В наше время нелегко стать героем. Другое дело прежде. Достаточно было улану пять минут прогарцевать по полю брани с саблей наголо — и он на всю жизнь обретал славу в глазах окружающих (разумеется, если только выходил из атаки живым). Но теперь нет войн, и того, кому станут сниться добытые таким путем лавры, немедленно подвергнут тщательному психиатрическому обследованию, а потом изолируют от общества. Бывали, конечно, оказии и для геройских поступков, так сказать, мирного характера. Один вытаскивал ребенка из-под колес поезда. Другой, сидя за рулем автомобиля, намеренно врезался в дерево, чтобы не сбить шедшего по шоссе старика. Ну, а сейчас техника уже на том уровне, что даже сама мысль о возможности подобных катастроф кажется смешной. Да вы и сами знаете: за последние двадцать лет не было ни одного несчастного случая даже на космическом транспорте. На Земле люди умирают лишь в постелях… Это неромантично, но это так.

Я, собственно, хотел рассказать вам о Янеке Ковальском. Слышали о таком? Вы думаете — я о Ковальском из Влоцлавка, что работает на автоматической фабрике пищевого белка? Нет, не о нем. Впрочем, среди поляков Ковальских хоть пруд пруди, как у англичан Смитов, а у русских Кузнецовых. Я хочу рассказать о моем друге Янеке Ковальском, переводчике, который работает на фабрике информации. Другого Ковальского там нет — на таких фабриках вообще немного работников, да и фабрика информации в Польше одна. Большие государства имеют в составе единой государственной информационной сети по нескольку таких фабрик, соединенных с сетью международной, а нам достаточно и одной. Здесь следовало бы сказать, как говорят в математике: необходимо и достаточно. Достаточно потому, что мы развиваем только некоторые отрасли промышленности — в условиях тесного международного сотрудничества это наиболее разумно, а необходимо, чтобы не допустить дублирования научных исследований и промышленных разработок. Весь мир страдает от недостатка специалистов, и, несмотря на автоматизацию умственной работы — а кто знает, может быть, именно поэтому — количество требующих решения научных и технических проблем растет значительно скорее, нежели кадры специалистов. Каждый ученый или конструктор, решая уже существующие проблемы, создает втрое больше новых. В такой ситуации государство, которое позволит своим специалистам дублировать уже проделанные где-либо работы, неминуемо отстанет от большого мирового семейства. Впрочем, это чисто теоретические рассуждения: все страны равно заинтересованы в прогрессе и делают все возможное, чтобы обмениваться результатами своих исследований.

Так вот, Янек Ковальский — дежурный смены на такой фабрике информации. Дежурных там двое, но, на мой взгляд, там и одному делать нечего. Все там автоматизировано. Входной отдел связан непосредственно с телекоммуникационной централью, которая по всем каналам доставляет информацию машине. Здесь происходит тематический разбор информации. Интересующие нас сообщения направляются в отдел переводов, где все статьи, заметки, справки переводятся на польский и сокращаются. Оригиналы идут в архив, а рефераты немедленно передаются заинтересованным учреждениям и лицам. Так это выглядит в общих чертах. Тысячи вычислительных машин по всей стране разрабатывают программы исследований и планируют выпуск текущей продукции именно на основании информации и научных и технико-экономических данных, полученных с фабрики. Таким образом, эта не такая уж и большая по размерам фабрика играет весьма существенную роль и в народном хозяйстве, и в повседневной жизни страны. Она занимается всем — от производства присыпки для новорожденных, планирования сети школ и учебной помощи детям и до прогнозирования потребности в специалистах.

Так вот, Янек раз в три дня восемь часов просиживает на фабрике, читая или занимаясь. В вину ему этого никто не ставит, так как машины сами отлично со всем справляются. Янек нужен просто на тот случай, если вдруг — что мне кажется совершенно невероятным — машины не в состоянии будут оценить пригодность той или иной информации. Даже при очень малой вероятности потери необходимой информации экономически выгодно занять специалиста высокой квалификации, даже двух, только затем, чтобы иметь абсолютную уверенность, что ни одно принятое сообщение не останется без внимания.

Коллега Янека по смене — человек болезненный, ему трижды заменяли сердце. Врачи давно уже хотели освободить его от работы, но связанные с освобождением эмоциональные сдвиги могли оказаться для Петровского гораздо опаснее, чем усилия, прилагаемые во время дежурства. И, несмотря на инструкции, все смотрели сквозь пальцы на то, что Петровский уходит с работы на два или три часа раньше. Ковальский тоже не протестовал. Помощь ему не требовалась. Во всяком случае, до среды 12 июля. Именно в этот день нарушилась работа фабрики информации. Поскольку это событие внутреннего характера, то пресса о нем не писала. Я узнал о случившемся всего несколько дней назад от товарищей Янека.

Петровский ушел в одиннадцать, а спустя сорок пять минут сигнал на контрольном щитке сообщил об отсутствии информации в отделе переводов. За шесть лет это у Янека случалось лишь дважды: пять лет назад, когда подземный толчок повредил кабель между фабрикой и телекоммуникационным центром, и три года назад из-за нелепого замыкания в аварийном контуре. И на этот раз Янек сделал все необходимое: нажал кнопку вызова технической команды, продиктовал рапорт директору и начал искать место повреждения. Через минуту должны явиться инженеры, а еще через две все вернется в нормальное состояние. Предварительная память обеспечивает десятиминутный перерыв в работе без потери информации. (Надо сказать, проектировщики фабрики, конечно, не думали, что такой перерыв возможен на самом деле).

Диагностический циферблат показывал на повреждение в отделе сортировки информации. Прошло пятьдесят семь секунд с момента аварии: Янек совершенно точно видел это на большом секундомере, автоматически включающемся одновременно с сигналом. Техническая группа еще не появлялась. В чем причина повреждения? Может, в каком-либо из больших кристаллов, исполняющих функции сложных элементов вычислительной машины? Может…

Автоматический секретарь сообщил, что рапорт не передан, так как директор срочно вылетел в Варшаву; секундомер показывал минуту и тридцать девять секунд. Ковальский напряженно смотрел на дверцу лифта.

Минута и сорок три секунды, сорок четыре, сорок пять… Группа уже запаздывает на несколько секунд. Ковальский вторично нажимает кнопку вызова. Двенадцать секунд… пятнадцать… двадцать… Инструкция не предусматривает каких-либо действий при таком опоздании, она просто не предвидит его. Что могло случиться? Раздумывать некогда: надо что-то предпринимать. Ковальский диктует сообщение главному инженеру и нажимает кнопку на щите. Раздвинувшаяся стена открыла пульт, на котором световые надписи указывали последовательность операций ручного контроля. Однажды Янек присутствовал при учебном контроле, поэтому он знал, что в серьезных случаях для диагностики нарушения используют мозг — человек последовательно подключает себя вместо одних узлов аппаратуры, проверяя таким образом исправность других.

Пять минут и двадцать секунд! Уже все должно было быть исправлено, а между тем технической группы до сих пор нет. Автоматический секретарь не подтвердил передачи рапорта главному инженеру. Правда, емкости предварительной памяти хватит еще на четыре минуты с секундами, а этого вполне достаточно для ликвидации аварии, если техническая группа явится в течение двух ближайших минут. А если не явится? Впрочем, это немыслимо, как немыслимо и ее опоздание, но последнее, увы, уже стало фактом.

Пять минут и пятьдесят девять секунд. Емкость предварительной памяти все уменьшается. Абоненты не получают информации уже шесть минут. По всей стране замерли вычислительные машины. Под угрозой оптимальная производительность предприятий, но десятиминутный перерыв в поступлении информации не принесет им больших потерь. Значительно хуже с транспортом…

Кончается восьмая минута! Янек, словно обреченный, смотрит на секундомер. На станциях, аэродромах и космодромах страны все громче воют сирены тревоги. Машины, управляющие подземным, наземным и воздушным транспортом, останавливают корабли и поезда. Никто никуда не может попасть. Ничего никуда нельзя доставить. Жизнь страны застопорилась…

Янек решительно надевает на голову шлем с электродами и подсоединяется к выводам на щите. Ни он, ни кто другой никогда не делал ничего подобного. Не известно, поможет ли это, как не известно и то, чем это грозит человеку. Может быть, мозг будет поврежден…

— Что ты чувствовал? — спрашивали Янека.

— Трудно сказать, трудно определить словами, — рассказывал он. — Все перемешалось. Я чувствовал сильную головную боль, утомление было большим, чем когда я готовился сразу к трем экзаменам. Где-то в подсознании — но это я понимаю только теперь — я чувствовал страх и паническое желание освободиться от электродов. В то же время я не мог ни на чем сосредоточиться. Словно кто-то думал за меня, точнее, принуждал меня мыслить. Тысячи вопросов, сотни тем. Казалось, что прошло несколько часов. Однако когда мне удалось открыть глаза, я поразился: стрелка секундомера передвинулась всего на несколько делений. Потом опять наступило отупение, но в то же время это было нечто совершенно противоположное интеллектуальной неподвижности. Состояние, в котором я находился, можно, пожалуй, сравнить с состоянием, когда сбегаешь с крутой горы и ноги вынуждены двигаться быстрее, чем им это свойственно. Не помню, когда появились инженеры и как меня отключили от щита. Я пришел в себя уже на носилках среди людей в белых халатах…

Пресса не писала о случившемся. И, пожалуй, это правильно. В конце концов нарушение коснулось лишь внутренней работы фабрики информации. Автоматика управления повседневной жизнью страны обладает определенной инерционностью, которой оказалось достаточно, чтобы выдержать десятиминутный перерыв в поступлении данных, а вот если бы он длился дольше… Случай Ковальского… Ну что ж, ведь есть множество случаев, о которых можно было бы писать. Я сам слышал о некоторых. Во время бурения тоннеля под Балтийским морем из стенок выработки произошел выброс каких-то ядовитых газов. Инженеры, управлявшие машиной, потеряли сознание. Нельзя было терять ни минуты. Некто Савицкий, не имея достаточной защиты, добрался до отравленных и спас их. А в Лодзи, например, случилась авария магнитогидродинамического генератора на городской энергостанции. Инженер Борович, несмотря на строжайший запрет, ликвидировал ее, предотвратив многодневный простой. В результате он получил нагоняй за нарушение инструкции: никакая материальная потеря не оправдывает действий, связанных с опасностью для человеческой жизни. Борович и не ожидал награды. Он считал, что обязан так поступить.

В наше время нелегко стать героем. Может, именно потому, что люди просто выполняют свой долг, как сделал это Янек Ковальский.