6
На закате солнца над Большим Каньоном парил вертолет Уны Дальборг. Она отняла руки от приборов управления, и маленькую машину просто подгонял ветер, как облако — одно из тех облаков, что на высоте тысячи футов или больше медленно плыли над краем каньона, похожие на парусные суда. Вихревой поток газов, выбрасываемый турбинами, обтекал стройный корпус машины и сверкал в солнечных лучах всеми цветами радуги, просвечивая сквозь плексигласовый верх фюзеляжа; отблеск этих красочных переливов ложился на светлые волосы девушки и седые виски мужчины.
Много часов убеждал ее Ли, приводя все новые доводы и с отчаянием в душе наблюдая, как она слушает его, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза. Оставалось наконец лишь задать ей один-единственный вопрос:
— Уж не думаете ли вы, что я рехнулся?
— Нет… нет!.. — произнесла она очень медленно. — То, что вы приписываете «мозгу» самостоятельную жизнь и индивидуальную личность, отнюдь не значит, что вы сумасшедший. Я и сама испытываю это по отношению к машинам, даже маленьким, как, скажем, автомобиль… Я выросла в горах севернее Сан-Франциско. Зимой мы ездили в город; автомобиль летел вниз по извивам горной дороги, туда, где воздух плотнее, насыщен туманом и водяной пылью. И я чувствовала, как машина начинает дышать глубже, радуясь своей силе. Для меня не было сомнений, что это — живое существо. Девочкой я бегала в гараж поболтать с автомобилем; когда-то, в другие века, детям казались живыми их куклы, а наше поколение так воспринимает машины… Это естественно. А ведь в каждом мужчине еще сидит мальчишка, в каждом, независимо от возраста. Даже в Говарде Скривене. Да и в любом из людей науки, с какими я знакомилась. И чем крупнее ученый, тем яснее это выражено. Точно так же и вы сливаетесь воедино с вашей работой, и в такой же мере она становится для вас живой. Силой нашего воображения мы делаемся творцами всего на свете — из любви к человеку или к машине, безразлично. Нечего вам тревожиться, Семпер; пусть «мозг» живет своей жизнью, можете считать его личностью — это не свидетельствует о вашем безумии. Это лишь доказывает, что вы работаете с полной отдачей и огромным успехом.
— Спасибо, Уна, — сказал Ли. — Разумеется, я и не ждал, что вы примете на веру все, о чем я вам сейчас толковал. А тем более — в буквальном смысле. Но я все же счастлив и очень благодарен вам, что вы не сочли меня сумасшедшим. Скажу вам откровенно — вам одной! — вся эта история с «мозгом» до такой степени меня встревожила, что я было уже сказал себе: Ли, ты сходишь с ума! «Мозг» в том виде, в каком он открылся мне, есть чудовищная реальность. Мир вне «мозга» — другая реальность. Обе они исключают друг друга, несовместимы друг с другом. Но раз так, нужно решать: либо все, что я вынес из общения с «мозгом», реально, и тогда я знать не хочу этого бога машин, грозящего закабалить человечество; либо я страдаю галлюцинациями, слышу голоса, то есть безумен. В этом случае я непригоден для сотрудничества с «мозгом» и недостоин вашего общества. Пожалуй, самое разумное было бы сбежать и спрятаться там, где мое настоящее место, — далеко в австралийской глуши.
Он говорил все быстрее и быстрее, словно боясь, что она прервет его, не дослушав:
— Короче говоря, я проклят. И в том, и в другом случае. Проклят, если я прав, проклят, если не прав. А знаете почему? Впрочем, конечно, знаете, давно, все время знаете!.. Потому что я люблю вас, Уна!
Девушка не смотрела на него. Взгляд ее был устремлен на радужный вихрь из газовых турбин, сообщавших скорость маленькому воздушному кораблику. Она улыбалась одной из тех улыбок, какие не часто доводится видеть мужчине, — бесконечно мудрой и бесконечно печальной, исполненной тайного знания, более древнего, чем знание мужчины; эта улыбка тревожила собеседника, как всегда тревожит мужчину непознаваемое в женщине…
— Нет. В пустыню за вами я не последую… если вы именно об этом меня спрашивали, — произнесла она, нарушив молчание. — И дело тут не в вас, поверьте! Просто я считаю, что и вам не следует туда возвращаться. Это ничему не поможет: бегство от неразрешенных проблем еще никогда никому не помогало! Разве в свое время бегство в Австралию разрешило ваши трудности? Улучшило вашу судьбу?
— Нет, — сознался он.
— Так почему же вы снова задумали побег? Это не выход! Может быть, вы правы насчет «мозга», может быть, не правы. Ведь до сих пор вы и для себя не решили этот вопрос ни в ту ни в другую сторону, хотя бы даже ради собственного успокоения. Сдаться раньше времени, бежать из чувства самосохранения — почти так же недостойно, как дезертировать с поля боя. Держитесь до последнего! Если вы правы, если и в самом деле родился бог машин, тогда ваш элементарный долг и обязанность выполнить свою роль до конца, потому что, нравится вам или нет, но вы стали пророком этого бога и лучше других можете с ним ладить. Возможно, наша машинная цивилизация действительно летит ко всем чертям, чего опасаетесь и Скривен, и вы, да и я, пожалуй, тоже. Но мы и в этом случае не имеем права обратиться в бегство. Мы делаем с вами одно дело, мы — часть нашей цивилизации и связаны с ней до любого, даже и самого горького конца.
Ли задумчиво кивнул.
— Да, я понимаю вашу мысль. Но дело в том, что у «мозга» огромная сила угнетающего воздействия; меня истерзало все то, чем он отравил мой ум; а тут еще и страх, что вы станете избегать меня, как безумца… Но скажите, бога ради, что мне делать? Рассказать все Скривену или еще кому-нибудь?
— Боже вас упаси! — воскликнула она. — Во-первых, Говард сейчас занят свыше сил: положение о Мозговом тресте, его проект, на будущей неделе будет рассмотрено конгрессом. Было бы просто нечестно внести в его жизнь новые осложнения как раз в момент величайшего напряжения всей его энергии. Кроме того, Говард предубежден против всего, от чего попахивает мистикой. У вас нет доказательств, Семпер, а потому лучше ни с кем не делиться. Что делать? Продолжать то же, что делали, и собирать доказательства, неопровержимые, конкретные факты. Не забывайте, что «мозг» — это трехмиллиардное капиталовложение американских налогоплательщиков и оплот нашей обороны. Не забывайте и своей присяги! Будьте до предела осторожны! Малейшая ваша ошибка, поверьте, — это самоубийство. Обещайте мне, ради бога, не совершать опрометчивых поступков и хранить ваши открытия про себя!
Ли импульсивно схватил девушку за руку, словно подкрепляя этим свое обещание, но тут в радиофоне послышался резкий вызов и Уна высвободила руку, чтобы протянуть ее к приемнику.
— Алло, Уна! Говард говорит. Увидел твой вертолет над каньоном.
— Где ты? — спросила девушка.
— Как раз за тобой, — прозвучал голос Скривена. — Устраиваю смотрины своему новому вертолету. Сегодня пригнал его из Лос-Анжелеса, прямо с конвейера. Великолепная машинка! Слушай, Уна, не хотелось бы портить тебе вечер, но надо кое-что обсудить, Не выберешь ли для меня минутку? Очень тебе это неудобно, а? Слушай, кто это с тобой?.. Если не секрет, конечно?..
— Какой там секрет! Со мной доктор Ли.
— До чего же удачно. Именно тот, кто мне до зарезу нужен! Не желаете ли перейти на коктейль ко мне в вертолет? Сесть можем, пожалуй, на крыше Дворца Мозгового треста… Это все-таки удобнее, чем в воздухе, да и все твои материалы там будут под рукой… Ну, как, согласны?
Прикрыв рукой микрофон, Уна спросила тихо:
— Как по-вашему, Семпер?
— А вы не против, чтобы я к вам присоединился?
— Честно говоря, нет, — сказала она серьезно. — Ему нужна ваша помощь, он как раз попал в неприятную историю.
Свое неудовольствие и разочарование он попытался замаскировать улыбкой.
— Ну, что ж, если так, то разумеется… Она сняла руку с микрофона.
— Хорошо, Говард: значит, сейчас встретимся.
— О’кэй! Звоню в диспетчерскую, инспектору…
…Окрыляющее чувство взаимопонимания уже не вернулось к собеседникам: большая машина Скривена держалась всего на расстоянии нескольких миль от вертолета Уны. Словно серая скатерть, раскинутая под вечерним небом и освещенная прожекторами, встретила их огромная крыша Дворца. Едва только воздушные корабли, почти крыло в крыло, сели на открытой площадке у палеолитического домика, из тени тотчас же вынырнули неизбежные детективы. Как всегда, они были на высоте: шестеро навели автоматические пистолеты на Ли, а седьмой, отвесив доктору учтивый поклон, подверг его обыску.
Ли терпеливо выдержал всю эту процедуру, а про себя подумал: «Эх, не такой представлял я себе родину! Никто из нас и вообразить не мог, сражаясь с врагом, что такова будет завтрашняя Америка! Даже у „мозга“ своя особая армия. Странно, ведь я давно это знаю, но как-то до сих пор не бросалось в глаза».
Скривен дружески взял его под руку.
— Мне очень неприятно, Ли. Разумеется, все это-бред и глупость. Сам-то я плевал на эту чрезвычайную охрану, но правительство настаивает. Не обвиняйте ни меня, ни этих ребят — они только выполняют приказ… Ну, ладно, а теперь — долой этот прожекторный свет, перейдемте на мой «Корабль грез». Кажется, я уже слышу оттуда приятный звон бокалов!..
Действительно, привычная к быстрой смене ситуаций и очень находчивая, Уна Дальборг уже распоряжалась на чужом корабле. Когда мужчины подошли, она встретила их в дверях. Кубики льда и сбивалки для коктейлей поблескивали на стойке маленького бара в салоне. По замыслу самого Скривена просторный салон был оформлен, как правительственные каюты старого парусника ост-индской компании: деревянные стенные панели, небольшой камин, старомодные иллюминаторы и судовые фонари на шарнирных подвесах.
— Твой корабль мне нравится, Говард, — сказала Уна. — Сейчас, во время бриза, его даже чуть покачивает на амортизаторах — кажется, будто и правда находишься в бурном море.
— Спасибо, Уна. — И Скривен глубоко вздохнул. — Ты даже не подозреваешь, увы, насколько ты права! Мы находимся именно в бурном море и, можно сказать, идем ко дну. Я иду ко дну. Если вы меня не спасете, ты и доктор Ли.
Уна рассмеялась да и Ли не смог подавить улыбки: уж очень по-детски комичным было растерянное выражение этого характерного лица.
— Входи же, тебе надо немного подкрепиться, — сказала ему девушка.
Алюминиевые ступени и диванные пружины заскрипели под внушительной тяжестью хирурга.
— Немного! — воскликнул он. — Нет, немного делу не поможет! Нынче вечером, — добавил он жалобно, — простительно напиться до одурения!
Ли спрашивал себя, не воспользовался ли хирург этим правом уже в Лос-Анжелосе, настолько поразила его перемена в этом человеке. Однако бокал, поданный Уной, очевидно, вернул Скривену доброе расположение духа. Он с облегчением вздохнул и начал рассказывать:
— История в двух словах такова. На самолетостроительном заводе я носом к носу столкнулся с генералом Вандергейстом. Он лично присутствовал на испытаниях нового самолета и сделал мне некий намек… На нас готовится нападение, Уна. Самое настоящее вторжение… целой комиссии депутатов конгресса.
— Милосердный боже! — простонала девушка. — Неужели ты не мог отвертеться? В конце концов, есть у нас дела полезнее, чем…
Жестом отчаяния Скривен отверг этот упрек.
— Знаю, все знаю! Но не забывай, что «мозг» — предприятие военное, а я всего лишь научный руководитель. Разумеется, я пытался протестовать, и даже горячо протестовать, но… — он передернул плечами. — Сама знаешь, каковы эти военные! Трудно себе представить, с какой дьявольской изощренностью они выдвигают на передний план нашего брата, ученого, как только в конгрессе начинается драка за новые ассигнования.
Он осушил рюмку и обратился к Ли:
— Хочу ввести вас в курс дела. У нас начато сооружение так называемой «грудной клетки». Это грандиозная пещера под «мозгом», точная аналогия человеческой грудной клетки. Само собой, постройка строго секретная. Но, поскольку вы любезно взялись мне помочь, я, все расскажу вам. В «грудной клетке» разместятся моторные органы «мозга». Уже готовы (на крайний случай) жилые помещения для Генерального штаба, инженеров ремонтной службы, для охраны и т. д. Там, кроме того, разместятся наши первые полностью автоматизированные фабрики для изготовления запасных частей: они сделают «мозг» независимым от внешнего мира на случай военной опасности. Со временем там возникнет много новых смежных производств, например гогов и магогов, как я их называю, — очаровательных маленьких созданий, правда еще только начатых разработкой… Эти чудесные твари пока еще, так сказать, сосут соску… Впрочем, я отклонился от дела…
Итак: для постройки и оснащения «грудной клетки» нужны новые миллиарды долларов, а для ввода ее в строй требуется специальное постановление конгресса об увеличении прав и полномочий Мозгового треста. Ведь все виды транспорта в стране, имеющие стратегическое значение, а также вся без исключения военная промышленность должны быть со временем поставлены под контроль «мозга», — если наша страна хочет выиграть атомную войну. Само собою разумеется, военное министерство заботливо придало всему этому проекту внешне безобидную, мирную видимость, чтобы он казался всего-навсего улучшением транспорта, усовершенствованием технологии и т. д.
Короче говоря, чтобы быть откровенным до конца: у нас есть все основания опасаться, как бы любая из глупых, слепых мышей, выбранных нами на роль законодателей, нечаянно не наткнулась на краешек правды и не подняла ужаснейший визг.
Вот потому-то и предстоит вторжение, потому-то хочешь не хочешь на передний план выдвигают меня. Наши господа генштабисты предусмотрительно прячутся в блиндажи, возложив свою защиту на меня! Словом, голову подставлять под удар приходится, как всегда, мне. Просто на стену полезешь со злости!.. Пожалуйста, Уна, налей-ка еще!
Ночной ветер рывками налетал с гор. Корпус летучего «пенителя морей» вибрировал, как виолончель. Машина вздрагивала на своих резиновых колесах, время от времени чуть пригибаясь на шарнирных сочленениях и масляных амортизаторах… Почти в такт с резкими порывами ночного ветра в голове у Ли проносились отчаянные мысли.
Значит, у «мозга» уже имеются некоторые моторные органы! У него уже есть средства осуществлять свою волю! Значит, не беспочвенна его мечта о полной автоматизации, которая должна привести даже к воспроизводству машин машинами? Но что особенно заставляет задуматься — почему «мозг» умолчал об этом в разговоре с ним, своим учителем и поверенным, — умолчал о работе, которая уже в течение месяцев, а возможно, и лет ведется в этой таинственной «грудной клетке», вместилище моторных органов? Не иначе как из-за… Ведь, если бы не случайная встреча со Скривеном, которому коктейль развязал язык, он ничего бы и знать не знал до тех пор, быть может, пока не стало бы слишком поздно… Уна тоже отводит глаза… Значит, она была в курсе дела… и все же промолчала, когда сам он уже во всем ей признался…
Голос Уны, которым она владела отлично, нарушил ход его мыслей:
— Когда же его ждать… этого вторжения?
Простой вопрос заставил встрепенуться и Скривена, воззрившегося на пустую рюмку.
Он словно стряхнул с себя сон.
— А? Что? Когда вторжение? Да разве я не сказал вам? Нынче вечером!
— Как? Нынче вечером?
— Ну, да! — И Скривен сердито покосился на старинный судовой хронометр, висевший над стойкой бара. — В эту самую минуту уважаемые участники садятся в Вашингтоне в самолет. Какой-нибудь час — и они пройдут над нами на посадку.
— Быть не может! В конце концов, «мозг» не ночной клуб, чтобы являться к нам так поздно!
Скривен захохотал. Очевидно, он вновь обрел чувство юмора.
— Ты, Уна, порой рассуждаешь, точно малый ребенок! Забыла, что нас должны застать врасплох! Забыла, что они явятся вооруженные пропусками от военного министерства и что они знают о полуночной паузе в работе «мозга». Забыла, что они, с одной стороны, жаждут торжественного церемониала встречи, подобающего королям, диктаторам и депутатам, а с другой — мечтают явиться к нам как снег на голову! А это значит, что они рассчитывают на заказанные номера в отеле, на компетентных проводников по «мозгу», на сердечное вступительное слово директора Мозгового треста, каковому надлежит предстать перед ними свеженьким как огурчик часа так в три утра… Ну и, само собой, всякие угощения, освежающие напитки — словом, полная забота… Иначе зачем бы мне вас беспокоить на воздушной прогулке? Ты же, Уна, знаешь, что я в таких вещах совсем беспомощен. Легче стоять под прицелом у отряда карателей, чем перед ордой сенаторов и конгрессменов. Отдаю судьбу свою в твои руки — спаси меня, если можешь!
Несмотря на игривый тон и актерские ужимки, мольба светилась в его карих глазах. «Он в панике, как слон, учуявший мышей! — подумал Ли. — И это великий хирург, чьи руки, не дрогнув, совершили бесчисленное множество операций на самом чувствительном из наших органов — мозге. Человек, одаренный могучей фантазией, сконструировавший и создавший „мозг-гигант“. Человек, который без, малейшей робости, авторитетно выступает перед тысячами ученых собратьев. Когда же ему предстоит встреча с глупостью, он готов забраться в мышиную норку! Видит бог, не надо подвергать его этой пытке! Лучше уж я принесу в жертву себя».
— Я готов помочь вам, насколько это в моих силах, — проговорил он вслух. — Знаю, что очень неловок в таких вещах, но сделаю все, что смогу. По крайней мере постараюсь избавить вас от пояснительного доклада и роли гида.
Большим шелковым платком Скривен энергично провел по изборожденному складками лбу. Когда львиная голова его вновь показалась из-под платка, складки заметно разгладились.
— Ли, это была бы огромная помощь! Они будут польщены, если роль гида исполнит известный ученый. Ведь им подавай «объективную» картину, а вы не являетесь нашим старым служащим. Вы как бы ученый гость из Австралии. Следовательно, идеально подходите для роли гида. Но, хоть это и против моих интересов, я должен предостеречь вас! Вам нужно понять всю немыслимую трудность задачи! Приедут дилетанты, профаны, люди до того беспомощные в электротехнике, что бегут звать монтера, когда нужно включить вентилятор. А ведь приедут они для того, чтобы вынести авторитетное суждение о самом сложном электронном механизме в мире, произвести «обследование»! За два часа они хотят получить «полное представление» обо всех рабочих процессах «мозга», чтобы потом выступить в конгрессе с умными речами о радиоактивных пирамидальных клетках и еще бог весть о чем! Наглость, глупость, невежество и ослиная тупость их вопросов могут убить на месте!.. Ну, как, Ли, надеетесь вы все это выдержать? Я вас предостерег!
— По крайней мере я попытаюсь! — улыбнулся Ли…
— Славный вы малый! — патетически воскликнул Скривен, вскакивая, чтобы пожать Ли руку. — Я никогда не смогу достойно отблагодарить вас!
— Ну, а что касается гостеприимства, то держать этот фронт придется, видимо, мне, — спокойно отозвалась Уна.
Стоя между обоими, Скривен обнял их за плечи.
— Благослови вас бог, дети мои! Что бы я делал без вас? Кажется, надо бы мне прочитать добрую старую молитву англичан: «От ужасов ночных во сне, от духов тьмы, от тварей длинноногих и нечисти, бродящей по ночам, спаси меня, о господи!» Ну, а теперь… аврал, друзья! Уна, вооружись телефоном, Ли, бегите сломя голову туда, в «мозг». Уна выпишет вам пропуск в «грудную клетку»… Любая помощь, какая вам потребуется, будет оказана немедленно. Мне предстоит сесть и сфабриковать приветственную речь. Мы встретимся еще раз, когда группа вторжения будет отброшена назад, в стратосферу. Встретимся опять здесь, на «Корабле грез»…
Встреча произошла через семь часов, как раз за час до восхода солнца, в тот самый миг, когда огромный правительственный корабль из Вашингтона с первыми проблесками утренней зари взмыл вверх на виду у трех собеседников, вновь собравшихся на прежнем месте. Все трое были бледны и дрожали от утреннего холода, физической усталости и нервного перенапряжения. Даже в голосе Уны чувствовался налет истеричности, когда она заказывала ресторану Краниум-отеля грандиозный завтрак.
Но как только аромат кофе смешался с благоуханием яичницы с ветчиной, настроение изменилось. Раздался смех, непринужденный и неудержимый. Так смеются спасенные от пожара обитатели гостиницы, после того как постепенно осознают, до чего комичный, должно быть, был у них вид, когда они в исподнем белье прыгали из окон в пожарную сетку… Заговорили не сразу. Некоторое время каждый был занят своими впечатлениями от истекшей ночи, — у каждого они оставили неприятный осадок. Но стоило им посмотреть друг на друга, как комизм ситуации воскресал перед ними в полной мере.
Первое, что бросилось в глаза доктору Ли, когда он с группой сенаторов спустился в подземные галереи «мозга», был резкий контраст между сенаторами и научными работниками «мозга». Отдуваясь после позднего ужина в Краниум-отеле, сенаторы вышли из автомобилей; они напоминали группу туристов где-нибудь в карлсбадских пещерах, прикатившую, чтобы дать волю отпускным настроениям. Их восторженные «охи» и «ахи» вызывали угнетающее чувство: доктору Ли казалось, что он обращается к людям XIX века. А это хуже, чем иметь дело с обитателями другого мира!
«На них смотришь, будто сквозь стеклянные стенки аквариума!» — думал он, переводя взгляд с одного расплывшегося лица на другое. Все они раскраснелись от обильного угощения, все были исполнены сознания своего величия. Дряблая кожа, круглые животы, привычные к ночным грелкам, толстые зады — все свидетельствовало о сидячей жизни, о прокуренных помещениях, где эти люди проводили время. Не было недостатка и в той показной, казенной сердечности, которая становится профессиональной привычкой этих людей, гоняющихся за популярностью, и выражается в виде плоских ораторских шуточек и псевдонародного остроумия…
Под предводительством Ли они поднимались по эскалатору. Сотрудники «мозга» прозвали его «эскалатором-люкс для гостей». Он был пошире, чем служебные эскалаторы, и оснащен удобными сиденьями. Туннель его проходил в средней части «мозга» между обоими полушариями. Эта трасса описывала плавную спираль, приоткрывая перспективы извилин, но не заходя ни в одну из них. Чтобы не вызвать пространственных страхов и тому подобных чувств, вся трасса ярко освещалась, что, кстати говоря, мешало бросить чересчур пристальный взгляд во внутренности «мозга», озаренные «черным светом»…
Ли чувствовал себя в этой поездке, как на огромном колесе в Луна-парке, как в ночном кошмаре, когда никто не может явиться на твой призыв о помощи, никто не слышит тебя… «Более девяти миллионов электронных ламп, более десяти миллиардов усилительных ламп, два миллиарда сопротивлений, восемь миллиардов миль провода и т. д.» — вот такими средствами пытался он довести до сознания депутатов гигантские масштабы «мозга»…
— Вы сказали «миллиардов» или «миллионов», профессор? — Женщина-сенатор из Мичигана что-то нацарапала в своем блокноте.
— …Продолжаю: в обоих полушариях анализируются и систематизируются проблемы, поступившие через центры восприятий со скоростью более одного миллиона идеоимпульсов в минуту. Проносясь по координационным центрам, они образуют идеоцепи…
— Совсем как пишущая машинка! — То была, кажется, реплика сенатора из Вермонта.
— …в некоторых видах идеоцепей проводка настолько тонка, что при монтаже потребовалось пригласить из Панамы самых опытных мастеров по плетению соломенных шляп. А для монтажа сети «условных рефлексов» понадобилась помощь специалиста из русского Института имени Павлова.
— Против этого я возражаю категорически! — нахмурив лоб, заявил сенатор из штата Теннесси. — Уж эти мне иностранцы… Да еще русские к тому же… Если бы этот вопрос был вовремя поставлен в сенате, я голосовал бы против. Забыли, что ли, Пирл-Харбор?
Ли почувствовал, что по всему его телу выступает холодный пот. Сознание беспомощности овладело им с особенной силой, когда в «секторе Телецефалон» посреди непроходимой чащи бесчисленных, тончайших радиоактивных пирамидальных клеток женщина-сенатор из Коннектикута стала взволнованным шепотом осведомляться, где тут… туалет для дам…
Еще хуже пошли дела во время крутого спуска. Достопочтенный член конгресса от Кентукки усмотрел сходство между «мозгом» и угольной шахтой, которую он недавно осматривал; и как раз между двумя мозговыми извилинами, где воспроизводились подсознательные процессы, сделалось дурно даме из Коннектикута…
В кабине «Корабля грез» Скривен от души хохотал, слушая этот рассказ Ли. Уна хлопала в ладоши, как развеселившаяся девочка.
— О, какие Дураки!.. А помните, увидев Гога и Магога, они решили, что проблема домашней прислуги окончательно решена!
Да, Ли и это помнил. Его собственная первая поездка была, оказывается, пустяком в сравнении с нескончаемым кошмаром этой ночи!
Подкрепившись черным кофе, сервированным на Центральной станции, вся правительственная комиссия опустилась в глубинные секторы «мозга», то есть в «грудную клетку», где и сам Ли еще ни разу не бывал.
Ствол главного грузового подъемника шел вниз от Центральной станции еще на добрую милю! Прозрачные стенки клети открывали вид на новые выработки, пройденные на различных глубинах. Для проходки применялись исключительно электрические машины или химические материалы, потому что взрывные работы могли помешать работе «мозга». Строительство производило такое впечатление, будто огромный небоскреб монтируется не вверх, а вниз, в глубину. На всем пути они видели параллельную шахту с прозрачными колоннами, наполненными янтарной жидкостью: позвоночный столб «мозга».
На самой глубине, внизу, руководство перешло к агентам контрразведки. Эти господа стремились к одному: давать как можно меньше информации. Словно видения, мелькали десятки извилистых штолен, пробитых в скальном грунте; фары узкоколейных электровозов, проносящихся по штольням, напоминали горящие глаза каких-то неведомых животных. Дорогу преграждали десятки стальных дверей. Управляемые фотоэлементами, они неслышно распахивались по сигналу провожатого. Наконец группа сенаторов добралась до цели.
— Это атомная электростанция.
С головокружительной высоты они могли бросить взгляд на нечто отдаленно напоминающее сухой док. В центре его возвышался как бы опрокинутый: корпус океанского великана-корабля. Вся эта гигантская машина-автомат была рассчитана на производство многих миллионов киловатт электроэнергии по принципу полного самообслуживания. Она была способна вырабатывать электрический ток годами и десятилетиями, причем ни одна ее часть не двигалась и нигде не было видно ни одного человека.
Гостям предстали удивительные установки для терморегуляции и кондиционирования воздуха; они увидели громадные столовые, жилые помещения, кухни, конференц-залы… Построенные на случай войны, готовые в любой момент к вводу в действие, они покамест, в дни неустойчивого мира, зияли сонной пустотой.
Но самое грандиозное (а для доктора Ли и самое зловещее) впечатление производили так называемые ПКЧ. Сопровождавшие группу охранники расшифровали это сокращение как производство критических частей. На первый взгляд эти производства ничем не отличались от обычных фабрично-заводских цехов. Ряды станков, расставленных наискось, тянулись справа и слева вдоль лент конвейеров. Слышался характерный металлический лязг, резкий звук универсальных сверлильных станков, тяжелые вздохи гидравлических прессов. Лишь через минуту у посетителя появлялось неясное ощущение какого-то беспокойства, а затем он осознавал, чего же не хватает этому производству. Оказывается, не хватало всего лишь… человеческих существ!
— Где же рабочие? — спрашивали сенаторы. — Где слесари, сборщики? Разве здесь никого нет?
— Ни живой души! — отвечали им. — Автоматизация стопроцентная.
Гости постояли у конца поточной линии. Каждые двадцать секунд автомат изрыгал готовый электромотор. Конвейерная лента несла новорожденную машину к испытательным стендам.
— Итак, это производство «А». Сколько же всего таких производств?
— Алфавита как раз хватает.
— Что выпускают остальные?
— Наиболее важные детали. В основном электронные лампы разных типов. Мы не уполномочены вдаваться в подробности.
— Чудесно, не так ли? — произнес один из делегатов.
«Ужасно, — решил про себя Ли. — Развитие „мозга“ почти закончено. Его эмансипация почти завершена!»
Электропоезд доставил всю группу обратно, к главной шахте «позвоночника». Все увидели, что и здесь, на самом дне «грудной клетки», царство «мозга» далеко не кончается, потому что огромные кабели вели отсюда снова в глубину, будто прямо к центру земли.
— Куда ведут эти кабельные линии?
— Они связаны со всеми главными производственными предприятиями страны, со средствами управления важнейших транспортных узлов. В скором времени к «мозгу» будут подключены все автопилоты, все автоматические устройства, управляющие движением самолетов в воздухе, кораблей в океане и поездов на железных дорогах.
— Это замечательно! — в восторге, завопил сенатор Клайтон из Теннесси. — «Мозг» обеспечит нам молниеносную победу в атомной войне! Только граждане свободной демократической страны могли добиться такого полного господства над силами природы!
В одно мгновение мысли доктора Ли пролетели все пространство от Тихого до Атлантического океана, от Берингова пролива до Панамского канала… Как видение, предстала его мысленному взору громадная страна, охваченная щупальцами чудовищного спрута. «Ужасно! — думал он. — Ужасно, что граждане великой демократии вырыли здесь, в этой безыменной горе, могилу своей свободе!»
Это фантастическое путешествие по подземной стране чудес достигло кульминационной точки именно в тот момент, когда все решили, что осмотр окончен и больше ждать нечего. Лифт поднял делегацию к Центральной станции, где под гигантским куполом сияло в ослепительных огнях вокзальное кафе и где сам доктор Говард Скривен, свеженький как огурчик, несмотря на четвертый час утра, встретил своих высокопоставленных гостей.
Гости уселись в ряд, как во французских ресторанах, и лишь только они обратили свои нетерпеливые взоры к буфету, как перед ними появилась изящная дама в черном, с золотой короной волос. Она шагнула в сторону, подняла вверх два пальца, и… в огромном зале начались такие события, как будто Аладин потер свою волшебную лампу!
Под своды купола вступили Гог и Магог. Выкрики удивления и испуганные взвизгивания вскоре сменились аплодисментами и хохотом:
Гог и Магог несли гостям напитки и закуски на подносах. Роботы сервировали угощение с достоинством и ловкостью опытных официантов. Внешне им был придан вид двух бессмертных героев из мультипликационных фильмов Уолта Диснея: знаменитый Микки-маус на задних лапках и добродушного Дональда Дака, — в этом виде они, — разумеется, никому не внушали страха!
Гог и Магог были образцами продукции двух автоматических поточных линий. Выпускались они в «грудной клетке» одним из тех автоматических заводов, которые не были показаны вашингтонским гостям. Роботы Гог и Магог предназначались для обслуживания стратегически важных, но еще не полностью автоматизированных производств, чтобы сделать и эти производства независимыми от ненадежного человеческого элемента. Оба типа роботов, как Гог, так и Магог, еще не вышли из экспериментальной стадии, но уже поражали высоким классом точности в работе. По размеру и по форме оба они напоминали человеческие фигуры, но отличались друг от друга своей конструкцией. Гог — робот для легких операций — управлялся посредством гироскопической системы, которая обеспечивала ему вертикальную позицию; он передвигался на двух коротких ногах, в то время как Магог, предназначенный для тяжелых работ, бесшумно и быстро катался на резиновых гусеницах, словно миниатюрный танк. Оба действовали руками, необычайно длинными, обезьяноподобными. Весь замечательный опыт протезирования человеческих органов, накопленный медициной после второй мировой войны нашел здесь свое применение. Конечностям обоих роботов была придана необычайная подвижность и чувствительность, вплоть до суставов пальцев, управляемых посредством гидравлики.
Их тусклые глазные фотоэлементы, не очень приятного вида, напоминали глаза дохлых рыб; однако это отталкивающее впечатление сглаживали четырехугольные пластинчатые уши; благодаря этим сверхчутким ушам роботы могли с комической точностью поворачиваться по всем направлениям, откуда бы ни шел человеческий голос, передающий приказ. Слух и понятливость роботов были поразительны; они действовали безупречно. Конечно, их незначительные мозговые агрегаты не могли формировать собственных мыслей. Но они обладали приемо-передающими радиостанциями, чтобы принять приказ, передать его «мозгу-гиганту» на мгновенную обработку и получить от него приказ к действию.
— Что за прелестные маленькие чудовища!
Господа законодатели играли с роботами, как маленькие дети в день рождения забавляются новыми игрушками. Сенаторы то и дело приказывали этим новейшим игрушкам цивилизации:
— Гог! Еще чашку кофе!
— Однако, ну и скорость! Вот бегает! Его бы в бейсбольную команду!
— Магог! Этой даме еще кусок вишневого торта!
— Смотрите, смотрите! Тащит кусок вишневого торта! Выбрал же!
— Примите сердечные поздравления, доктор Скривен! Наконец-то вы разрешили для Америки проблему домашней прислуги!
— Можно ли такого купить? Сколько он будет стоить?
— Это первый официант в моей жизни, который подошел ко мне по первому требованию!
— Как бы он готовил коктейли! А мог бы он отвечать по телефону?
— Пари держу, он сумел бы заменять в бридже четвертого партнера.
— Магог, принеси счет!
— Смотрите, пожалуйста, какой понятливый! Отказывается нести счет, качает головой! Мол, вы — приглашенные гости!
— Попробую дать ему на чай. Гог, поди сюда! Вот 50 центов — возьми их себе.
— Не берет! Скажи, пожалуйста!
— А что он с ними будет делать? Пива он не пьет, надо думать,
— Чем их кормят, доктор Скривен? Стакан соляной кислоты на завтрак? Порция переменного или постоянного тока? Или то и другое вместе?.
Львиное лицо Скривена сияло. Его замысел удался. Он сумел показать этим людишкам нечто доступное их пониманию. Психологически трюк был рассчитан правильно — он оказался сенсацией этой ночи.
Напротив, доктор Ли был бледен до такой степени, что атебриновые пятна явственно проступили на коже и казались глубокими провалами на его впалых щеках. Когда Гог и Магог протопали в зал, он не проронил ни слова. А потом достал из кармана серебряный доллар, подал его роботу и попросил:
— Магог, не будешь ли ты столь любезен сломать его пополам?
С минуту робот стоял неподвижно, будто раздумывая, что ему делать. Затем он взял доллар двумя стальными пальцами. В его груди чуть слышно жужжали гидравлические насосы. Раздался резкий звук, как выстрел из малокалиберной винтовки. Две сломанные и согнутые половинки были вежливо возвращены заказчику.
— Спасибо, Магог! — сказал Ли. — Это все, чего я хотел от тебя.
Произнося эти слова, Ли уголком глаза заметил, что Уна и Скривен бросают на него слегка обеспокоенные взгляды.
И сразу же в наступившей тишине раздался звон хрустального бокала. Это Скривен просил слова, желая обратиться к слегка шокированным конгрессменам; доктору Ли запомнились только отдельные места этой речи:
— …просил бы вас думать о проблеме «мозга» не категориями электронных мощностей, не категориями долларовой стоимости, а категориями жизней американских граждан… Подумайте, что значило бы для американских матерей такое положение в нашей военной технике, при котором в случае новой войны ни один сын не подвергал бы опасности свою жизнь! Дайте нам средства, и мы добьемся того, чтобы все наши самолеты, танки и корабли двинулись на фронт без экипажей, лишь под безошибочным контролем «мозга-гиганта»…
…И если в условиях войны «мозг» будет нашей неприступной крепостью, то в мирное время он должен нести вперед светоч прогресса. Подумайте, что значило бы для каждого из нас, если бы страна обрела центральную диспетчеризацию всего своего транспорта, притом автоматическую, опять-таки безошибочно управляемую «мозгом»! Все катастрофы, совершающиеся вследствие недостаточности и ненадежности человеческих способностей, полностью прекратятся. А если еще подчинить «мозгу» автопилоты на всех самолетах… будет гарантирована абсолютная безопасность и в авиации.
Наконец, не забудем и вопросов комфорта, раскрепощения человека от забот, страха, трудов. Душевный покой снизойдет на страну, как только «Закон о расширении функций „мозга“» будет принят конгрессом. Передовой американский фермер, сидя в качалке на веранде собственного дома, сможет любоваться работой своих автоматических механизмов от сева до жатвы. Эта работа под руководством «мозга» будет идти в строгом соответствии со сменой времен года и с условиями погоды.
Передовой фабрикант будет пользоваться услугами «мозга», для того чтобы улучшать качество своих товаров и обслуживание клиентов.
Никогда не повторятся такие положения, когда города остаются без воды, электротока, средств транспорта. Ибо на случай стачки «мозг» всегда будет в состоянии полностью заменить бастующих целой армией Гогов и Магогов, которые должны быть наготове для подобных ситуаций.
Если в прошлом торговля шла по стопам завоевательных походов, то сегодня торговля и благосостояние народа идут в кильватере науки и техники. Неисчислимые и неоценимые услуги, которые «мозг» оказал нашей науке и технике, а также нашей национальной обороне, уже оправдали затраты на его создание. Относительно невысокие дополнительные расходы, необходимые для расширения его функций, во много раз повысят доход, приносимый «мозгом» национальному бюджету. Со времен покупки Луизианы правительство не делало столь выгодного бизнеса! Вы сегодня видели собственными глазами, что мы построили, что мы делаем и насколько больше этого мы в состоянии делать. Поэтому я твердо верю, что именно вы, для кого интересы нации превыше всего, поддержите дело «мозга-гиганта».
Раздался взрыв аплодисментов. По знаку Уны даже Гог и Магог произвели своими стальными ручищами мощный шум, к еще большему удовольствию всего общества.
Итак, теперь, когда все это окончилось и наступила реакция, Скривен спрашивал своих собеседников:
— Ну, что, обработали мы эту публику или нет?
— Эту публику? На все сто процентов! — уверяла Уна. — А вы как думаете. Ли?
Ли медленно поднялся с дивана. Каждая кость и каждый мускул его худого тела ныли от усталости. — Полагаю, — сказал он хрипло, — что все было весьма убедительно — я имею в виду приезжих господ… Но я также полагаю, что просто слишком устал и мне сейчас не до размышлении. Лучше пойду домой.
— Не приключилось ли с ним чего-нибудь? — спросил Скривен, когда Ли удалился.
— Нет как будто. А что?
— Чудно он себя ведет. Не следовало устраивать это странное испытание с долларом. Он мог испортить нам все представление.
— Он сильно переутомлен. К тому моменту нервы у всех нас уже были взвинчены.
Скривен кивнул, и в тот же миг глаза его закрылись. Уна внимательно смотрела на него и думала, как поразительно этот уснувший человек напоминает льва, сытого и сонного после удачной охоты.
