12

Он сумел различить лишь расплывающееся бледное пятно лица, обрамленного темными волосами.

— Дженни?

Он произнес ее имя вслух, хотя то был чей-то чужой, едва различимый голос, который ломался, вырываясь из его горла. Пронзительный белый свет боли у него в голове стал угасать — что-то холодное приложили ему ко лбу. Чьи-то пальцы коснулись его лица. А потом не осталось уже ничего, только тьма, что ждала его у подножия горы.

Безмолвие жаркого дня разгладило воду. С тихим шорохом легкие волны в заливе накатывались на берег одна за другой. Солнце зажгло морскую гладь у горизонта ослепительным светом. Там, где в залив впадал ручей, вилась мошкара. Вдоль скал поднималась туманная дымка.

Они сидели на гранитной плите, которая упала в воду тысячи лет тому назад. Волны с тихим плеском разбивались о камень. Остатки их трапезы разбросаны на берегу — к ним подбираются чайки, а несколько листков бумаги легкий бриз утащил в море. Он положил голову ей на колени и, закрыв глаза, прислушался к шороху моря и вскрикам чаек. Она толкнула его, когда лоснящаяся голова тюленя появилась на поверхности моря поблизости. Два блестящих коричневых глаза с любопытством смотрели на них, голова поднималась и опускалась вместе с волнами. Они застыли, улыбаясь морскому зверю, и оставались так, не шелохнувшись, покуда тюлень не исчез внезапно, оставив после себя круги ряби на гладкой поверхности воды, которые тут же слизала набежавшая волна.

Он посмотрел вверх, в лицо, обрамленное темными волосами, склонившееся над ним.

— Где это я? — спросил он, оглядываясь по сторонам. — Что случилось?

Она улыбнулась в ответ.

— Недалеко от Гленбриттла. Упал с горы. — И поцеловала его в лоб. — Майкл, — тихо произнесла она и вся вдруг напряглась.

— М-м?

Она указала рукой на листы бумаги, прижатые к скале тяжелым камнем.

— Не надо меня туда.

Он моргнул.

— Почему нет?

— Не знаю. Там так хорошо. Все — сияющее, чистое и не тронутое гарью.

— Там и у них, между прочим, идет война, — сухо заметил он.

— Может быть… но они там оправданы, войны, и необходимы, и в них меньше мерзкого, чем в этом мире.

Он зашевелился.

— Но ты уже там. Я не могу теперь просто взять и убрать тебя оттуда.

Она сделала вид, что замахнулась на него.

— Опять? Я так и знала. И ты-меня даже не спросил.

— Право художника. И потом, должна же в романе быть героиня.

Она отрицательно покачала головой, чуть улыбнувшись. Потом вперила свой взор вдаль, на море. Он чувствовал тепло ее бедер под своей головой, ее пальцы — у себя в волосах.

— Смотри у меня, чтобы третья книга была самой лучшей, — сказала она, помолчав.

— Она станет шедевром. И мы будем жить в роскоши и славе до конца дней своих.

— Вот она — роскошь. Здесь. Сейчас. Мы на Скае. Лето. Чего же тебе еще надо? А слава только мешает.

— Знаешь, Маккиннон, ты действительно странная.

Она сморщила нос.

— Как ты смотришь на то, чтобы сегодня куда-нибудь слазить?

— Куда?

Она обернулась и посмотрела назад, — туда, где Черные Квиллины гряда за грядой поднимались зубчатой дугой камня к безупречно синему небу.

— На Сгарр Диг. Давай поднимемся на Алую гору и глянем на мир с вершины.

Он помолчал немного, ощущая всем телом тепло летнего дня.

— Ну что ж, давай, — сказал он, наконец.

Рука поддерживала его за плечи. Кто-то наклонился над ним. Он хотел повернуться, но ноги запутались в одеялах. В раздражении он заставил себя открыть глаза…

Он увидел незнакомую комнату, белые холмы за окном и меч в ножнах, прислоненный к стене.

Он лежал неподвижно, — не шевелясь вообще, — вспоминая, прислушиваясь к тихому дыханию Мадры. Потом протянул руку и нежно коснулся ее лица, провел кончиком пальца по изгибу шеи, потрогал мягкие волосы. У него непроизвольно потекли слезы, скатились по вискам и намочили подушку.

Прости меня.

Девушка рядом с ним шевельнулась и пробудилась. Ее рука осторожно прикоснулась к компрессу у него на голове. Увидев, что Ривен очнулся, она не сдержала рыдания и уткнулась лицом ему в плечо. Он погладил ее по волосам.

— Не надо плакать. Я еще как будто не умер.

Она засмеялась.

— Долго же ты не мог определиться.

Он протянул руку к ее лицу — к ссадине рядом с глазом. Вокруг расплылся черный с желтым синяк.

— Как все закончилось?

— Пришел Льюб. Вожди наши с боем пробились из Зала приемов, где их держали пленниками, и присоединились к нам. Мы победили.

Это все, что Ривен хотел слышать сейчас. Больше пока ничего не нужно. Он приложил палец к ее губам. И, взглянув за окно, снова увидел холмы.

— Мадра…

— Ты три дня пролежал в беспамятстве. Почти все это время шел снег. Речка Рорима совсем замерзла.

Он заметил ледяной узор в уголке оконного стекла. Суровое бледно-голубое небо, зимнее небо. Осень миновала.

— Байклин с Ратаганом хотели видеть тебя сразу, как только ты придешь в себя. Лиса за дверью.

— Как они, живы и здоровы? — Она кивнула. — Что вообще произошло?

«Недалеко от Гленбриттла. Упал с горы».

— Пусть тебе Байклин расскажет.

— Но ты же была там. С моим мечом. Я помню.

— Мирканы сбили меня с ног. Мне показалось, что они не хотели меня убивать. Но Айса остался один против них. Он все время кричал, что их обманули, но все равно они не переставали биться с ними. И, в конце концов, они все же его услышали. К тому времени и все остальные воины Брагада сдались, потому что их окружили, а барона взяли в плен. Люди из Круга пришли к нам на помощь. Несколько сотен человек. Они окружили Рорим. Врагу не удалось уйти.

Тут раздался стук в дверь, и вошли Байклин, Ратаган и Гвилламон. Позади них — Айса. Глядя на лицо Байклина, можно было подумать, что его долго терли о мельничный жернов. Зато Ратаган весь сиял.

— Ты выглядишь хуже, чем я себя чувствую, — сказал Ривен Смуглолицему.

Тот улыбнулся.

— Цена победы. Будь у меня еще одна пара рук и глаз на затылке… Но я все же выжил.

— А я начинаю уже привыкать вытаскивать тебя с поля боя, — добавил Ратаган. — У тебя дурная привычка, Майкл Ривен. Всегда ты оказываешься в самом горячем месте. Хорошо еще, что у тебя этакая крепкая черепушка.

— Дурная привычка там или нет, — заговорил Байклин, — но прими нашу искреннюю благодарность. Ты сделал немало для нашей победы. Брагад захватил нас врасплох. Мы как будто не договаривались, что нас запрут в нашем же зале.

— Как это случилось? — спросил Ривен.

Байклин пожал плечами.

— Так просто, что мне до сих пор еще стыдно. Ночью, пока мы там пили-гуляли, десять его стражников перелезли через стены и прежде чем мы успели понять, что вообще происходит, уже держали свои мечи у наших глоток. Если б ни Юниш с Белигом, мы бы так и остались там лежать. Они вломились в верхние окна и — в полном смысле слова — свалились нам прямо на голову. Уж нам пришлось попотеть, доложу я тебе. Но в конце концов мы одолели захвативших нас стражей и их баронов и выбрались наружу. Сражение уже было в самом разгаре. Весь северо-восток Рорима объят пламенем. Льюб как раз атаковал врага с тыла. Мы присоединились к нему. Солдатам Брагада, должно быть, показалось, что мы возникли прямо из воздуха. Многие были убиты. Среди них — Маско, Лионан и Маллах. Но их не станут оплакивать. Мертах сейчас в Рингилле, размещает гарнизон из наших людей.

— А Брагад и Джиннет? — спросил Ривен, заранее боясь ответа Байклина.

— Брагад мертв. Убит собственными мирканами, — мрачно проговорил смуглолицый. — Они не любят, когда их обманывают, эти воины. Они присягнули на верность Варбутту. И у меня, знаешь, такое чувство, что и люди Карнаха вскоре последуют их примеру. Магейри мертв, его убил Даман — его же собственный племянник. Сейчас он наш пленник.

— Так что, похоже, Роримы все же объединились под началом единственного правителя, — задумчиво произнес Ривен.

Смуглолицый кивнул.

— А о Джиннет — никаких известий. Ходят слухи, что она бежала из Долов. Может быть, в города на севере. Снег, конечно, задержит ее, но мы ее и не преследуем. Смертей и так было достаточно. Достаточно противоборства.

— А ваши бароны… — тихо промолвил Ривен. — Люди так до сих пор и считают, что я волшебник?

Ратаган улыбнулся.

— И великий воин, который один вышел против шестерки мирканов и доблестно бился, пока его не сразили.

— Слишком много, смотрю я, разговоров, — заметил Ривен.

— Вот уж действительно, если бы люди меньше болтали, тогда, может быть, слухи, что так кстати пришлись Брагаду, никогда бы и не возникли. Жители Роримов теперь все-таки пообразумились. Те, которые уцелели.

— Много мы потеряли людей? — спросил Ривен.

Байклин отвернулся.

— Много. Слишком. — Он горько усмехнулся. — Мы назначили Игельду новым управляющим. Она говорит, что для нее это не ново — Гвион постоянно бегал к ней за помощью.

Воцарилось молчание. Рука Мадры на мгновение задержалась на лбу Ривена.

— Снег идет, — сказал он.

— Навалило уже с полфута, — рассеянно проговорил Гвилламон. Голубые глаза его были как лед. — А ведь лето по календарю едва ли перевалило за середину. Многие наши ушли в предгорья — гонят сюда стада. И с ними — стражи… те, кто остались. К западу от Раларта видели Исполинов. Говорят, их там немало.

Вот, значит, как оно завертелось. Ривен чувствовал себя чертовски слабым, но одновременно в нем пробудилась былая тяга к деятельности. Он знал: время уходит. Гресхорн звал его. Звал Сгарр Диг. Он только хотел понять, почему? Может быть, гномы скажут ему.

— А я сильно ранен?

Гвилламон склонился над ним и оттянул ему нижнее веко.

— Череп цел. Тебе нужно просто отлежаться. Еще несколько дней. Но уже скоро ты будешь в порядке. Как справедливо заметил Ратаган, у тебя крепкая черепушка, Майкл Ривен.

Ривен лег и уставился в потолок.

— Нам нужно ехать как можно скорее. Мингниш пытается задержать меня здесь, в Рориме. Я не знаю, что мы отыщем в горах, но одно знаю твердо: ответы — там. — На губах его промелькнула слабая улыбка. — В книге поиск приводит туда. К гномам. На Алую гору.

— Нам нужно время. Привести в порядок Рорим, — сказал ему Байклин. — И еще мы должны позаботиться о Роримах Карнаха и Гаррафада. Они остались без вождей и из-за снега теперь практически отрезаны от остальных Долов. По долинам опять шастают Исполины, а с их ослабленными едва ли не наполовину гарнизонами эти Роримы легко уязвимы.

Ривен вздохнул.

— Я понимаю. Но если вы все же хотите добраться до источника всех бед, то нам нужно ехать как-можно быстрее.

Байклин, казалось, хотел что-то сказать, но Гвилламон остановил его, положив руку ему на плечо.

— Оставь это мне. Я сумею восстановить Рорим. Юдайн и Данан мне помогут. Да и Мертах говорил, что, как только Рингилл укрепят, он поведет отряд через снега в Карпах.

— Нелегкая будет поездка, — заметил Ратаган.

— Ты вызывался не раз в путешествия и похлеще, — вставил Байклин. — Или ты думаешь, мы отрастим себе крылья и перепорхнем через Гресхорн?

Ратаган со смехом поклонился.

— Я сражен. Но ты прав, конечно. Еще перед битвой я переговорил с Таганом. Он знает Гресхорн. И знает пару хороших историй об этих горах…

Гвилламон поднялся.

— Истории могут и подождать. Сказителю надо бы отдохнуть от твоего громогласного баса, Ратаган, и от наших рассуждении. Оставим его попечению сиделки. — Тут он приветливо улыбнулся Мадре.

Они ушли. У двери остался один Айса. Ривен поймал его взгляд.

— Спасибо, Айса.

— Я просто исполнил свой долг, — отозвался миркан, — и напомнил моим сородичам об их долге. Мне препоручена твоя жизнь. Тебе — наш мир. Храни его так, как должно, как я храню твою жизнь. Большего мне не нужно. — Он вышел, чтобы занять свой привычный пост у двери.

Ривен лежал, стараясь не шевелиться. Голова разболелась. Рядом — теплое дыхание Мадры. Ривен слушал, как свищет ветер в стропилах, и смотрел на кружащийся за окном снег. Мадра пошла развести огонь. Ривен смотрел, как она заправляет за ухо непослушную прядь волос, встает на колени перед очагом, и образ ее вызывал перед мысленным взором его иные образы, хранящиеся в глубинах памяти. Темноволосая девушка-жена. Блики огня у нее на лице. Запах торфа, горящего в очаге зимней ночью. Грохот волн в скалах. Рев разыгравшейся бури.

Зима. Зима вернулась на Скай. И теперь вот явилась сюда — в Мингниш. Завеса, что отделяла их друг от друга, почти целиком истлела. Память и воображение не разделить — так они перемешались. Если он проваляется здесь еще несколько дней, эти люди погибнут. Он чувствовал это.

— Ратаган и я поедем с тобой, — сказал Байклин, — Айса тоже тебя не оставит. И, как мы уже говорили, возьмем с собой Тагана. Он лучше всех знает леса в этом Доле. Льюб тоже хочет поехать. Еще раз взглянуть на северные горы, повидать напоследок родные места. Он препоручил подготовку новобранцев Друиму и Юнишу. С нами поедут еще три стража на тот случай, если нам вдруг придется выбираться с боем из какого-нибудь затруднительного положения. Римир, Коррари и Дармид. Они сами вызвались. Видели, как ты сражаешься — были с тобой на крепостной стене. Итого, получается, девять. Вполне достаточно, я так считаю. А ты что думаешь?

— Пожалуй, — ответил Ривен уклончиво, хотя сам весь дрожал от нетерпения. — Как насчет лошадей?

— Раз уж нам важна скорость, мы отберем лучших в Доле, плюс еще два вьючных мула под провизию и снаряжение. Зимнее снаряжение уже готовят, но все равно это будет нелегкое путешествие — при такой-то паршивой погоде.

Ривен кивнул. Отблески пламени плясали на стенах комнаты, на улице завывал ветер, швыряя снегом в оконное стекло. Снежная пелена затмевала свет дня. Ратаган сидел, развалясь на стуле, и, скрестив руки, не сводил глаз с огня.

Байклин пихнул его локтем.

— Что-то ты подозрительно тих, не приболел ли ты, мой друг?

— Я заранее уже скорблю. — Отозвался тот. — Ибо предвижу в дороге нехватку медвяного эля, которого мне не придется прикончить. — Он специально гундосил, и вышло: «схватку с медведем, которого мне и придется прикончить».

Байклин усмехнулся.

— Не торопись предаваться печали. Путь наш лежит через крепости и города, кои славны лучшими пивными в стране, и хотя мы не можем задерживаться там надолго, я уверен, мы выкроим время, чтоб утолить жажду, вызванную тяжкой дорогой через снега и льды.

Ратаган тут же расцвел.

— А я про то и забыл, в дремучем своем невежестве. Значит, не так все и плохо! — Он встал, едва не ударившись головой о притолоку. — Я буду, конечно, скучать по горящим каминам, теплым постелям и приветливым девицам… но лишать человека пива — это по-настоящему тяжкое испытание. — Он дружески треснул Байклина по спине, тот аж покачнулся. Потом гигант повернулся к Ривену. — Голова твоя выдержит?

— Выдержит. — И тут Ривен задал вопрос, который не давал ему покоя уже целый день: — А Мертах?

Ратаган помрачнел.

— Он останется в Раларте или в Карнахе, куда собирается после Рингилла. Он не поедет с нами.

— Он все еще сомневается, куда ставить лапы?

— Что-то вроде того, — ответил ему Ратаган. — Мертах вообще человек скрытный. Его трудно понять. Он всегда полагается лишь на себя и не слушает никого. Он считает, что ты ничего не найдешь в горах, кроме камня и снега, и хочет, чтоб ты вернулся обратно в свой мир.

— А вы? — Рыжебородый верзила внимательно поглядел на него.

— Я уже как-то раз говорил тебе, Майкл Ривен, во что я верю. Я верю в мужскую дружбу. Если б ты был убежден, что сумеешь помочь этому миру, встав на голову, то я подержал бы тебя за ноги. Я считаю, что ты уже заслужил наше доверие… в то время, как Мертах…

— Считает тебя ненадежным, — закончил Байклин.

— И ему всегда… нравилась… Мадра, — добавил Ратаган.

Байклин поднялся.

— Мы пойдем. Тебе нужно поспать. Для этой поездки тебе понадобятся все силы, которые ты только сумеешь собрать.

Байклин вышел, а Ратаган на минуту задержался.

— Люди иной раз совершают глупости, — сказал он тихо, — вовсе не полагая их таковыми. И тут вряд ли чем можно помочь. Когда-нибудь мы все равно набиваем шишки, Ривен. Это довольно смешно и забавно до тех пор, пока сам не нарвешься. Я-то знаю. Жалеешь потом… но раскаяние — желчь жизни. — Он усмехнулся. — Мертах никогда по-настоящему не ушибался, поэтому он и не знает, что это такое. — С тем он и ушел, пожелав Ривену спокойной ночи и утра, которое было бы добрее ночи.

Они выехали через два дня — с площади перед Дворцом. В воздухе все еще чувствовался запах гари. Черные остовы выгоревших домов застыли под покрывалом снега. В развалинах копошились люди. Они работали здесь беспрестанно, — едва отгремела битва, — перебирали головешки, стараясь спасти то немногое, что осталось от их достояния. Куда ни глянь, на камнях мостовой валялись обгоревшие деревяшки и закопченные металлические обломки.

Это я виноват, беспомощно терзался Ривен. Где бы он ни появлялся в этой стране, за ним по пятам следовало разрушение. Может быть, Брагад был прав. Быть может, действительно именно он, Ривен, погубит Мингниш. Но Брагад мертв. А Хью, интересно, по-прежнему сидит у себя в кабинете, наблюдает в окно за проезжающими машинами и курит свои вонючие сигареты? Почувствовал ли он хоть что-либо, когда здесь убили его двойника? Нет, лучше не зацикливаться на этом.

Снег перестал. Небеса прояснились, но студеный, промозглый ветер так и гулял по Долу, и отъезжающие попрятали лица в теплые зимние шарфы. Лошади сосредоточенно нюхали землю, ожидая команды к выезду.

Ривен искал взглядом Мадру в толпе провожающих. Он не видел ее весь день и очень хотел попрощаться. Однако ее что-то не было видно. Варбутт даже не спустился во двор, чтобы пожелать сыну доброго пути, и Байклин сидел в седле молчаливый и мрачный, пряча лицо в высоко поднятом воротнике плаща, а дыхание его замерзало кристалликами льда на ткани.

Ратаган походил на большого медведя. Под седлом у него было могучее и огромное животное — этакая ломовая лошадь. Борода гиганта покрылась инеем и стала белой, как старческая седина.

Все остальные всадники из отряда — мирканы и стражи, — одеты были одинаково: укутаны в шерсть и овечьи шкуры, сверху — зимние плащи с двойной подкладкой, за спиной на седлах — переметные сумки. Двое стражей, Дармид и Коррари, вели двух вьючных мулов.

Где-то в этих тюках лежала и одежда, в которой Ривен пришел в Мингниш; но о том, что он взял ее с собой, знал только Байклин.

Гвилламон вышел на крыльцо Дворца. В холоде дня он казался мрачным и раздраженным, но голубые глаза его были ярче и теплее, чем хмурое зимнее небо. Юдайн тоже вышел на площадь. Он выглядел сегодня моложе своего сына. Его супруга, Этирра, которую он держал под руку, походила на замерзшего скворца. Ее глаза покраснели, — должно быть, от слез, — но губы были сжаты. Ратаган старался не встречаться с ней взглядом.

Вышла и Мира; Она одиноко стояла посреди заснеженного двора, не сводя глаз с Байклина, который вновь оставлял ее. Прежде чем сесть на коня, он обнял ее и прошептал на ухо несколько слов, которые никто не сумел расслышать. Теперь она смотрела так, точно прощалась с ним навсегда.

— Погода вроде стала получше, — сказал Гвилламон, глядя на небо. Он критически осмотрел отъезжающих. — Ничего не забыли?

— На три недели нам хватит, — ответил Байклин. — Три недели нам как раз и понадобятся, чтобы добраться до городов, а там мы уж подкупим себе все, что нужно. Надеюсь, мы без особого труда одолеем дорогу, если нам повезет с погодой.

Гвилламон повернулся к Ривену и протянул ему руку. Ривен молча пожал ее.

— Надеюсь, ты обретешь покой, — вот и все, что сказал ему старец, прежде чем вынуть руку из его ладони. — Благословение земли да пребудет с вами. Пусть путь ваш будет гладок, а в конце его обретете вы то, что надеетесь обрести. В добрый путь. — Он вскинул руку в прощальном жесте, и все домочадцы последовали его примеру. В толпе Ривен разглядел Кольбана, — тот растерянно улыбался, — Данана, Орда и многих других, кого знал в лицо. Но Мадры там не было. С чувством обиды, к которому примешивалось раздражение, он пришпорил коня и поскакал следом за Байклином к воротам Рорима. Когда всадники выехали на открытое пространство, не загороженное домами, студеный ветер ударил им в лица. И вот они уже за пределами Круга — перед ними простирался Дол в бесконечной сверкающей белизне. С верхушек холмов ветер сдувал облака сухого, легкого снега. Ривен смотрел на скованные льдом вершины, вспоминая иные горы. Он гнался за тенью, но теперь он хотя бы имел представление, куда она уводит его.

Байклин посовещался с Таганом относительно их маршрута на север. Они, похоже, сошлись во мнениях, и Таган присоединился к своим товарищам-стражам. Байклин скакал впереди, за ним — Ратаган и Ривен, Айса и Льюб, потом — Таган и Римир. Колонну замыкали Дармид с Коррари, ведущие за собой вьючных мулов. Всадники уткнулись носами в шарфы. Кони брели по колено в снегу, ветер трепал их гривы. Вскоре они, взяв направление на север, начали долгий подъем в предгорья. Копыта коней переворачивали камни, сокрытые под снегом, и на участках покруче всадникам приходилось проявлять осторожность и иногда вести коней в поводу. Ривен попытался было отыскать тропу, но не сумел ничего разглядеть среди снега и обледеневших валунов.

Чем выше они поднимались, тем сильнее дул ветер. Прозрачная мантия льда покрывала скалы, с каменистых уступов свисали серые наледи. Под утесами и у валунов намело сугробы. Снег вился по склонам, точно дым, укутывал всадников и лошадей белым покрывалом, одевая брови их изморозью. Ривен пошевелил внутри сапог пальцами ног, чтобы они не окоченели от холода.

Наконец, путники выбрались на гребень плоскогорья. Местность немного выровнялась. Перед ними открылся вид на безграничный простор сверкающей белизны, простирающейся до самого северного горизонта — белое пространство невысоких холмов, подобных замерзшей в движении океанской зыби. Ветер трепал их плащи. Лошади шли, полузакрыв глаза. Еще и дня не прошло, а Ривен уже начал тосковать о пляшущем пламени очага и о мягкой постели. Копыта коней поднимали облачка снега; ветер тут же подхватывал их и уносил прочь.

Где-то около полудня они ненадолго остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям. Морды животных покрылись ледяной коркой. Укрывшись с подветренной стороны невысокого холма, всадники попытались хоть как-то растереть и укрыть своих лошадей, чтобы те не замерзли совсем. Пообедали мясом и хлебом, который затвердел от мороза. Байклин запретил своим людям есть снег. Вода, которую они взяли с собой, не замерзла, потому что хранилась она в бурдюках, прикрепленных к лукам седел, и тепло, исходившее от коней, не давало ей превратиться в лед. Огня разжечь не смогли, и Ратаган мрачно предрек, что их ночная стоянка обещает быть вовсе нерадостной. Долго задерживаться путники не стали — на таком жутком холоде! — и отправились дальше в путь. Неужели так оно и будет все шесть недель? — не без содрогания подумал Ривен и вытер нос, размышляя о темноволосой девушке, которая, возможно, бродит, босая, среди снегов. Но когда он попытался вспомнить ее лицо, перед мысленным взором его возникло лицо Мадры. Ее застенчивые глаза под черными бровями.

День близился к вечеру, и Таган поехал вперед, чтобы подыскать подходящее место для ночлега. Он не раз уезжал вперед в течение дня, а также в стороны, хотя Ривен даже представить себе не мог, что кто-то будет преследовать их в такую погоду. Наконец, всадники остановились у скопления валунов, в чахлых зарослях терновника. Крутой склон холма укрывал рощицу от ветра. Пока Ратаган, чертыхаясь и матерясь, пытался развести костер, все остальные принялись растирать лошадей и собирать хворост. Наконец язычок пламени соскочил с трута, и огонь охватил сухие завитки вереска. Когда пламя как следует разгорелось, в дело пошел и отсыревший хворост. Костер запылал на славу, к несказанному облегчению путников, сгрудившихся вокруг огня. Они расстелили свои дорожные пледы на земле и расселись вокруг огня. Не повезло только Римиру, которому досталось первому заступать в караул.

— Так сколько мы прошли сегодня? — спросил Ратаган, зевая во весь рот.

— Маловато. — Байклин подбросил в огонь хворосту. — Дальше местность уже ровнее, так что завтра пойдем побыстрее, а послезавтра уже выберемся на равнину.

— А потом? — спросил Ривен.

— Потом спустимся в Большой Дол и пойдем вдоль Великой реки вплоть до самого Талскера.

— Далековато. — Ратаган снова зевнул. — Таган говорит, кто-то за нами идет. — Все уставились на Ратагана, потом — на Тагана, который сидел, закутавшись в овечьи шкуры, и только пощипывал бороду своей загорелой рукой.

— Кто или что? — спросил Коррари. Отблески пламени сверкали в его рыжих волосах.

Таган пожал плечами.

— Не могу сказать наверняка. Но что-то там есть, в вересковых пустошах. За нами следят — это точно. Я чувствую чей-то взгляд.

— Может быть, стоит вернуться и устроить засаду, — предложил Дармид, такой же огненно-рыжий, как и его брат.

Таган покачал головой.

— Еще ничего не известно. У меня просто такое чувство… Охотничье чутье. Дайте мне сначала удостовериться, а потом уже можно и возвращаться. А то все же жалко проделанного пути.

— Мудрая речь, — отозвался Байклин. — Мне бы совсем не хотелось терять понапрасну время, если можно этого избежать. — Он подвинул котелок, над которым поднимался пар, поближе к огню. — Даже если все ныне здравствующие Снежные Исполины идут за мной по пятам, я все равно с места не сдвинусь, потому что мне необходимо поесть горячего, иначе я просто заледенею.

Они разделили между собой густую похлебку и принялись есть, макая в нее хлеб и облизывая пальцы. Ривен уже начал чувствовать уши и пальцы ног, которые постепенно отогревались.

— И это называется лето, — пробормотал он себе под нос.

Покончив с ужином, они разлеглись у огня, но заснуть никак не удавалось. Все же они согрелись и лежали теперь в затишке, слушая скорбные песни ветра. Лошади постоянно переминались с ноги на ногу. Кустарник, шумя ветвями, гнулся под ветром. Холод, исходивший от мерзлой земли, потихоньку просачивался сквозь плед, служивший Ривену постелью. Спина замерзла, и он подвинулся ближе к огню, мучась ноющей болью в костях и прикидывая, через сколько часов ему заступать на дежурство. Он устал, но сон никак не шел. Должно быть, это подкрадывающийся сзади холод его отгонял, хотя жар от костра опалял Ривену лицо.

Но сон все же пришел — незаметно. Льюб разбудил его, сообщив, что пора заступать в караул и что потом будет очередь Коррари. Ривен с трудом выбрался из-под пледа, и холод тут же вцепился в него. Весь дрожа, он нацепил меч и занял свой пост. Одиночество и студеная тьма угнетали его. Ветер поутих, и в вышине показались звезды.

Вслушиваясь в тишину снежных просторов, Ривен принялся ходить взад-вперед в круге света, льющегося от костра.

И вдруг он услышался хруст снежного наста во тьме.

Не волки. На этот раз — нет.

Зябко ежась, к нему приблизилась невысокая человеческая фигура. Закутанная в шкуры и обутая в высокие сапоги. Ривен вынул из ножен меч и наблюдал за ее приближением. Человек этот еле шел, и в нем было что-то знакомое. В тени блеснули глаза. Потом капюшон упал, открывая лицо, и Ривен увидел, что это — женщина с посиневшими от холода губами. Она рванулась к Ривену и упала ему на руки. Меч его соскользнул на землю.

— Матерь Божья! Мадра, что ты здесь делаешь?

Ее била неудержимая дрожь. Он помог ей присесть у костра и закутал ее в свой плед. Она не отпускала Ривена, вцепившись в него обеими руками.

— Обними меня, — прошептала она. Он попытался согреть ее, чтобы остановить эту жуткую дрожь. Она так и не разжала своих объятий, но теперь они уже не были такими отчаянными. Дрожь утихла. Он глядел на нее в свете костра. Никто не проснулся.

— Ты пошла за нами, — сказал он тихим шепотом.

Она кивнула.

— Я взяла тайком лошадь и кое-что из снаряжения, и шла за вами на расстоянии.

— Но почему?

— Я хотела быть рядом с тобой, поехать с тобой в горы.

— Ты с ума сошла. Из-за тебя нам придется теперь возвращаться в Рорим.

— Нет. — Лицо ее так и пылало, но голос был тих. — Обратно я не вернусь. Все равно я сбегу еще раз, и еще… пока ты не позволишь поехать с тобой.

— Я ничего не решаю — надо спросить у Байклина. Ты вообще представляешь себе, сколько нам ехать?

— А ты? Ты же вообще ничего тут не знаешь.

Он замолчал, отступив перед ее упорством, может быть, и потому еще, что его поразила ее любовь.

— Где твоя лошадь? — спросил он наконец.

— Там, за холмом. Мне, пожалуй, надо бы привести ее. А то она у меня захромала, а здесь могут быть волки.

— Нет, ты сиди. Я сейчас разбужу Коррари. Он все сделает. А ты грейся у костра.

— Я уже согрелась, — при этом слабая улыбка мелькнула на ее губах.

Утром, когда Байклин узнал о неожиданном прибавлении к их компании, он пришел в самое мрачное расположение духа. И рассердился ужасно. Зато Ратаган был очень доволен. Они даже поспорили. Таган обрадовался, что его подозрения нашли такое мирное разрешение. Мирканы хранили непроницаемое молчание, стражи сомневались. Но когда они снова отправились в путь, их уже было десять — не девять, — и у Ривена появилась попутчица, скачущая рядом с ним. Байклин продолжал хмуриться и что-то тихонько бормотал себе под нос, но в тот день они продвигались гораздо быстрее. Ветра не было, солнце даже припекало. Теперь всадники больше не кутали лица в шарфы и могли наслаждаться чудесными видами. В пронизанном солнечным светом воздухе от лошадей валил пар.

Ратаган поднял лицо к солнцу.

— Вот это уже похоже на добрую погоду. Хорошо, если бы она продолжалась подольше.

— Завтра начнем спуск в Большой Дол, — крикнул спереди Байклин. — Там уже будет потеплее, а если нам повезет, то и дорога полегче.

— И, может быть, попадется пивная… дабы приятнее было ехать, — добавил Ратаган и принялся что-то мурлыкать себе под нос.

Нападение случилось так неожиданно, что Ривен даже толком не успел испугаться. Сердце екнуло — серые твари ринулись на всадников, выскочив из-за прикрытия валунов. Лошадь Байклина попятилась, и он крикнул:

— Гриффеши!

В одно мгновение все смешалось. Злобные звери окружили лошадей. Объятые ужасом животные взбрыкивали и ржали. Все силы Ривена уходили теперь на то, чтоб удержаться в седле. Первыми спешились Льюб и Айса, и Ривен услышал знакомый свист и треск посохов мирканов. Мадра вцепилась в поводья, пытаясь не выронить их. Ее волосы разметались по плечам. А потом перед Ривеном возникла разверстая пасть — словно какой-то ночной кошмар. Второй уже раз он оказался лицом к лицу с гриффешем. Одним мощным ударом клыка зверь вспорол его штанину. Лошадь бешено завертелась на месте, но гриффеш вцепился крепко — когти одной его лапы рвали кожу седла, вторая вонзилась в икру Ривена. Он попытался дотянуться до меча, но не смог. Глаза зверя сверкнули, и Ривен почувствовал, как его острые зубы впились ему в ногу. Он уже начал терять сознание, но тут откуда ни возьмись появился Лиса и размозжил разъяренной твари голову. Та лишь пронзительно взвизгнула; тяжелое серое тело упало на землю и перевернулось под копытами лошади Ривена. Почти все всадники уже спешились и отчаянно сражались со стаей зверей. Ривен соскочил с седла и едва при этом не упал, но наконец-то ему удалось вытащить меч из ножен. Айса был тут же, рядом, и крушил все вокруг боевым посохом, давая выход своей ярости. Вцепившись левой рукой в поводья, Ривен махал мечом, нанеся несколько сильных и точных ударов.

Внезапно твари обратились в бегство и исчезли так же стремительно, как и появились. Стая рассеялась и растворилась в лабиринте валунов и расселин чуть выше по склону. Камни из-под их лап с грохотом сыпались вниз. На поле сражения осталось около дюжины трупов гриффешей.

Всадники кое-как успокоили лошадей. На боках и животах у некоторых из них зияли глубокие царапины. Ривен осмотрел свою ногу. Сапог был разорван полностью, словно он был сшит из тонкой бумаги, икра лишь поцарапана. Ему стало как-то не по себе, когда он вспомнил этих мерзкий тварей… так близко… Его замутило.

Байклин сел в седло. Стражи тут же последовали его примеру.

— Поторапливайтесь! — крикнул он. — Они скоро вернутся, и их будет больше. Мы должны спешить, чтобы спуститься в долину засветло.

Все тут же расселись по коням и, не теряя времени, двинулись следом за ним. Вниз по склону, — галопом, — туда, где холмы расступались и среди снега виднелись проталины. Лошадям, как и всадникам их, не терпелось скорее убраться подальше от места схватки. Снег так и летел из-под копыт.

— Посмотрите туда, на вершины по левую руку! — крикнул Коррари.

Там что-то двигалось среди скал. Какая-то серая колышущаяся масса. Всадники пришпорили лошадей.

Пошел снег, опускаясь белыми хлопьями на землю, ложась на ресницы. Всадники спешились и повели лошадей под уздцы. Льюб с Ратаганом прикрывали тылы. Местность здесь была поровнее, валунов — меньше. Байклин прикинул, что от места нападения зверей их теперь отделяли примерно три мили. Его раненый гриффешем конь припадал на одну ногу, и Байклин объявил привал.

— Разобьем лагерь здесь, — устало вымолвил он. — Нужно поберечь лошадей, иначе нам не на чем будет ехать. Таган, Дармид, Коррари. Обойдите тут вокруг, осмотритесь. — Бородатый страж кивнул и ушел вместе со своими юными товарищами. Все остальные принялись расседлывать лошадей и разводить огонь. Снова поднялся ветер. Его завывания разносились по всей округе. Ривен попытался хоть как-то зашить свой сапог и штанину. Льюб и Римир распаковали кусок парусины, пропитанный воском, и принялись сооружать что-то похожее на навес, чтоб защититься от снегопада. Байклин обрабатывал раны у лошадей какой-то сильно пахнущей мазью, которую выковыривал из деревянной коробочки и втирал в кровоточащие царапины. Животные вздрагивали под его прикосновениями, но Айса крепко держал и поглаживал их, что-то ласково нашептывая им на ухо.

Мадра помогала Ратагану разводить огонь. Когда Ривен закончил возиться со своей изодранной одеждой, — вышло довольно посредственно, хотя сделать лучше в этих условиях было трудно, — он тоже принялся бродить вокруг лагеря, собирая хворост. Неподалеку от лагеря он набрел на пересохшее русло речки. Вдоль его берегов поднимались потемневшие остовы давно высохших деревьев. Ривен наломал добрую охапку ветвей и притащил ее в лагерь, свалив у костра. Мадра с Айсой присоединились к нему, и втроем они натаскали целую кучу сухих сучьев. Над землей сгущались сумерки. Снег повалил сплошной пеленой, погода ухудшилась. Когда они вернулись в лагерь с последней охапкой, Байклин сказал, чтобы больше они никуда не ходили, и втянул носом воздух. Он беспокоился — разведчики уже давно должны были вернуться. В этот раз развели костер побольше, чтобы во тьме указать им дорогу назад к лагерю. И еще для того, — подумал Ривен про себя, — чтоб отпугнуть стаи гриффешей, которые, вполне вероятно, преследуют их. Даже если вероятность нападения была невелика, все равно следует принять меры…

Вскоре в лагерь вернулись Таган и двое его товарищей — все в снегу. Они отряхнулись перед огнем и укрылись под навесом.

— К югу отсюда есть следы, — сообщил Таган, растирая руки. — Но из-за снега мы не смогли пройти по ним так далеко, как хотелось бы. Небольшая стая. Голов, может быть, восемь. Но не те, с которыми мы сражались. По крайней мере еще одна стая шла по нашему следу. Этот буран, вполне вероятно, их остановит, но все равно сегодня ночью нам следует быть начеку.

Байклин кивнул.

— Дежурить будем по двое. Сейчас поужинаем и тогда уже распределим караулы.

Навес удерживал тепло костра. Стреноженные лошади, как и костер, давали путникам защиту от холодного ветра и излучали тепло. Под навесом было несколько тесновато, но зато теплее. Пока они расстилали свои плащи и пледы, Ратаган и Айса доставали съестные припасы для всего отряда. Мадра легла рядом с Ривеном, и он не стал возражать, когда она укутала их обоих одним пледом и теснее прижалась к нему.

С наступлением темноты снег повалил еще гуще, наметая сугробы вокруг их убежища и шипя на огне. Первыми в караул заступили Ратаган с Льюбом. Остальные лежали, прислушиваясь к шуму ветра, хлопающего парусиной. Мысли о стаях гриффешей, рыщущих где-то поблизости, не давали уснуть. Ратаган стоял, протянув руки к огню, — отблески пламени плясали на лезвии его топора, — и глядел куда-то в даль, где во тьме кружилась метель.

— Нелегкая будет ночка, — объявил он. — До рассвета далеко. Надо бы скрасить досуг. Как насчет доброй истории? У кого-нибудь наверняка отыщется в запасе история, чтобы потешить честную компанию.

Никто не ответил. Гигант наклонился и подбросил в костер полено.

— Жалкие людишки.

— У меня есть история, — вызвался вдруг Льюб. В неверном свете костра лицо его, изборожденное морщинами, оставалось абсолютно непроницаемым.

— Это история о мирканах. О тех временах, когда они впервые пришли в Мингниш, чтобы служить людям Большого и малых Долов. — Он умолк на мгновение, вперив взгляд в огонь. — Мирканы, созданные из камня, вытесанного гномами и расколотого Исполином, поселились в широком доле Глен-аррика, в том самом месте, которое потом получило название Меркадол и называется так до сих пор. По всему Долу вплоть до границ той земли, что теперь именуют Дринаном, выстроили мирканы свои дома, и главным их городом стал Дан Меркадол. Там они и жили, и жили в достатке, но одолело их беспокойство, ибо сказано было, что сотворил Всевышний мирканов и наделил их жизнью неспроста, но с определенной целью. И цель эта, говорили, как-то связана с самим сотворением их. С тем, как оно произошло. А были они — и есть — люди отважные, энергичные и бесстрашные. Но не для того они были созданы, чтобы пахать землю. Не стали они и великими охотниками. Лишь одно дело спорилось в их руках. Лишь одно славно у них выходило — убийство. И вот порешили они, что пойдут они войском, и завоюют всю землю, и будут править ею; и в том усмотрели они свою миссию в мире. Но кое-кто усомнился, и один из них, Рол — великий воин и вождь — отверг то предубеждение, что толкало мирканов на кровавые тропы войны, ибо устал он от убийств и больше не хотел убивать. И вот он ушел в горы — к гномам, хранителям древней мудрости, чтоб поучиться у них уму-разуму.

И пришел Рол в Гресхорн, и бродил по ущельям, и поднимался к вершинам, и силы его были уже на исходе. Когда же стало ему совсем тяжко, лег он в снег и приготовился к смерти, ибо гномов он не отыскал, а возвращаться обратно к той жизни, которую вел когда-то, — жизни насилия и крови, — Рол не хотел. Однако случилось так, что гномы сами нашли его, привели в свои жилища, согрели и накормили, и спросили потом, зачем он пришел, ибо никто из смертных равнины не заходил еще так далеко в сердце гор. И тогда он спросил их, для чего были созданы мирканы, а гномы в ответ рассмеялись.

— Если бы мы это знали, мы бы узнали тогда и то, для чего сами живем на свете, и раскрыли бы тайну, что стоит за самой жизнью, — так сказали они. — Но никому из живущих на земле не дано это знать.

Тогда в отчаянии Рол спросил, что может сделать он для людей, кроме того, чтобы убивать.

И вновь рассмеялись они.

— Не нам отвечать на вопрос твой. Ибо ты уже знаешь ответ. К чему было так далеко ходить, чтобы его получить? Загляни лучше в себя. Посмотри, что тебе было дано, и воспользуйся даром сим мудро.

С тем они и оставили его.

И пошел он назад к своему народу, и немало трудностей встретил он на своем пути. А когда пришел он в Меркадол, то сказал мирканам, чтобы те больше не убивали людей, что не стоит пытаться сорвать тот плод, которой и так уже в их руках. И сказал он им, чтобы шли они к людям Мингниша и предложили им службу свою, дабы хранить его, а не покорять; ибо человеку и нужно всего-то земли, что с могильный холм. Мирканы послушали Рола. И пошли они по земле предлагать службу свою — защищать Мингниш от лютых зверей и шаек разбойников, что бесчинствовали иной раз на дорогах.

Встретили их сперва с подозрением и враждебностью. И не раз пришлось им доказывать силой оружия, что они в самом деле желают служить, а не править, защищать, а не губить. А кое-кто из баронов пытался и употребить их стремление во зло, заставляя их воевать за чужие земли и грабить добро. Но мирканы убили тех баронов и взамен прежних нашли других — лучших. Многие потеряли веру, прежде чем люди поверили им, что пришли они с миром, и лишь спустя годы, — в течение которых никто из мирканов не поднял меча супротив справедливых баронов и не попытался силой своей захватить власть над Большим и малыми Долами, — приняли их наконец. Было это спустя много лет после смерти Рола. Так стали мирканы стражами земли и грозой для любого, кто попытается ей навредить, и каждое новое поколение их покидало родной Меркадол, дабы занять место тех, кто пал за Мингниш. Так мирканы нашли свое предназначение.

Костер затрещал. Ветер шуршал полотнищем навеса. Ривен чувствовал рядом тихое дыхание Мадры. Льюб закончил свою историю.

И не история вовсе. Какая-то проповедь.

Вскоре Ривен задремал и спал без сновидений. Перед рассветом он тихонько освободился от теплых объятий Мадры и заступил в караул вместе с Байклином. К утру снегопад прекратился, небо начало проясняться. Над белым безмолвным пейзажем неясно очерченных холмов и лощин разлился дневной свет. Звезды померкли.

— Вопреки опасениям, ночь выдалась спокойной, — сказал Байклин, не сводя глаз с пологой широкой долины, по которой струилась река. — Сегодня мы уже выберемся из холмов и пойдем по местам, где живут люди.

— А гриффеши не пойдут за нами?

Смуглолицый покачал головой.

— Они, скорее всего, потеряли наш след во вчерашнем буране. Вот если бы нас преследовали Снежные Исполины, тогда нам действительно пришлось бы туго. Такая погода как раз по ним. Гриффеши, как и люди, обычно прячутся по своим берлогам, чтоб переждать непогоду.

Первый солнечный луч, скользнув по снежной равнине, прогнал тени с их лиц.

— Еще столько идти, — пробормотал Ривен себе под нос. Но Байклин услышал его.

— Ты же вроде сам туда рвался? Что, пропало желание?

— Не знаю. Желание было.

— Быть может, не только мирканы ищут свое предназначение.

Ривен безрадостно рассмеялся и вспомнил прощальные слова Гвилламона. «Надеюсь, ты обретешь покой». — Я ничего не ищу, ничего мне не нужно, — сказал он, может быть, слишком резко, хотя теперь уже не был уверен в том, что сказал правду. Он отогнал мысль о девушке, что спала под навесом.

Они снова пустились в путь. Солнце слепило глаза. Лошади вроде бы пришли в себя, но всадники все же пока не торопили их — снег был слишком глубок. Стало почти тепло, и Ривен даже снял плащ. Куда ни глянь — везде расстилался однообразный равнинный пейзаж вересковых пустошей и лугов, и Ривен полностью отдался во власть заведенному распорядку попеременно сменяющих друг друга езды, отдыха, трапез и сна.

Прошло три дня. Не было никаких признаков погони. Ноги и поясница у Ривена больше уже не болели от долгого сидения в седле, и он без труда засыпал на жесткой земле. Таган разведал всю округу к северу, но никого не нашел: ни людей, ни зверей. То и дело дорогу им перебегали зайцы, двух проводник подстрелил на жаркое. Иногда доносились вскрики канюков. Вот и вся живность.

Они проехали мимо пределов Рорима Карнаха. Один раз Таган даже видел издалека их дозор, но те не заметили всадников. Здесь уже не было снега, лед не сковывал ручейки, попадавшиеся у них на пути. Здесь, на равнине, эта неестественная зима отступила.

С тех пор, как отряд покинул Рорим Раларта, прошло уже десять дней. Впереди показалась сверкающая расплавленным серебром лента реки. Байклин, довольный, приложил козырьком руку к глазам и придержал коня, вглядываясь в пейзаж, простирающийся на север.

— Великая река. Мы продвигались с хорошею скоростью. К вечеру выйдем к ней и уже завтра направимся вдоль берега на север. — Он улыбнулся Ратагану. — И скоро твой красный нос почует запах пивных, мой истомившийся жаждой Друг.

— Ну, наконец! — отозвался гигант. — А то моя бедная утроба никак не хочет мириться с таким нищенским прозябанием.

До них доносилось журчание бегущей воды. На южных склонах пригорков даже зеленела трава, и Ривен однажды слышал пение жаворонков, заливающихся высоко в поднебесье.

— Похоже, зиму мы миновали, — Таган обернулся в седле, окинул взглядом белые безмолвные холмы, с которых они спустились, и покачал головой. — В странные времена мы живем.

— Когда придет настоящая зима, тут уж настанут не странные времена, а постные. — Коррари сплюнул через плечо.

Вечером путники разбили лагерь на берегу реки. Снега здесь не было. Лучи заходящего солнца поблескивали на воде, пока оно, наконец, не опустилось в алое нагромождение облаков. Льюб долго смотрел на закат.

— Завтра будет хороший день. Снега не будет. Нам, похоже, вернули лето. — Он бросил задумчивый взгляд на Ривена и принялся расседлывать свою лошадь.

— Чему я несказанно рад, — объявил Ратаган. — Снег хорош для ребятишек, но в моем возрасте уже он далеко не так привлекателен.

— Да ты и сам далеко не милашка, — рассмеялся Байклин.

— От урода слышу, — пробурчал тот.

Река — шириной почти в полмили — быстро и ровно несла свои воды, обтекая острова, кишащие птицей. Расстилая плащи и пледы, Ривен мельком заметил голубой росчерк полета зимородка и на секунду вернулся в тот, другой мир. Воспоминание о креслах-каталках и одетых в белое фигурах отозвалось в его душе болью.

Даже в сумерках было еще светло. Последний луч солнца помедлил, запутавшись в облаках у самой кромки горизонта, не желая гаснуть. Путники расселись вокруг костра, отпустив лошадей пастись под присмотром Римира и Дармида. Под треск костра и бульканье котелка они слушали пение птиц в камышах, узкой лентой тянущихся вдоль берегов реки. Небо оставалось ясным. От реки поднимался туман. Мирканы привели лошадей и стреножили их, а Ривен и Ратаган принесли хворосту для костра. Потом все разлеглись вокруг костра, точно спицы вокруг ступицы колеса, и молча лежали, слушая плеск воды и голоса птиц, пока сон не сморил их.

Проснувшись утром, Ривен долго лежал в полудреме, закрыв глаза, вслушиваясь в журчание речной струи, и на мгновение ему показалось, что он слышит тихий плеск волн за стенами домика на морском берегу. Он открыл глаза. Первые лучи солнца ослепили его. Байклин и мирканы уже проснулись и готовили завтрак. Под меховым пледом было тепло, даже жарко. Мадра сняла почти все из своей зимней одежды, и Ривен теперь ощущал плавные линии ее тела. Он прикоснулся рукой к ее груди под тканью платья, нашел сосок и принялся ласково гладить его, пока тот не затвердел, а она не зашевелилась во сне. Пристыженный, Ривен выбрался из постели и пошел к воде — туда, где среди прибрежных камышей был широкий просвет. Он долго смотрел на неспешно текущую воду. Зеркало реки отражало его бородатое лицо. Он встал на колени и окунул голову. Ледяная вода обожгла лицо.

Они снова отправились в путь. Теперь — вдоль реки. Над землей разгоралось утро. Птицы вспархивали в воздух из-под лошадиных копыт. Великая река неспешно несла свои воды через луга, расцвеченные лютиками и подснежниками, испещренные в распадках грязными пятнами талого снега. Там и сям вдоль берегов реки стали появляться рощицы — ольха и береза, — стволы деревьев утопали в зарослях папоротника и шиповника. Роса на их листьях искрилась под солнцем. Под кронами пролегли тени. В воздухе кружила мошкара.

— Смотрите-ка! — Коррари вдруг вскинул руку в указующем жесте. Взгляды всех обратились к черной точке на глади воды. Прищурившись, путешественники смогли различить очертания баржи посередине реки. Она приближалась. Широкая баржа с низкой палубой. Два ряда гребцов по бортам двигали ее вверх по течению мимо островов. На таком расстоянии их голоса были едва различимы. Но зато стало отчетливо видно, что они машут руками, заметив всадников. Высокий смуглый мужчина ходил по палубе взад-вперед, отдавая команды гребцам и рулевому. Баржа повернула к берегу. Байклин резко натянул поводья. Остальные тут же последовали его примеру. Мирканы достали свои боевые посохи.

— Речные торговцы, — сказал Ратаган. — Не пираты. Наверное, идут в Талскер.

Весла поблескивали на солнце, им вторили солнечные зайчики на воде. Баржа причалила к берегу, глухо ударившись о прибрежную отмель. Люди повыскакивали на песок, чтобы закрепить ее. Человек в высоких сапогах, отдававший команды, перепрыгнул через борт в серебряном всплеске брызг, за ним последовали еще двое. В приветственном жесте он поднял над головой раскрытую ладонь.

— Приветствую вас, попутчики! Приятно встретить людей в дороге в такой замечательный день. Финнан мое имя. А это — моя команда, мое судно и товары. — Он учтиво поклонился. Высокий, выше Ратагана, хотя и вдвое уже его в плечах. Золотистые, коротко постриженные волосы — солнце окрасило их в цвет пламени. Чуть темнее волос — тонкие усы над верхней губой. Видавшее виды кожаное одеяние, расшитое алой и желтой нитью. На бедре — тонкая шпага. Двое молодцов у него за спиной. Загорелые, коротко постриженные. Их обнаженные руки покраснели от солнца, к мокрым босым ногам прилипла речная грязь. Они пристально осмотрели отряд, взгляды их на мгновение задержались на суровых лицах мирканов.

— Мы направляемся в Талскер, везем груз шкур и зерна, которое удалось спасти после того, как погода сыграла с нами такую злую шутку. Да не груз, а одно название. — Его открытая улыбка внушала доверие. Ривену он чем-то напомнил Байклина, когда тот впервые явился в домик у моря.

Байклин не слез с коня. Он лишь наклонился в седле и кивнул кормчему.

— Смотрю, снаряжение у вас для далекого путешествия, — продолжал Финнан, — вот я и подумал, а вы, часом, не направляетесь ли туда же?

— А у вас что, есть какие-то предложения? — уклончиво осведомился Байклин.

Финнан рассмеялся.

— Ну да, конечно. Мы можем помочь друг другу, если на то есть желание. Пассажиры пришлись бы мне весьма кстати, а то этот рейс выходит в убыток. И вам хорошо: по реке будет быстрее, да и лошадей побережете. До Талскера путь далек. А время сейчас тревожное. На реке все же поменьше хищных зверей, чем на суше. Что скажете?

— И сколько же ты берешь за провоз? — полюбопытствовал Ратаган.

— Немного. Я человек не жадный. Скажем, с каждого — по куску серебра размером с мизинец.

— И вправду, не жадный, — согласился Байклин. — Это щедрое предложение. Но с чего бы такая щедрость?

Финнан пожал плечами.

— Мне надоело уже толкать эту посудину по реке, рассказывая одни и те же истории и выслушивая их в ответ. Команда будет довольна — давно хотелось послушать новости из Долов.

— В самом деле? — взгляд Байклина вдруг сделался пристальным. — А что, за последнее время к вам сюда не поступало никаких новостей?

— Новостей много, да только все больше слухи. С вами, я вижу, стражи и мирканы. А кое-кто с виду — ну точно барон, однако сразу заметно: вам выпал нелегкий путь. И кони у вас все в рубцах. Я кое-что слышал о схватке, в которой миркан сражался с мирканом, и о больших переменах в Роримах на юге, и мне страсть как хочется узнать обо всем этом побольше. Для меня это даже дороже серебра. Я много думаю о положении дел в стране в эти странные времена, когда снег выпадает в разгаре лета и Исполины бродят среди холмов.

— И вы надеетесь, что мы сумеем удовлетворить ваше любопытство?

Финнан улыбнулся.

— Уверен в этом. У нас с собой есть пиво. Хорошо, знаете ли, скоротать вечерок за приятной беседой и кружкой доброго пива, когда все дневные дела закончены. Кое-кто говорит, это, мол, моя слабость. Но я бы скорее назвал это маленькой причудой, на которую всякий имеет право.

Ратаган громко расхохотался.

— Хорошо сказано, приятель. Что думаешь, Байклин? Принимаем мы предложение Финнана или пусть наши кони и дальше изнашивают копыта?

Байклин долго с затаенным недоверием смотрел на Финнана. Потом повернулся, чтобы справиться о мнении остальных.

— Кто-нибудь против?

Ответа не последовало, и он кивнул.

— Отлично, Финнан. Спускай трап, мы введем на борт лошадей. Ты получишь свое серебро и новости в обмен на то, что провезешь нас по реке до речных ворот Талскера. — Он протянул правую ладонь, и Финнан, шагнув вперед, хлопнул по ней рукой.

— Выгодная сделка и добрый пример для всех. Добро пожаловать на баржу, друзья мои.