Мы почти бежали — до цели было рукой подать. Пересекли шеренги снарядов, замерших в ожидании, и устремились по прямой к казенной части исполинской пушки. Амелия, впервые попавшая в эту зону, едва верила собственным глазам.

— Их так много! — прошептала она, с трудом переводя дыхание: ведь бежать приходилось вверх по склону.

— Да, нашествие подготовлено с размахом, — отозвался я. — Мы просто не вправе позволить чудовищам высадиться на Землю!..

Накануне, когда я проходил здесь, чудовища ограничили свои заботы цехами, где производилась сборка машин, а этот склад блистающих снарядов никто не охранял. Сегодня же все примыкающее к пушкам пространство кишмя кишело чудовищами и их экипажами. Но нам по-прежнему никто не препятствовал. Вокруг не было ни одного человеческого существа. Впрочем, нас уверяли, что к тому моменту, когда мы доберемся до снаряда, наши друзья будут наготове у приборов, управляющих запуском. Я всей душой надеялся, что весть о нашем прибытии своевременно передана по назначению: мне отнюдь не улыбалась перспектива слишком долгого ожидания взаперти, в чреве снаряда.

Трап был на том же месте, что и вчера, и я повел Амелию по ступенькам вверх туда, где чернел проход внутрь ствола. Мы так спешили, что, когда одно из чудовищ, ползавших у основания трапа, обрушило на нас лавину скрежещущих фраз, мы просто не удостоили его вниманием. Наша цель была теперь так близка, а вероятность возвращения на Землю так реальна, что мы, казалось, смели бы с дороги любые препятствия.

Я хотел посторониться, чтобы пропустить Амелию вперед, но она справедливо возразила: лучше, чтобы я шел первым. Я выполнил ее волю и нырнул в темный, насквозь промерзший лаз, прочь от бледного света марсианской пустыни.

Люк самого снаряда оставался распахнутым, и на сей раз Амелия согласилась возглавить шествие. Она проследовала под уклон в глубь кабины, а я задержался у люка, закрывая замки, как меня учили. В эти секунды, когда мы успешно проникли внутрь, отмежевавшись от шумов и загадок марсианской цивилизации, я вдруг почувствовал удивительное спокойствие и уверенность в себе.

Просторные помещения снаряда, тихие, тускло освещенные, совершенно пустые, представляли собой еще один мир, отличный от города с его обездоленным населением; этот корабль, создание самого безжалостного разума Вселенной, обещал нам кров и спасение. Да, он мог бы стать провозвестником кошмарного нашествия инопланетян; ныне, попав в наше с Амелией распоряжение, он сулил нашему родному миру избавление от грозящей ему беды. Его можно было рассматривать как военный трофей, хотя о самой готовящейся войне люди Земли пока и не подозревали.

Я вновь проверил люк, желая удостовериться, что все в полном порядке, потом привлек Амелию к себе и легонько поцеловал.

— Снаряд невообразимо велик, Эдуард, — сказала она. — Ты уверен, что справишься?

— Предоставь это мне.

Самое замечательное, что моя самоуверенность была непритворной. Однажды я уже решился на отчаянный поступок, пытаясь обмануть злой рок, и вот опять наше будущее оказалось в моих руках. Бесконечно многое зависело сейчас от моей ловкости и сноровки, от моей решимости; на мои плечи ложилась ответственность за судьбу родной планеты. Я не мог, не имел права просчитаться!

Помогая Амелии подняться по наклонному полу кабины, я показал ей противоперегрузочные камеры, которые должны были поддерживать и защищать нас во время запуска. По моему мнению, следовало забраться в них не откладывая: кто взялся бы предсказать, когда нашим «друзьям» за бортом взбредет в голову произвести выстрел? Обстоятельства настолько осложнились, что влиять на развитие событий стало не в нашей власти.

Амелия влезла в кокон, и удивительная ткань на моих глазах окутала ее со всех сторон.

— Дышать можешь? — спросил я.

— Могу. — Голос был приглушен, но вполне различим. — А как выкарабкаться отсюда? Мне кажется, будто меня спеленали по рукам и ногам.

— Надо просто сделать шаг вперед, — ответил и. — Ткань не оказывает сопротивления, пока снаряд не начал разгон.

Сквозь прозрачный кокон я увидел, как Амелия выдавила из себя улыбку в знак того, что все поняла, и я отошел к своей собственной камере. Проскользнув мимо панели управления, расположенной так, чтобы я с легкостью мог до нее дотянуться, я ощутил, как мягкая ткань смыкается вокруг моего тела. Когда она стиснула торс, руки и ноги, я позволил себе расслабиться и стал ждать запуска.

Прошло довольно долгое время. Делать было совершенно нечего — оставалось лишь обмениваться взглядами через разделяющий нас промежуток, наблюдать за Амелией и посылать ей ободряющие улыбки. Мы могли бы и переговариваться — голос был различим, но это требовало значительных усилий.

Первый намек на вибрацию, когда мы наконец дождались его, оказался столь скоротечным, что я приписал его игре воображения, однако спустя пять-шесть секунд он повторился. Затем мы почувствовали резкий толчок, и ткань начала расправлять складки, все туже и туже охватывая тело.

— Мы движемся, Амелия! — воскликнул я, честно сказать, без надобности: ошибиться в том, что происходит, было невозможно.

За первым толчком последовали другие, нарастающей силы, но вскоре движение стало плавным, а ускорение постоянным. Ткань кокона сжимала тело, словно исполинская рука, и все-таки скорость наваливалась на меня ощутимым давлением, гораздо большим, чем испытанное при полете на обычном снаряде. Да и продолжительность разгона здесь увеличилась во много раз, по всей вероятности, из-за неоглядной протяженности ствола. Все громче слышался шум, совершенно необычный по своему характеру, — свист и рев колоссального снаряда, прокладывающего себе путь сквозь ледяную трубу.

Когда ускорение достигло такой сокрушающей силы, что я просто не мог выносить его дольше, даже в щадящих объятиях защитной камеры, я заметил, что Амелия закрыла глаза и, кажется, потеряла сознание. Я громко позвал ее, но грохот запуска не оставлял ни малейшей надежды, что она расслышит меня. Давление и шум возросли до невыносимых пределов, мозг будто поплыл куда-то, глаза застлала тьма. И как только я окончательно перестал видеть, а рев стал восприниматься как монотонное жужжание где-то вдали, сжимавшие меня тиски вдруг исчезли.

Складки ткани обмякли, и я не вышел — вывалился из кокона. Амелия, освобожденная одновременно со мной, распласталась без чувств на металлическом полу. Склонившись над ней, я слегка потрепал ее по щекам… Понадобился еще какой-то срок, чтобы я, наконец осознал очевидное: снаряд и нас вместе с ним вышвырнуло в бездны космического пространства.