15

Кровь стучала в висках — горячая, точно лава, тяжелая, как свинец. Она пыталась излиться наружу, накатывая на глаза волнами света и тьмы. Хриплый стон вырвался из пересохшего горла, оцарапав гортань.

Сознание медленно возвращалось. Он уже чувствовал боль в запрокинутых за голову руках и в грудной клетке — боль пронзала ее с каждым выдохом. Слепящую боль, выворачивающую кости в запястьях, и невероятную тяжесть в ногах, пригвоздившую его к полу.

Тупое, смутное любопытство пробудилось в глубине его мозга. Он попытался открыть глаза, но веки, казалось, склеились намертво. Из-под век сочился мерцающий свет факела — по крайней мере, он не ослепил его. Пальцы слабо шевельнулись. Раздался скрежет металла. Кандалы на запястьях сдвинулись, врезавшись в разодранную плоть. Ривен едва сдержал стон.

Но боль помогла. Она вытеснила биение крови в висках, влила свет в его помутившийся разум. Он сосредоточился, пытаясь пошевелить ногами. Затекшие ноги отозвались острой болью, когда кровь хлынула в них. Ривен заскрежетал зубами — боль прострелила челюсть. На мгновение сознание его поплыло, и он вновь оказался в Бичфилде. Железные спицы скрепляли его лицо. Но он поборол и эту боль. Он прошел трудную школу. Школу хорошую.

Он встал на ноги. Руки тут же опустились, и невыносимая боль от кандалов, режущих запястья, чуть поутихла. Воздух хлынул ему в грудь, и Ривен привалился спиной к стене, впитывая его, вбирая в себя.

Жив. Ей-богу, жив.

Цепи, которыми скованы были его запястья, позволяли ему поднести руку к лицу. Он потрогал глаза, а потом одним резким движением разодрал слипшиеся от засохшей крови веки.

Когда боль поутихла, он проделал то же самое и со вторым глазом.

Темная камера. Каменный мешок в десять квадратных футов. Прямо напротив — железная дверь. Капельки влаги на решетке. У ног — охапка соломы. Вода, стекающая по стенам. Свет, исходящий от единственного факела на стене справа. И гробовая тишина.

Темница. Настоящая темница. Жуть.

Он был один.

Ни звука. Ни звона ключей, ни горестных криков узников. Никаких тюремщиков.

И тут Ривен застыл, пораженный одной мыслью.

Меня бросили здесь умирать.

Ратаган, Байклин — где они? Перед мысленным взором его проносились картины: снова Айса упал под тяжестью наседающих на него врагов. Снова наемники уносили Мадру. Где они теперь?

Где-то на самом краешке сознания поднялась было паника, но он безжалостно подавил ее.

Господи, как хочется пить.

Он провел сухим языком по растрескавшимся губам. Давненько он не был в такой плохой форме, с того самого раза…

Ривен выругался вслух, и голос его прозвучал как-то странно пугающе в этой глухой тишине.

Что-то застрекотало у него под ногами. Крыса прошуршала в соломе. Она уселась на задние лапки и посмотрела на Ривена.

— Твою мать, — проговорил он угрюмо.

Крыса метнулась прочь и исчезла в углу. Он заметил, что там была решетка водостока. Если стоять неподвижно, не шурша ногами в соломе, можно даже различить слабый звук текущей воды, отдающийся тихим эхом. Единственный звук в этой камере. Он пожалел о том, что спугнул крысу. Пусть бы осталась, пострекотала ему…

Время шло. Факел почти уже прогорел. Вскоре его должны заменить. Ему все больше хотелось пить. Ноги устали стоять, но он побоялся дать им отдых. Запястья выглядели ничуть не лучше завернутых в мясо костей. Он вновь испытал приступ паники. И страха за остальных. Быть может, Мадру тоже бросили в темницу? Быть может, прямо сейчас она «испытывала» на себе внимание своих тюремщиков?

Только подумав об этом, Ривен забился в своих цепях, не обращая внимания на боль. Он кричал и стенал. Влажный воздух царапал пересохшее горло. Ответа не было. В конце концов он умолк.

Прошло еще несколько часов. Факел замерцал, померк и, наконец, потух, оставив его в непроглядной тьме. Из горла рванулся непрошеный плач, но он обратил плач в рычание.

Вдруг за дверью раздался какой-то шум. В замке повернулся ключ. Сердце екнуло. Шурша соломой у входа, отворилась дверь. Тьму прорезал неверный свет, исходящий от тонкой свечи в чьей-то руке. Ривен различил в пляшущих отсветах пальцы, рукав и капюшон.

Дверь со скрежетом захлопнулась.

Некто поставил свечу в нишу в стене. Фигура, в темном капюшоне похожая на монаха, приблизилась к нему. Невольно он вжался в стену.

Рука отбросила капюшон за спину, и перед Ривеном предстала Джиннет. Лабиринт света и тени на ее лице колебался в желтых отблесках пламени. В ушах сияли бриллианты.

Она склонилась к нему, вырез ее платья коснулся его лица.

— Ну здравствуй, Майкл Ривен, — вкрадчиво прошептала она. Голос шуршал, как прикосновение шелка. — Я же тебе говорила, что мы еще встретимся. Как ты находишь свой новый приют?

Слова забили его рот, словно залом из сплавных бревен реку. Дыхание застряло в горле. Он почувствовал, как жгучие слезы потекли из-под покрытых засохшей кровью век, оставляя следы на щеках. Это лицо… лицо, которое он любил и которое больше не чаял увидеть снова. И вот оно — перед ним, и блики света играют на нем. Будто отблески пылающего торфа в камине домика на берегу. И эти глаза… все те же глаза. И надо ж такому случиться, что он возненавидел его — это лицо — лютой ненавистью.

— Ты не моя жена, — хрипло выдавил он и увидел, как на секунду ее глаза распахнулись от изумления.

— В самом деле. — Голос ее тихий-тихий, словно взмах лебединого крыла. — Теперь я ничья жена. — Тут ее голос сделался угрожающе резким. — Ты и твои друзья о том позаботились.

— Где они? Что ты сделала с ними?

Она улыбнулась.

— Не беспокойся, они еще живы. — Ее улыбка стала шире. — Ирония — штука прелестная, верно? Сначала мне пришлось бежать, спасаясь от вас. И вот теперь вы у меня в руках. Забавно, правда?

— Смешно до смерти, — прохрипел он. Ее близость кружила ему голову. От нее исходил тонкий запах духов и чистого молодого тела.

— Кто ты? — спросила она, как уже спрашивала однажды. — Откуда?

Он долго, не отрываясь, смотрел на нее, вспоминая иные выражения этого лица, иные взгляды этих глаз. Он слышал смех, что оборвался у подножия скалы. Давным-давно.

— Я Майкл Ривен из Кемасанари на Скае — Острове Туманов, Острове Неба. Я — Сказитель, — произнес он, ясно выговаривая каждое слово. У него появилось какое-то странное чувство, будто сказанным он связал себя некими обязательствами. Совершил некий поступок, возможно. Перешел какой-то рубеж. Но ему было уже наплевать. Он знал, кто он и что он делает. И этого было достаточно.

— Странные имена. — Глаза ее вдруг заблестели. Рука поднялась, и Ривен невольно отпрянул, но она лишь погладила старые шрамы у него на лбу. Она озадаченно смотрела ему в лицо. Под прикосновением ее осыпалась засохшая кровь.

Он склонил голову. В ушах отдавалось бешеное биение сердца. И — как в, былые времена — ее губы знакомо припали к его губам. Ее язык нежно коснулся его десен. Кровь с его разбитых губ испачкала ее губы. И он ощутил вкус Дженни и своей крови у нее во рту. Звякнули цепи. Он зарылся лицом в густую тьму ее волос, скользнул пальцами по ее затылку… и тут она резко отстранилась.

Он едва сдержал рыдание. Иллюзия длилась мгновение, но в это мгновение он целовал свою умершую жену.

В лице Джиннет появилась суровость, которой не было прежде: что-то безжалостное, жестокое. Она холодно улыбнулась и стала чужой. Врагом. Внезапно нахлынувший гнев смыл печаль.

— Стерва! — вырвалось у него.

На ее губах была его кровь. Она была похожа на вампира.

— Я желаю знать больше, — промолвила она. — Я желаю знать все. Почему ты и твои друзья здесь, и куда вы направляетесь. И ты мне скажешь.

— Пошла ты к черту.

— Ты скажешь мне, Сказитель. Или эту угрюмую деву, которая сопровождает тебя, и которая, как я понимаю, небезразлична тебе, — отдадут на потеху нашим наемникам. И посмотрим тогда, быть может, внимание дюжины кондотьеров сотрет хмурое выражение с ее лица.

Он беспомощно сжал кулаки. Глаза его загорелись, но он прикусил губу и смолчал.

— Ты горд и упорен. Хорошие качества для мужчины, но вряд ли достоинства эти пригодятся в теперешнем твоем положении. Я дам тебе время подумать. Когда сидишь в темноте, один, и ничто тебя не отвлекает, тогда трезвые мысли приходят быстрее. Теперь прощай. — Подобрав юбки, она насмешливо присела перед ним в реверансе, как перед принцем крови. Потом вновь набросила капюшон, взяла свечу из ниши и вышла, оставив его в темноте.

Она ушла, но шагов ее он не слышал, — и когда приходила она, ничего не было слышно, — стало быть, тяжелая дверь заглушала все звуки. Это несколько ободрило его, поскольку означало, что друзья могут быть рядом. В соседней камере или дальше по коридору. Быть может, его вовсе не изолировали от остальных.

Он прислонился к стене. Ноги дрожали от усталости. Чего ей нужно? Чего хочет она достигнуть? Не считая, конечно, мести. Может, она принимает его за какого-нибудь могущественного волшебника и надеется использовать его силу в своих собственных целях.

Но разве могущественный волшебник позволил бы так легко захватить себя?

Он пошевелил руками в кандалах. Железо впилось в запястья. Она будет мучить Мадру. Ни одна тайна не стоит этого.

Это было ужасно. Женщина с лицом его жены будет мучить девушку, которую он полюбил. После жены. Наказание за измену. Его хриплый лающий смех отскочил эхом от камня стен.

И оборвался внезапно. Откуда-то в камеру долетел посторонний звук — скрежет железа о камень. Ривен замер, тщетно пронзая взглядом кромешную тьму.

Потом он ощутил запах. Запах дыма в затхлом воздухе подземелья. Едкий запах трубки Фриния.

Скрежет железа в углу. Чье-то тяжелое дыхание. Голос. Смачное ругательство.

— Говенная эта труба!

Треск соломы.

— Фриний! — воскликнул Ривен.

— Не ори! Ради всего святого. Черт подери, я слишком стар, чтобы лазить по сточным трубам, кишащим к тому же крысами… пусть даже весьма учтивыми крысами. Человек моего положения. О времена!

Он ощутил на лице дуновение вонючего воздуха. Костлявая рука легла ему на плечо. Ривен дернулся от неожиданности.

— Свет. Минутку.

В камере появился свет — холодное голубое свечение, исходившее от горящего пучка соломы. Лекарь держал его высоко в руке, и свет изливался лучом, как от фонаря. Он критически осмотрел источающую свет солому и удовлетворенно кивнул.

— Магия, — прошептал Ривен. Глупо, конечно, но ему хотелось смеяться.

— Ну да, магия. — Старик оглядел Ривена с головы до ног и вздохнул. — Неплохо тебя отделали. Я слышал, как эта волчица к тебе приходила.

— Побыла и ушла.

— В самом деле. Значит, у нас есть немного времени.

— Где остальные? Ты видел их? Что с ними?

Фриний поднес длинный палец к губам, потом прикоснулся к кандалам Ривена кончиком горящей соломы. Они тут же упали с его запястий, ударившись со звоном о пол. Старик поморщился. Ривен наклонился вперед и рухнул на колени.

— Не время сейчас валяться! — встряхнул его Фриний. — Нам с тобой нужно еще обстряпать одно дельце. Сходить кое-куда и кое-кого повидать. — Старик хохотнул. В неверном свете соломы он походил на дьявола. — Идем. — С удивительной для такого тощего старикашки силой он поднял Ривена на ноги.

— Где мы? — спросил Ривен.

— Подземная темница в замке у герцога. Знакомое место, — он вновь подавился судорожным смехом. — Герцог имел привычку отправлять меня сюда, когда приступы его подагры затягивались. Но всегда потом призывал обратно. — Тут он с недоверием покосился на Ривена. — Не понимаю, зачем я-то вообще здесь понадобился. У тебя достаточно силы, чтобы уже десять раз вызволить и себя, и своих друзей из этого мрачного места… Если б ты только умел ею пользоваться. — Он оглядел каменные стены. — Это бывшая моя камера. В этих полых стенах течет вода, над потолком и внизу, в сточных трубах. — Старик усмехнулся. — Специальная камера, чтобы не дать магии выйти наружу. Но кому нужна магия, чтобы расшатать решетку. Идиоты. Мне никогда не хватало духу сказать им об этом. Впрочем, меня никогда не сажали сюда надолго. Вытрезвитель. Так называл ее герцог. А потом отпаивал меня подогретым вином и долго еще извинялся. Они странные люди, эти господа благородных кровей.

— Дверь, — сказал Ривен. — Ты можешь открыть ее?

— О нет, мой мальчик. Там тоже вода. Потом еще чары и заклинания. У герцога тоже есть свои придворные колдуны. Или были. — Старик поднес светящуюся солому к большой квадратной дыре в полу, откуда была вынута решетка водостока.

— По сточным трубам? — с трудом выговорил Ривен.

Фриний кивнул, сверкнув черными глазами.

— И до самого моего дома. Если, конечно, он еще не сгорел дотла.

— Как же тебе удалось удрать?

— Меня просто никто не видел. Они такие невнимательные, эти солдаты. Мне совсем не пришлось прилагать никаких усилий. Вы им задали такую хорошую взбучку, что они явно уже не горели желанием задерживаться там надолго. Связали вас, побросали на повозку. Посветили факелами по углам, потом запалили дом. С тем и ушли.

— Мне очень жаль.

— Пустое, — сухо проговорил Фриний. — Мне удалось спасти самые ценные мои книги. Там остались, правда, еще кое-какие полезные вещи. В железном сундуке. С ними ничего не случится. Но это может подождать. Сейчас надо придумать, как освободить твоих друзей. И особенно — тех двух девушек. — Он вдруг помрачнел. — Это не самое подходящее для них место. Для девушек есть вещи похуже, чем смерть. Так что пошли.

Он подтолкнул Ривена в угол и заглянул в булькающие глубины водостока.

— Я ни за что туда не полезу, — запротестовал Ривен.

— Припечет — полезешь, — отпарировал лекарь и принялся без лишних слов протискиваться в узкую дыру, кряхтя при этом и морщась. Вот он уже скрылся совсем, только костлявые пальцы цеплялись за край водостока. Потом и они исчезли. Снизу послышался всплеск воды и поток непечатных ругательств.

— Лезь давай. У меня нет времени тебя уговаривать! — донесся из сырой тьмы голос старика.

Ривен тоже принялся чертыхаться. Дыра была слишком узка. Однако ему, несмотря ни на что, удалось просунуть туда ноги. Его ободранные запястья горели от боли. С трудом он протиснулся по пояс. Потом, сдирая кожу, просунул плечи. При одной только мысли о том, что он может застрять в трубе, Ривен невольно поежился. Ноги погрузились в холодную воду. Интересно, насколько здесь глубоко. Он надвинул решетку на место. Потом Ривен почувствовал, как руки Фриния ухватили его за ноги. Точно пробка из бутылки, он вылетел из узкой трубы и ухнул в тускло поблескивающую воду, подняв столб брызг у ног лекаря. Тот погрузился в воду с головой, но тут же вынырнул на поверхность, держа в зубах светящуюся солому. С седых волос Фриния стекали струи вонючей жидкости.

— Тьфу, — сплюнул он, вытащив изо рта солому. — Ты — как стельная корова, такой же неуклюжий и тоже не имеешь никакого понятия о своем содержимом. Но сейчас у нас нету времени останавливаться на этом подробнее.

Ривен задыхался от тошнотворного запаха сточных вод. Они оказались в тоннеле со сводчатым потолком футов в шесть высотой. Его обшарпанные стены в нижней части покрывал толстый слой слизи. По тоннелю вонючим потоком, в фут глубиной, текла вода с нечистотами. Они услышали всплеск — в воду плюхнулась водяная крыса, — но больше здесь не было никаких звуков, за исключением шума текущей воды. Поток, с бульканьем пенящийся у его колен, был скользким и липким, и Ривена аж передернуло при одной только мысли о том, как он будет потом отмывать свои открытые раны.

Поднимая вонючие брызги, он двинулся следом за Фринием, ориентируясь на голубое мерцание факела. По мере того, как они продвигались вперед, свод потолка опускался все ниже и ниже, и вскоре Ривену пришлось пригнуться, хотя старый лекарь мог еще идти, выпрямившись в полный рост.

— А где все остальные? Далеко? — спросил Ривен шепотом, но эхо, отскочившее от гулких стен, перекрыло и плеск шагов, и журчание потока.

— Не далеко, — прошептал в ответ Фриний. — Но сначала нам нужно кое с кем встретиться. Постарайся не шуметь. Мы проходим под нижними казармами.

Словно подтверждая его слова, стремительный поток зловонной жидкости хлынул из отверстия прямо над ними, и Ривену пришлось отскочить в сторону, чтобы вонючая жидкость не окатила его. Его чуть не стошнило от запаха, и ему показалось, что в сумраке тускло блеснули в усмешке зубы Фриния.

— Это опустошили уборную. — Старик отвернулся и вновь зашагал вперед.

По пути они проходили мимо входов в другие тоннели. Одни — широкие, словно улицы, другие — низкие, точно кульверты, почти полностью перекрытые застоялой водой и грязью. Квадраты лунного света пересекали тоннель, когда они проходили под решетками водостока, лежавшими под открытым небом; черные, как смола, провалы зияли там, где отсыревшие кирпичи, из которых были сложены стены сточных каналов, вывалились или пообсыпались, оставляя проемы, достаточно широкие для того, чтобы через них мог протиснуться человек. В целом тоннели, по которым шли Фриний с Ривеном, постепенно опускались, а воды становилось все больше. Чаще попадались крысы. Инстинктивно Ривен чувствовал, что они спускаются все глубже под землю, в самые недра города. Интересно, спросил он себя, на какую вообще глубину уходят эти каналы.

Наконец, они остановились. Узкий тоннель, по которому они шли, резко пошел под уклон, течение усилилось, и грязная вода поднялась почти до самого потолка. Казалось — дальше путь закрыт. Однако Фриний был как будто доволен.

— Почти пришли, — сказал он с нескрываемым облегчением. Ривен нахмурился.

— Ты имеешь в виду…

— Вот именно.

Придется нырнуть. Всего лишь короткое погружение, хотя, быть может, на слабонервных подействует раздражающее.

Ривен выругался.

— Задержи дыхание секунд на двадцать и выбирайся на поверхность, — спокойно произнес старик. — Ничего с тобой не случится. — И Фриний без лишних слов нырнул в черную воду, словно крупная отощавшая крыса. По-прежнему сжимая в руке под водой свой факел. Его понес поток. Секунды две Ривен мог еще различать этот свет, потом сияние отдалилось и исчезло совсем, оставив его в кромешной тьме.

Наверное, с полминуты стоял он в холодной вонючей воде, проклиная на чем свет стоит свою склонность к авантюрам, которая, собственно, и привела к тому, что он оказался теперь в таком неприятном положении. Наконец, он решился и нырнул.

Холодная вода поглотила его, как фригидное лоно. Ривен стал судорожно грести руками, чувствуя иной раз, как пальцы его задевают стены водостока. Он крепко зажмурил глаза и плотно сжал губы.

Прошло всего лишь несколько секунд. В лицо Ривену ударила струя воздуха, он вынырнул из воды и жадно вдохнул воздух, одновременно протирая глаза от скользкой грязи. Свет — настоящий свет. Свет от костра. Движущиеся фигуры. Двое склонились над ним и, схватив его за руки, вытащили из воды. Ривен повалился на каменный пол и, как рыба, выброшенная на сушу, принялся хватать ртом воздух. Потом смахнул с глаз непослушные намокшие волосы и огляделся.

Фриний стоял у огня, кутаясь в плащ, наброшенный на плечи, и грея руки над пламенем. С ним были какие-то люди. Еще меньше ростом, чем он. Телосложением они напоминали детей. А их лица…

Не лица даже — усатые мордочки с черными носами-пуговками. Глаза — большие, бездонные. Огромные уши чашечкой. Головы грызунов. На туловищах детей. Двое из них помогли Ривену подойти к костру. Он помотал толовой. В мерцании желтых языков пламени он разглядел каменные стены, которые уходили вверх, точно колодец. Потолок терялся во мраке-Ривена бил озноб. Тело его покрывали мурашки. Весь дрожа, Ривен подошел к костру и молча принял протянутый плащ, сухой и теплый.

Виры. Люди-крысы. Дольний народ. Они селились в водостоках и под развалинами городов Мингниша. Это он их придумал, Ривен, но никогда не писал о них. Хотя и собирался… они должны были появиться в его третьей книге, когда поиск разгадки тайны, предпринятый ради спасения страны, уже подойдет почти к самому концу.

Может быть, кто-то другой пишет сейчас об этом. Вместо меня. Может, я сам теперь стал персонажем чьей-то книги.

От одной только этой мысли он похолодел.

Но, как бы там ни было, виры, похоже, были настроены дружелюбно. Пять-шесть низкорослых фигурок находилось сейчас в этой комнате. С одним из них Фриний вел разговор на языке, который больше всего походил на череду щелчков и попискиваний. Остальные отошли в сторонку и принялись распаковывать какие-то тюки из промасленных шкур. Ривен заметил, что они все же время от времени поглядывают на него. В их зеленых горящих глазах отражался свет пламени.

Эти существа — моя выдумка. Мое воображение. Я даже не успел еще написать о них.

Он постепенно отогревался.

Мингниш снова затеял со мной игру.

Фриний закончил разговор с виром и обратился к Ривену.

— Ну, Сказитель, это — Квой, вождь виров, которых еще называют Дольним народом. Он мой друг. А это — одно из пристанищ, где находят они приют во время своих хождений под Талскером. Это место — часть уличного сообщения старого города, который был погребен под землей, а над ним выстроен новый. Здесь живут виры, укрытые от людских глаз. И жили здесь на протяжении веков.

Вопросы так и вертелись на языке у Ривена, но он прекрасно понимал, что задавать их сейчас не время. Беспокойство за своих друзей разъедало его, словно ржавчина.

Внезапно Квой заговорил. Его тонкий высокий голосок совсем не вязался с темной глубиной его глаз, мерцающих зеленоватым свечением.

— Мы нашли твоих друзей и уже сейчас готовим их побег. Их поместили в отдельные камеры на верхнем уровне герцоговой темницы. Насколько мы можем судить, никто из них серьезно не пострадал, хотя, как и тебе, им пришлось претерпеть некоторые неудобства.

Неудобства. Ну что ж, можно сказать и так.

— Когда мы отправляемся? — спросил Ривен.

Квой прикрыл веки и повернулся к Фринию.

— Он пойдет с нами?

Лекарь сердито нахмурился.

— Я бы его не пустил. Он сейчас не в том состоянии, чтобы бегать по сточным каналам и — что вполне вероятно — драться с наемниками. Он едва на ногах держался, когда шел сюда. Будет лучше, если вы сделаете все сами.

Ривен с трудом подавил свою ярость.

— Они же мои друзья. И попали в беду из-за меня. Я иду с вами.

Фриний покачал головой.

— Поверь мне, это не слишком благоразумно. И, кроме того, оставаясь здесь, ты тоже можешь помочь своим друзьям. Мы тут должны кое с кем повидаться. Тебе обязательно нужно с ним встретиться.

Он кивнул Квою, и вир оставил их, присоединившись к своим товарищам. Во мраке тускло блеснула сталь, и Ривен увидел, что в узлах, которые потащили виры, было оружие и стальная проволока.

Он с горечью поглядел на Фриния.

— Так с кем должен я встретиться?

— С Квиринусом, — ответил старик. — А теперь попридержи свой язык и постарайся чуть-чуть обсохнуть.

Прошло какое-то время. Почти все виры оставили их, удалившись через затопленный водой вход. Ныряли они тихонько, почти без брызг. Каждый взял с собой по куску блестящей проволоки — Ривен сообразил, что то были гарроты — и по железному пруту, которые походили скорее на вертела, нежели на шпаги. Трое виров осталось в зале. Они уселись на корточки у огня и принялись молча таращиться на Ривена. Руки у них были длинные и тонкие, а покрытые шерсткой пальцы оканчивались черными острыми когтями. Под их пристальными взглядами ему стало как-то неловко, и он повернулся к Фринию. Старик попыхивал своей трубкой. От мокрой одежды его поднимался пар.

— И как они собираются вызволять остальных? — не без тревоги и раздражения спросил Ривен. Он чувствовал свою никчемность, ненужность здесь. Но Фриний, казалось, нисколько не беспокоился.

— Под всей территорией города проходят потайные ходы и тоннели, — старик затянулся и выпустил изо рта струйку дыма. — И больше всего их под башней герцога. Его темница — всего лишь верхний уровень подземных ходов, что пронизывают весь холм, на котором стоит Талскер. Кое-кто полагает, что это гномы начали строить их в те далекие времена, когда леса покрывали землю. Но никто еще не спускался достаточно глубоко, чтобы выяснить, правда ли это, а сами гномы молчат.

— Вот по этим тоннелям и водостокам виры сумеют пройти незамеченными в самое сердце подземной темницы. Запоры же — не преграда для их ловких пальцев, а наемникам нечего противопоставить их бесшумным ногам и гарротам, которые у виров всегда с собой. Скоро твоих друзей освободят, и лучше не спрашивать «как» и «зачем». Просто прими с благодарностью то, что они поддерживают нас.

— А почему они с нами?

— Потому что они верят в цель твоих поисков и, как и я, чуют магию, заключенную в тебе.

— А этот Квиринус… ему что до этого?

Фриний улыбнулся.

— Квиринус — редкий человек. Облеченный властью, но при том самых широких взглядов. Он, по всей видимости, кое-кого знает из вашей компании. Он окажет вам помощь со снаряжением и поможет ускользнуть из города. Что для вас очень важно. В Талскере кое-что назревает… кое-что, во что лучше не вмешиваться, — борьба за власть и влияние. Впрочем, она назревала достаточно долгое время, но с прибытием леди с Юга процесс ускорился. — Старик вздохнул. — Может быть, это и к лучшему. Настало время перемен.

Леди с Юга. В самом деле.

Спустя какое-то время, когда Ривен уже почти обсох, один из виров порылся в мешке у себя на боку, молча достал оттуда строганину чего-то черного, жирного и пахнущего какими-то травами и передал ее по кругу. Ривен с сомнением уставился на доставшийся ему кусочек, но уже через мгновение последовал примеру своих товарищей и принялся есть. Слегка резиновая на зуб, эта строганина оказалась довольно вкусной. Какое-то вяленое мясо… Ривен решил, что лучше не спрашивать, из какого животного приготовлена эта пища.

Они молча сидели и ели. Внезапно виры насторожились, как будто что-то почуяли. Они повели носами и навострили уши, — ни дать, ни взять крысы, нюхающие воздух, — потом обменялись несколькими словами на своем писклявом языке, после чего двое из них отошли от костра и встали у квадратного углубления с водой, которое было здесь единственным входом.

Что-то с шумом всплыло на поверхность, и темноволосая человеческая голова, взбаламутив воду, отряхнулась, отчего брызги разлетелись во все стороны. Два вира ухватили пришельца за руки и вытащили на сухой каменный пол. То был мужчина в кожаных доспехах с двумя кинжалами, закрепленными у обоих бедер. Вода грязными струями стекала с него. Не обращая внимания на своих хозяев, он нагнулся над колодцем. Спустя несколько мгновений над поверхностью появилась еще одна голова: совсем лысая, точно шляпка гриба, с густыми черными бровями. Первый помог второму выбраться из воды, и плащи, что согревали Ривена и Фриния, были переданы двум промокшим насквозь новоприбывшим. Лысый провел белой рукой по своей голове и рассмеялся.

— Народ ваш деградирует, — сказал он двум вирам. — Вы что, никогда не слышали о дверях? — Потом он обратился к ним на их собственном языке.

Они присоединились к Ривену и Фринию у костра, и лысый громогласно поприветствовал лекаря — слова его отдались гулким эхом в каменных стенах.

— Фриний, ты, старый козел… опять, я смотрю, у тебя неприятности. Я слышал, что сейчас ты подыскиваешь себе новую конуру.

— Лишь не имеющие никакого понятия о приличиях пьяницы могут так потешаться над горем другого, — в тон лысому произнес старик. — Тебе все так же не хватает учтивости, милорд Квиринус, как и тогда, когда я зашивал твои раны, которые в молодости получал ты в изрядных количествах, подвизаясь на поприще драчуна и повесы. Даже возраст не повлиял на тебя благотворно.

Квиринус громко расхохотался и сел рядом с ними, а его спутник остался стоять, настороженно глядя по сторонам.

Проследив за направлением взгляда Фриния, Квиринус ткнул пальцем в своего угрюмого компаньона.

— Не обращайте внимания на Кейгара: он всегда обо мне, старике, беспокоится. — Он внимательно посмотрел на Ривена. — Так значит, это и есть Сказитель, о котором ты мне рассказывал. Судя по его виду, люди герцога уже успели с ним пообщаться.

— Так оно и есть. Его нужно спрятать. Его и его друзей. Еще им понадобится снаряжение для поездки в горы. И отправить их нужно как можно скорее. — Фриний помолчал и добавил: — Это очень важно, милорд.

Квиринус посмотрел на него.

— Не сомневаюсь. Раз уж даже виры взялись ему помогать, ты ради него остался без дома, а весь городской гарнизон поднят по тревоге, чтобы выследить его и его друзей. — Он усмехнулся. — И, как в доброе старое время, людям Сергиуса хорошо досталось, если то, что я слышал, — правда. С тех пор, как я последний раз видел его, Байклин не утратил умения владеть клинком. И теперь Годомар и его новая темноволосая ведьма подняли на ноги весь Талскер своими россказнями о беде, обрушившейся на южные Роримы, и злых колдунах, разгуливающих по улицам города. Не удивительно, что все население в панике и что ни в чем не повинных людей вышвыривают из города на съедение лютым зверям. — В первый раз с тех пор, как барон появился здесь, выражение беспечной веселости стерлось с его лица, и густые нависшие брови тут же придали его липу свирепый вид. — Даже мои собственные стражи попались на эту удочку, а мирканы засели в своих казармах и не желают ни во что вмешиваться. Они отказываются следить за порядком в городе, потому что все то, что теперь здесь происходит, на их вкус дурно пахнет. И я не виню их. Ходят слухи, что некоторые мирканы ушли на службу к баронам пограничных поместий и занялись настоящим делом.

— К каким, интересно, баронам? — лукаво полюбопытствовал Фриний, и Квиринус рассмеялся. Хорошее расположение духа вернулось к нему.

— А что мне еще оставалось делать, как не принять их? Кроме того, они мне нужны. Пока городская знать вздорит друг с другом, мы там у себя, на севере, из последних сил боремся за выживание… И это вынуждает нас искать нашего друга. — Глаза под нависшими бровями вновь обратились к Ривену. — Мне сказали, что ты — друг Байклина. Стало быть, я могу доверять тебе, не требуя иных доказательств. Я знаю, что с ним что-то произошло, когда он ходил в горы в прошлом году, что-то, связанное с тобой. С тобой и с тем, что сейчас творится с Мингнишем, ибо Смутные времена начались как раз с того самого дня, когда Байклин поднялся на Стэйр. А что ты скажешь по этому поводу? — барон вытер все еще мокрое лицо и поглядел на Ривена в ожидании ответа, не проявляя при том ни малейшего нетерпения.

Манера лысого выражаться — напрямую, без обиняков — захватила Ривена врасплох. Он растеряно посмотрел на Фриния, но лицо старика, сморщенное, как ядро грецкого ореха, было таким же непроницаемым. Он чувствовал на себе пристально-спокойные взгляды виров и видел хмурое лицо телохранителя Квиринуса.

— Ну, что ж, — произнес он и начал повествование. То был долгий рассказ, в нем переплетались события, происходившие в двух мирах, — загадочные события, которые он не мог объяснить, — но слушатели сидели молча и ни разу не прервали Ривена. Фриний даже не заметил, что его трубка давно погасла. Ривен рассказал им обо всем, соотнеся похождения Байклина и Мертаха со своими собственными. Когда он закончил, одному из виров пришлось вновь разводить костер, от которого остались лишь тлеющие угольки. Тишина еще долго висела в воздухе. Наконец, Фриний в последний раз попытался затянуться своей потухшей трубкой и принялся выбивать ее о каблук сапога. Брови Квиринуса сдвинулись в одну жирную линию.

— В самом деле, занятная история, — тихо заметил он. — И, похоже, тебе тоже досталось немало. Как, впрочем, и нам. — Он горестно покачал головой. — Прямо-таки в голове не укладывается. Что скажешь, Фриний?

Старый лекарь, принявшийся было заново набивать трубку, прервал на мгновение свое занятие.

— Не один век уже ходят слухи о существовании каких-то иных миров. Кое-кто из Горнего народа утверждал даже, что им удалось побывать там. И еще, говорят, гномы не раз находили Двери в иные пространства в самых глубоких своих рудниках. Но одно дело — слушать все эти сказки, совсем другое — разговаривать с человеком, который утверждает, что он пришел из такого другого мира. — Он, наконец, раскурил свою трубку и тяжело вздохнул. — Для меня это не новость. Но я встревожен. По двум причинам. Во-первых, есть нечто, что выпадает из какой бы то ни было логики, в том числе магической, — эта темноволосая девушка, которая и жена, и не жена нашему другу, как и леди Джиннет. — Он улыбнулся. — Я больше не буду называть леди волчицей, это не слишком учтиво по отношению к Ривену. Но что-то в этом не так. Есть еще кое-что, и Ривен не имеет к тому ни малейшего отношения… хотелось бы только знать, что именно. Но и это еще не все. И я сомневаюсь, что даже гномы сумеют разрешить эту головоломку… Если б они знали ответы, они бы, наверное, не стали тянуть так долго и уже предприняли бы что-нибудь? Они ведь мудрее всех, хотя и несколько скрытны. Они просто не могут не знать, что происходит сейчас со страной. Их почитают хозяевами магии, чей источник лежит в земле… но я не думаю, что они как-то причастны к последним событиям. И я сомневаюсь, что они могут все это предотвратить. Возможно, они теперь так же беспомощны, как и все остальные, ибо и гномы — обитатели этой земли. Почти такие же, как мы. А второе, что меня беспокоит, так это то, что первая чистка в Мингнише случилась в тот самый год, когда родился Ривен. В том, своем мире. Таким образом, можно предположить, что за его связью с нашим миром стоит нечто большее, чем его книги.

— Двусторонний канал, — задумчиво произнес Ривен. — Мне кажется, существует некий канал магической связи, по которому из вашего мира ко мне приходят образы. А Мингниш, в свою очередь, получает что-то и от меня, причем с того самого дня, как я родился на свет. Не я создал этот мир. Не я. — Ривен вдруг ощутил несказанное облегчение. — Значит, не я виновник разрушений, убийств, климатических катастроф… Здесь замешано что-то еще. — Но что? Что вызывает такие изменения? И почему?

— Гномы могут и не знать, — сказал Квиринус. — Но, с другой стороны, гномам ведомо многое. Они живут в этом мире с тех пор, как из земли поднялись первые горы, и Великая река понесла свои воды к Южному морю. Возможно, они расскажут тебе о прошлом, о чем-то таком, что поможет тебе разгадать эту загадку. Я же ничем не могу помочь, и Фриний, который моложе гномов, мне кажется, — тоже. Так что идея пойти в горы — не такая уж и плохая, хотя, признаюсь, я рад, что мне не придется идти туда самому.

— Гресхорн, — задумчиво проговорил Фриний. — Горы на краю света. Едва ли найдется более трудный маршрут. — Он взглянул на Квиринуса. — Но ты им поможешь?

— Помогу. Не будь даже иных причин, я бы помог им единственно ради Байклина. В Армишире они найдут надежное убежище, и ни один из приспешников Сергиуса их там не достанет. А если кто из твоей компании захочет остаться, — он вновь обратился к Ривену, — мой дом будет их домом, пока они не будут готовы вернуться на Юг.

Ривен поблагодарил его, думая о всех тех бедах и потерях, которые выпали на долю его друзей. Мадра уж точно дальше идти не может, а из того, что Ривен помнил о схватке в доме Фриния, он мог заключить, что, скорее всего, Ратаган с Айсой тоже серьезно ранены.

— Мои друзья все еще там, в темнице, — сказал он.

Один из виров наклонился вперед и что-то сказал на своем языке. Квиринус кивнул.

— Уже нет. В этот самый момент они идут по тоннелям, к городским стенам. И скоро нам тоже будет пора отправляться путь.

Ривен перевел озадаченный взгляд с виров на Квиринуса и обратно. Барон Армишира рассмеялся.

— Они общаются друг с другом мысленно, мой друг. Волшебство в своем роде. И это тоже — одна из причин, почему они вынуждены скрываться.

И тут — в первый раз — заговорил молчаливый телохранитель Квиринуса.

— Если тем, ради кого мы пришли сюда, больше нечего опасаться, то, милорд, нам тоже пора отправляться. До рассвета нам нужно проделать немалый путь, а ночь над землей уже на исходе.

— В самом деле, — задумчиво пробормотал Квиринус. — Ты, как всегда, готов напомнить мне о моих обязанностях, Кейгар; впрочем, мне не приходится о том сожалеть. Я бы, конечно, с удовольствием посидел здесь еще и поболтал с приятными людьми. — Он встал, отбросив в сторону свой плащ. Его одежда так и не высохла. Он поглядел на Фриния, сидевшего на корточках у костра. Ривен подумал, что в такой позе, да еще рядом с дородным бароном, лекарь-похож на садового гнома.

— Нам, дружище, пора. Что за время такое настало: когда бы ни выдался случай нам поговорить, обязательно кто-то стоит у меня над душой и подгоняет. Надеюсь, будет еще время, когда мы сможем, наконец, спокойно посидеть и потолковать.

Фриний задержал руку друга в своей.

— С нетерпением буду ждать. Будь осторожен. — Он повернулся к Ривену. — Квиринус отведет тебя к твоим друзьям и доставит в безопасное место. Я же свою работу исполнил.

— А ты что, не пойдешь? — с глупым видом спросил Ривен. Внезапно он понял, что ему будет недоставать этого маленького старичка.

— Я остаюсь. Виры подыщут для меня местечко. Пусть опасности минуют тебя на нелегком твоем пути, и не только ради людей этой страны, но и ради тебя самого. — Он улыбнулся. — А теперь тебе снова придется вымокнуть.

Виры уже расположились у края колодца и разговаривали с Квиринусом. Раздался всплеск, и Кейгар исчез. Квиринус махнул Ривену рукой — мол, бывай, — и тоже скрылся под водой.

Ривен неохотно встал. Вода была черной, холодной и грязной — такой неприглядной… Он невольно поежился. Один из виров дотронулся до его руки и что-то сказал на своем языке.

— Он желает тебе счастливого пути, — пояснил лекарь.

— Спасибо, — пробормотал Ривен себе под нос. — Ну, вперед, — и он нырнул.