КШИШТОФ БОРУНЬ

Виноват я. Только я. Я обязан был предвидеть возможность несчастного случая. Помощи ждать не от кого. Никто меня не найдет в этой ловушке.

Я сам попал в такое идиотское, безнадежное положение. Как бы я ни пытался оправдаться, как бы ни старался убедить себя, что именно Ортен спровоцировал меня на этот безумный шаг, — все равно я знаю, что только сам виноват в случившемся.

Глупо и безвыходно. Собственными силами мне отсюда не выбраться. Попался, как муха на клей.

Все же никто умышленно не расставлял мне западни. Это исключено. Просто случайность. Они вообще перестали мною интересоваться. И это самое ужасное, так как практически означает смертный приговор.

Я не рассчитываю на помощь с базы. К чему обольщаться. Правда, порой случается и не такое, но в данном случае… Кислорода осталось едва на пять часов…

Я решил продиктовать на ленту все, что передумал. Времени у меня мало, а хотелось бы оставить после себя какой-то след. Тот, кто когда-нибудь отыщет мое заключенное в коконе скафандра тело, узнает, что произошло в действительности…

Все началось со злополучной стычки с Ортеном, после того как анализатор впервые вычертил кривую Кроненберга — Грибова. Но кто мог тогда предположить, что существует еще и третья возможность?..

Кислорода осталось на пять часов…

Чем больше я думаю о своем положении, тем меньше верю, что кто-то найдет эту запись. Нет, я неточно выразился: не кто-то вообще, а кто-нибудь из людей! Но ведь есть еще ОНИ! А может быть, ОН? Тот, кто связался с нами? Конечно, ему не все будет ясно, но, быть может, благодаря этой ленте ОН легче поймет разницу между нами и вицинианами… Словом, надо по возможности яснее, в хронологическом порядке изложить важнейшие факты.

С момента прибытия нашей экспедиции в систему 70 А Змееносца по земному счету прошло пятьдесят три дня, а по вицинианскому календарю — сто семьдесят шесть дней. О существовании Вицинии мы — жители солнечной системы — знаем уже почти сто двадцать лет. Вицинианская цивилизация — первая внесолнечная цивилизация, с которой удалось установить межзвездную связь.

Через тридцать три года после того, как с помощью самого большого в то время радиотелескопа мы послали стандартную серию сигналов в направлении двадцати шести звезд, пришел ответ из системы 70 Змееносца. Он содержал повторение нашей серии, а кроме того, ряд чисел, которые без труда были расшифрованы, как периодическая система элементов. Вслед за этим мы получили «подарок»: нам сообщили изотопный состав внешних слоев атмосферы Солнца и такие же данные о звезде А двойной системы 70 Змееносца. Далее, как можно было догадаться, шли серии чисел, относящихся к строению атмосферы планеты, с которой были переданы сигналы, а также к минералогическому составу ее поверхности и недр. Правда, некоторые группы сигналов расшифровать не удалось.

В ответ наши отцы передали на таинственную планету данные, касающиеся Солнца и Земли, а также «предложение» перейти на передачу двумерных изображений, разлагая их на светлые и темные точки. Серии подвижных и неподвижных рисунков и снимков должны были помочь нашим «межзвездным собеседникам» познакомиться в основных чертах с жизнью и цивилизацией обитателей Земли.

Мне было два года, когда пришел ответ. Жители планеты Вициния — так ее назвали наши предки — еще раз продемонстрировали высокую сообразительность, расшифровав наш метод визуальной связи, и на той же основе передали изображение своего мира

Таким образом, когда наша межзвездная экспедиция отправлялась в путь, о Вицинии и ее обитателях мы знали уже немало, и, казалось, каких-либо принципиальных неожиданностей, коренным образом изменяющих наши представления, ожидать не приходится. Эта уверенность подкреплялась еще и тем, что, несмотря на отсутствие биологического сходства, существовали значительные совпадения в функционировании форм развития цивилизации. Разумеется, это была цивилизация, совершенно отличная от человеческой, к тому же трудно оценить степень совпадений и отличий, основываясь лишь на телевизионных изображениях. Тем не менее казалось несомненным, что основные закономерности у наших двух миров одинаковы.

Это не значит, что картина Вицинии, переданная с помощью электромагнитных волн, не была лишена серьезных пробелов и неясностей. Так, например, казался по меньшей мере странным разрыв между высоким уровнем развития техники, промышленности и поразительно низким материальным уровнем жизни обитателей планеты. Оставался открытым и вопрос об искусстве в вицинианском обществе. Правда, трудно было делать какие-либо предположения относительно литературы или музыки, поскольку не было известно даже, имеют ли вициниане подобие звуковой речи. Высказывались предположения, что можно будет выявить некоторые элементы пластической гармонии, изучая принятые изображения. Однако ничего подобного обнаружить не удалось, если не считать урбанистического оформления больших промышленных комплексов Но это еще ни о чем не говорило: ведь гармония свойственна внутреннему устройству и пчелиного улья…

Нашлись люди, утверждавшие, что вицинианская цивилизация вообще не создала искусства, иначе говоря, искусство не составляет неизбежный продукт развития разумных культур. Высказывались разнообразнейшие соображения относительно возможных путей общественного развития и даже вырождения организационной структуры государств, в которых технический прогресс из средства превращается в цель развития цивилизации. Однако это были неприкрытые спекуляции.

Как же далека от предполагаемой оказалась действительность… Это не значит, что вызывает сомнения точность передававшихся изображений. Тем не менее прибытие нашей экспедиции на Вицинию не разрешило ни одной из основных проблем, возникших в ходе радиотелевизионной связи. Наоборот, мы оказались перед лицом фактов, которые вместо того, чтобы подтвердить наши представления об этой далекой цивилизации, развеяли их в прах.

Источником сигналов, передаваемых в сторону солнечной системы, была гигантская конструкция, установленная на Северном полюсе Вицинии. Именно с ее помощью уже в начальной фазе торможения мы наладили связь с обитателями планеты. Совместно мы разработали что-то вроде словаря основных понятий, позволившего применить лингвистические машины. Хотя число выражений было достаточно скромным, а значения не всегда адекватны, все же такой словарь мог облегчить взаимопонимание при непосредственном контакте. По крайней мере так нам казалось до первой попытки высадиться на планету.

Началось с того, что мы не получили конкретного ответа на предложение о непосредственном контакте между представителями разумных существ обеих «рас». На экране упорно появлялась лишь громадная антенна, передающая направленное электромагнитное излучение, используемое вицинианами для межзвездной связи. Самым тревожным было то, что все попытки наладить радиосвязь в обход этой антенны не дали никакого результата. Чтобы выйти наконец из тупика, мы решили высадить исследовательскую группу в пустынном экваториальном районе, сравнительно близко от крупного промышленного центра, который мы приняли вначале за город. Однако установить взаимопонимание с жителями планеты так и не удалось.

Эти небольшие, едва доходящие нам до колен существа своим поведением совершенно опрокидывали наши понятия о представителях высокой цивилизации. По своему интеллектуальному развитию они ненамного обогнали наших земных человекообразных обезьян. Если они и проявляли к нам интерес, то весьма поверхностный и кратковременный, напоминающий любопытство собаки, которая, обнюхав незнакомого прохожего, через минуту бежит дальше. В то же время как коллектив эти существа проявляют весьма высокую степень организованности. Их общество, несомненно, представляет собой структуру с колоссальной точностью и целенаправленностью действий. В их подвижности нет ничего от хаоса и случайности. Если даже иногда, особенно при попытках вмешательства с нашей стороны, на мгновения нарушалось взаимодействие, сбивался ритм, то уже через несколько секунд все возвращалось в исходное состояние.

Муравьи! Вот что пришло мне в голову уже после первых попыток установить контакт с этими существами. Я, разумеется, прекрасно понимал, что это подобие только внешнее. Наши наблюдения были поверхностными, мы не знали структуры вицинианского общества и, естественно, не могли еще говорить об аналогиях с «обществом» муравьев или пчел. Но я ухватился за эту аналогию, как за единственный — так мне тогда казалось — ключ к пониманию явлений, свидетелями которых мы были.

Совершенно ясно, что такая гипотеза опиралась на весьма шаткие основы. Мы не обнаружили никаких признаков биологического разделения функций между отдельными особями или группами, обслуживающими машины. Даже вициниане, выполняющие в этом обществе роль связных, или, может быть, инженеров, ничем не отличались от остальных работников.

Могло ли коллективное руководство сложными приборами и производственными процессами носить инстинктивный характер? Думать так не было никаких оснований. Наоборот, эти существа, как я уже говорил, проявляли своеобразный разум, были способны к обучению и передаче опыта другим группам, делали выводы из совершенных ошибок.

Я, например, проделал такой эксперимент: подал одному вицинианину фонарик, который до того зажигал и гасил в его присутствии. Некоторое время вицинианин ощупывал фонарик своими хватательными конечностями, потом начал крутить выключатель и наконец зажег его. После нескольких попыток он отдал мне фонарик и вернулся к своей группе. Не прошло и пяти минут, как ко мне подошел другой вицинианин — я заметил, что он был как бы руководителем этой группы, — и протянул «лапу» за фонариком. Взяв фонарик, он сразу же, без лишних манипуляций, зажег и погасил его. Повторив этот «маневр» несколько раз, он вдруг перестал интересоваться фонарем, возвратил его мне и вернулся к работе.

Ничто не указывало на то, что способности управлять машинами были у вициниан врожденными, унаследованными, а не приобретенными. Более поздние тщательные наблюдения показали, что «обучение» молодых индивидуумов происходит почти в каждой рабочей группе. Мы также не замечали, чтобы непосредственно родители передавали опыт детям. Самое любопытное, что кормлением и воспитанием потомства занимаются здесь поочередно все взрослые. Так что тут нет никаких специализированных мамок, нянек или учителей.

И все же я чувствовал, что в организации этого общества есть что-то от муравьев.

Но тогда кто разговаривал с нами через гигантскую направленную антенну? Несомненно, где-то должен был существовать центр управления этим обществом, центр вполне сознательный, стремящийся к познанию мира и мыслящий подобно человеку.

Упрек Ортена, что я считаю вициниан муравьями, был глупейшим измышлением. Такой гипотезы не выдвинул бы ни один здравомыслящий биолог. Если я говорю о «структуре муравейника», то только в смысле некоторых чисто внешних аналогий в поведении этих существ и муравьев. В действительности я лишь предположил, что до сих пор мы имели дело только с частью общества, исполняющей производственные функции, и что этими существами управляет центр, состоящий из других существ, быть может даже особого вида, наделенных разумом, подобным нашему. Правда, такого руководящего центра мы нигде не могли обнаружить, но я был глубоко убежден, что он существует и его можно найти.

Ортен тоже придерживался такого мнения. Но он питал слабость к автоматам и, как математик и кибернетик, выдвинул гипотезу, согласно которой хозяевами планеты являются не вициниане, а искусственный мозг с разбросанными повсеместно исполнительными органами и нелокализованной памятью. Этого «великого робота» могли, по его мнению, создать далекие предки вициниан. А сами вициниане в конце концов превратились в невольников робота и постепенно деградировали в результате симбиоза с автоматами.

Гипотеза не выдерживала критики уже хотя бы из-за резких контрастов в уровне техники, особенно автоматизации, а также из-за той роли, которую исполняли живые вициниане почти во всех областях производства и даже в ядерной энергетике. Правда, Ортен именно это считал доказательством регресса, утверждая, что исполнение вицинианами функций, типичных для автоматов, является проявлением тенденции «великого робота» перекладывать элементарные общественные задания на плечи живых существ, одаренных способностью саморепродукции и большой универсальностью. Создание самовоспроизводящихся искусственных систем, даже относительно простых, с узкой специализацией не окупалось бы на современном уровне вицинианской техники.

Свою гипотезу Ортен пытался довольно искусственно увязать с результатами археологических исследований. Еще во время предварительных планетологических съемок группа Кольца обнаружила среди разросшихся промышленных центров руины каких-то древних строений. Были найдены и другие значительно лучше сохранившиеся постройки в некоторых пустынных районах и джунглях Вицинии.

В течение шести недель трудно составить себе истинное представление о путях развития незнакомой цивилизацйи, тем не менее обработка данных показала, что структура вицинианских обществ двадцать тысячелетий назад принципиально отличалась от современной. Строения, обнаруженные Кольцем, вероятнее всего, некогда были чем-то вроде дворцов, в которых жило небольшое число лиц. По уровню развития они были несравненно выше нынешних обитателей Вицинии. Кто-то из группы даже предположил, что «дворцы» — не что иное, как укрепления, где обитала тогдашняя вицинианская элита, управлявшая обществом, члены которого жили в гораздо худших, чем она, условиях. Нам до сих пор не удалось отыскать следы строений, служивших жилищами для других общественных групп древней Вицинии. По-видимому, это были сооружения весьма примитивные, не выдержавшие испытания временем.

В одном месте среди руин был найден подземный зал, а в нем тридцать две хорошо сохранившиеся статуи древних властителей Вицинии. Как показало просвечивание, статуи оказались саркофагами. Очевидно, на Вицинии существовал обычай покрывать тела умерших керамитовой оболочкой, очень устойчивой к коррозии. Интересно, что почти все скелеты на несколько сантиметров больше среднего роста современного вицинианина и отличаются, как правило, некоторыми особенностями строения черепа. Уровень техники периода «дворцовой культуры» был относительно высоким, особенно в области биохимии, но мы нигде не нашли следов современной автоматизации. Следовательно, если и можно было говорить о регрессе, то скорее общественно-биологического, а не технического характера. Мне рассуждения Ортена казались чересчур надуманными. Прежде всего я не видел смысла в гипотезе о существовании «великого робота» как системы, распыленной по всей планете. Мои мысли подтверждались скрупулезным, многодневным изучением каналов связи между отдельными промышленными центрами — после передачи анализатору собранных автоматами данных мы получили в результате кривую Кроненберга — Грибова. Она свидетельствовала о существовании автономных систем и вздорности гипотезы Ортена.

Анализатор не мог ошибиться, и все-таки этот упрямый осел Ортен не сдавался!

И проиграл! Проиграл! Проиграл??

Нет! Проиграл я!

Я только зря нервничаю и теряю время. Кислорода осталось меньше чем на четыре часа, а ведь то, что я продиктовал — всего лишь вступление. Буду краток.

Итак, началось с кривой Кроненберга — Грибова. Ортен был упрям. Впрочем, если бы речь шла о чем-либо другом, все могло обернуться иначе… Ортена я невзлюбил с начала экспедиции. Пожалуй, это не совсем точно. Первое время я пытался с ним поладить, завязать дружбу или хотя бы товарищеские отношения. Но из этого ничего не вышло. Он никогда не отличался искренностью. Ортен не из тех людей, которые выставляют свое Я для всеобщего обозрения. Его надо сначала раскусить, но, и раскусив, не будешь уверен, понял ли этого человека до конца.

Конфликт между нами возник уже в первые месяцы полета. Правда, до открытого столкновения не дошло, однако обоим было ясно, что о дружбе не может быть и речи.

Ортен не мог простить мне моей инициативности. В то время он замещал руководителя исследовательской группы и на каждом шагу критиковал мои проекты и взгляды. Я старался быть объективным, особенно в научных вопросах, но человек всегда остается человеком и, естественно, нервы иногда сдавали. Не знаю, что бы вышло из нашего сотрудничества тут, на планете, но, к счастью, через три дня после первой высадки проект Ортена — воздействия помехами — не прошел. После этого он решил, что задета его честь и отказался от обязанностей руководителя. Его место заняла Зама, которая, правда, поддерживала проект Ортена, но в несколько измененном виде. В конце концов большинством голосов мы решили, что начнем с изучения каналов связи.

Ортен, конечно, торжествовал. Первой проверялась его гипотеза. Однако мне было ясно, что толку из этого не выйдет и мы зря теряем время.

Мои предположения полностью подтвердились. Спустя шесть недель после прибытия на Вицинию наши работы зашли в тупик. Правда, нам удалось установить, что ни один из промышленных центров не пользуется непосредственной радио- или проволочной связью с другими пунктами и тем более с каким-либо одним или несколькими — как утверждал Ортен — центрами управления.

Несмотря на это, Ортен по-прежнему держался своей первоначальной точки зрения. Однако в новом варианте гипотезы роль связных — носителей информации между центрами управления искусственного мозга — он возложил непосредственно на вициниан.

Гипотеза была столь искусственной, нелепой и вздорной, что мне без труда удалось добиться прекращения дальнейших исследований. Ортен не мог этого простить и открыто обвинил меня в том, что я руководствуюсь личными интересами, так как сам не в состоянии выдвинуть какого-либо конструктивного предложения или хотя бы просто дополнения к его плану.

Это было уже слишком. Я заявил, может быть несколько опрометчиво, что если получу свободу действий и никто не станет вмешиваться в мои исследования, то берусь в течение трех дней самостоятельно разгадать тайну Вицинии.

Что тут началось….. Часть товарищей с Ортеном во главе восприняла мое заявление как вызов, брошенный всему коллективу. Другие, подозревая, что я уже сделал какие-то открытия и стремлюсь только собрать недостающие данные, предложили мне свою помощь. Увы, в то время я не счел возможным принять ее. Я не хотел, чтобы Ортен думал, будто я ищу с ним примирения. Правда, я не отказался категорически и даже поблагодарил за доверие, однако вопрос о помощи фактически оставил открытым.

Напряженная атмосфера все же несколько разрядилась. После короткого обсуждения было принято мое предложение, но с условием, что я не стану применять средства, которые могли бы вызвать конфликт между нами и вицинианами. На это я, разумеется, без колебаний согласился.

Честно говоря, я оказался в весьма незавидном положении. У меня не было не только конкретного плана, но даже его наметок. Просто я был глубоко убежден, что разумное существо или коллектив таких существ, установивших связь с Землей, должны находиться где-то в определенном пункте планеты. Главное — локализовать район исследований и найти правильный путь.

Ключ к решению подсказал мне сам Ортен, когда пытался видоизменить свою гипотезу, окрестив вициниан «носителями информации». Его ошибка состояла в том, что он пытался отыскать руководящие центры путем анализа ультрастабильности вицинианского общества. В то же время простейшим путем — ибо он, несомненно, вел к центру, наделенному сознанием, — были входы и выходы большой антенны Конечно, эта мысль родилась не только в моей голове. В самом начале наших поисков мы пытались именно так отыскать решение загадки. Однако оказалось, что локальные входы и выходы гигантского приспособления на полюсе предназначены, вероятнее всего, для связи с центром или центрами управления и принимают и передают лишь весьма слабые сигналы, причем в форме модуляции очень широкого участка электромагнитного спектра. В таких условиях о локализации направления сигналов методом экранирования не могло быть и речи, и мы быстро отказались от этого пути.

Пытались мы также получить более определенные сведения непосредственно от неизвестных существ, поддерживая с ними связь с помощью большой антенны. Но на наши вопросы о том, как выглядит приемо-передаточное устройство, с которого они управляют ретрансляционной станцией, на экране упорно появлялись ряды голов вициниан. А так как на словесный вопрос, кто управляет вицинианским обществом, мы также постоянно получали ответ, что управляет им… общество вициниан, мы решили, что тут кроется какое-то терминологическое недоразумение.

Но возвращаюсь к событиям, происшедшим десять дней назад. О появлении кривой Кроненберга — Грибова и предположении Ортена, что, быть может, вициниане являются «носителями информации», я знал за двенадцать часов до совещания. Тогда мне пришло в голову, что передача информации не обязательно должна происходить с помощью органов слуха, зрения или осязания. А не происходили передача электромагнитных сигналов непосредственно от мозга к мозгу? Я находился в тот момент на базе на самой Вицинии и провел необходимые эксперименты.

Результат был положительный. Тогда мне стало ясно, что означают таинственные головы на экране. Это было не недоразумение, а ответ, которого мы просто не смогли понять. Наш словарь был слишком убог, чтобы с его помощью объяснить сложную причину ошибки.

А не мог ли я заблуждаться? Мог. Но я поставил все на одну карту и… выиграл! В ту же ночь, через несколько часов после «разговора» с вицинианами, во время которого я пытался как можно точней объяснить, что меня интересует: где, в каком пункте планеты находятся эти «передающие головы», я получил ответ — вдали от гигантских промышленных центров, в горной котловине. Несколько неказистых плоских строений — и все. Разве кто-нибудь мог предполагать, что это именно там?

Собственно, я должен был сразу же связаться с товарищами. Я уже предвкушал победу над Ортеном, но, несмотря на убедительные факты, подтверждавшие мою правоту, не решился сообщить друзьям что-либо о результатах исследований. Я просто боялся, что опять произошло какое-то недоразумение: уж слишком легко дался успех…

Наконец я решил, что прежде сам все проверю, соберу необходимые доказательства, а через два-три дня выступлю с детально обоснованным сообщением. Я лег спать, но уснуть не мог, меня мучила мысль, не ошибаюсь ли я.

В конце концов я решил полететь на Вицинию этой же ночью. Я написал Заме: «Лечу ТУДА. Никому ни слова. Вернусь не позже десяти».

Прежде чем отправиться в путь, я переслал в сторону «большой антенны» рисунок, изображающий мой полет к котловине, а также краткое словесное пояснение, переданное с помощью аппарата-переводчика. Кроме того, я включил устройство, излучающее с интервалами в две минуты стандартную серию сигналов: один короткий, два длинных, три коротких, один длинный, два коротких, три длинных, один короткий и так далее. Мне казалось, что это должно было помочь вицинианам установить мою личность при непосредственном контакте.

Кто же мог предвидеть, что сигналы станут причиной столь невероятного открытия, по сравнению с которым «великий робот» Ортена окажется наивно простым и вполне реальным существом.

Я полетел.

Что это?! Включаю радио — два, два, два! Алло! Алло! Вызываю — четыре, пять! Алло! Четыре, пять! Алло! Тут кто-нибудь есть? Алло! Алло!..

Видимо, показалось… Или вициниане скребут чем-то в этой липкой мази. Мне почудилось, словно что-то шевельнулось. Я включил радио, но этот шум все заглушает. Где-то тут должно находиться дьявольски искрящее устройство.

Указатель кислородомера уже пересек цифру 70. Мне остались еще три с половиной часа Могу не успеть.

На чем я кончил?.. Ага, так я опустился на небольшой площадке вблизи этих плоских построек. Из улочки между ними вышло несколько вициниан, они с интересом присматривались к ракете. Я подумал, что это прибывшая приветствовать меня делегация, но они только обошли машину вокруг и вернулись к своим делам. Это были такие же вициниане, как и те, которых мы встречали тысячами в других районах планеты. Они остановились, осмотрели мой скафандр, а потом занялись своими делами, словно меня и не было.

Я решил, что это наверняка не те мыслящие жители планеты, с которыми я «разговаривал» по радио. И все же у меня было убеждение, что где-нибудь здесь я встречу и их. Следом за одним из вициниан я вошел через узкое отверстие в ближайшее здание. Темный коридор со слабо отсвечивающими зелеными стенами довольно круто спускался вниз и кончался просторным, но низким залом, в котором несколько десятков вициниан занимались чем-то вроде ручной лепки странных глыб из пластической массы. Тут интерес к моей особе был еще меньшим. Более того, вициниане даже оказывали сопротивление, когда я пытался отвлечь их от этого занятия,

Из зала в различных направлениях разбегались другие коридоры, которые, как правило, вели в такие же залы, большие или меньшие по размеру. Я спускался все ниже и ниже, везде наталкиваясь на вициниан, занятых тем же делом.

Проблуждав часа два, я решил возвратиться. Меня охватило все возраставшее беспокойство. Не потому, что я боялся заблудиться — ботинки скафандра оставляют при каждом шаге химический след, регистрируемый на обратном пути специальными приемниками системы ориентации. Просто я был в отчаянии от того, что открытие, которое, думалось, было уже в руках, может оказаться иллюзией. Вместо того чтобы раскрыть тайну, я предстал еще перед одной загадкой, только увеличивающей нашу беспомощность.

На обратном пути я решил внимательнее присмотреться к тому, что делают вициниане. Работа, выполняемая ими, в принципе очень однообразна и, как кажется, лишена смысла. Это ни в коей мере не изготовление каких-либо предметов потребления или искусства, а как бы игра, построенная на незначительном изменении внешнего вида куска пластика. Я нигде не встретил «готовой продукции». Некоторые вициниане прерывали работу и, спеша, покидали помещение, но это происходило только после прихода сменщика.

Наконец я опять добрался до выхода. Ни с чем вернуться на корабль было бы капитуляцией. Я решил еще раз осмотреть, хотя бы поверхностно, несколько других помещений, чтобы убедиться, не отличаются ли они по назначению. Однако везде я заставал одно и то же — вициниан, занятых лепкой странных глыб.

Я измучился и чувствовал, что сойду с ума, если не перестану блуждать по этому лабиринту. Усевшись на пол, в одном из залов, чтобы передохнуть, я смотрел на быстрые движения «рук» стоящего рядом существа, и во мне начала расти ненависть к этим «муравьям», занятым своими делами и не видящим за ними мира.

И именно тогда… Вначале я не отдавал себе отчета… Это было как прозрение.

Движения стоящего неподалеку вицинианина были удивительно ритмичными. Одно движение, второе, третье, потом длительная пауза и снова троекратное прикосновение к глыбе, на этот раз как бы более сильное и продолжительное.

Я стал присматриваться внимательнее. Вициниане ритмично двигали хватательными органами. Некоторые дублировали движения моего соседа, некоторые касались глыб только по два или одному разу с длинными перерывами. Сомнений не было: действия их были как-то синхронизированы, взаимно дополняли друг друга.

Неужели мне показалось? Нет! Тут явно чувствовался цикл: короткое прикосновение, два длинных, три коротких, одно длинное, два коротких, три длинных и так далее. Я проверил по часам: каждые две минуты начинался новый цикл!

Это было отражением сигналов, которые передавал оставленный мною автомат! Сигналов, идущих с нашего корабля, через космическое пространство в направлении Северного полюса Вицинии… Моих сигналов!

Усталость как рукой сняло… Мне казалось, я на пороге разгадки. Внимательно осмотрев ближайшие помещения, я обнаружил, что только в одном зале все вициниане заняты приемом моих сигналов.

Тогда я решил подождать, пока не придет смена, чтобы, быть может, таким образом узнать что-то новое, что приблизило бы меня к разгадке.

Однако сменщик одного из «моих» вициниан явился лишь через два часа. Передача обязанностей не принесла ничего неожиданного. Поэтому я отправился следом за вицинианином, который покидал зал. Мне с трудом удавалось поспевать за ним, так как вициниане передвигаются очень быстро.

К счастью, «гонка» длилась недолго. Выйдя из строения, вицинианин побежал к большой площади на краю поселка и нырнул в одно из отверстий, ведущих под землю. Не теряя ни минуты, я последовал за ним. В глубине крутого хода было значительно темнее, чем в «рабочем» зале. Вскоре мы попали в просторное, но низкое помещение, где можно был передвигаться только на четвереньках. В центре зала находилось углубление, заполненное до краев какой-то темной жидкостью. Погрузив в нее рыльца, сидело несколько вициниан. Увы! Это была всего лишь вицинианская «столовая». Тут мне нечего было искать.

У меня мелькнула мысль взять пробу черной жидкости — подобного питательного вещества мы еще нигде не встречали. Я достал пробоотборник и, опершись рукой о край «бассейна», наклонился над ним. И вдруг я почувствовал, что сползаю по скользкой поверхности и погружаюсь головой в густую, грязеобразную смолистую массу, которая мгновенно покрыла прозрачный шар шлема.

Попытки выбраться ни к чему не привели: клейкая мазь сковывала руки и ноги. Напрасно я пробовал уцепиться ногами за край бассейна. При каждом движении я сползал все ниже, так что наконец весь погрузился в трясину.

Бассейн оказался неглубоким, но жидкость в нем настолько липкая и густая, что я не могу даже сесть. Мне с трудом удалось перевернуться на спину. Я пытался установить связь с базой, но в наушники проникали только беспрерывные шумы и разряды…

Я знаю, что это конец. С того момента, как я оказался в ловушке, прошло девять суток. Питательная жидкость кончилась вчера. Зуммер кислородомера напоминает, что я использую последние резервы. Остались еще два с половиной часа.

Но ведь не о моем безнадежном положении я хотел говорить. Это уже не имеет значения. Важно лишь то, что в течение этих долгих часов родилось в моем сознании. И все-таки я, кажется, разгадал загадку вициниан. Не Ортен, а я!

Опять начинаю… Так нельзя. Я все время говорю о себе, а ведь не это самое важное. Теперь я должен диктовать медленно, по возможности четче формулируя фразы, чтобы ОНИ это поняли.

Общественное развитие человечества по сравнению с биологической эволюцией представляет собой процесс высшего порядка. Самоорганизация протекает здесь не только путем неосознанных изменений и ценой гибели систем, не приспособленных к изменяющимся условиям. Единицы, составляющие общество, уже достигли столь высокой ступени развития, что они наделены способностью обучаться, взаимно передавать опыт и в определенной степени умением предвидеть будущее на основании своих знаний о мире. Отсюда наряду с автоматизмами, сформированными игрой случая и необходимости, в общественно-экономических системах в той или иной степени проявляются обратные связи, созданные сознательной организующей деятельностью. Роль этого фактора сознательности возрастает по мере организации системы и объема знаний о мире. Этот процесс нам хорошо известен, так развивалось и человечество до тех пор, пока расцвет науки и глубокие общественные преобразования последних двух столетий не открыли перед человеком возможности сознательного формирования своего быта и общественного развития.

Знаем мы и общественные организации иного типа — муравьев и пчел, у которых на уровне индивидуума интеллект отсутствует, а имеются только инстинкты и врожденные рефлексы. Такая система, состоящая из множества узко специализированных особей, может эволюционировать только биологически. Способность к обучению тут настолько мала, что автоматизмы можно считать постоянными, неизменными в течение веков и тысячелетий и служащими только тому, чтобы не дать погибнуть роду.

Однако никто из нас, людей, не ожидал, что жизнь может принять еще и другую форму. Форму столь необычную, что перед ней бледнеет даже явно надуманная концепция «цивилизации роботов».

На Вицинии нет никакого «великого робота», искусственно созданного ее живыми обитателями. Нет и никакого руководящего органа — мыслящей элиты. Вициниане даже не представляют себе, что есть такая планета Земля. Они, по-видимому, вообще с трудом осознают, что на их планете появились существа из иного мира.

Разум вициниан ограничен узкими рамками жизненных потребностей, о наличии у них интеллекта в нашем понимании вообще трудно говорить. Способности отдельных особей к познанию и творчеству неизмеримо ниже, чем у человека. Я не хочу этим сказать, что вициниане — «живые окаменелости», остановившиеся в интеллектуальном развитии. Для таких выводов еще не пришло время. Тем не менее на уровне единицы они проявляют больше муравьиных свойств, чем человеческих.

Однако вицинианское общество — не муравейник, хотя даже в общих чертах это и не человеческое общество. Его необычность состоит в том, что оно не в переносном, а в самом прямом смысле представляет собой живой организм, построенный из миллионов клеток, которыми являются живые существа — вициниане. Самое интересное, что в процессе самоорганизации в этом организме создалось то, что можно было бы назвать мыслящим мозгом. Этот «мозг» наделен собственным сознанием независимо от ограниченного сознания единиц-клеток, его составляющих.

Если я говорю о сознании, то, ясное дело, только в смысле функциональном, в смысле подобия структуры нервной сети и мозга системе связей в вицинианском обществе. Мы знали уже давно, что пределы, объем функций системы зависят исключительно от структуры, а не от химического состава материи, из которой эта система создана. Мы научились создавать машины, способные воспроизводить все функции человеческого мозга. Однако мы не предполагали, что может возникнуть мозг, состоящий из миллионов живых существ, связи в котором будут связями общественными, и что этот мозг сможет мыслить и сознавать собственное существование, познавать мир, накапливать знания и использовать их для дальнейшего переустройства этого мира.

С землей установил контакт не «муравей», а «существо — общество» — одно из многих «существ — обществ», заселяющих эту планету. Я говорю — многих, так как не имею ни малейшего намерения подвергать сомнению правильность теории Горча, показавшего, что возникновение разумного и наделенного сознанием существа, как единственного обитателя какой-либо планеты, невозможно. То, что мы называем сознанием, может возникнуть только в обществе, состоящем из множества индивидуумов. Необходимы язык и речь — средства общения, и совершенно безразлично, будут ли они звукового или электромагнитного характера.

Чем дольше я думаю, тем больше убеждаюсь, что цивилизация вициниан является именно таким необычным явлением природы, в котором полное сознание, в нашем понимании, появилось только на уровне высшей формы организации многих сотрудничающих друг с другом общественных организмов.

Я собрал слишком мало данных, чтобы набросать более обоснованную гипотезу, касающуюся путей эволюции этих существ. Однако я уже вижу ее контуры. Начало развития вицинианских обществ могло, вообще говоря, проходить подобно нашему, человеческому. Быть может, оно даже достигло уровня развитой промышленности. Но вот на каком-то этапе наступило торможение и даже деградация личности, вызванные появлением нового, необычного свойства в структуре общественных систем.

Хотя нет, скорее наоборот: это новое свойство было не причиной, а следствием регресса, победой над ним, поиском нового, прогрессивного пути развития. Источники этого временного регресса следует искать глубже — в первоначальном строении обществ, населявших эту планету. Может быть, причины были биологические? Старое вицинианское общество могло состоять, скажем, из различных рас… Ведь скелеты…

Нет, это ничего не объясняет! Скорее расизм, а не действительные расовые различия мог быть причиной общественного регресса.

А не может ли быть ключом к разгадке высокий уровень биохимии в период «дворцовой культуры»? Может быть, эта «дворцовая культура» была не чем иным, как специфической формой правления фашистского типа? Может быть, древние властители Вицинии искусственно вызвали такие генетические изменения в организмах своих соплеменников, которые обеспечили им абсолютную власть? Может быть, именно эти изменения привели к потере интеллекта и ограничению сознания этих существ?

Это определило собственную судьбу обществ. Подобного рода общественные системы только внешне представляются устойчивыми. Режим тирании, фашизм не могут быть стабильными. Они вызывают организационное вырождение, блокирование информации, необходимой для руководства системой, и возрастающую растрату общественных сил — словом, ведут к структурным искажениям, опасным для дальнейшего развития. Распад системы и окончательную катастрофу могли ускорить братоубийственные войны и стихийные бедствия.

Но гибель «расы владык» не означала конца вицинианской цивилизации. Силы самоорганизации в обществе неисчерпаемы. Правда, единичные организующие действия уже не в состоянии были обеспечить внутрисистемное равновесие, но попытки реорганизации овладевали во все большем масштабе отдельными общественными организмами как автономными элементами системы высшего порядка, охватывающего всю планету. Между этими организмами возникла путем самоорганизации вторая сигнальная система, образующая основу интеллекта. Впрочем, этот процесс, возможно, облегчили определенные общественные автоматизмы, выработанные умышленно еще в период «дворцовой культуры». Во всяком случае, он должен был протекать необычайно быстро, в течение нескольких десятков тысячелетий. Эта загадка также требовала разрешения.

Итак, процесс преобразования углублялся, общественные организмы эволюционировали в сторону создания такой структуры, которая напоминает структуру мозга мыслящего существа. Наконец, незаметно для самих вициниан эти «организмы-общества» начали проявлять действия сознательного характера. То, что не могло уже быть достигнуто на уровне обществ, составленных из сознательно действующих единиц, было достигнуто в процессе преобразования на уровне «сверхобществ». И именно эти «существа — общества», наделенные индивидуальностью, подобной индивидуальности отдельного человека, решили создать огромную антенну, чтобы поискать в просторах Вселенной другие подобные себе «существа — общества»…

Впрочем, возможно, я ошибаюсь, считая, что возникновение «существ — обществ» является вырождением? Может быть, это сознание высшего порядка в сравнении с сознанием индивидуальным?

Так или иначе — наш путь иной. Не в потере индивидуальности, а в наиболее полном развитии интеллекта сотрудничающих друг с другом единиц кроется сила человеческого общества.

А может быть, существует еще и четвертая возможность? Не исключено, что и в обществе, состоящем из высокоинтеллектуальных существ, создается со временем такая система связей, что оно приобретает свойства существа, наделенного сознанием. Как знать, не являемся ли мы уже сейчас…

Нет, это абсурд! Чушь! Да и вообще, имеют ли мои рассуждения хоть какой-то смысл? Может быть, я просто брежу? Можно ли сознавать, что ты бредишь?

Никогда мне не узнать, был ли я прав. Но люди узнают, узнают наверняка. Впрочем, Ортен и так был уже близок к разгадке… Еще неделя, две и он, без сомнения, пришел бы к таким же выводам. Он предвидел это, когда говорил о «носителях информации». Ведь именно он невольно подсказал мне первую мысль.

Что-то коснулось моей ноги! Опять! Как будто кто-то пытается перемешать этот клейстер. Очевидно, вициниане пополняют запас пищи. А может быть, они будут чистить бассейн и освободят меня из этой мази? Если бы получить хоть какую-нибудь свободу движений!..

Прекращаю диктовать — надо экономить кислород.

Прошло уже полтора часа. Ничего. Наверно, они только пополнили запас пищи.

Все труднее дышать.

Зачем я обманываю себя? Ведь это дело решенное. Эти кретины не могут мне помочь, а товарищи на базе даже не знают, где я.

Товарищи… Пожалуй, никто не мог понять меня. Но все ли было сделано для моего спасения. А вообще-то, что они могут сделать? Как могут предположить, что я опустился тут, в горах? Впрочем, конечно, они обнаружат мой труп, но после многомесячных поисков, когда для меня это уже не будет иметь значения…

Ортен… Он один мог бы отыскать меня раньше. Если бы хотел. Но незачем обольщаться. Теперь-то, пожалуй, я могу быть искренним. Ему есть за что меня ненавидеть…

Моя смерть одним ударом решит много жизненных проблем Ортена. Он снова сможет стать «душой экспедиции». Войдет в историю как человек, решивший загадку Вицинии. А он ее, безусловно, решит. Он один может взглянуть с достаточной смелостью на этот необычный мир. Как знать, не напал ли он уже на верный след.

Его наверняка заинтересовало, почему я включил сигнализатор. Но разве можно предполагать, что после всего происшедшего между нами он еще захочет меня спасать?

Нет, я не дам ему покоя даже после смерти. Ведь если он раскроет загадку Вицинии, то и меня должен будет найти. Разумеется, он найдет меня тогда, когда я буду уже мертв. Так для него будет лучше. Но он ошибается. Он найдет в скафандре ленту с этой записью. Достаточно будет тени подозрения… Я это говорю совсем не из чувства злобы… Я убежден, что когда я выступил со своими предложениями, он находился буквально в одном шаге от разгадки… Но, пожалуй, без ИХ помощи он не сможет меня найти. Таких мыслящих центров могут быть тысячи… а что такое Я для «существ — обществ»? Смогут ли ОНИ понять разницу?

Опять что-то шевельнулось. Что-то ударило меня в бок. Теперь в бедро… Я ясно чувствую, как меня тянут за ногу. Металл? Какой-то металл!

Что они выделывают? Ох! Как больно!

Значит, конец… Только бы скорее… Скафандр не выдержит!

О-о-о! Спасите! Что это?! Кто?!

Ортен?!!! Так это ты?!