Вошли два юных послушника. Один держал в руках поднос с рисом, фруктами и лепешками, другой — неизменный чайник. Среди блюд не было ни одного мясного. Яйца, насколько знал Морган, тоже находились под запретом. Впрочем, слово «запрет» здесь не подходит. Имеется точно регламентированный список допустимого, в котором радости жизни занимают одно из последних мест.

Пробуя незнакомые блюда, Морган вопросительно взглянул на Маханаяке Тхеро. Тот покачал головой.

— Мы не едим до полудня. Утром мозг особенно ясен. В эти часы ничто постороннее не должно занимать наши помыслы.

Этого Морган не понимал. Для него пустой желудок всегда был обстоятельством, отвлекающим от работы. Наделенный природным здоровьем, он привык воспринимать тело и душу как нечто единое.

Глаза Моргана невольно вернулись к изображению Будды. Вероятно, это была действительно статуя — ее постамент отбрасывал тень. Правда, сама голова могла быть все-таки лишь объемной проекцией…

Но это было произведение искусства. Лицо Будды, как и лицо Моны Лизы, отражало чувства зрителя, в то же время властно направляя их. В его глазах зияла бездонность озер, в которых можно утратить душу или обрести вселенную. На губах змеилась улыбка, еще более загадочная, чем улыбка Джоконды. Да и улыбка ли это? Или только световой эффект? И вот она исчезла, уступив место выражению неземного покоя. Морган не мог оторвать взгляд от этого гипнотического лица…

— Думаю, вы не откажетесь от маленького сувенира, — сказал Маханаяке Тхеро.

Морган взял протянутый ему листок. Это был кусок старинного пергамента, покрытый замысловатыми завитушками, в которых Морган узнал тапробанскую письменность.

— Благодарю вас, — сказал он. — Что это такое?

— Копия соглашения между царем Равиндрой и Маха Санха. Оно было подписано в восемьсот пятьдесят четвертом году по вашему летоисчислению. Документ утверждает право монастыря на вечное владение храмовыми землями. Права, зафиксированные в этом документе, признавали даже иноземные захватчики.

— Но, по-моему, в соглашении восемьсот пятьдесят четвертого года говорится только о землях в пределах храма, четко обозначенных монастырскими стенами. У вас нет прав на земли, лежащие вне храма.

— Но есть права, общие для всех владельцев собственности. Если соседи причиняют нам неудобства, мы можем апеллировать к судебным инстанциям. Подобный прецедент уже имел место.

— Знаю. В связи со строительством канатной дороги.

На губах Маханаяке Тхеро появилась улыбка.

— Вы, я вижу, хорошо подготовились. Действительно, у нас были серьезные возражения. — Он сделал паузу, потом добавил: — Было много сложностей, но мы, как выяснилось, вполне можем сосуществовать. Туристы удовлетворяются видовой площадкой, а настоящих паломников мы всегда рады принять на вершине горы.

— Может, стоит поступить так же? Несколько сот метров для нас ничего не решают. Мы не будем трогать вершину. Просто вырубим в скале еще одну площадку…

Под пристальными взглядами монахов Морган чувствовал себя неуютно.

Он не сомневался, что они прекрасно понимают нелепость этой идеи, но он должен был ее выдвинуть — хотя бы из дипломатических соображений.

— Ваш юмор очень своеобразен, доктор Морган, — прервал наконец молчание Маханаяке Тхеро. — Что останется от духа священной горы, если установить здесь вашу чудовищную конструкцию? Что останется от одиночества, к которому мы стремимся вот уже три тысячи лег? Неужели вы думаете, что мы предадим миллионы верующих, стремящихся к этому священному месту?

— Я разделяю ваши чувства, — сказал Морган — Мы сделаем все возможное, чтобы не причинять вам неудобств. Если убрать основание лифта под землю, общий вид горы совершенно не пострадает. Даже знаменитая тень Шри Канды…

Маханаяке Тхеро посмотрел на своего секретаря. Тот бросил пристальный взгляд на Моргана.

— А как насчет шума?

«Он прав, — подумал Морган. — Поднимающиеся грузы будут покидать шахту со скоростью в сотни километров в час. Чем больше начальная скорость, тем меньше напряжения в несущих конструкциях. Перегрузки будут невелики, однако скорость выхода капсул приблизится к звуковой».

Вслух он сказал:

— Конечно, шум будет, но гораздо меньше, чем рядом с крупным аэродромом.

— Это весьма утешительно, — сказал Маханаяке Тхеро, по-прежнему непроницаемый. Но молодой монах даже не старался скрыть гнева.

— Думаете, нам мало грохота от входа космических кораблей в атмосферу? Теперь вы собираетесь генерировать ударные волны прямо у наших стен!

— Основную энергию звуковых волн поглотит сама башня, — веско заявил Морган. — А когда космические корабли перестанут летать, на горе станет даже спокойнее.

— Ясно. Вместо редких сотрясений наш слух будет услаждаться непрерывным ревом.

Оставалось переменить тему. Морган попытался осторожно ступить на зыбкую религиозную почву.

— Не находите ли вы, что у нас похожие цели? — спросил он. — Моя башня — это продолжение вашей лестницы. Просто я хочу дотянуть ее до самого неба.

Преподобный Паракарма даже онемел от такого кощунства. Его выручил Маханаяке Тхеро.

— Любопытная концепция, — сказал он бесстрастно. — Но наша философия отрицает загробную жизнь. Спасение надо искать в этом мире. Вы знаете историю Вавилонской башни?

— Смутно.

— Советую перечитать Ветхий завет. Там речь тоже идет о попытке построить сооружение, позволяющее взобраться на небо. Но ничего не получилось — люди не понимали друг друга, так как говорили на разных языках.

— Эта трудность, пожалуй, нам не грозит, — сказал Морган.

Но они действительно говорили на разных языках. Как и при переговорах человечества со Звездолетом, между собеседниками лежало сейчас море непонимания, которое, возможно, никогда не удастся преодолеть.

— А вдруг башня рухнет?..

Морган пристально посмотрел в глаза преподобному Паракарме.

— Не рухнет, — сказал он с убежденностью человека, чье творение соединило два континента.

Но Морган отлично знал, что в таких вопросах нельзя быть абсолютно уверенным. Знал это и неумолимый Паракарма.