8

Гвион, дворецкий, оказался плотненьким приземистым мужичком с добродушным лицом. В том сне наяву, который пригрезился Ривену в Бичфилде, Гвион был одиноким трактирщиком, — держал постоялый двор. Второстепенный персонаж одной из ривеновых книг. В этом же мире, однако, у него была жена, Игельда, властная женщина с бронзовой кожей, копной медных волос, которые она закручивала на затылке, и дородной фигурой матроны. Она лишь один раз снисходительно взглянула на Ривена, уперев руки в бока, — тот почувствовал себя точно школьник, уличенный в проделке, — и поручила супругу проводить Ривена в самую тихую комнату, потому что «у бедняги такой вид, будто он сейчас грохнется на пол». Гвион молча повиновался, застенчиво улыбаясь, — точно так же он улыбался и в той давешней грезе. По пути в комнату Ривен, не стесняясь, разглядывал дворецкого почти так же пристально, как все здесь пялились на него.

Ему предоставили небольшую комнату для гостей на первом этаже, выходящую окнами на север. Каменные стены ее были обшиты деревянными панелями. Кровать застелена ярким покрывалом, на столе не было свободного места: лохань с теплой водой, большой кувшин пива и кружка, тарелка со свежими фруктами. На покрывале лежала смена одежды. После ночей, проведенных в горах под открытым небом, непритязательное убранство комнаты показалось Ривену роскошным.

Он налил себе пива и встал у окна, глядя на Круг и на Дол за ним. Закат оставил на небе лишь оранжевый елец; в комнате становилось сумрачно. Предполагалось, вероятно, что он должен лечь спать вместе с солнцем, рассеянно подумал Ривен, как вдруг в дверь постучали, и в комнату вошел Гвион с двумя деревянными подсвечниками и несколькими восковыми свечами.

— Закрутился за день, так едва не запамятовал, — проговорил он скороговоркой. — Прошу прощения. Куда это годится? Чтобы гости сидели в потемках. Что ж вы о нас-то подумаете?! — Он расставил свечи в канделябры, достал кремень с кресалом и какую-то железную коробочку. — Ну вот. — Он покосился на Ривена, который угрюмо потягивал пиво. — Еще что-нибудь нужно вам, сударь? Я, признаюсь, немного растерян: не знаю, что может понадобиться иноземному рыцарю.

Ривен невольно улыбнулся.

— Да нет, больше ничего не нужно. Все хорошо. Лучше и быть не могло.

— Ну, рад стараться, — сказал Гвион, явно польщенный. — Доброй вам ночи, сударь.

С тем он и ушел. Ривен продолжал улыбаться, глядя на свет, что начал уже зажигаться в окнах Дола, — точки, сверкающие в темноте, словно самоцветы во тьме штольни. В комнате сгустился сумрак. Ривен налил себе еще пива. Что ему сейчас нужно, — так это помыться как следует и сменить носки, но теперь, когда все это доступно, можно было и потянуть время. Слишком о многом ему надо было подумать, — мысли неслись в голове, точно песчинки в суматошном потоке, — и Ривену хотелось сначала разобраться хотя бы с какой-то частью возникших вопросов.

Он прикончил очередную кружку, убедился, что в кувшине еще есть пиво, потом разделся. Его ноги невыносимо устали и просили ухода. Но Ривен тянул — был рад занять себя переживанием только физической боли, приятным ощущением пива в желудке, предвкушением мягкой постели. Ему хотелось отключиться на время, вообще ни о чем не думать, наблюдая, как темнота наполняет комнату.

Вода в лохани успела остыть и была едва теплой, но Ривен все равно с удовольствием поплескался в ней и оттер себя с головы до ног. Потом, то и дело откидывая со лба мокрые волосы, чтобы не лезли в глаза, рассмотрел одежду, которую оставили для него на кровати. Было у Ривена подозрение, что это одежда Байклина, — у них со Смуглым почти одинаковые фигуры. Брюки, вроде бы из замши, льняная рубаха без воротника и с широченными рукавами. Он оделся и решил зажечь свечи. В жестяной коробочке он обнаружил обрезки лоскутков, судя по слабому запаху — пропитанные каким-то горючим веществом, и осторожно высек кремнем искру. Лоскуток загорелся мгновенно, Ривен зажег свечу и, погасив лоскуток, закрыл крышку коробки.

Мир вокруг снова стал видимым: комната, озаренная светом свечи, и он сам. Ривен зажег три свечи, расставил их по разным концам комнаты и улегся, не забыв пододвинуть поближе к себе кувшин с пивом.

Свечи не успели сгореть и на дюйм, когда его дрему нарушил стук в дверь. Ривен вздрогнул, пробудившись, вскочил с постели и распахнул дверь. На пороге стояли, сжимая бутылки и стаканы, Мертах с Ратаганом.

— Мы тут подумали и решили, что просто не можем оставить тебя одного в твою первую ночь в Рориме Раларта, — сказал Мертах, когда Ривен посторонился, впуская их. Флейта с Барабаном бесшумно проскользнули следом за Мертахом и улеглись на полу у входа.

— Мы пришли не с пустыми руками, — добавил Ратаган. Лицо его покрывал нездоровый румянец, а сам он тяжело опирался на палку, но глаза его так и сияли.

Бутылки и стаканы были водворены на стол, и Мертах без лишних слов принялся открывать вино.

— Пусть великие мира сего там у себя обсуждают дела большой важности, — сказал он, — у нас есть чем заняться, попробовать, например, дринанского двадцатилетней выдержки, пропажу которого Гвион, может быть, и не заметит. — Наконец пробка выскочила, и Мертах, понюхав горлышко бутылки, зажмурил глаза. — Нектар. — Он наполнил три стакана густой красной жидкостью, переливающейся, будто рубин, в свете свечей.

— Кое-кто полагает, что вину нужно дать подышать, — сказал он, беря стакан. — Но по мне, оно, бедное, и так ждало достаточно долго и заслужило того, чтобы мы без промедления оценили его. За огонь в твоих чреслах! И чтобы он никогда не обжег тебе пальцы. — Он отпил вина.

Ривен последовал его примеру. Сладкое, с фруктовым привкусом, но очень крепкое, вино обожгло ему горло. Свечи, казалось, вспыхнули ярче.

— Ну, Майкл Ривен, — проговорил Мертах, вдруг посерьезнев, — как тебе нравится Рорим Раларта… и вообще Мингниш?

— Вопрос так вопрос, — Ривен отпил еще вина. Он вовсе не был уверен, что ему сейчас хочется обсуждать с Мертахом эту тему, но Изменяющий Облик не стал дожидаться ответа. Наклонившись немного вперед и упершись локтями в колени, Мертах заговорил сам:

— Когда я был в вашем мире, я увидел твои книги, выставленные в окне магазина. Я их купил. И прочел… Оказавшись у вас, наши люди легко могут читать письмена вашего мира… Я был потрясен. Я испугался, мистер Ривен, потому что я был в этих книгах. И Ратаган, и Байклин, и Варбутт, и сам Рорим Раларта. И знаешь… Ты помнишь, о чем там написано, в твоих книгах?

Ривен старался не встречаться с ним взглядом.

— Помню.

Мертах кивнул. — Ну, конечно, ты помнишь. Ты — Сказитель, и ты их создал, все эти истории.

— И о чем же истории? — без церемоний спросил Ратаган. В его голосе явственно слышалось нетерпение.

Мертах улыбнулся.

— Это летопись истории нашего края: нашествия, войны, интриги, сражения и споры… вплоть до самой Большой зимы. Все основное действие там происходит зимой, зима губит землю, гонит зверей из горных убежищ в долины. Трое героев отправляются в странствие, дабы исполнить свой подвиг и спасти погибающий мир. Они идут на север, в темную пасть пурги.

— И что? — в нетерпении перебил его Ратаган.

— И ничего, мой пивной бочонок. История не закончена. Еще должна быть третья книга, повествующая о спасении — или крушении, надо думать, — мира. — Мертах на мгновение умолк, и на лице его появилась какая-то дьявольская усмешка. — Мы и есть эта троица. Ратаган, Байклин и я.

Ратаган так и застыл, не донеся свой стакан до рта. Потом поглядел на Ривена:

— Понятно.

Ривен залпом осушил свой стакан, — вино тут же ударило в голову, — но он все равно протянул стакан Ратагану, и тот наполнил его по-новой. Лицо великана выражало тревогу, однако больше он ничего не сказал.

— Итак, — продолжал Мертах, — теперь ты, наверное, понял уже, почему и зачем мы притащили тебя в Мингниш, Майкл Ривен. Мы должны выяснить, как твои книги связаны с этой землей. Там, в Зале приемов, ты говорил, что ты создал всех нас. Может быть, это и правда.

— Сумасшедший дом, — огрызнулся Ривен.

Мертах лишь на мгновение задержал на нем взгляд.

— Ты сидишь здесь и пьешь вино в компании людей, которых всегда считал плодом своего воображения. В мире, который по законам вашего мира просто не может существовать. По-моему, такими словами, как «сумасшедший дом», здесь не отделаться. — Мертах вновь улыбнулся, но только губами: глаза его были серьезны.

— Я согласен с Байклином в том, что поворотным моментом явилась гибель твоей жены. Смерть ее вызвала в Мингнише те изменения к худшему, которые происходят в твоей истории. Ее смерть открыла ту первую Дверь, разорвав ткань пространства между вашим миром и нашим.

— А до этого? — спросил Ривен. — Ваша история?

— Точно такая, как ты описал, — признал Мертах. — Есть какие-то мелкие различия, конечно, — само название Мингниш, к примеру, — но в большинстве своем твои описания этой страны, ее людей, и событий очень точны.

— Гип-гип-ура, — пробормотал Ривен.

— А какая она была, Майкл Ривен, твоя жена?

Кажется, кто-то уже задавал ему этот вопрос. Он помотал головой. Он не хотел сейчас думать об этом. Потом — да, но не сегодня.

— Забудем об этом.

Мертах мрачно взглянул на него.

— Она может быть здесь.

— Она мертва! — простонал Ривен в ответ и хлебнул еще вина. Пламя свечей наполняло комнату неверным светом, и лишь за окном сгустился мрак ночи. Где-то там, в темноте, была Дженни. Он вновь ощутил давно знакомый уже приступ тоски с яростью пополам. Дженни, которая не узнала его тогда в доме. Которая от него убежала. Но все равно — Дженни, его жена.

— Я согласен с Байклином в том, что неестественная эта зима прекратилась, едва ты покинул свой дом… Едва ты оставил все воспоминания позади и, — кто знает? — может быть, даже обрел некоторый покой. То есть, что получается? У тебя улучшается настроение, а у нас тут начинает сиять солнце. Но посевы уже погибли. Этой зимой все равно будет голод. И кровожадные дикие твари все еще ходят по нашей земле, бесчинствуя и убивая. Когда, в свое время, настанет сезон холодов, первыми поумирают старики и ребятишки. Так что Долам, по крайней мере, уже нанесен невосполнимый урон.

Ривен поник головой.

— Ну так что ты теперь ждешь от меня? Я всего-то и сделал, что написал пару книг, а потом у меня погибла жена, и я сам разбился. Не могу я приказывать своим чувствам. Вы хотите от меня невозможного… В это невозможно поверить, — закончил он жалобно.

— Невозможно поверить! — воскликнул Мертах. — Вот ты сидишь здесь, среди нас! И не можешь поверить?

— Потому что все это как будто из книги.

— Это и есть из книги… из твоей, между прочим, книги! Пока ты забавляешься своими сказаниями, наши люди умирают. По-настоящему!

Они молча смотрели друг на друга. Волки Мертаха напряглись и выжидающе застыли, навострив уши, на полу у двери. А потом глухой бас Ратагана прервал тишину:

— Боги вышние, у меня в животе так и крутит, словно маслобойка работает. А и крепкая ж гадость, это винцо. Верно, не стоило мне изменять старому доброму пиву.

И Мертах и Ривен поглядели на Ратагана с выражением, больше всего похожим на облегчение. Он хмурился, осторожно поглаживая свое пузо.

— Но, наверное, я все же выживу. — Он поглядел на Ривена с Мертахом и расплылся в улыбке. — Я что, помешал вашему серьезному разговору?

Мертах расхохотался и потрепал его по плечу:

— Ты, медвежище, когда пьян, гораздо трезвей, чем когда трезв. — Потом он поднялся и отвесил Ривену церемонный поклон. — Как справедливо заметил Варбутт, учтивые речи, равно как и манеры хорошего тона, в наше время прискорбно редки. Ты здесь гость, а я пытаю тебя расспросами. Прошу извинить меня. Я просто дурно воспитан. Все, больше ни слова о сложных проблемах… это портит вино. — Он вновь уселся и разлил вино по стаканам, опорожнив первую бутылку. — Давай, лучше ты задавай вопросы, а я попытаюсь тебе ответить. Тебе, я уверен, есть о чем расспросить, про Рорим и про Мингниш.

На мгновение у Ривена возникли подозрения, но Мертах, похоже, и не думал над ним издеваться. Ривен отпил вина.

— Вот Рорим… он ведь не один такой, есть еще, да?

Мертах кивнул.

— Ближайшие наши соседи — Рорим Карнаха на востоке, властитель там — Магейри, и Гаррафад на севере, там властитель — Брагад. Карнах расположен повыше в горах и больше всего пострадал от набегов диких тварей… и особенно — Исполинов. Гаррафаду повезло больше. Брагад быстро мобилизовал людей, организовал дозоры по всему Долу. Было там несколько крупных стычек с волками и с крысами-вепрями, они бродят там целыми полчищами. Мы, впрочем, почти не имеем с ним дела, с Брагадом. Он — человек замкнутый, себе на уме. И хорошо говорит, заболтает кого угодно. Я ему не доверяю.

Есть и другие Роримы, понятно, еще дальше к востоку и западу: Тальм и Грамах, Поллаган и Мунен. И у всех сейчас те же проблемы. У нас не хватает обученных воинов, чтобы как следует охранять Долы и прилегающие к ним предгорья.

— Не удивительно. С двумя дюжинами человек многого не добьешься.

— Стражей обучают мирканы, — вступил в разговор Ратаган, пропустив руку под синий кушак на поясе. — И потом, у нас восемь мирканов. И каждый стоит целого отряда. При острой необходимости мы вербуем Вольную Братию — наемников, запродающих свои мечи тому, кто предложит наивысшую цену. Но вот уже год, как никто из воителей Вольной Братии не появляется у нас здесь, на юге. Должно быть, их всех наняли города — защищать предместья, что расположены за пределами городских стен. Брагад все пытался склонить Роримы к тому, чтобы они объединили силы и вместе предприняли что-то вроде обширной военной компании: поднялись бы в горы и перебили по возможности больше тварей, что угрожают Долам. Но это ведь не решение проблемы.

— Почему? — не понял Ривен. — По мне, так идея хорошая.

— Нет, не слишком хорошая, и по ряду причин, — сказал Мертах. — Во-первых, этих тварей не заставишь принять бой, как организованное войско, даже если они иногда действуют как сплоченная армия. Во-вторых, Брагад особенно настаивает на том, чтобы эти объединенные силы Роримов вышли под безраздельным его командованием, поскольку, мол, у него есть уже опыт обращения с большим количеством людей — ведь он организовал патрульные отряды. Это настораживает, поскольку властитель Гаррафада всегда стремится надеть сапоги больше тех, в которых он ходит сейчас.

— И что ж вы тогда собираетесь делать?

Мертах потрепал Флейту за уши.

— Организовать людей. Создать ополчение. Увеличить число стражей, как уже говорил Варбутт. А больше и делать особенно нечего.

Разве что еще пораскинуть мозгами насчет моего во всем этом участия, подумал Ривен про себя. Неужели ему суждено стать простой пешкой в этой — им же и выдуманной — истории?

Нет, надо попытаться как-то этому воспрепятствовать.

Но все это было странно. Сидеть в этой комнате, в старинном доме за крепостной стеной. Нарядиться в необычного покроя чужую рубаху и замшевые штаны. Пить вино в мерцающем свете свечей в то время, как на полу, у самых ног, дремлют два волка. Теперь у него появилось какое-то мучительное ощущение: сожаление, что тогда, в том мире, печаль его затмила собой все. И он тут же возненавидел себя за это. Как он может сидеть здесь, и наслаждаться, подчинясь очарованию этого мира, когда…

Они пили еще и еще, пока слова их беседы не стали невнятны, а свечи не догорели до низких огарков. Но вот Ратаган разлил по стаканам остатки вина, и они осушили их в последний раз.

— Нам пора, — сказал Мертах, поднимаясь. Его шатало. Он зажмурился и потряс головой. — Мне бы, кажется, не помешало глотнуть свежего воздуха.

Все трое двинулись к окну. Окно распахнулось, протестующе скрипнув петлями. Холодный воздух ночи ворвался в комнату, освежая им головы. Ратаган что-то мурлыкал себе под нос. Оберегая ногу, он оперся о плечо Ривена.

Внизу в сумраке звездной ночи распростерся Раларт, усыпанный точками света из окон домов, — за ним темными силуэтами громоздились холмы. Где-то, совсем близко, проухала сова. Было так тихо, что даже отсюда, из комнаты, слышался плеск реки. Вдалеке проблеяла овод. Забрехала собака. И вновь стало тихо.

Ратаган глубоко вдохнул воздух. Мертах оперся о подоконник, вперив взгляд в темные холмы и звездное небо над ними.

— Я люблю этот край, — сказал он тихо.

Они долго стояли молча у окна, а потом, пожелав Ривену доброй ночи, Мертах и Ратаган ушли, беззвучно прикрыв за собою дверь.

Когда Ривен проснулся, шел дождь, — капли летели в комнату сквозь распахнутое окно. Он еще полежал, соображая, где вообще он находится, потом встал, трясясь от холода, закрыл окно и снова забрался в постель. Он вспомнил вчерашний вечер. Теперь его интересовало, в котором часу здесь обычно завтракают. К несказанному его облегчению, голова не болела и была на удивление ясной. Ривен отхлебнул пива из кувшина, что стоял у кровати, и прислушался к шуму дождя. Потом сжал обе руки, захватив льняные простыни в кулак, явственно ощущая ладонями грубую текстуру ткани. Из неплотно закрытого окна тянуло холодом. Ноги еще не согрелись после того, как он прошелся босиком по каменному полу.

Это все настоящее. И я внутри всего этого. Дышу, осязаю, ем и пью, и чувствую вкус.

Но как такое возможно?

Он перебрал в уме то немногое, что знал из физики, но его скудных знаний явно не хватало, чтобы найти какое-то приемлемое объяснение. Впечатление было такое, что он случайно попал на сцену, в хорошо поставленный спектакль по знакомой ему пьесе Шекспира. Только это было не представление. Вокруг него были не декорации, а реальный мир, и окружавшие его люди не были актерами.

Он почему-то вдруг вспомнил Гвиона, дворецкого, и ощутил какое-то странное удовольствие от того, что ему встретился персонаж его книг. Точно такой же, как в книге. Господи Боже мой, абсолютно такой же, вплоть до суетливых манер и радушной улыбки.

Я знаю этих людей.

Что-то похожее на логическое объяснение замаячило где-то на краю сознания, — но пока еще ускользало, хотя, казалось, еще чуть-чуть, и все станет ясно, — когда он припомнил вчерашние посиделки: раскрасневшиеся от вина, озаренные колеблющимся светом свечей липа Мертаха и Ратагана. Еще тогда у него появилось странное ощущение узнавания уже виденного, deja vu; но здравомыслие не позволяло Ривену дать этому какое-то разумное объяснение. Даже пытаться не стоит — безнадежно.

Он так и лежал в постели. Ноги постепенно согрелись. Он глубоко вдыхал чистый, чудесный воздух, и на мгновение почувствовал себя ребенком в родительском доме.

В дверь легонько постучали, и в комнату вошла юная девушка с подносом в руках. Лишь один раз она бросила быстрый взгляд на Ривена, пожелав ему доброго утра, и вновь потупила взор. Ривен пожелал ей того же, опять очень болезненно осознавая свое обезображенное — в шрамах — лицо.

Она поставила поднос и занялась сервировкой стола к завтраку.

— Меня зовут Мадра, — застенчиво проговорила она. — Ратаган велел мне принести вам ваш завтрак сюда, сударь, а заодно справиться… — она невольно улыбнулась, — …не раздружилась ли голова ваша с желудком. Он просил передать, что вы найдете его в Зале приемов, если у вас будет настроение туда пойти. — Она качнула головой. — Вы поешьте, пока не остыло. — И ушла, прикрыв за собой дверь.

Ривен встал, быстро оделся, позавтракал — пахта и овсянка — и вышел из комнаты в коридор. А чем, интересно, сейчас занимается Байклин, спросил себя Ривен и вспомнил вдруг напряженный взгляд Мертаха и вчерашние его слова: «Это и есть из книги… из твоей книги».

Из моей книги. Что ж, может быть. Но есть еще кое-что.

Дворец представлял собой настоящий лабиринт извилистых коридоров, окон, арок и лестниц, расположенных в самых неожиданных местах, многочисленных дверей и глубоких ниш. По пути в Зал приемов Ривену встретилось несколько слуг — по крайней мере, он предположил, что то были слуги, — и один препоясанный синим кушаком страж, который пребывал в столь глубокой задумчивости, что вообще не заметил Ривена.

Когда Ривен уже начал думать, что он безнадежно потерялся, приветственный возглас возвестил о том, что он все-таки вышел в нужное место. В зале не было никого, только Ратаган и хрупкая седая дама, одетая в богатое платье из темной шерсти и со множеством колец на пальцах. Гигант сидел в кресле у очага с громадным кувшином пива и сосредоточенно строгал перочинным ножом какую-то палку. Тишину нарушал только стук дождевых капель об оконные стекла.

— Майкл Ривен! Мадра мне доложила, что ты жив и здоров, и даже неплохо себя чувствуешь в это дождливое утро. Я подумал, что ты, может, захочешь составить компанию бедному раненому.

Только теперь женщина искоса поглядела на Ривена. Глаза ее были темны и ясны, как у птицы, острые и проницательные настолько, что Ривен, наверное, почувствовал бы себя неуютно под взглядом этих пронзительных глаз, если бы приветливое выражение лица не сглаживало ощущение тревоги.

— В самом деле, — сказала женщина. — Так, значит, вот он — Сказитель из далекой земли из-за моря. — Ее голос был звонким, как у девушки. — Ратаган! Ты нас не представишь друг другу?

Похоже, просьба ее раздосадовала Ратагана.

— Разумеется. Вы, матушка, знаете, кто такой Майкл Ривен. — Он взмахнул здоровенной ручищей, при этом его перочинный ножик указал на Ривена. — А это леди Этирра, моя матушка.

Ривен неуклюже поклонился, не зная, что приличествует говорить или делать в такой ситуации. Дама чопорно кивнула, седые пряди контрастно выделялись в темных ее волосах.

— Я вас оставляю одних, — проговорила она. — Не сомневаюсь, вы с моим сыном прекрасно разберетесь тут и без меня. Может быть, Майкл Ривен, — незнакомое имя далось ей не без труда, — хотя бы вам удастся убедить моего неслуха в том, что ему надо ограничить эти вылазки по стране, когда он бродит по диким местам, в которых кишмя кишит дикое зверье. — С тем она и ушла. Длинные юбки ее прошелестели по каменному полу. На лице Ратагана отразилось явное облегчение. После ухода леди Этирры воцарилось молчание, тишину нарушал только шорох стружек, срезаемых перочинным ножиком.

Ривен уселся.

— А где все? — спросил он наконец. Ратаган легонько постукивал палочкой по ладони. Хмурые складки на лбу у него расправились.

— Вопрос непростой. Сегодня здесь охота, все пустились вдогонку за стаей гриффешей: ночью они совершили набег на стадо, и, говорят, ими предводительствовал Снежный Исполин. Сам я так думаю, все это фермерские бредни, у страха глаза велики, но они все равно устроили охоту. Байклин, Мертах, Данан и еще шесть стражей, и Льюб с Ордом от мирканов. Батюшка мой что только ни делает, чтобы утихомирить остальных пастухов. — Он вдруг с досадой ударил палкой о пол. — А мы вот с тобой торчим здесь. — Тут он развел руками. — И пропустим, сдается мне, все веселье. Единственное утешение, — Ратаган покосился на окно, — что они сейчас мокнут там под дождем. Гвилламон грозился, что прекратит снабжать меня свежим пивом, если я только высуну ногу за порог, а все в доме заняты каждый своими делами, так что мы с тобой предоставлены себе и должны сами себя развлекать.

Ривен был разочарован. Сегодня утром он надеялся поговорить с Байклином и, быть может, пройтись по Раларту.

— Кажется, Мертах меня недолюбливает, — сказал он словно бы между прочим.

Ратаган рассмеялся.

— Можно и так подумать. Но ты ошибаешься, Майкл Ривен. Не то, чтобы он недолюбливает тебя; ему просто очень не нравится мир, из которого ты пришел, и совсем не нравится мысль, что судьба его края оказалась в руках пришельца из того неприятного мира. Это несколько выбивает его из колеи. Мертах, он как кошка: ей нужно знать, куда она ставит лапы, — а ты вроде как нарыл на пути у него волчьих ям. И он себя чувствует неуверенно. Не удивительно, что бедняга не испытывает к тебе теплых чувств.

— Ну а ты… и все остальные, раз уж на то пошло? Может быть, весь Рорим втайне жаждет моей крови?

— Ты оказал нам плохую услугу, — ответил Ратаган. — Но что до меня, то я готов подставить плечо любому, лишь бы человек был хороший, неважно, держит ли он в руках судьбы мира или сгребает навоз. Если он хороший человек, то он так и будет хорошим, чем бы он там ни занимался. Так вот я думаю.

Что касается всех остальных из Рорима… мой друг, горничные и служанки буквально трепещут перед тобой в благоговейном страхе. Ведь ты у нас, — доблестный рыцарь с Острова Туманов. Нам с Мертахом так или иначе пришлось бы измыслить тебе некий титул, вот мы и возвели тебя в рыцарское достоинство. Во всяком случае, сегодня утром они чуть ли не передрались, пока спорили, кто понесет тебе завтрак, так что мне даже пришлось вмешаться. Я послал к тебе Мадру, она, пожалуй, самая хорошенькая из всех и в голове у нее не один только чертополох.

Они оба расхохотались, хотя Ривен даже вспомнить не мог, как она вообще выглядела, эта Мадра. Впрочем, голос ее он запомнил. Приятный такой грудной голос. И еще скупую улыбку.

— К тому же, — продолжал Ратаган, вновь принимаясь строгать свою палку, — ты здесь гость. Да еще приглашенный наследником Варбутта. В нашей земле гостеприимство — пусть и неписаный, но непреложный закон, не как в вашем мире, судя по рассказам Мертаха. Пока ты гостишь в этом доме, ты здесь вроде как член семьи. Точно так же, как я. — Он умолк и принялся тихонько насвистывать. Белые стружки падали на пол. Дождь барабанил в окно.

Вдруг Ратаган, отложив нож, вскочил, на удивление проворно, хотя пока еще опирался на палку.

— Пойдем, — сказал он. — Вижу я, ты не в том настроении, чтоб находить развлечение в добродушном подшучивании, Сказитель. Да и я, впрочем, тоже, я ведь еще не завтракал. Так что я предлагаю сейчас перебраться на кухню и немножко понадоедать Кольбану, а потом мы с тобой сядем у какого-нибудь окошка, где вид получше, и поглядим на Рорим под дождем. Что скажешь?

Ривен с готовностью согласился и поспешил вслед за Ратаганом. Ему вовсе не улыбалось сидеть в этом огромном пустынном зале, к тому же он все время нервничал, ожидая, что сейчас сюда войдет Варбутт.

Кухня располагалась в задней части Дворца, вернее, даже не кухня, а много кухонь — целая вереница больших комнат и комнатушек поменьше, заставленных деревянными разделочными столами и здоровенными печами, на которых кипели исполинских размеров котлы. Были здесь и духовые печи, встроенные прямо в стены, с железными заслонками. По стенам длинными рядами тянулись полки, заваленные всевозможными овощами, травами, специями и прочими съестными припасами. Немалое место занимала посуда: деревянные и глиняные блюда, кухонная утварь всех форм и размеров. Воздух был буквально пропитан пряными ароматами готовящейся пищи, причем преобладал острый запах корицы. Представительный лысый толстяк суетился у кипящего котла, остальные что-то резали, мыли, помешивали и протирали, весело болтая. Хлопотливое теплое место, так непохожее на надменный пустынный Зал приемов.

— Кольбан! — еще с порога прокричал Ратаган. — Я пришел отравлять тебе жизнь.

Толстяк даже не поднял глаз.

— Клянусь, Ратаган, даже если б ты был рожден исключительно с предназначением меня донимать, у тебя все равно бы не вышло лучше. Все равно — никакого больше пива. Ради соблюдения приличий, твоего здоровья и моего спокойствия.

— Ты, как всегда, плохого мнения обо мне, Кольбан. Я просто хочу показать Рыцарю с Острова, откуда явился его завтрак, а также немного подкрепиться самому.

Теперь Кольбан оторвался, наконец, от своего котла. Многие в кухне тоже на мгновение прервали работу.

— Так бы сразу и сказал, медведь. — Кольбан отошел от помощников, на ходу вытирая руки передником. — Грип! — гаркнул он зычным голосом. — Присмотри пока за бульоном! — Поваренок мигом встал на место Кольбана у котла.

— Рыцарь — принц у себя в стране, великий властитель и предводитель войска, — продолжал Ратаган, слегка подтолкнув Ривена локтем. — Он специально пришел посмотреть, как у нас тут устроена кухня, ибо его главный повар страдает прискорбной нехваткой вдохновенных идей.

Кольбан вытер лоб.

— Вы только учтите, у нас тут сейчас кутерьма такая; эти набеги, они так выбивают из колеи, да и запасы поистощились в связи со всей этой неразберихой. Овощей не хватает. Все, что есть у нас свежего — только то, что мы выращиваем внутри Круга. А эти недавние морозы погубили почти весь урожай. Мяса мы в этом году закоптили всего ничего, знаете ведь, пастухам пришлось отогнать все стада с верхних пастбищ.

Ратаган, задумчиво кивая, налил себе полную чашку бульона. Ривен безмолвствовал, не зная, что вообще говорить, но, к счастью, Кольбану, похоже, не терпелось выложить новому человеку все о вверенном его заботам хозяйстве. Он взял Ривена под руку и потащил его за собой по кухне, ни на мгновение не умолкая.

— У нас, разумеется, есть кое-какие посевы пшеницы и ячменя внутри Круга, но в этом году они уже не принесут урожая. Все из-за холодной погоды. Хорошо еще, мы запаслись с прошлого года, так что хлеб в Рориме есть. Всем хватит. И даже кое-что останется, чтобы продать пастухам с предгорий. — Он указал на длиннющий ряд больших стеклянных кувшинов. — И пряностей тоже на год вперед запасено, что очень ценно: караванный путь из Нальбени, вероятно, вот-вот закроют. Травы-приправы мы сами выращиваем; здешний сад — мое детище, хотя вроде бы нехорошо себя так нахваливать. Но, знаете, сам себя не похвалишь… Мы еще держим коров и коз, там, в загонах в западном секторе Круга, делаем сыр и меняем его у охотников на дичь. В общем, стараемся сами себя прокормить. — Лицо его вдруг потемнело. — Что в такое тяжелое время вовсе не лишне.

Мадра зашла на кухню со стопкой деревянных тарелок. Ривен помахал ей рукой, но она его не заметила.

— За кухонными помещениями у нас кладовые. И там же жилые комнаты для слуг и горничных. Мы все тут одну лямку тянем. — Кольбан широко улыбнулся Ривену. — А в чем конкретно проблемы у вашего повара, сударь? Это вообще ничего, что я спрашиваю? Я просто подумал, я мог бы помочь вам советом.

Ратаган захихикал, но Ривен его проигнорировал.

— Да не беспокойтесь вы, право. Я все посмотрел, все запомнил, уж теперь-то я вправлю ему мозги. Объясню ему очень доходчиво, как надо делать, а как не надо.

Толстяк просиял.

— Вы так добры, сударь, так добры. Мы просто стараемся в меру своих скудных сил. Я обязательно скажу Гвиону, что вы одобряете.

— Да уж, скажи ему, Кольбан; он, я уверен, оценит, — встрял в разговор Ратаган. — Ну а теперь мы с доблестным Рыцарем вас покинем. Нас призывают дела государственной важности.

Они вышли из кухни. В ушах так и звенело настойчивое приглашение Кольбана заходить в любое время. Ратаган посмеивался.

— Как бы там ни было, вы обзавелись верным другом, лорд Ривен.

— Сдается мне, ты со своим этим «лордом» и «рыцарем» в конце концов поставишь меня в неловкое положение.

Ратаган пожал плечами.

— Кому в Мингнише разбираться, кто ты на самом деле, Майкл Ривен? Если все это правда, что говорят о тебе Байклин с Мертахом, то ты в этой стране будешь повыше любого властителя. А они верят в то, о чем говорят.

— Ну а сам ты во что веришь?

Гигант насмешливо взглянул на него.

— Я во что верю? В полный кувшин пива, хорошего друга и надежного коня. И еще в лезвие своего топора. Я, видишь ли, предпочитаю не доискиваться до смысла жизни. Все эти «для чего?», «почему?»… Всегда найдется немало охотников разбираться в подобных материях, а меня уж увольте. — Тут он снова заулыбался. — Лучше гляди сюда: мне там на кухне попался один мудрый советчик, и я, понятно, не мог его не прихватить с собой. — Он оттянул ворот рубашки, обнаружив за пазухой, темное узкое горлышко винной бутылки. — Так что давай найдем где-нибудь тихое место и спокойно испросим у него совета.

Они отыскали окно с широким низким подоконником, откуда открывался обширный вид на южные холмы Раларта. Серебристая лента разлившейся речки делила территорию Рорима, заключенную в Круге, надвое: вдали виднелись копошащиеся белые пятна — отары овец. И потемнее — стада коров. Много места занимали поля, но даже отсюда, из окна, было видно, что посевы большей частью погибли, побитые морозом. Накрапывал мелкий дождь. Ривен мог разглядеть и крохотные фигурки людей, занятых на строительстве: они клали какую-то стену, подтаскивая к ней поближе крупные камни.

— Они там что-то строят, — он показал на людей, которые трудились под моросящим дождем.

— А-а, — пробурчал Ратаган, сделав добрый глоток вина прямо из горлышка. — Будет новое пристанище для пастухов, которым пришлось спешно бежать с предгорий. Варбутт строит им дома внутри Круга, а за это они, если возникнет нужда, будут сражаться за Рорим. Льюб уже начал их обучать. Может быть, кто-то их них даже станет стражем.

— А их учат владеть оружием?

— Да, только пикой, в основном, и боевым посохом. Мечи, понимаешь ли, есть не у многих. Правда, нашлась там и пара лучников.

— Мне тоже хотелось бы поучиться. Можно мне как-то к ним присоединиться?

Ратаган во все глаза уставился на Ривена.

— Да почему ж нельзя, можно. Но только зачем тебе?

Ривен пожал плечами.

— Когда-то я был солдатом. В том, моем мире. И мне бы хотелось хоть что-то узнать о солдатах и вообще о воинской службе здесь, в вашем. И потом, когда-нибудь это может пригодиться…

— Ну, хорошо, — сказал Ратаган. — Как только Льюб вернется, я с ним сразу же поговорю. И если ты будешь делать успехи, мы к тебе персонально приставим миркана, чтоб ты уже проходил подготовку вместе с будущими стражами. Есть у тебя оружие?

— Есть кинжал. И, если понадобится, я всегда смогу вырезать себе посох или дубину.

— Ну что ж, заметано. Я бы и сам взялся тебя учить, но вот, видишь ли, незадача. — Он приподнял забинтованную ногу. — К тому же, Льюб говорил, что я — не из самых способных его учеников.

— А какой он вообще, остальной Мингниш? — спросил Ривен.

— Такой, как здесь, не везде. Дальше к северу, за Гаррафадом, расположены города Мингниш, Идригилль, Талскер и Аверниш. Там нет гор и края не такие холмистые, там сразу видно, что вся страна представляет собой одну большую равнину. Раларт — только впадина в склоне гор на ее краю. Там протекает Великая река, так что земля там богата… и люди богаче тоже. Дальше к северу, за Авернишем, тянется гряда холмов, северяне называют ее Уллинишем. Там, у этих холмов, и кончаются земли Мингниша. А еще дальше, за холмами, начинаются уже настоящие горы: Гресхорн. А в самом сердце нагорья стоит Алая Гора. Мы ее называем Стэйр, гномы — Арат Гор, а вы — Сгарр Диг.

— Расскажи мне о городах? Они большие?

Ратаган состроил гримасу.

— Талскер — самый большой. Наш Рорим поместился бы туда тридцать раз и еще б место осталось. Талскер — главный центр торговли. Древесиной торгуют и кожей. В Дринане рудники, местные там добывают железо и медь и меняют их на продукты, ведь у них нету времени самим растить хлеб. Они великие рудокопы, дринанцы, и кузнецы у них самые лучшие, их мечам нету равных во всей стране. Они тем и живут, кузнецы: бродят по свету и предлагают свои услуги влиятельным лордам.

В Талскер ходят караваны с востока, так что там всегда есть и пряности, и шелк, и замечательные неутомимые скакуны: хоть вечность будут-скакать — не устанут. Они из Нальбени, степного края Кханса, что лежит по ту сторону восточной пустыни. Немногим известны караванные тропы через безводные земли к Нальбени; купцы талскерской Торговой Гильдии ревниво хранят свои секреты.

Ратаган вздохнул.

— От нашего дождливого Дола до пустынных земель путь далек. Да и дороги теперь стали небезопасны из-за всех этих тварей, что повылезли из гор и мародерствуют по стране. Теперь безбоязненно могут пускаться в путь только вооруженные до зубов отряды.

Дождь усилился, тяжелые капли забарабанили по стеклу. Строители новых домов побросали свою работу и поспешили укрыться от ливня. Животные так и остались стоять на ветру под дождем, терпеливо дожидаясь хозяев.

Неужели она сейчас мокнет под ливнем? Или она все-таки отыскала дорогу к домику? В каком она сейчас мире… в этом или в том, обыденном?

Он невольно поежился при одной только мысли о том, как эта смуглая девушка-жена бродит по холоду, под проливным дождем. Его вдруг охватило какое-то смутное беспокойство. Он чувствовал: это важно… и важнее всего — она. Его Дженни. Альфа и омега всего, что случилось здесь и случится. Только бы знать еще, почему.

И увидеть ее. Удержать.

Охотники возвратились ближе к вечеру. Им пришлось спешиться, чтоб провести лошадей по раскисшей дороге к Рориму. Одетые в кожу слуги выбежали под дождь им навстречу и забрали лошадей. Байклин и все, кто был с ним, — вымокшие до нитки, — ввалились в дом. Раненых не было, так что все сразу же разошлись по своим комнатам, чтобы помыться и переодеться. Гвион все охал и суетился, как женщина, стараясь во всем услужить. Гвилламон же, наоборот, был угрюм и, коротко переговорив с Байклином, поспешно удалился.

Ратаган с Ривеном перебрались обратно в Зал приемов, где теперь было полно прислуги. Уже накрыли столы, разожгли в камине огонь и вносили тарелки с едой и кувшины с питьем. Они уселись за стол, и Ратаган привычным движением налил Ривену и себе пива.

— Сегодня, я так думаю, будет большой разговор, — предрек он, — если я только правильно понял настроение Гвилламона. Но с чего бы, интересно. Никто вроде из наших не ранен, насколько мне удалось разглядеть.

Тут в зал вошел Байклин и сел рядом с ними, устало откинувшись на спинку кресла.

— Да, долгий был день, — он с благодарностью принял кружку пива. — Привет тебе, господин мой Рыцарь с Острова Туманов. Надеюсь, у вас день прошел хорошо? — Он улыбнулся Ривену и лукаво приподнял бровь.

Ратаган рассмеялся.

— От его похвал слуги в кухне летают на крыльях. Мне показалось, что это неплохая идея: наделить нашего гостя каким-нибудь громким титулом, так что если Варбутт не одобряет, то пусть сделает выговор мне.

Байклин пожал плечами.

— Наверное, ты прав. — Он поглядел внимательнее на Ратагана. — А ты опять… совершил злостный набег за вином на кухню!

Ратаган отхлебнул пива и вытер рот.

— Да, совершил, и надеюсь на отпущение Всевышним грехов моих. Вошел Мертах, следом за ним — два миркана и с полдюжины стражей в кожаных мундирах. Все расселись и без лишних церемоний принялись за еду; слуги только и успевали вносить новые блюда и наполнять опустевшие кружки. В зале поднялся гул, — глухое воркотанье застольной беседы.

— Ну, — терпение Ратагана лопнуло, — вы собираетесь нам, наконец, рассказать, что там приключилось, или нет?

— Не видишь, мы едим, — воспротивился Мертах, вгрызаясь в куриную ногу.

— Ну так и что? Это не мешает вам заниматься своей болтовней!

— Гриффешей мы не догнали, — сказал Байклин. — Когда мы прискакали на место, нашли там только убитый скот, хорошо, что пастухи не пострадали. Мы их забрали с собой, оставили неподалеку от Круга. — Он проглотил вздох. — Но мы наткнулись на следы Исполинов. Три следа, вели прямо в Дол. Мы поспешили за ними, но Исполины свернули на каменистый склон, и дождь смыл все следы. Мы обошли все предгорье к западу от Дола, но не нашли никаких следов, которые вели бы из Раларта.

— То есть, они где-то здесь, Исполины, — уточнил Ривен.

— Да. Сегодня ночью стражи выйдут в дозор. По всему Долу. Мы уже предупредили людей, чтобы не выходили из дома. Должны же они, по крайней мере, в такую собачью погоду сделать так, как им сказали.

Ратаган тихонько присвистнул.

— Понятно теперь, почему Гвилламон такой мрачный. Ведь они могут сегодня напасть на стада и немалый урон причинить.

— И не только сегодня, — заметил Мертах. — Пока мы их отсюда не выгоним.

— С Исполинами разве поспоришь? — спросил Байклин, откусывая яблоко.

— А можно, я сегодня тоже пойду в патруль вместе со стражами? — сказал вдруг Ривен, поддавшись внезапному порыву. — Не забывайте, ведь это я их придумал. Снежных Исполинов. Они, эти чудища, из моей книги.

— Это тебе не книга, — возразил Мертах. — Они запросто могут тебя укокошить.

Байклин вскинул руку.

— Ну ладно, хватит. Все-таки Мертах прав. Ты не умеешь еще обращаться с нашим оружием, сэр Рыцарь, а мы не можем позволить себе эту роскошь: чтоб Исполины тебя разорвали в клочья… по крайней мере, пока мы не выясним, чем ты нам можешь помочь. Прошу прощения за прямоту.

Ривен приумолк. Если честно, то просьба его была лишь импульсивным порывом, и втайне он обрадовался, что Байклин отказал ему. И однако, если здешние, мингнишские. Снежные Исполины — те же самые злобные великаны, что и в его книге, то, наверное, ему все же стоит на них посмотреть.

— Я так понимаю, мне тоже придется остаться, — недовольно пробурчал Ратаган. Байклин кивнул, промычав что-то с набитым ртом, и Ратаган смачно выругался.

Тут в зал вошли Гвилламон с Юдайном и тоже уселись за стол.

— Мы все подготовили, — сказал Гвилламон, положив руку Байклину на плечо. — У тебя будет двадцать стражей и четыре миркана. Данан командует теми, кто остался за Кругом. В Рориме остаются Юниш, поскольку рука у него так пока и не действует, и Айса.

— Я уже переговорил с теми, кто проходит сейчас воинскую подготовку, — сообщил Юдайн своим глухим голосом, засунув обе руки за кушак. — С тобой пойдут еще двадцать из самых способных учеников. Мы разобьемся на небольшие отряды; в каждом — по одному миркану, по пять стражей и по пять новобранцев.

— Получается, только четыре отряда, — сказал Мертах. — Не мало?

— Должно хватить, — ответил сыну Гвилламон. — Если делать больше отрядов, то в каждом из них будет слишком уж мало бойцов. В случае чего они просто не смогут принять бой. Даже для таких отрядов — одиннадцать человек против трех Исполинов — соотношение сил явно не в нашу пользу. Так что нам не стоит слишком уж далеко разбредаться, на тот случай, если какой-нибудь из отрядов действительно окажется в затруднительном положении.

Байклин вытер ладонью губы и поглядел на Юдайна.

— Кто поведет отряды?

— Ты, Мертах, я и Орд.

— Замечательно. Мне кажется, это хороший план. У нас все должно получиться.

Гвилламон усмехнулся.

— Выследить трех Исполинов не составит большого труда, даже когда темно. Уж они-то не самые мелкие существа на земле.

— И не самые сообразительные, — добавил Байклин. — Но зато они очень свирепы и коварны, как и всякие дикие твари, а их сила почти безгранична. Даже не знаю, сумеем ли мы победить их, если встретим. — Он нахмурился. — Нам придется идти пешком, лошади их панически боятся. Исполинов. Впрочем, мирканы так или иначе предпочитают сражаться пешими.

— Значит, решено, — подытожил Юдайн. — Мы выходим часа через три, когда уже совсем стемнеет. Пойду пока к Варбутту, надо еще обсудить кое-какие детали.

Ратаган покачал головой.

— И такое пропустить, — простонал он.

Стемнело. Дождь так и не перестал. Отряды дозорных давно уже вышли из Рорима. Ривен ушел в свою комнату и еще долго стоял у окна, глядя на город и Дол, лежащий за Кругом. Хорошо все же какое-то время побыть одному.

Отойдя от окна, Ривен уселся на кровать и принялся строгать себе посох из длинной прямой ветви можжевельника, которую дал ему Гвион. Ему также вернули его кинжал, и хотя он был слишком громоздким и не подходил для подобной работы, Ривен терпеливо снимал стружку, придавая деревяшке нужную форму: ему было необходимо чем-то занять себя, чтобы мрачные мысли не лезли в голову.

Один раз ему показалось, что откуда-то издалека, снаружи, донеслись приглушенные крики. Он на мгновение прервал работу и прислушался. Ничего.

Должно быть, ветер. Ривен продолжил свое занятие, тихонько насвистывая себе под нос; лезвие кинжала еще не затупилось и хорошо резало плотную древесину. Ему вспомнились тихие вечера в домике на берегу, завывания ветра — вот как сейчас — и плеск моря. Как Дженни читала, забравшись в кресло у камина. Нежданные слезы навернулись на глаза, клинок расплылся светящимся пятном. Ривен сердито тряхнул головой.

В ту же секунду со звоном разбилось окно, осколки стекла и обломки рамы посыпались в комнату. Ривен инстинктивно отпрянул в сторону и упал на пол. Пламя свечей дрогнуло под порывом ветра, что ворвался внутрь вместе с дождем; одна свеча погасла. Громадная лапа, — размером, наверное, с Ривена, если ему вытянуться в полный рост, покрытая грубой серой шерстью, — просунулась сквозь разбитое окно и принялась слепо шарить по комнате. Пальцы в фут длиной скребли по полу. Стены, казалось, задрожали от яростного рева. Ривен разглядел два голубых льдистых глаза, горящих во тьме за окном, силуэт громадной косматой башки и неправдоподобно широкие могучие плечи. Дикий ужас парализовал его, и в это мгновение два синих огня в темноте вспыхнули — Исполин увидел Ривена, — и рука протянулась еще дальше в комнату. Одно плечо вдвинулось в комнату, как глыба камня. Рука поднялась и обрушилась на Ривена, отбросив его в противоположный конец развороченной комнаты.

Дверь распахнулась; внутрь ворвался миркан, за ним — два стража. Нападение явно застало их врасплох, стражи не успели даже облачиться в кольчуги. Обвитые железом боевые посохи вонзились в громадную руку, чудище взвыло от боли, но рванулось вперед. Та стена, что выходила на улицу, рассыпалась каменным крошевом, деревянные панели затрещали, и Исполин ввалился в комнату. Гигантская ручища взметнулась, и один из стражей отлетел в сторону, глухо ударившись о стену. Глаза у него закатились, изо рта хлынула кровь. Другой рукой Исполин замахнулся на Ривена, но тот успел отскочить в сторону, и удар прошел мимо. Миркан держался стойко, размахивая своим посохом, он отражал страшные удары могучих рук, тоже обрушивая на них чувствительные удары. На серой шерсти уже появилась кровь. Внутренние перегородки тряслись и стонали, пока Исполин делал отчаянные попытки пробраться еще дальше в комнату и схватить своего врага.

Ривен ощущал во рту привкус крови и желчи, в голове у него звенело, все плыло перед глазами. Он вжался в стену, но второй страж рывком поднял его на ноги.

— Давай, шевелись! Быстро уходи отсюда!

Он с силой толкнул Ривена к двери, вытолкал его в коридор и, выхватив меч, с громким криком вновь кинулся в драку.

Кто-то подхватил Ривена и потащил по коридору, кто-то еще промчался мимо, на ходу перепрыгнув через него. В ушах Ривена отдавались крики людей и грохот рушащихся стен. Он закрыл глаза — все равно он почти ничего не видел. Его тошнило от привкуса крови во рту. Он выплюнул кровь, но мерзкий привкус остался. Он как-то смутно осознавал, что лежит головой на чьих-то коленях. Кто-то прикладывал лоскут ткани к кровоточащей ране у него на голове. Потом кто-то взял его руку и прижал ее к материи.

— Держи крепче, постарайся прижать к голове.

Он машинально повиновался, прислушиваясь к шуму битвы, что доносился из его комнаты.

Вот ему и выдался случай своими глазами увидеть Снежного Исполина.

Вдруг он вспомнил того стража и треск ломающихся костей. В желудке все перевернулось.

Раздался оглушительный треск, потом — рев, оборвавшийся вдалеке, затем стало тихо. Через секунду из комнаты Ривена — из того, что от комнаты этой осталось, — вышел, пошатываясь, миркан, сжимая в руке сломанный посох. Из раны у него на виске текла кровь, заливая лицо, но глаза его были ясны.

— Мадра, он жив?

Откуда-то из-за головы Ривена ему ответил грудной девичий голос:

— Да, Айса. Он, правда, ранен, но не тяжело.

Миркан кивнул, но взгляд его оставался суровым. — Феорлиг и Гобан, оба мертвы. Зверь свалился, но я думаю, он еще жив. Ты пока присмотри тут за гостем. — С тем миркан и ушел, за ним осталась дорожка из капель крови.

Ривен сел, отстранив руки, которые пытались помочь ему. Добравшись до двери в свою бывшую комнату, он заглянул внутрь.

На месте стены, что выходила на улицу, зиял темный провал. Остатки мебели и деревянных панелей годились теперь разве что на топливо для камина. Один страж лежал у стены, грудь его представляла собой кровавое месиво содранной плоти и раздробленных костей; другой — лицом вниз у двери. Руки и плеча у него просто не было — они были выдраны с мясом. Ривена вывернуло прямо здесь, на пороге.

«…в тот самый момент, когда лендроверы СБР вырулили в переулок у него за спиной…»

Он схватил меч убитого стража и, не обращая внимания на протестующие крики Мадры, со всех ног бросился в том направлении, куда, как он заметил, ушел миркан. Ориентиром Ривену служили крики и вопли, доносящиеся снаружи, и, покружив по извилистым коридорам, он наконец нашел выход и вылетел на замощенную площадь перед Дворцом.

Здесь кипела неравная битва: четверо стражей и двое мирканов — причем один из мирканов с рукой на перевязи, — против двух Снежных Исполинов. Правда, люди уже спешили на подмогу: кто — с вилами, кто — с дубиной, кто — с зажженным факелом. Откуда-то доносился шум еще одного сражения.

Это просто невероятно, но воины, бившиеся с Исполинами, еще как-то держались. Их противники были настоящие чудовища, мрачные великаны десяти или даже двенадцати футов ростом с могучими мохнатыми ручищами-лапами, скребущими по земле, и звероподобными липами, озаренными льдистым мерцанием холодных глаз. Длинные, спутанные темные волосы их в беспорядке рассыпаны по плечам. Движения их были медлительны и неуклюжи, но недостаток подвижности с лихвой восполнялся неправдоподобной физической силой: когда их громадные кулачища обрушивались на землю в том самом месте, где буквально мгновение назад были люди, под могучими ударами крошились камни мостовой.

Ривен на мгновение пал духом, но безрассудство в нем всегда было сильнее, чем страх или мужество. Он заметил еще краем глаза, как Гвилламон пытается разогнать зевак, — его голубые глаза пылали решимостью, — а потом Ривен уже ничего не видел: размахивая мечом убитого стража, он ринулся в бой.

Ему удалось захватить врасплох одного из Исполинов и со всей силы всадить ему меч под колено. Он почувствовал, как сухожилия и плоть чудовища раздались под клинком. Хлынула кровь — черная в дымном свете факелов. Раздался оглушительный вопль, раненый Исполин упал на одно колено, но тут же вскочил и бросился на Ривена. Тот отпрянул назад — дыхание перехватило, комок застрял в горле — и каким-то чудом уклонился от удара могучего кулака. За спиной чудовища возник раненый миркан, Лиса, и со всего маху обрушил на голову Исполина свой боевой посох. Раздался неприятный мокрый хруст. Тело великана обмякло, и он повалился с раскроенным черепом на мостовую.

Второй Исполин издал протяжный горестный вопль и, яростно размахивая кулаками, ринулся в атаку. Один из стражей попал под удар: он отлетел футов на двадцать в сторону, грохнулся о мостовую и застыл без движения.

За спиной ратников раздался рев: на площади появился третий Исполин с окровавленными ручищами. За ним по пятам неслись люди. Ривен краем глаза заметил внушительную фигуру с громадным боевым топором, — Ратаган, — а потом все внимание его вновь поглотило сражение. Двое уцелевших Исполинов плечом к плечу ринулись на защитников Рорима, постепенно тесня их. Боевые посохи мирканов с трудом сдерживали мощный натиск чудовищ. В это время Ратаган и его отряд зашли великанам с тыла. Топор Ратагана взметнулся, сверкнув отточенным лезвием, и вонзился в спину Исполина. Тот буквально завизжал от ярости, развернулся — при этом топор вырвался из рук Ратагана, оставшись в спине Исполина, — и могучим ударом сбил Ратагана с ног. Не теряя времени, Ривен рванулся вперед и рубанул Исполина мечом. Тот оставил поверженную жертву и повернулся к новому врагу, яростно зарычав. Ривен успел лишь разглядеть могучий кулак, который несся на него, точно локомотив. Потом был удар, выбивший воздух из легких. Звук ломающихся костей, — его, Ривена, костей, — казалось, заполнил собой все пространство вокруг. Он ударился о мостовую и увидел, теряя сознание, как Исполин нависает над ним.

Убит каким-то неандертальцем двенадцати футов ростом. Кому сказать — сочтут за помешанного.

А потом он увидел: Ратаган — невообразимым каким-то образом — запрыгнул на плечи чудовищу. В руке он сжимал кинжал. Кинжал взметнулся и погрузился по самую рукоять в глаз Исполина, погасив ледяное его свечение. Чудовище покачнулось, точно подрубленное под корень дерево, и, увлекая за собой Ратагана, с грохотом повалилось на землю прямо на распростертого в полубеспамятстве Ривена.

Третий Исполин ринулся прочь, спасаясь бегством. Мечи стражей раскроили ему всю спину, но все-таки не смогли его остановить. Он бежал, натыкаясь на стены домов, — бревна, доски и камни так и летели во все стороны, — сметая все на своем пути. Мирканы и уцелевшие стражи устремились за ним в погоню. На площади воцарилась тишина. Камни мостовой влажно поблескивали под дождем.

Обливаясь потом, Ривен кое-как отодвинул труп Исполина и выбрался из-под него. Он так и остался сидеть на земле, ошарашенно глядя по сторонам.

— Ратаган, — прохрипел он. Усилие, которое он приложил, чтобы произнести одно это слово, отозвалось болью во всем теле. Ратаган поднялся на ноги, сделал шаг и покачнулся. У него, кажется, был сломан нос, лицо залито кровью, но он, тем не менее, сумел засмеяться.

— Рад видеть тебя, Майкл Ривен. Даже передать тебе не могу, как я рад, что ты жив и еще пока дышишь. — Он легонько ощупал Ривена. — Сдается мне, у тебя сломано несколько ребер и повреждена ключица. У него, твоего недруга, по всей видимости, был на тебя большой зуб.

Ривен слабо улыбнулся.

— С Исполинами разве поспоришь?

Ратаган вновь рассмеялся, но тут же скривился от боли, прикоснувшись к искалеченному своему носу.

— У меня есть подозрение, что после такого былой моей красоты не вернуть.

Двери Дворца открылись, и на порог вышел Гвилламон. Следом за ним показались Гвион и остальная прислуга. Когда Гвилламон увидел разбросанные по площади тела, глаза его вспыхнули гневом.

— Возьмите носилки. Заберите всех во Дворец, — коротко распорядился он. — Скажите там женщинам, пусть вскипятят воду и приготовят бинты.

Слуги немедленно бросились исполнять его распоряжения, стараясь по возможности не глядеть на картину кровавой бойни. Гвилламон подошел к Ратагану с Ривеном.

— Не сильно вы ранены?

— Я-то нет, а вот Сказитель не скоро еще попляшет. — Тут Ратаган склонился к Ривену. — Мы теперь с тобой братья. Я спас жизнь тебе, а ты — мне.

Два миркана и три стража вышли, пошатываясь от ран и усталости, на площадь. Оружие в их руках было темным от крови. Гвилламон расправил плечи.

— Айса, все ли твари убиты?

— Последнего мы настигли сразу за крепостным валом, — проговорил Айса, утирая пот, смешавшийся с кровью. — Там он и расстался с жизнью. Мы потеряли троих стражей и шестерых ополченцев. Стена проломлена в трех местах, есть немалые разрушения и в самом Дворце. Что касается Круга, я пока ничего определенного сказать не могу; придется подождать до утра.

Наконец, появились носилки. Тело убитого стража унесли во Дворец. Кто-то из слуг осторожно приподнял Ривена и уложил на носилки. Те, кто не были заняты переноской раненых, уже волокли трупы Снежных Исполинов с площади прочь или смывали с мостовой кровь.

Пока Ривена несли в дом, он успел еще услышать, как Гвилламон сказал:

— Айса, бери-ка коня и езжай за дозорными. Скажи, пусть немедленно возвращаются. Скажи им о том, что здесь произошло.

Айса задержался еще перед Дворцом, но лишь для того, чтобы ему перебинтовали голову, а потом сразу же ускакал. Ривен закрыл глаза. То была долгая ночь.

К утру дозорные вернулись в Рорим. Ривену выделили новую комнату — с окнами на восток; первые лучи солнца уже струились сквозь оконные стекла. Ключицу ему вправили и туго перевязали; боль в сломанных ребрах не давала ему вздохнуть. Все это очень напоминало Ривену его первые дни в Бичфилде, разве что вид из окна был другой: вместо реки — холмы в голубоватой дымке.

Байклин, Ратаган и Гвилламон были с ним. Лицо Ратагана представляло собой сплошной синяк. В ходе его ночных ратных подвигов рана на ноге, уже начавшая заживать, снова открылась. Так что ногу ему пришлось перебинтовать, и теперь он сидел, поставив ее на скамеечку.

Байклин стоял у окна, глядя вдаль.

— Они, должно быть, притаились где-то за Кругом и дождались, пока мы не проедем, а потом просто перебрались через внешнюю стену, чтобы стражники на воротах не подняли тревогу. — Он покачал головой. — Неужели у Снежных Исполинов появились мозги?

Гвилламон в это время осматривал бинты, что восьмеркой опоясывали плечо Ривена.

— Они знали, что делали, — буркнул он.

Байклин резко повернулся и уставился на него.

— Они знали, где спит Рыцарь с Острова, и один из них разворотил полдворца, пытаясь до него добраться.

— Снова загадки, — сказал Ратаган. Из-за сломанного носа голос его звучал глухо.

— Ты думаешь, кто-то… или что-то… руководит действиями этих тварей? — спросил Ривен. Он с трудом произносил слова, преодолевая боль.

Гвилламон задумался.

— Есть у меня одна теория, Майкл Ривен, — проговорил он, встав спиной к камину. — И вот в чем она заключается: Мингниш — это ты. Это многое объясняет… и перепады погоды, и нападения диких тварей. Но в то же время я думаю, что на самом деле ты не отсюда, ты не принадлежишь Мингнишу. И, мне кажется, это неправильно… то, что ты пребываешь внутри мира своей фантазии. — Тут он слегка улыбнулся. — Ибо здесь все происходит по магии, а не по разуму. Я убежден, что нападение Исполинов… и гогвульфа… это не просто случайность. Тобой все еще движет чувство вины, а отчаяние — разрушительная сила. И ты сам притягиваешь к себе эту силу, которую сам же и высвободил. И теперь, когда ты попал в этот мир, быть может, все здешние силы разрушения сосредоточатся на тебе и тем самым дадут передышку всему остальному Мингнишу. Может быть. Я не знаю. Я всего лишь выдвигаю гипотезу. Может быть, если Мингниш убьет тебя, сам он будет жить. Или, быть может, умрет вместе с тобой, заваленный снегом и осажденный волками. Или же, может быть, с твоей смертью жизнь этой страны мгновенно прервется, мы просто перестанем существовать. — Он пожал плечами. — Хотя вряд ли. Мир этот существовал задолго до твоего рождения. Нет, по моему убеждению, ключ ко всему заключен в твоем сердце. — Гвилламон протянул руки к огню и умолк. Он стоял, легонько покачиваясь на каблуках; взор его ясных голубых глаз был задумчив.

Ривен не нашелся, как ответить на рассуждения Гвилламона. Он лежал и сосредоточенно изучал деревянные балки на потолке. Байклин, похоже, был подавлен; видно было, что он очень устал. Все понимали, что он считает себя виноватым в тех смертях, что случились прошлой ночью.

— Продолжай, Гвилламон, — произнес он усталым голосом. — Тебе есть еще что сказать, — по глазам твоим вижу.

— Мне не хотелось бы утомлять вас. У каждого из нас сейчас полно своих забот. Но я все-таки один из воевод Раларта. — Он, не отрываясь, смотрел на Байклина, пока тот не сел в кресло, хрипло хохотнув:

— Ну что ж, старый козлище, облагодетельствуй нас своей мудростью.

Гвилламон поджал губы.

— Есть еще одна вещь, о которой я как-то сразу и не подумал: жена Ривена, которая умерла и которую он — и ты тоже, Байклин, — видели снова живой. И, как вы говорите, она сейчас может быть здесь, в Мингнише. Как такое могло случиться? Разве можно воскреснуть из мертвых? Сам я убежден, что нельзя. Никому еще этого не удавалось. Смерть — это конец. Конец земной жизни. Но, с другой стороны, если герои книг Ривена… то есть, все мы… живем в своем мире, то почему бы его жене тоже не жить, ведь образ ее, вероятно, появлялся в фантазиях его и грезах гораздо чаще, чем мы?

— Да это же прямо дурдом какой-то, — перебил его Ривен. — Я не верю, будто я создал что-то такое, что способно жить собственной жизнью. Вы все — мир ваш — старше, чем мои книги, это действительно так. Может быть, я случайно прошел через какую-то своего рода Дверь или, вернее, фантазия моя нашла способ проникать сюда и черпать отсюда образы для моих книг, но я точно уж не Господь Бог, который творит людей и миры.

— И, тем не менее, твоя жена — или двойник ее, тень, — сейчас жива, — мягко проговорил Гвилламон. — Может быть, в момент смерти душа ее… или воображение твое, что тоже вполне вероятно… прошли через Дверь, что открылась из вашего мира в Мингниш. И так она оказалась здесь, — существо из обоих миров, способное без труда переходить из одного в другой, в отличие от нас, для которых Дверь открывается лишь в одну сторону.

— Но она не узнала меня, — возразил Ривен. — Она зашла в наш дом, но не узнала меня.

— Она и не может быть твоею женой, — сказал Гвилламон. — Той, настоящей. Как я сказал уже, смерть — это конец. Но в ней заключена и та женщина, которую ты знал… может быть. Может быть.

— Странный разговор, — пробурчал Ратаган, и Гвилламон улыбнулся.

— Твоя правда. Но бывает, что необходимо поговорить. Мне только жаль, что невольно придется затронуть больные темы. — Тут он поклонился Ривену. — Будет еще не один разговор, достаточно споров и обсуждений, и все они коснутся тем, которые ты полагаешь сугубо личными. За это я заранее прошу извинить нас, Майкл Ривен. Если бы был какой-то иной способ все это разрешить… но так уж вышло, что ты — ключ к разгадке нашей сегодняшней жизни и нашего будущего, так что твои личные переживания касаются всех нас. А пока суть да дело, Рорим Раларта — это твой дом.

Ривен кивнул. Как-то уж так получается, что этим людям всегда удается его приручить. Пару минут все молчали. В лучах света, струящегося сквозь оконные стекла, плясали пылинки. Откуда-то издалека доносилось мычание коров.

Первым нарушил молчание Байклин.

— Если все это так, как ты говоришь, Гвилламон, то нам следует быть начеку. Мингниш будет пытаться убить Сказителя. И не оставит так просто своих попыток.

— Но между ними стоит Рорим, — добавил Ратаган со значением, скребя пятернею бороду. — Предвижу я: хлопотные времена грядут. — Он осклабился. — По крайней мере, для тех из нас, кто не освобожден по инвалидности от ратной службы.

— Может быть, лучше отправить меня домой. В мой мир, — робко предложил Ривен.

Байклин покачал головой.

— Ты не бойся, мы тебя защитим, будешь жив и здоров. И к тому же, в ближайшие пару недель у тебя все равно не получится совершить столь долгое странствие. Но нам пока нужно решить, что делать.

Гвилламон вышел из задумчивости.

— Да уж, действительно, ближайшие несколько дней будут хлопотными, — сказал он, отходя от камина. — Нам предстоит хоронить наших мертвых и восстанавливать то, что разрушено. Но, так или иначе, нам все равно не восполнить потерь, пока Льюб с Друимом не станут довольны своими учениками. — Он повернулся к Байклину. — Я приставил к новобранцам еще и Юниша, чтобы ускорить процесс подготовки. И… — он поглядел на Ривена, — теперь нашего гостя будет денно и нощно охранять кто-то из мирканов. Лиса сказал, что возьмется за это. Мне кажется, Рыцарь с Острова, твои действия прошлой ночью на площади произвели на него впечатление, хотя, будучи мирканом, он никогда не признается в этом. А теперь мне пора. Меня ждут дела. — Он тихо вышел из комнаты.

— Думаю, мне надо выпить. И выпить как следует, — задумчиво пробормотал Ратаган.

— Думаю, что не стоит, — отозвался Байклин. — Сегодня найдется применение даже такому увальню, как ты. — Он улыбнулся, чтобы слова его не прозвучали как колкость. — Мертах забрал одного миркана и шестерых стражей, они патрулируют Дол. Когда он вернется, я хочу, чтобы ты немедленно с ним связался и принял его донесение. Подберешь еще шестерых и отправишь их в дозор на смену Мертаху. А поведет их пусть Орд. — Он подошел к Ратагану и внимательно осмотрел его лицо. — Ты как, старый дружище, выдюжишь? А то, сдается мне, бой здесь у вас был жестокий.

— Да мне самый дохлый противник достался, — слукавил Ратаган. — А вот Ривен доказал, что он — настоящий солдат, и в нашем мире тоже, не только в своем. Теперь у него есть меч; я думаю, будет правильно, если меч этот останется у него.

Байклин подошел к постели Ривена.

— Ну, что ж. Рыцарь с Острова, будешь ли ты носить этот меч из дринанской стали и поднимешь ли ты свой клинок на защиту земли, которая хочет тебя убить?

— Да чего там! Помирать, так с музыкой, — сказал Ривен и сжал протянутую руку Байклина.

Какого черта?