В башне Беверелио Кастель-Нуово, в том самом зале Ангелов, где год назад совет, возглавляемый Монкадой, принял злосчастное решение о нападении на Амальфи, стройный худощавый принц Оранский и плотный смуглый дон Алваро слушали полный доклад Просперо о событиях на Джербе. Это происходило наутро после его прибытия. Ночные раздумья привели его к мысли, что иначе поступить нельзя, хотя это и может привести к нежелательным для него последствиям. Джанна энергично поддержала Просперо. Она опасалась, что, если правда выплывет наружу иным путем, он будет навеки обесчещен. Слушатели отнеслись к рассказу по-разному. Дон Алваро, склонный все воспринимать с юмором и не расположенный к Дориа, явно веселился, слушая, как адмирал остался в дураках. Принц же был потрясен.

– Вы сами рассказали об этом, но мне все равно трудно поверить, – суровым тоном произнес он. – Помочь этому безбожнику, терзающему христиан, указать этому негодяю путь к бегству, чтобы он продолжал разорять наше побережье! Полно, синьор, это звучит невероятно даже из ваших собственных уст!

– Но только до тех пор, пока вы не осознаете ту опасность, которой я подвергался, – сказал Просперо.

– Опасность… Ну что ж, в таком случае я должен сделать из вашего рассказа вывод, что вы – трус!

– Ah! Рог Dios! – пробормотал Алваро и в смятении всплеснул руками.

Просперо склонил голову.

– Так и объясните его величеству.

– Ничего я не могу объяснять! – вскричал принц. – Ведь вы не трус!

– Об этом все знают! – добавил дон Алваро, и это было чистейшей правдой. – Даже не будь Гойалатты, где вы спасли Дориа, не будь Прочиды, то все равно остается Шершел, где Дориа оставил вас расплачиваться за вашу же храбрость. Бросьте, дон Просперо! Признайтесь его высочеству, что хотели свести у Джербы счеты с Дориа!

Принц не стал дожидаться признания.

– О! Теперь я понимаю! – воскликнул он. – Это все та же старая вражда между вашими семействами. Так, значит, несмотря на ложное перемирие, она все еще продолжается! Значит, вы лишь притворялись, а теперь решили отплатить, забыв обо всех, кем жертвуете ради удовлетворения своей жажды мести? Вам безразлично, что вы предали дело христианства и перечеркнули самые сокровенные мечты императора. Это так, мессир Просперо?

Просперо покачал головой:

– Не так. Я должен признать, что прикован к этой вражде, как Иксион к своему колесу. Воспользуйся я сложившимися обстоятельствами для мщения, кто мог бы меня обвинить, зная, в чем тут дело? Как уже сказал дон Алваро, был Шершел, а затем и многое другое. Весть о том, что я выжил, канула вместе с посыльным, который должен был забрать выкуп за мое освобождение. Это было подстроено, чтобы сгноить меня в мусульманском плену. Но и это не все. Надо было спасать от Драгута монну Джанну. Корсар, разумеется, тоже хотел поквитаться с Дориа, и родство моей невесты с этим семейством сделало ее вдвойне для него желанной. Она была предназначена для гарема Драгута. Ее выкуп составлял ту же сумму, которую я когда-то потребовал за освобождение этого пирата. – И он с горечью добавил: – У меня не хватило смелости оставить ее в его власти. Требовать этого от меня значило бы требовать чего-то сверхчеловеческого.

Глубоко тронутый, дон Алваро воскликнул:

– Черт возьми, да одного этого достаточно, чтобы оправдать вас!

Однако учтивое лицо принца Оранского оставалось непроницаемым. Он немного поерзал и вздохнул.

– Короче говоря, ваша вражда привела к желанному для вас исходу: вы ведь погубили Дориа. Обесчещенный, презираемый, он уже никогда не оправится от этого удара. Вместе с поспешным заявлением адмирала о его триумфе император получит мои донесения о разорении Драгутом Корсики. Так что Дориа предстанет в облике самонадеянного, тщеславного хвастуна и император, несомненно, его низложит. – И он мрачно добавил: – Так что вы победили, синьор Просперо, победили в этой затянувшейся ужасной дуэли.

– Я понял. Но вы, ваше высочество, никак не поймете, что все это произошло случайно и не готовилось заранее. Я отнюдь не стремился погубить Андреа Дориа.

– Но вы не станете притворяться, что вам его жаль?

Просперо протестующе взмахнул рукой.

– На моем месте только святой мог бы сожалеть. Я не святой. Случай, о котором я рассказал, – это проявление высшей справедливости, коей было угодно разрушить убийственные замыслы Дориа.

Принц ударил кулаком по столу.

– Черт бы побрал все эти кланы и распри! Смотрите, к чему это привело: разрушена сотня корсиканских домов; убийства, насилие! Захват в рабство несчастных людей! Вы говорите, высшая справедливость? Нет, это плоды вашей вражды. Самое время насладиться ими, не так ли?

– Меня все это отнюдь не радует. Но не в этом дело. Вы узнали о том, что я сделал и почему. Вражда здесь ни при чем. Сам себя я оправдываю, но не смею надеяться на снисходительность вашего высочества. Я в ваших руках.

Принц мрачно посмотрел на него.

– Над этим надо серьезно подумать, – сказал он и отпустил Просперо.

Однако менее чем через час его опять пригласили в тот же зал, где находились вице-король, дон Алваро и еще один незнакомый человек, крепкий и коренастый. Это был французский капитан, только что прибывший в Неаполь. Он рассказывал о том, что два дня назад заметил примерно в сотне миль от берега Сардинии большую флотилию галер, по его мнению пиратских. Галеры направлялись на запад.

Его доклад потряс вице-короля. Он сразу решил, что это флот Драгута, направляющегося к Неаполю.

Дон Алваро непрестанно чертыхался. Принц совсем пал духом: он представил себе гнев императора, когда ему доложат о появлении на пороге империи разбитого, как считалось до сих пор, пирата.

Когда гнев дона Алваро и принца наконец иссяк, Просперо невозмутимо предложил практическое решение:

– Куда бы Драгут ни направлялся, мы должны успеть дать ему сражение, прежде чем он отобьет африканское побережье.

Вице-король, бледный и раздраженный, вышагивал по комнате. Он обернулся к Просперо.

– Какими силами прикажете это сделать? Ведь Дориа находится возле Джербы. Чтобы добраться до него, потребуется неделя. И неделя на возвращение. Драгут все прекрасно рассчитал. Иначе он никогда не отважился бы на такой риск.

Вице-король бросил на Просперо испепеляющий взгляд.

– Теперь вы видите, что натворили?

– Теперь, – ответил Просперо, – я думаю о том, что мы в силах предпринять.

– А что вы можете сделать?

– Я либо кто-то другой, если мне больше не доверяют.

– Что можно сделать, имея так мало сил? – Принц в раздражении повернулся к капитану. – Сколько галер в эскадре корсара?

– Всего мы насчитали двадцать семь судов, ваше высочество. Из них двадцать два принадлежат султану.

Его высочество вновь обратился к Просперо:

– Бог ты мой! Вы слышите? А что у нас? Тринадцать кораблей. Я включаю сюда и три галеры, полученные от его святейшества. На что нам надеяться? Нас ждет неминуемое поражение!

– Даже и в этом случае, – спокойно произнес Просперо, – мы можем достаточно потрепать Драгута, чтобы лишить его возможности продолжать разбой, а это уже немало.

Дон Алваро шумно вздохнул. Принц сделал шаг назад, глядя на Просперо едва ли не со страхом.

– Вы хотите сознательно пожертвовать неаполитанской эскадрой?

– Почему бы и нет, если потребуется? Мы пожертвуем частью ради сохранения целого. При крайних обстоятельствах я считаю такую стратегию вполне разумной.

– Да, – медленно произнес его высочество, проникаясь этой мыслью, – это мне понятно. Но… – Он запнулся и вновь зашагал из угла в угол. Затем отпустил капитана и продолжал, когда за ним закрылась дверь: – Но даже если я и соглашусь пожертвовать эскадрой, кто будет ею командовать? Кого я пошлю на верную смерть?

– Гибели можно избежать, – возразил Просперо.

Алваро согласился:

– Да, vive el Cielo! Существует же удача! В бою случаются самые невероятные вещи!

Просперо поднялся на ноги.

– Если я попрошу вас отдать эскадру под мое командование, развеет это ваши сомнения?

Острый взгляд ясных глаз принца не лишил Просперо ни спокойствия, ни решимости.

– Вы самоуверенны, дон Просперо!

– Скажем лучше – я сознаю, что от меня требуется. Ваше высочество уже говорили, что все эти несчастья – итог моих действий на Джербе. И я считаю себя обязанным сделать все, что в моих силах, чтобы исправить положение.

Принц опустил голову; тень легла на его чело. Он вновь уселся в кресло у стола и принялся задумчиво поглаживать подбородок. Просперо и Алваро молча ждали его решения. Наконец принц обратился к Карбахалу:

– Что скажете, дон Алваро? В конце концов, сейчас вы капитан неаполитанской эскадры и все корабли находятся под вашим началом.

Алваро был склонен к большей щедрости.

– Едва ли, поскольку вернулся дон Просперо. Половина галер принадлежит ему. Он рискует своей собственностью. Но вот что я вам скажу: если ваше высочество позволит, я с радостью пойду вместе с доном Просперо!

– И вы тоже? – спросил принц.

Алваро улыбнулся и развел руками.

– Это большая честь для меня, даже если нам суждено быть разбитыми. Я буду горд служить вместе с доном Просперо.

– Вы окажете мне честь, сражаясь рядом со мной и помогая мне советом, – сказал Просперо.

Принц проговорил недовольным тоном, переводя взгляд с одного на другого:

– Все это очень мило и благородно. Да! – Ему явно было не по себе из-за собственной нерешительности. – Но не слишком ли много вы на себе берете? Мне нужно время, чтобы принять решение.

– Повинуемся, ваше высочество. Однако позвольте напомнить вам, что времени на раздумья нет, – ответил Алваро. – Сейчас надо спешить, как никогда. Пока мы судим да рядим, Драгут действует. Надо отплывать уже сегодня.

Просперо энергично поддержал его, и совместными усилиями им удалось вынудить вице-короля согласиться. Добившись своего, они тут же начали готовиться к отплытию.

Весь день шли лихорадочные приготовления, от которых сотрясались причалы Неаполя. Тем же вечером при полном штиле флот отправился в путь, взяв курс на северо-запад, на пролив Бонифачо.

Монна Джанна осталась под покровительством принца Оранского и его сестры, графини Нассау-Шалон. Принимая во внимание сложность положения, в котором оказалась девушка, благородный принц и его добрая сестра относились к ней с подчеркнутым вниманием. Ее поселили в крепости Анжевин по соседству с принцессой, в тех самых покоях, где когда-то жил дель Васто, и Джанна наслаждалась роскошью, достойной королевского наместника.

Просперо рассказал Джанне об отчаянном предприятии, которое ему поручили возглавить. Ее опасения, вынудившие Джанну заставить Просперо откровенно рассказать о событиях на Джербе, уступили место самому настоящему ужасу, который она с трудом скрыла под напускным спокойствием.

– Это очень опасно, – сказала она.

– Мне некуда деваться. Я знаю, что обязан это сделать.

Джанна покачала головой.

– Ничего подобного раньше не случалось. Мне уже рассказали о мощи флота Драгута. Силы столь неравны, что я не отпустила бы вас, если бы смогла. Но не могу. В вашем положении придется на это решиться. – Затем, сбросив маску рассудительного спокойствия, Джанна с жаром добавила: – Вот до чего довело вас это злосчастное стремление к мести! Как и обещали, вы попираете стопой поверженного синьора Дориа. Но как ужасна ваша собственная расплата за это!

Он ответил ей так же, как принцу Оранскому:

– Адмирал обязан своим поражением несчастному случаю, а не моему злому умыслу!

– Но вы могли бы начать все сызнова, Просперо! Могли бы, если б не боялись тяжких последствий для себя!

Он задумался.

– Легко сказать… Но вы правы: ради нашего с вами счастья я должен примириться с Дориа, если это будет в моих силах.

– Слишком поздно, любимый, – сказала она, сокрушаясь. – Вы не сможете сделать больше, чем делаете сейчас. Я не в силах вас удержать, хотя, скорее всего, потеряю вас. Ваш поступок – единственный способ свести на нет последствия этой проклятой распри!

Он вздохнул.

– Спасение будет зависеть от того, насколько мне удастся исправить положение. Придется сделать очень многое, чтобы восстановить свое доброе имя, иначе я потеряю не только честь, но и нечто большее.

– Что именно?

– Вас, моя Джанна.

Она пренебрежительно усмехнулась.

– Неужели вы думаете, что меня волнует мнение света? В моих глазах, Просперо, вы никогда не будете обесчещены. Что бы ни случилось, я стану вашей, как только вы этого пожелаете.

Он привлек ее к себе.

– Смелое сердце! Я хочу, чтобы вы стали моей, когда я очищу свое имя от позора. Я ставлю на карту все, что имею, и все, что собой представляю, дабы победить и завоевать вас!

– Но если вы не…

– Если нет… – Он умолк, нежно улыбнувшись ее широко раскрытым глазам. – Не будем говорить об этом. Если я потерплю поражение, имея столько шансов на успех, значит я недостоин вас.

Слова Просперо не обманули Джанну. Она поняла, что значит «поставить все». Это значило, что он не переживет поражения. Глаза женщины наполнились слезами; она подумала, что, возможно, видит его в последний раз.

– Просперо, я никогда не могла бы гордиться вами больше, чем сейчас. Я буду молиться, не поднимаясь с колен, до тех пор, пока вновь не увижу вас.

– Любимая! Это станет мне лучшей защитой. Верьте в мою судьбу, а я буду полагаться на ваши молитвы.

Он привлек ее к себе в прощальном объятии и почти беспечным тоном уверил, что скоро вернется.