Моргана удовольствия вздернуть меня на рее, что ж, прошу покорно: смерть от ваших рук мне больше подходит.

После таких слов пираты разом примолкли. Какая бы участь их ни ожидала, а судьба бывшего адъютанта Моргана, который покинул своего адмирала и снюхался с ними, была яснее ясного.

Но тут вперед продрался Уоган в сопровождении двух-трех дюжих молодцов; убежденные, что именно де Берни заманил их в ловушку, они намеревались прикончить его прямо на месте. Если уж им всем суждено отправиться на тот свет, пускай француз, по крайней мере, будет первым.

Приняв развязную позу, Уоган принялся потрясать кулаками и сыпать угрозами:

– И вы поверили его болтовне? Если мы оказались в дерьме, то только по вине Чарли Великолепного. Это он заманил нас сюда. Это из-за него мы оказались в западне, все равно как крысы в мышеловке; теперь мы все в лапах у Моргана.

Он гневно взмахнул рукой, едва не угодив французу по лицу.

– Чарли – предатель! Пускай же он поплатится за это своей шкурой!

Пока пираты еще не успели осознать суть гневных изобличений, высказанных ирландцем, де Берни ответил ему с таким видом и таким голосом, что они так и остолбенели:

– Сам, значит, наломал дров, а меня хочешь сделать козлом отпущения, так, что ли, дурак ты набитый?

Огорошенный его словами, Уоган, к всеобщему изумлению, лишился дара речи. Вслед за тем, не давая ему опомниться, француз, воодушевленный его смятением, изобразил на лице крайнее возмущение и принялся добивать ирландца:

– Если, как ты говоришь, нас и загнали в ловушку, произошло это по твоей вине, Уоган, и по вине этого мерзавца Лича. Если б хоть у одного из вас башка варила как надо, он приказал бы перенести все пушки вон на ту скалу, и тогда мы смогли бы оказать Моргану действительно теплый прием. Если б вы с Личем вовремя подумали об этом, Морган с его кораблями да пушками был бы нам нипочем.

Француз снова остановился, однако теперь он уже не боялся, что ему не дадут договорить до конца. Он знал: еще какое-то время его слова будут держать пиратов в напряжении. Он говорил правду, и эта правда колола им глаза. Они все до одного чувствовали силу его обвинения и ждали объяснений; таким образом, из обвиняемого он неожиданно превратился в обвинителя.

– Черт возьми! Ты тут, кажется, что-то блеял насчет моей вины? Ого! Но здесь дураков нет. У этих ребят есть голова на плечах. Честное слово, ну какие вы с Личем командиры – просто курам на смех! Вы всегда вели себя как салаги – и на море, и на суше! Доказательства? Ловушка, куда мы угодили… И ты еще говоришь, что я предатель! Да, я уговорил Лича зайти сюда на ремонт, потому что во всем Карибском море лучшего места для этого не сыскать. Но разве я говорил ему, что не нужно принимать меры предосторожности – на всякий случай? Разве я советовал ему бросить все пушки на берегу, как ненужное барахло?

И француз указал пальцем туда, куда в первый же день свезли все пушки «Черного лебедя». Затем, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, он продолжил:

– Кто вам сказал, что я ни о чем его не предупреждал? Неужели вы думаете, я не советовал ему возвести на скале укрепления и перенести туда пушки, чтоб охранять вход в лагуну? У нас шестьдесят орудий. И с ними нам была бы не страшна и вся ямайская эскадра. Пускай бы попробовали они сунуться в проход – тут же пошли бы ко дну. А как он отнесся к моему совету?

Однако де Берни не успел больше вымолвить ни слова, потому что Уоган, которого трясло от злобы, тут же оборвал его:

– Он врет! Не слушайте его! Ничего такого он ему не советовал. Он врет!

– Неужели? – бросил де Берни, гневно усмехнувшись. – Ладно, пусть я не предупреждал его и не говорил, что пушки следует перенести на скалу…

Тут он вдруг повысил голос:

– Но честное слово, тогда из какого дерева выдолблены ваши головы, твоя и Лича, коли вы сами до этого не додумались? Он же был капитаном, а ты, Уоган, его старпомом. И вы оба в ответе за жизнь ваших людей. Почему ни ты, ни он не подумали о том, как защитить бухту? Кто дал тебе право перекладывать свою вину на плечи другого? Лич мертв – он уже ничего не скажет. Вот они, твои люди, и все они из-за твоей дурацкой беспомощности оказались в мышеловке – по твоим же собственным словам. Они требуют от тебя ответа. Так что давай, отвечай им! Отвечай же!

Из глоток буканьеров, которых обвинение, брошенное французом, мгновенно ввергло в ярость, вырвалось глухое рычание:

– Отвечай! Отвечай!

– Пресвятая Дева! – заорал Уоган, вдруг испугавшись, что по милости коварного француза на его голову вот-вот обрушится гроза. – Что вы слушаете этого брехуна! Разве вы никогда не слыхали, на какие проделки способен Чарли Великолепный? Неужели вы позволите этой прожженной шельме дурачить вас и дальше? Говорю вам, он…

– Лучше скажи, почему ты не поднял пушки на скалу? – крикнул ему кто-то.

– Да, скажи, сучий сын! – проорал другой пират, а вслед за ним завопили и все остальные: – Отвечай! Отвечай!

Бледный как смерть, дрожа от страха, Уоган чувствовал, что его сейчас начнут рвать на части. Де Берни, прикрывавшийся им как щитом, теперь не испытывал к нему ничего, кроме презрения. Сделав шаг вперед, он попросил тишины.

– Оставьте этого безмозглого кретина! В конце концов, даже если мы найдем виноватого – какой в этом прок! Давайте-ка лучше помозгуем, как выбраться из западни.

Пираты, все как один, замерли в ожидании. Де Берни заметил Холлиуэла, уставившегося на него своей жирной рожей, и Эллиса, который было рванулся к нему. Но тут раздался сухой и резкий голос Бандри:

– И то правда! Здесь есть над чем подумать!

– Смелей, Бандри! Еще рано рвать на себе волосы.

– Смелость здесь ни при чем – мне ее не занимать. И башка у меня, слава богу, покамест на месте.

– Можно иметь и то и другое и вместе с тем не иметь воображения, – сказал де Берни.

– Если ты нас выручишь, Чарли, – воскликнул Холлиуэл, – мы пойдем за тобой хоть в ад!

По рядам буканьеров прокатился возглас одобрения – всем хотелось поддержать де Берни, который стоял, в раздумье нахмурив брови. Потом он так же задумчиво улыбнулся и сказал:

– Думаю, вряд ли Чарли Великолепному еще будет суждено командовать буканьерами, какая бы участь вас ни ждала.

И вдруг, оживившись, он прибавил:

– Ладно, чем черт не шутит, может, и мне удастся спасти свою шкуру вместе с вашими, – кажется, я знаю, что нужно делать…

Тут по толпе буканьеров прокатился невнятный гул, похожий на рокот огромной волны, разбившейся о скалу. Пираты стояли, недоверчиво разинув рты. Но не успели стихнуть их голоса, как вдруг с флагманского корабля прогремел новый залп. Подскочив на месте, все опять посмотрели в сторону моря.

Залп пришелся им поверх голов – чтобы привлечь их внимание. Ядро выкорчевало несколько пальм метрах в двадцати от того места, где они стояли. Вслед за тем пираты увидели, как на корабле стали поднимать и опускать сигнальный флажок. Не отрывая глаз от флажка, де Берни спокойно размышлял.

– Они хотят, чтоб мы направили к ним шлюпку, – проговорил он.

Пираты, все до единого, смотрели на него преданными глазами. Отныне командование принял француз – что ж, это было вполне естественно.

– Надо подчиниться, иначе они покрошат нас в мелкий винегрет. Пусть несколько человек спустят на воду большую шлюпку. Ты старший, Холлиуэл.

– Чего? Ты хочешь меня отправить к ним? – в ужасе запротестовал Холлиуэл.

– Да нет же, поставь только шлюпку на воду, и все. Сделаем вид, что подчинились. Тогда они прекратят огонь. Ну давай, пошевеливайся!

Холлиуэл выбрал человек шесть-восемь, и они неохотно отправились выполнять приказ француза, хотя сейчас им очень хотелось бы остаться и узнать, что придумал де Берни и как он собирается сотворить обещанное чудо.

Обращаясь главным образом к Бандри, француз громким голосом, чтобы всем, однако, было слышно, сказал:

– Есть одна вещь, которую Морган желает получить больше всего на свете, причем за любую цену. За ней он и примчался сюда; за нее-то он и обещал пять сотен ливров – дар от имени английской короны. Но я неплохо его знаю – за эту вещицу, о которой он так давно мечтает, он готов заплатить еще больше, гораздо больше. Может, нам удастся заключить с ним сделку. Может, эта единственная вещь станет залогом нашей жизни и свободы. К счастью, мы сможем дать ему эту драгоценную вещицу – голову Тома Лича.

От этих слов у Бандри перехватило дыхание. Хорошо понимая их суть, он насторожился. Остальные же пираты, напротив, обрадовались. Узрев впереди надежду, они оживились, кое-кто даже захохотал. Подарить труп своего капитана Моргану – вот так сделка, хоть и до нелепости смешная, зато выгодная!

Но тут вперед вышел Эллис.

– Хорошо, – сказал он, – пусть будет так. А кто будет вести переговоры? Неужели ты думаешь, кому-то из нас удастся вырваться из грязных лап Моргана целым и невредимым? Я давно его знаю, этого старого паршивого волка. Если кто из нас сунется к нему – пиши пропало! Морган вздернет его на рее повыше, чтоб всем было видать, а после потребует еще и голову Тома. Если вообще согласится на сделку…

– Он ни за что не согласится, – вдруг твердо заметил Бандри. – С какой стати ему соглашаться? Мы все у него в руках. Этот матерый волк потребует, чтоб мы сдались без всяких оговорок. Тебе следовало бы это знать, Чарли… – И непримиримым голосом он добавил: – Ты, видать, совсем рехнулся, если вообразил такое. Да и мы хороши – стоим тут, уши поразвесили!

Де Берни вздрогнул, но в мгновение ока овладел собой.

– Думаешь, он держит нас мертвой хваткой? А что, если мы укроемся в зарослях? Неужели он осмелится высадить своих людей и пустить по нашим следам? Неужто он не боится засады? Представляешь, сколько времени потребуется ему, чтобы заморить нас голодом?

Он почувствовал, как по рядам буканьеров прокатился возглас надежды, которую Бандри чуть было не погасил.

– Наверно, я и впрямь предлагаю вам пойти на отчаянный шаг. Может, вы правы, и Морган отвергнет наше предложение. Но давайте, по крайней мере, поглядим, как он к нему отнесется… Вспомните, он жаждет получить голову Тома Лича, причем любой ценой. Знайте, ему самому несдобровать, если он не поймает Тома Лича, – английские власти ему этого не простят.

Буканьеры одобрительно закричали, и Бандри, признав себя побежденным, только пожал плечами:

– Ладно! Но Эллис прав. Кто отправится к нему? Кто из нас отважится сунуться в руки Моргана? Может, Уоган? В конце концов, почему бы и нет? Если мы оказались в дерьме, то только по его с Личем милости…

– Я? – завопил Уоган. – Чтоб тебе провалиться, старый боров! Ты виноват не меньше моего!

Тут в разговор вмешался де Берни:

– Минуточку! Минуточку!

Сделав пол-оборота и посмотрев на мисс Присциллу, которая стояла чуть в стороне, опершись на покровительственную руку майора, и, наверное, думала, что все происходящее – страшный сон, ужаснейший кошмар, какой ей вряд ли когда-либо доводилось видеть.

– Вот моя жена, – сказал он. – Морган никогда не воевал с женщинами, даже когда еще не был губернатором Ямайки. С женщинами он обходится совсем по-другому, не то что с нами, буканьерами. И моей жене нечего опасаться, попади она к нему в руки. Вместе с нею отправятся ее брат и мой слуга Пьер – этого будет вполне достаточно, чтобы перевезти ее через лагуну. Вот вам и решение вопроса. Она и предложит Моргану сделку: нашу жизнь и свободу и возможность беспрепятственно уйти отсюда на наших кораблях в обмен на голову Тома Лича.

– А почем ты знаешь, что он согласится? – спросил Бандри, буравя суровым взглядом бесстрастное лицо француза.

– Почем знаю? – подхватил его вопрос де Берни. – Он думает, что Лич – наша голова и сердце. Он убежден, что без Лича мы бессильны. Кроме того, как я уже говорил, он боится, что английские власти его самого прижмут к ногтю, если он не заявит, притом в самое ближайшее время, что с Томом Личем покончено раз и навсегда.

Часть пиратов все еще роптала. Эллис и Бандри тоже продолжали спорить. Но в конце концов все пришли к единому мнению и поручили де Берни заняться осуществлением его плана, который, быть может, и правда принесет им спасение.