Первое, о чем я справился у радушного Ми-до-ре, когда мало-мальски усвоил сольлясийский язык, естественно, было: какому счастливому обстоятельству я обязан, что попал в Фа-ре-ми-до, как я спасся, как вообще сумели обнаружить меня во Вселенной?

Ми-до-ре рассказал, что, получая заряд от космических лучей через бронхи (так я впредь буду называть мотор, размещенный в верхней части туловища соль-ля-си), он и его соотечественники совершают регулярные путешествия по пространству в поисках новых чистых и широких гармоний. На своем пути они соприкасаются с атмосферой других планет и звездных систем. Однажды его друг Си-до, очутившись в атмосфере планеты Ля-соль-ми (так на местном наречии зовется Земля), с удивлением обнаружил плывущий в небе аппарат, весьма напоминающий разумное существо. Этот аппарат находился в таких высотах, куда, по имевшимся у них сведениям о планете Ля-соль-ми, еще никто никогда не поднимался. Си-до окликнул незнакомца, но тот не ответил. Тогда Си-до приблизился к загадочному аппарату и заметил в нем двух до-си-ре: один из них был недвижим и потому асептичен, другой же еще проявлял признаки жизни. Заинтригованный его необычным видом, Си-до вытащил его из аппарата и доставил в Фа-ре-ми-до, чтобы подвергнуть микроскопическому анализу. Этим до-си-ре и оказался я, в котором соль-ля-си после углубленного исследования нашли своеобразные черты мыслящего существа. Они назвали меня феноменом фа-ми-до-си-ре и решили сохранить для дальнейших опытов по изучению живой, или разумной, болезни.

С величайшим изумлением выслушав эту информацию, я почтительно спросил своего хозяина, что он понимает под словом «до-си-ре» и в какой степени верит, что я принадлежу именно к ним, другими словами, откуда известно о существовании мне подобных, особенно если учесть, что между мной и соль-ля-си имеются столь разительные отличия; кроме того, я осведомился, что он понимает под словом «асептичен», ибо, если я правильно понял, Си-до по ошибке принял гидроплан за разумное существо, а меня, сидящего в кабине, за нечто особое.

Ми-до-ре ответил, что они уже давно и весьма обстоятельно знают Ля-соль-ми, то есть Землю. С помощью телескопов соль-ля-си на протяжении многих лет пристально наблюдают за ее поверхностью, и вряд ли есть что-либо ускользнувшее от их внимания. (Следует признать, что в этом мой хозяин был, безусловно, прав: несколько позже мне показали один из таких телескопов, направленных на земной шар под различными углами, и я с полной ответственностью могу заявить, что через этот прибор я мог отчетливо разглядеть не только отдельные дома на нашей планете, но даже людей, занятых повседневными делами.)

Словом, жители Фа-ре-ми-до установили, что на Ля-соль-ми нет разумных существ в их понимании. И это тем более поразительно, что благодаря спектральному анализу соль-ля-си обнаружили там некоторые элементы, в частности железо, золото, ртуть и многие другие, которые напоминали живую материю, какой ее принято считать в Фа-ре-ми-до. В то же самое время им удалось увидеть на Земле множество движущихся, а потому опасных, «заразных» до-си-ре различной формы и вида. Была даже высказана гипотеза, что эти септичные до-си-ре и явились своеобразными бациллоносителями, уничтожившими жизненную среду для земных соль-ля-си. Эта гипотеза казалась тем более вероятной, что всюду, где только соль-ля-си наблюдали следы разумной материи, то есть объекты из железа или стали, приводимые в движение электричеством или паром, они неизбежно обнаруживали вокруг этих объектов либо внутри них бесчисленный рой до-си-ре, или, как их здесь иначе называют, паразитов.

На мой вопрос о причине, по которой меня также относят к до-си-ре, Ми-до-ре, улыбнувшись, сослался на те причудливые деревья, которые поразили меня еще в день прибытия в Фа-ре-ми-до и которые я про себя назвал «человекообразными». Он рассказал, что эти деревья, представляющие собой разновидность до-си-ре, с незапамятных времен паразитируют на весьма благодатной и в целом здоровой почве Фа-ре-ми-до они отравляют необходимые для производства соль-ля-си простые и чистые элементы материи. Деревья являют собой особое соединение, природу которого химики Фа-ре-ми-до до сих пор полностью не разгадали, за исключением лишь того, что она злокачественна. Там, где появляется до-си-ре, происходит распад материи, сопровождаемый выделением дурно пахнущих жидкостей и образованием бесформенных зудящих опухолей. Под словом «до-си-ре» в Фа-ре-ми-до понимается вообще все ядовитое, заразное, паразитирующее. Достаточно такому существу попасть в среду соль-ля-си, как там вспыхивают беспорядки и болезни; еще хорошо, что они легко поддаются изоляции и уничтожению специальной кислотой.

Ми-до-ре уверял, что до-си-ре состоят из саморазлагающейся материи и олицетворяют собой как бы «абсолютную болезнь», которая разъедает и разрушает самое себя теми ядовитыми веществами, которые она же производит и расщепляет. Когда я, Гулливер, оказался на Фа-ре-ми-до, меня первым делом подвергли тщательному осмотру под микроскопом, гораздо более тщательному, чем тогда, когда я жил на Земле, где меня ловили лишь в телескоп. Диагноз, к сожалению, был малоутешительным: по сути дела, я оказался таким же до-си-ре, бесчисленное множество которых роится на Земле и порой попадает в фаремидосийскую почву.

Короче говоря, здешние ученые установили мое место в шкале болезнетворных бактерий, и Си-до, которому я непосредственно обязан своим спасением, окрестил меня ре-ми-соль-ля-ми — си-до-ре, что в вольном переводе с языка соль-ля-си означает «человекоподобная бацилла». Это практически означало, что, будучи паразитом по своей природе, я несу в себе, однако, зародыш способности принимать вид и свойства неживой материи, дабы оказаться с ней в близком контакте. Подобный экземпляр «живого» способен даже издавать звуки и вырабатывать в своей шаровидной голове некую материю — мысль, в общих чертах похожую на продукт духовной жизни соль-ля-си. Причиной того, что, несмотря на это сходство, я все же являюсь типичным до-си-ре, подобно своим собратьям, послужило то обстоятельство, что в химическом составе моего организма не содержится объективных ценностей, какими являются элементы периодической системы. В силу этого я неизбежно принадлежу к болезнетворным, иначе выражаясь, смертоносным существам (любопытно, что на языке соль-ля-си эти два понятия равнозначны) и являюсь, по сути дела, самоуничтожающимся тленом. Справедливость подобных представлений о моей природе я повседневно доказывал своим собственным поведением: соль-ля-си замечали, что в известную часть суток я проявлял беспокойство и принимался лихорадочно искать местных, фаремидосийских до-си-ре, жадно срывал с их ветвей отвратительные опухоли (понимай — зрелые плоды) и беспрерывно их поглощал. Разве это не свидетельствует со всей неоспоримостью, что я принадлежу к разряду низших существ, которые поддерживают свое бренное и быстротечное существование тем, что поедают родственные себе организмы, для того чтобы отдалить время, когда приходится уступить место следующим поколениям?

С полным спокойствием, не повышая тона, я бы сказал даже весьма холодно, сообщил мне Ми-до-ре все эти факты. По странному стечению обстоятельств пропетые им слова, независимо от их смысла, слились в волшебную, бесподобную мелодию, которая завершилась на слове «генерация» (поколение), прозвучавшем как умирающий вдали аккорд. Завороженный, стоял я безмолвно, и душа моя словно замерла в каком-то сладостном восторге. Не сразу пришел я в себя от этого потрясения и только тогда — о ужас! — до моего сознания стал доходить смысл слов Ми-до-ре и все значение той невежественной и жестокой перцепции, которая определяла место всего человеческого рода, а следовательно, и граждан моего горячо любимого отечества во Вселенной.

Некоторое удовлетворение я получил лишь от того, что мне представился случай опровергнуть распространяемые о нас во Вселенной унизительные слухи и небылицы и вместе с тем провозгласить полнейший суверенитет человеческого рода среди всего живого. Что значат все эти механизмы, все эти винто-, шарниро- и шкивообразные роботы и фонографы, преисполненный гордости рассуждал я про себя, по сравнению с величественной тайной человеческого бытия?

Попросив Ми-до-ре запастись терпением, я постарался разъяснить ему кое-какие вещи. Я подытожил все, что знал по данному вопросу: я начал с Адама и Евы, но, держа себя в рамках дозволенного, стремился избежать многословия и резюмировал лишь основные положения современного естествознания. Я рассказал о том, какой вымершей пустыней был наш земной шар, пока на нем не зародилась Жизнь; я обрисовал своему собеседнику доисторический ландшафт со сполохами остывающих вулканов, с кипящей лавой из расплавленных металлов и минералов, текущих под бронзовым пологом неба, с грибовидными облаками пепла над огнедышащей горой. Но проходит время, все успокаивается, край заливают голубые воды морей, и вот уже, приветливо улыбаясь, сияет с высоты благодатное солнце и на отмелях бескрайних вод что-то начинает шевелиться. Это «что-то» — не что иное, как новая форма существования: на Земле зарождается Жизнь.

На протяжении тысячелетий в сотнях сотен новых форм пытается проявить себя Жизнь: она то принимает вид рыбы, то обретает крылья, чтобы подняться в воздух; у нее то десять ног и множество ртов, то вдруг вытягивается шея, чтобы достать до верхушки пальм с плодами, то неожиданно вырастает острый бурав под ртом, чтобы добывать себе пищу из-под земли. Она, Жизнь, отращивает себе гигантское туловище, дабы произвести на свет как можно больше потомков, а то вдруг оттачивает клыки для самозащиты и пропитания.

Наконец, после длительнейших экспериментов она начинает задумываться над одной из форм — это четырехлапое морщинистое существо, под заросшими глазными впадинами которого беспокойно бегают круглые зрачки. В тыльной части черепа этого животного находится мозг — орган, приводящий в движение все его члены и управляющий всеми функциями, необходимыми для сохранения жизни нашего далекого предка-обезьяны: стоит на нее замахнуться какому-нибудь чудовищу, как обезьяна тут же непроизвольно моргает.

Жизнь избирает это существо для своих дальнейших опытов с целью сделать из него нечто более совершенное. В первую очередь потребовалось усовершенствовать орган чувств, дабы превратить его из бессознательно-механического, рефлективного в орган сознания и самопознания. Прошло еще каких-нибудь несколько тысячелетий, и вот результат: в черепной коробке начинает функционировать новый орган — орган сознания, который принимает сигналы внешнего и внутреннего мира и действует в соответствии с ними не безотчетно, как прежде, а в полную силу понимания и воли.

Итак, — о чудо! — перед нами Человек, венец природы. Жизнь в ее полном Сознании, познав всю радость существования и покорив себе стихийные силы материи, стремится к тому, чтобы сделать жизнь каждого индивидуума прекрасной и счастливой, чтобы каждый человек ликовал при виде голубого неба и восходящего солнца!

Ми-до-ре слушал меня со вниманием; я заметил, что его заинтересовала главным образом первая половина моей речи, хотя я — то в основном рассчитывал на эффект в конце. Предположив, что он не все правильно понял, я хотел было дополнить рассказ некоторыми подробностями, но Ми-до-ре отмахнулся, и из его слов я с удивлением обнаружил, что он полностью усвоил суть изложенного и за каких-то несколько минут получил полнейшую ясность в вопросе, для понимания которого нам, людям, потребовалось столько тысячелетий. Реакцию Ми-до-ре на мою речь я попытаюсь вкратце изложить в следующей главе.