Эта история веками передавалась из уст в уста на базарах Ирака, и она действительно очень печальна. Поэтому не смейтесь.

Абдула Хассан был известным ковровщиком во времена правления Великого Халифа, который восхищался его мастерством. Но однажды, когда тот показывал свои изделия при дворе, с ним произошло страшное несчастье.

Когда Абдула почтительно склонился перед Гарун-аль-Рашидом, он случайно испортил воздух.

В ту же ночь ковровщик закрыл свою лавку, погрузил самые ценные изделия на одного-единст-венного верблюда и покинул Багдад. Долгие годы он странствовал по землям Сирии, Персии и Ирака, изменив свое имя, но не изменяя своей профессии. Он преуспевал, но всегда тосковал по городу, где родился и где осталось его сердце.

Он был уже пожилым человеком, когда наконец решил, что его позор наверняка всеми давно забыт и можно без опаски повернуть назад к дому. Уже спустилась ночь, когда вдали показались минареты Багдада. Он решил найти удобный ночлег, а утром войти в город.

Хозяин постоялого двора был болтлив и дружелюбен, и Абдула с удовольствием расспрашивал его о всех новостях, имевших место за его долгое отсутствие. Они оба дружно смеялись над каким-то дворцовым скандалом, когда Абдула мимоходом спросил:

— А когда это случилось? Хозяин в раздумье помолчал, потом поскреб в затылке.

— Я не уверен, — сказал он, — но, пожалуй, это произошло через пять лет после того, как Абдула Хассан пукнул.

Ковровщик так никогда и не вернулся в Багдад.

Самые незначительные события могут в одночасье в корне изменить ход человеческой жизни. И даже в ее финале зачастую невозможно сказать, было ли это изменение к лучшему или худшему. Как знать? Может, невольная оплошность Абдулы спасла ему жизнь. Останься он в Багдаде, он мог бы стать жертвой убийцы или, что гораздо хуже, навлечь на себя немилость Халифа и в результате испытать на себе искусство его палачей.

Когда 25-летний курсант Роберт Сингх приступил к последнему семестру в Аристарховском институте космической технологии, известном под названием Аритех, он рассмеялся бы в лицо всякому, кто сказал бы ему, что он скоро станет участником Олимпийских игр. Как все постоянные жители Луны, кто хотел сохранить для себя возможность когда-нибудь вернуться на Землю, он фанатично выполнял упражнения при высокой силе тяжести на Аритеховской центрифуге. Упражнения были нудными и скучными, но потраченное время не пропадало совсем уж впустую, поскольку обычно он посвящал этому занятию часы, отведенные для лекций и семинаров. Как-то раз декан инженерного факультета вызвал его в свой кабинет — событие, достаточно неординарное, чтобы встревожить любого выпускника. Но декан, казалось, пребывал в хорошем расположении духа, и Сингх успокоился.

— Господин Сингх, ваша академическая успеваемость удовлетворительна, хотя и не блестяща. Но я хочу поговорить с вами не об этом. Вы, может быть, и не знаете, но по медицинским показаниям у вас необыкновенно хорошее соотношение массы тела и энергии. Поэтому мы хотели бы, чтобы вы начали подготовку к предстоящим Олимпийским играм.

Сингх был поражен, причем не особенно приятно. Его первой реакцией было: «Как же я найду время?». Но почти сразу же ему в голову пришла более зрелая мысль. На любые недочеты в академической успеваемости могут посмотреть сквозь пальцы, если скомпенсировать их спортивными достижениями. Такова была давнишняя и почитаемая традиция.

— Спасибо, сэр. Я очень польщен. Думаю, мне надо будет переехать к Астросводу.

Крыша в три километра шириной над кратером у восточной стены Платон-Сити укрывала очень большую и единственную на Луне область воздушного пространства, ставшую популярным местом для безмоторных полетов человека. Уже несколько лет говорили о включении этого вида в программу Олимпийских игр, но Межпланетный Олимпийский Комитет (МОК) никак не мог решить, чем должны пользоваться участники соревнований — крыльями или пропеллерами. Сингха устроил бы любой вариант — посещая комплекс Астросвода, он в общих чертах опробовал оба способа.

И тут ему пришлось удивиться еще раз. — Вы не будете летать, господин Сингх. Вы будете бегать. По открытой лунной поверхности. Возможно, через Синус Иридум.

Фрейда Кэрролл провела на Луне лишь несколько недель, и теперь, когда прелесть новизны прошла, ей хотелось обратно на Землю.

Прежде всего, она никак не могла освоиться с уменьшенной в шесть раз силой тяжести. Некоторые приезжие так никогда к этому и не привыкли. Они либо прыгали, как кенгуру, время от времени набивая себе шишки о потолок и лишь едва продвигаясь вперед, либо осторожно ползали, волоча ноги и останавливаясь перед каждым шагом. Неудивительно, что местные жители прозвали их «земляными червями».

Как студентка геологического факультета, Фрейда также испытала на Луне разочарование. Правда, для любого геолога — ну, скажем, селенолога — работы здесь хватило бы на сотню жизней. Но все интересное на Луне было труднодоступно. Вы не могли повсюду бродить с геологическим молотком и карманным масс-спектрометром, как бывало на Земле, а должны были напяливать скафандр (Фрейда ненавидела его) или забиваться в луноход с дистанционным управлением, что было почти так же неудобно.

Она надеялась, что в бесконечных туннелях и подземных коммуникациях Аритеха можно будет исследовать поперечный слой верхних сотен метров лунной поверхности, но увы. Мощные лазеры, которые производили выемку грунта, расплавили каменную породу и реголит — лунный верхний слой, весь изрешеченный за века метеоритных бомбардировок, — образовав безликую зеркально-гладкую поверхность. Неудивительно, что в унылой однообразности туннелей и коридоров легко было заблудиться. А несметное число вывесок типа НЕТ ВХОДА ПРИ ЛЮБЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ! ТОЛЬКО ДЛЯ РОБОТОВ КЛАССА 2!

ЗАКРЫТО НА РЕМОНТ ВНИМАНИЕ: ВРЕДНЫЙ ВОЗДУХ — ПОЛЬЗОВАТЬСЯ РЕСПИРАТОРОМ не поощряло изыскания, которые Фрейде так нравились на Земле.

Она, по обыкновению, заблудилась, когда распахнула дверь, надпись на которой обещала доступ к ОСНОВНОМУ ПОДЗЕМНОМУ ПОДВАЛУ ј 3, и осторожно протиснулась через нее. Но, видно, все же недостаточно осторожно.

Почти тотчас ее сбило с ног большим быстро движущимся предметом и отбросило к стене широкого коридора, в который она только что попала. На мгновение все поплыло у нее перед глазами, и лишь через несколько секунд она смогла подняться и ощупать себя.

Все, казалось, было цело, но она подозревала, что очень скоро на левом боку выступит болезненный синяк. Скорее рассерженная, чем испуганная, она огляделась кругом в поисках загадочного снаряда, который нанес повреждение.

К ней медленно приближалось существо, словно сошедшее со странички юмора в старой газете. Существо — явно человек — было запаковано в сверкающий серебристый костюм, плотно облегающий тело на манер трико балетного танцовщика. Голова владельца костюма скрывалась под круглым шлемом, от чего выглядела непропорционально большой. В его зеркальной поверхности Фрейда видела только свое собственное искаженное отображение.

Она ждала объяснений или извинений (но, если подумать, возможно, и ей самой следовало быть чуть более осторожной…). Фигура приблизилась к ней, умоляюще сложив руки, и она едва расслышала приглушенный мужской голос:

— Извините. Надеюсь, вам не больно. Я думал, сюда никто никогда не заходит.

Фрейда пыталась хоть что-нибудь рассмотреть сквозь шлем, но он полностью скрывал лицо своего владельца.

— Я в порядке… по-моему.

Голос, доносившийся из скафандра (чем же еще мог быть этот наряд, хотя она никогда не видела что-либо подобное?), звучал довольно приятно, с кающимися интонациями, и ее раздражение мгновенно улетучилось.

— Надеюсь, я не поранил вас и не повредил ваше оборудование.

Теперь мистер Х стоял совсем близко, почти касаясь ее, и Фрейда могла поручиться, что он пристально разглядывает ее. Пожалуй, нечестно, что он видит ее, а она не имеет ни малейшего представления о том, как он выглядит. Неожиданно для себя она поняла, что ей это очень любопытно…

Через несколько часов в кафетерии Аритеха ей не пришлось разочароваться. Боб Сингх все еще казался смущенным, но совсем не только по причине случившегося. Когда Фрейда наконец убедила его, что скорее всего останется в живых, он заговорил о том, что волновало его гораздо больше.

— Мы до сих пор экспериментируем с костюмом, — начал объяснять он, — и проводим продолжительную проверку системы жизнеобеспечения (пока внутри, где безопасно!). На следующей неделе, если все получится, мы опробуем его снаружи. Но у нас сложности с… э-э-э… обеспечением безопасности. Уже точно, что Клавиус-колледж подает заявку на участие в соревнованиях, и Циолковский-колледж с обратной стороны Луны думает об этом. А еще Массачусетский технологический институт (МТИ), Калифорнийский технологический институт (Калтех) и Гагарин-колледж, но их никто не принимает всерьез. У них нет технологии. И потом: разве на Земле можно тренироваться по-настоящему?

Фрейда практически не интересовалась спортом, но тема разговора ее быстро увлекла. Или по крайней мере сам Роберт Сингх.

— Вы опасаетесь, что кто-то скопирует вашу конструкцию?

— Совершенно верно. А если она так удачна, как мы надеемся, это может вызвать переворот в конструировании скафандров для работы в открытом космосе, по меньшей мере для решения краткосрочных задач. Хотелось бы, чтобы приоритет остался за Аритехом. Ведь после более сотни лет эксплуатации скафандры остаются нескладными и неудобными. Вы наверняка знаете старый анекдот: «Никто не увидит, как я в нем помру».

Анекдот действительно был с бородой, но Фрейда сочла своим долгом рассмеяться. Потом она посерьезнела и взглянула прямо в глаза своему новому приятелю.

— Надеюсь, вы не собираетесь рисковать. Теперь она знала, что только во второй или третий раз в своей жизни влюбилась.

Декан инженерного факультета, и без того уже подавленный тем, что его шпиона в МТИ выкупали, согласно обряду, в реке Чарльз, был не слишком доволен появлением новой подруги Роберта Сингха.

— Я удостоверюсь, чтобы как минимум за три дня до гонок ее отправили в полевую экспедицию, — пригрозил он.

Но при дальнейшем размышлении он смягчился. Для успешного выступления атлета психологические факторы так же важны, как и физиологические.

Фрейда осталась.