ЧТО В НАС ЗАЛОЖЕНО
Существуют предписания, регламентирующие поведение экипажа космического корабля при установлении Первого Контакта, инструкции, порожденные безысходностью и выполняемые слепо, без надежды на успех, — в самом деле, какие наставления способны предвосхитить последствия каких бы то ни было действий на сознание инопланетян?
Именно об этом мрачно размышлял Ян Маартен, когда корабль вошел в атмосферу Дюрелла IV. Ян Маартен был крупный среднего возраста мужчина с редеющими светло-пепельными волосами и вечно озабоченным выражением на упитанном лице. Уже давно он пришел к заключению, что любое, пусть самое нелепое, предписание — все же лучше, чем ничего. Именно поэтому он придерживался установленных правил, педантично, но с непреходящим чувством сомнения и сознанием человеческого несовершенства.
Это были идеальные качества для посланца, устанавливающего Первый Контакт.
Он облетел планету на высоте, достаточной для обзора, но не настолько близко к поверхности, чтобы напугать ее обитателей. Налицо были все признаки первобытно-пасторальной цивилизации, и Ян Маартен постарался освежить в памяти инструкции, напечатанные в четвертом томе «Рекомендуемой методики по осуществлению Первого Контакта с так называемыми первобытно-пасторальными мирами», выпущенном Департаментом психологии инопланетян. Он посадил корабль на скалистую, поросшую травой равнину на рекомендуемом расстоянии от типичной небольшой деревушки. При посадке он применил новаторский метод «Тихий Сэм».
— Славно сработано! — восхитился его помощник Кросвелл, который был еще слишком молод, чтобы терзаться мучившими капитана сомнениями.
Чедка, эборийский лингвист, безмолвствовал. Он, как обычно, спал.
Пробурчав в ответ что-то невразумительное, Маартен отправился в хвостовой отсек проводить анализ проб. Кросвелл занял позицию перед смотровым экраном.
— Идут! — закричал Кросвелл спустя полчаса. — Их около дюжины, и они явно гуманоиды.
Присмотревшись, он отметил, что дюрелляне довольно тщедушны, а их мертвенно-бледные лица застыли, словно маски. Чуть поколебавшись, Кросвелл добавил:
— Красавцами я бы их, пожалуй, не назвал.
— Что они делают? — спросил Маартен.
— Просто разглядывают нас, — отозвался Кросвелл. Это был худощавый молодой человек с необычайно длинными роскошными усами, которые он отпускал на всем долгом пути от Земли. Кросвелл то и дело любовно поглаживал их в полной уверенности, что столь великолепных усов Галактике видеть не доводилось. — Они уже в двадцати ярдах от корабля! — Увлеченный необычным зрелищем, он даже не заметил, что нелепо расплющил нос об односторонний смотровой экран.
Экран позволял прекрасно видеть, что происходит вне корабля, но в то же время не давал посмотреть в него снаружи. По указу Департамента психологии инопланетян такие экраны были установлены на всех кораблях после того, как год назад закончилась провалом попытка установить Первый Контакт на планете Карелла II. Карелляне, глазевшие на корабль, разглядели внутри что-то такое, что заставило их в панике бежать, отчего вступить с ними в контакт не удалось.
Подобные ошибки нельзя было повторять.
— А что теперь? — осведомился Маартен.
— Один из них приближается к кораблю. Вероятно, вождь.
А может быть, это жертвоприношение?
— Как он одет?
— На нем… Как бы это сказать… Лучше бы вы посмотрели сами.
Маартен уже успел с помощью приборов составить представление о Дюрелле. Планета обладала пригодной для дыхания атмосферой, сносным климатом, даже гравитация оказалась близкой к земной. На Дюрелле имелись богатейшие залежи радиоактивных элементов и редких металлов. Но самое главное — приборы указывали на полное отсутствие вирулентных микроорганизмов и ядовитых испарений, из-за которых пребывание землян на планете могло оборваться трагически.
Словом, Дюрелл мог стать бесценным партнером Земли при условии, что дюрелляне будут настроены дружественно, а посланцы с Земли сумеют тонко и тактично провести переговоры.
Подойдя к экрану, Маартен начал рассматривать дюреллян.
— На них одежды пастельных тонов. Нам следует одеться так же.
— Есть!
— Они не вооружены. Мы тоже выйдем безоружными.
— Так точно!
— Они обуты в сандалии. Придется и нам идти в сандалиях.
— Слушаюсь!
— Но вот на лицах у них отсутствует всякая растительность, — продолжал Маартен. — Прости меня, Эд, но твои усы…
— Нет-нет, только не это! Умоляю! — Кросвелл в непритворном ужасе прикрыл ладонью предмет своей гордости.
— Боюсь, с этим ничего не поделаешь, — с напускным состраданием вздохнул Маартен.
— Я их полгода отращивал! — запротестовал юноша.
— Придется с ними расстаться. Они будут бросаться в глаза.
— Не вижу для этого причин, — негодующе возразил Кросвелл.
— Самое главное — первое впечатление. Если оно окажется неблагоприятным, это сильно затруднит, если вовсе не сделает невозможными дальнейшие контакты. Поскольку мы пока ничего не знаем об обитателях этой планеты, наше лучшее оружие — конформизм. Мы должны стараться походить на них своим внешним обликом; если даже это им не очень понравится, то по крайней мере не будет раздражать. Нам следует перенять и их манеры, словом, надо вести себя в рамках принятых здесь обычаев и традиций…
— Хорошо, я согласен, — прервал его Кросвелл. — Надеюсь, хотя бы на обратном пути мне будет позволено обзавестись новыми усами?
Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Кросвелл уже трижды терял усы в аналогичных ситуациях.
Пока юноша брился, Маартен растолкал спавшего лингвиста. Чедка был лемурообразным гуманоидом с Эбории IV, с которой Земля поддерживала дружественные отношения. Эборийцы были прирожденными лингвистами и к тому же обладали необыкновенной словоохотливостью, отличающей иных земных зануд, которые не позволяют собеседнику вставить и слово. Правда, к чести эборийцев следует сказать, что во всяком споре они неизменно оказывались правыми. В свое время они облетели почти всю Галактику и могли бы воцариться в ней, если бы не необходимость спать двадцать часов из двадцати четырех.
Сбрив усы, Кросвелл облачился в бледно-зеленый комбинезон и сандалии. Все трое прошли дезинфекционную камеру. Маартен глубоко вздохнул и отрыл люк.
По толпе дюреллян пронесся еле слышный шелест. Вождь — или жертва — молчал. Если бы не мертвенная бледность и окаменелость лиц, дюрелляне могли сойти за людей.
— Никакой мимики! — предупредил Кросвелла Маартен.
Они медленно приближались, пока не оказались в десяти футах от дюреллянина.
— Мы пришли с миром, — тихо сказал Маартен.
Ответ дюреллянина был настолько тихим, что почти нельзя было разобрать слов.
— Вождь сказал: «Добро пожаловать», — перевел Чедка.
— Вот и отлично. — Маартен приблизился еще на несколько шагов и начал говорить, делая время от времени паузы для перевода. Искренне и убежденно он произнес Первичную речь ББ-32 (для первобытно-пасторальных, предположительно не агрессивно настроенных инопланетян-гуманоидов).
Даже Кросвелл, которого трудно было удивить, вынужден был признать, что это была замечательная речь. Маартен сообщил, что они проделали долгий путь, прилетев из Великой Пустоты, чтобы наладить дружественные отношения с благородными дюреллянами. Он рассказал о далекой зеленой Земле, о прекрасных добрых землянах, которые протягивают руки в дружелюбном приветствии. Он поведал далее о великом духе мира и понимания, исходящем от Земли, о всеобщей дружбе и о многом-многом другом.
Наконец он закончил. Воцарилось продолжительное молчание.
— Он все понял? — шепотом осведомился Маартен у Чедки.
Эбориец кивнул, ожидая ответа вождя. Маартен от напряжения покрылся испариной, а Кросвелл в волнении ощупывал непривычно гладкую кожу над верхней губой.
Вождь раскрыл рот, судорожно глотнул, чуть отступил назад и мешком рухнул на траву.
Это неприятное происшествие не было предусмотрено предписаниями.
Вождь не поднялся на ноги — по-видимому, это не относилось к церемониальным падениям. К тому же и дыхание его казалось затрудненным, как при обмороке.
При таких обстоятельствах незадачливым астронавтам оставалось только вернуться на корабль и ждать дальнейшего развития событий.
Через полчаса один из дюреллян осторожно приблизился к кораблю, сообщил что-то Чедке и тут же стал пятиться назад, не спуская глаз с землян.
— Что он сказал? — взволнованно спросил Кросвелл.
— Вождь Морери просит извинить его за обморок, — сказал Чедка. — С его стороны это было непростительно неучтиво.
— Вот как! — воскликнул Маартен. — Тогда его обморок даже сыграет нам на руку — заставит его приложить все усилия, чтобы искупить свою неучтивость. Столь благоприятное стечение обстоятельств, независимое от нас…
— Нет, — прервал Чедка.
— Что «нет»?
— Не независимое, — лаконично пояснил эбориец, свернулся калачиком и мгновенно уснул.
Маартен энергично затряс маленького лингвиста за плечо.
— Что еще сказал вождь? Какое отношение к нам может иметь этот нелепый обморок?
Чедка сладко зевнул.
— Вождь был очень смущен. Сколько мог, он терпел порывы ветра из вашего рта, но в конце концов чуждый запах…
— Какой ветер? — не веря своим ушам, переспросил Маартен. — Мое дыхание? Неужели он грохнулся в обморок из-за… — Страшная догадка осенила его.
Чедка кивнул, неуместно хихикнул и снова уснул.
Наступил вечер, тусклые длинные сумерки Дюрелла незаметно сменились ночью. Один за другим исчезали пробивавшиеся сквозь окружавший деревушку лес огоньки костров, на которых готовили пищу дюрелляне. На корабле свет горел до самого рассвета. Когда взошло солнце, Чедку отправили в деревню. Кросвелл задумчиво потягивал кофе, а Маартен лихорадочно рылся в аптечке.
— Я уверен, что это преодолимое препятствие, — глубокомысленно произнес Кросвелл. — Подобные пустяки неизбежны. Помните, когда мы высадились на Дингофоребе VI…
— Из-за таких, как ты говоришь, «пустяков» контакты срываются навсегда, — возразил Маартен.
— Но кто мог предположить…
— Я должен был предвидеть! — вспыхнул Маартен. — Мало ли что прежде ничего подобного не случалось… А, вот они!
Он торжествующе поднял в руке склянку с розовыми таблетками.
— С абсолютной гарантией нейтрализуют любое дыхание — даже гиены. Проглоти парочку.
Кросвелл с готовностью проглотил таблетки.
— Что теперь, шеф?
— Подождем возвращения этого сонливого лемура… Ага, вот и он! Что сказал вождь?
Чедка проскользнул сквозь люк, протирая уже слипающиеся глаза.
— Вождь Морери просит извинить его за обморок.
— Это мы уже знаем. Что еще?
— Он приглашает вас посетить деревню Ланнит в любое удобное для вас время. Вождь надеется, что этот глупый инцидент не повлияет на развитие дружественных отношений между двумя миролюбивыми благородными народами.
Маартен облегченно вздохнул.
— Вы поставили его в известность о том, что… эээ… наше дыхание исправится?
— Я заверил вождя Морери, что оно будет должным образом скорректировано, — сдержанно подтвердил Чедка. — Меня лично оно никогда не беспокоило.
— Прекрасно. Мы немедленно отправляемся в деревню.
Может быть, вы тоже примете одну таблетку?
— С моим дыханием все в порядке, — зевая, гордо проговорил Чедка.
При общении с представителями первобытно-пасторальной цивилизации принято прибегать к простым, но многозначительным жестам, они легче всего воспринимаются туземным населением. Наглядность! Четкие и понятные всем ассоциации! Меньше слов — больше жестов! Таковы были наставления.
Приблизившись к деревне, Маартен с удовлетворением отметил, что судьба предоставила ему случай провести естественную, но весьма эффективную и прямо-таки символическую церемонию. Дюрелляне встречали астронавтов в деревне, раскинувшейся на большой живописной лесной поляне; от леса деревню отделяло пересохшее речное русло, через которое был перекинут небольшой, но изящный каменный мост.
Дойдя до середины моста, Маартен остановился и лучезарно улыбнулся дюреллянам. Заметив, что те в ужасе отвернулись, он проклял собственную рассеянность и поспешно стер улыбку с лица. После долгой паузы он громко выкрикнул:
— Пусть этот мост явится символом той связи, которая навечно установилась между этой прекрасной гостеприимной планетой и планетой…
Кросвелл что-то предупреждающе крикнул, но Маартен не разобрал. Он внимательно следил за дюреллянами — они стояли не двигаясь.
— Прочь с моста! — завопил Кросвелл.
Но не успел Маартен и шевельнуться, как каменная махина под ним рухнула, и он с криком полетел вниз.
— В жизни не видел ничего подобного, — возбужденно тараторил Кросвелл, помогая Маартену выкарабкаться из-под обломков. — Стоило вам только повысить голос, как камень так и заходил. Наверное, какая-то вибрация.
Теперь Маартен понял, почему дюрелляне всегда говорили шепотом. Он осторожно поднялся на ноги, но тут же со стоном снова сел.
— Что случилось? — испугался юноша.
— По-моему, я вывихнул ногу.
Сопровождаемый двумя десятками соплеменников, вождь Морери приблизился к незадачливым землянам, произнес короткую речь и вручил пострадавшему увесистый резной посох из черного дерева.
— Спасибо, — еле слышно пробормотал растроганный Маартен, поднимаясь на ноги и осторожно опираясь на посох.
— Что он сказал? — обратился он к дремлющему Чедке.
Вождь сообщил, что мосту было всего сто лет, и он находился в хорошем состоянии. Вождь извинился за своих предков, которые не смогли построить более прочный мост.
— Гм-м, — смущенно выдавил Маартен.
— Вождь говорит, что вы, во-видимому, очень невезучий человек, — добавил Чедка.
Возможно, он прав, подумал Маартен.
Впрочем, еще не все было потеряно. Следовало только быть предельно собранным и внимательным, чтобы не допустить промахов в дальнейшем.
Маартен выдавил жалкую улыбку, но вовремя спохватился и, сжав губы, заковылял рядом с Морери, направляясь в деревню.
В техническом отношении дюрелляне находились на низком уровне развития. Правда, колесо и рычаг они уже изобрели, но, по-видимому, этим вполне удовлетворили свою потребность в механизации. Впрочем, они обладали зачаточными познаниями в геометрии и кое-как разбирались в астрономии.
Однако дюрелляне отличались удивительными художественными способностями. Особое развитие у них получила искусная резьба по дереву. Даже самые бедные хижины украшали редкой красоты резные барельефы.
— Как вы думаете, я могу это сфотографировать? — спросил пораженный Кросвелл.
— А почему бы и нет, — великодушно решил Маартен, восхищенно проводя рукой по громадному барельефу, вырезанному из той же черной древесины, что и его посох. Отполированная до блеска поверхность ласкала кожу.
С разрешения вождя Морери Кросвелл сфотографировал и зарисовал детали дюреллянских жилищ, хозяйственных и общественных построек, украшений храма.
Маартен бродил по деревне, с восторгом ощупывая причудливые барельефы и переговариваясь при помощи Чедки с местными жителями. Постепенно у капитана складывалось мнение об обитателях планеты.
Потенциально дюрелляне, думал Маартен, по своему интеллекту не уступают Homo sapiens. Низкий уровень технического развития определяется скорее особенностями их взаимоотношений с природой, нежели отсталостью и неумением. Дюреллянам, по-видимому, свойственно миролюбие, у них отсутствует агрессивность — в этом земляне им могут только позавидовать: лишь после многовековой неразберихи на Земле, наконец, пришли к подобным идеалам.
Этот вывод он решил положить в основу своего доклада Комиссии по Второму Контакту. Маартен надеялся, что сможет ко всему добавить, что «относительно землян у них сложилось самое благоприятное впечатление; никаких трудностей и неожиданностей не предвидится».
Закончив переговоры с вождем Морери, Чедка, казавшийся почему-то менее сонным, чем обычно, подошел к Маартену и стал что-то нашептывать ему. Маартен согласно кивнул и тихо обратился к Кросвеллу, который делал последние снимки:
— Все готово для большого представления.
— Какого представления?
— Вождь Морери устраивает грандиозный праздник в нашу честь, — потирая руки, прошептал Маартен и не без гордости добавил:
— Это — событие чрезвычайной важности, знак признания и доброй воли.
Кросвелл был не столь сдержан в выражении своих чувств:
— Так это победа! Ура, контакт установлен!
Двое дюреллян, стоявшие у него за спиной, в ужасе подпрыгнули на месте и, пошатываясь, побрели прочь.
— Да, это победа, — прошептал Маартен, — если только мы будем следить за собой и не станем орать, как только что сделал это ты. Они прекрасные душевные существа, и мы будем последними ослами, если не завоюем их доверия. Мы все-таки иногда чем-то их раздражаем — чем?…
К вечеру Маартен и Кросвелл закончили химический анализ состава дюреллянской пищи и не обнаружили в ней ничего вредного для человеческого организма. Проглотив по несколько нейтрализующих дыхание таблеток, они облачились в комбинезоны и сандалии, прошли дезинфекцию и отправились на праздник.
На первое подали какое-то угощение из зеленовато-оранжевых овощей, напоминающих на вкус тыкву. Затем вождь Морери произнес короткую речь о важности развития культурных связей. По окончании речи было подано блюдо из мяса, похожего на кроличье, после чего слово предоставили Кросвеллу.
— Только шепотом, не забудь! — приглушенно напомнил Маартен.
Кросвелл встал и начал говорить. С не меняющимся выражением лица, прибегая главным образом к жестикуляции, он тихим голосом перечислил сходные черты у народов Земли и Дюрелла.
Чедка переводил. Маартен довольно кивал. То же самое делали вождь и все собравшиеся.
Закончив вдохновенную речь, Кросвелл сел за стол.
Маартен похлопал его по плечу:
— Молодец, Эд! У тебя прирожденный дар… Что случилось?
Лицо Кросвелла перекосилось от изумления:
— Посмотрите только!
Маартен обернулся. Вождь и все дюрелляне продолжали непрерывно кивать.
— Чедка! — растерянно пролепетал Маартен. — Поговорите с ними!
Эбориец задал вождю какой-то вопрос. Ответа не последовало. Морери все так же продолжал кивать.
— Эти идиотские жесты! Ты их загипнотизировал! — догадался Маартен. Он почесал в затылке и вдруг громко кашлянул. Стол задрожал. Дюрелляне мигом прекратили кивать, замигали и стали быстро и нервозно переговариваться.
— Они говорят, что вы обладаете магической силой, — переводил Чедка. — Еще они говорят, что инопланетяне очень странные существа, и сомневаются, можно ли им доверять.
— А что считает вождь? — упавшим голосом спросил Маартен.
— Вождь говорит, что вы не такие уж плохие. Он уверяет остальных, что вы не хотели причинить им зло.
— И на том спасибо. Надо уходить, пока мы еще что-нибудь не натворили.
Он встал из-за стола. За ним поднялись Кросвелл и Чедка.
— Мы прощаемся с вами, — шепотом обратился к вождю Маартен, — и просим вашего разрешения на то, чтобы другие люди с нашей планеты могли посетить вас. Простите за ошибки, которые мы совершили, — они были вызваны только незнанием ваших обычаев.
Чедка переводил, а Маартен продолжал шептать, не проявляя никаких эмоций и держа руки по швам. Он говорил о единстве Галактики, о благах мира и сотрудничества, о налаживании обмена товарами и предметами искусства, о солидарности всех форм гуманоидной жизни во Вселенной.
Морери, все еще потрясенный пережитым, в свою очередь заверил, что землянам будут всегда рады.
В порыве чувств Кросвелл протянул ему руку. Вождь озадаченно посмотрел на нее, потом взял в свою, недоумевая, что надо делать, но в тот же миг, прошипев от боли, судорожно вырвал руку. Кожа на ладони сплошь вздулась, как при сильнейшем ожоге.
— Что случилось? — перепугался Кросвелл.
— Пот! — убитым голосом ответил Маартен и сокрушенно опустил руки. — Должно быть он, как кислота, оказывает мгновенное действие на их организм. Надо убираться отсюда!
Дюрелляне угрожающе смыкались вокруг — в руках у некоторых появились камни и палки. Вождь, все еще корчась от боли, спорил о чем-то с соплеменниками, но земляне, не дожидаясь завершения дискуссии, с максимальной скоростью, на которую был способен Маартен, передвигавшийся вприпрыжку с помощью посоха, принялись отступать к кораблю.
Темная чаща леса была полна подозрительных звуков. Запыхавшись, астронавты достигли корабля. Возглавлявший отступление Кросвелл споткнулся и упал, больно ударившись головой о крышку люка.
— Проклятье! — выругался он.
В то же мгновение земля вокруг корабля вздыбилась, задрожала и стала уходить из-под ног.
— Скорей в корабль! — закричал Маартен.
Едва они успели взлететь, как на месте, где только что стоял корабль, разверзлась зияющая пропасть.
— Опять эта чертова вибрация! — в сердцах выругался Кросвелл. — Надо же — такое невезение!
Маартен вздохнул и покачал головой.
— Не знаю, право, что и делать. Хотелось бы вернуться, объяснить…
— Мы и так слишком много натворили, — веско заметил Кросвелл.
— Это верно. Ошибки, сплошные трагические ошибки. Мы и начали неважно, а все, что происходило потом, только усугубляло положение.
— Дело не в том, что вы делаете, — они никогда не слышали, чтобы Чедка говорил таким сочувственным тоном, да еще к тому же не зевая. — Это не ваша вина. Дело в том, что вы есть.
Маартен призадумался.
— Да, вы правы. Наши голоса разрушают их планету, наша мимика повергает их в ужас, наши жесты гипнотизируют, дыхание убивает, а пот вызывает ожоги. Вот несчастье!
— Чего же вы хотите? — мрачно вмешался Кросвелл. — Для них мы — ходячие химические фабрики по производству ядовитых газов и едких веществ.
— Это еще не все, — ехидно добавил Чедка. — Смотрите!
Он протянул им посох, подаренный Маартену. В верхней части посоха, там, где его касалась рука капитана, пробудившиеся после векового сна почки распустились в нежные розовые и белые цветы, изумительный аромат которых наполнил каюту запахом весенней свежести.
— Вот видите? — добавил Чедка. — В вас еще и это!
— А дерево было мертвое, — размышлял Кросвелл. — Должно быть, сальные выделения…
Маартена передернуло.
— Значит, все резные украшения, барельефы, к которым мы прикасались… хижины… храм… Какой ужас!
— Да, — кивнул Кросвелл.
Маартен зажмурил глаза и попытался представить, как мертвая, иссохшая древесина превращается в буйно цветущий куст.
— Надеюсь, они правильно поймут, — убеждая сам себя, заговорил он. — Это прекрасный мирный символ. Может быть, хоть это им понравится… Хотя бы одно из того, что в нас заложено.
