Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Амелия добилась моего освобождения. Эти десять минут не доставили мне удовольствия: обе руки были варварски заведены за спину. Невзирая на свою хрупкую внешность, марсиане оказались очень сильны.

Когда меня наконец отпустили, мы с Амелией под конвоем двух марсиан удалились в примыкающую к подвалу каморку. Назначив конвой, марсиане невольно сыграли нам на руку: без Эдвины они не могли нас понять, а мне только и нужно было что поговорить с Амелией без помех.

— Ну, а теперь будь любезен рассказать, что, собственно, произошло, — начала она.

— Меня осенила новая идея, как вернуться на Землю. Я пытался претворить ее в жизнь, а марсиане это неправильно истолковали.

— Что ты сказал им?

Я вкратце обрисовал ей свой план: выкрасть один из снарядов заранее, не дожидаясь, пока чудовища развяжут войну против землян.

— И ты сумеешь управлять такой машиной? — недоверчиво спросила она.

— Не предвижу особых трудностей. Я осматривал пульт управления. Мне хватит нескольких минут, чтобы окончательно во всем разобраться.

Амелия взглянула на меня с явным сомнением, но ответила просто:

— Пусть даже так, однако ты сам видел, как они отреагировали на твою идею. Они не отпустят меня, и все. Входит ли это в твои планы?

— Ты же сама заявила, что не останешься здесь.

— Будь на то моя воля, не останусь.

— Значит, мы должны как-то их уговорить, — заявил я.

Двое наших конвойных беспокойно пошевелились. А когда, увлеченный разговором, я тронул Амелию за руку, они так и кинулись вперед, защищая ее от меня.

— Нам лучше вернуться к остальным, — сказала Амелия. — Ты уже убедился, они не доверяют тебе.

— Но мы ничего не решили! — возразил я.

— Пока не решили. Предоставь это мне — тогда, пожалуй, мы сумеем их уломать.

Обстоятельства научили меня правильно истолковывать выражения марсианских лиц; когда мы вернулись в подвал, я сразу ощутил, что ко мне относятся еще враждебнее, чем раньше. Несколько марсиан бросились к Амелии, приветственно подняв руки, меня же бесцеремонно отшвырнули в сторону. Те двое, что стерегли нас, остались подле меня и вынудили держаться от нее особняком. Амелию радостно обступили, к ней подбежала Эдвина. Обмен возбужденными репликами затянулся на добрые пять минут.

В общем гомоне я не мог различить слов, но неотрывно наблюдал за Амелией. Она одна среди всех хранила спокойствие и хладнокровие: внимательно вслушивалась в переводы Эдвины, невозмутимо ждала, пока очередной марсианин, нервозно присвистывая, закончит очередную речь. Невзирая на напряженность момента, впечатление Амелия производила удивительное: мне представилась возможность взглянуть на нее и более проникновенно, и более отстранение. Фантастические приключения толкнули нас в объятия друг друга, а теперь наша близость становилась причиной разлуки. Никогда еще глубочайшее несходство между марсианами и людьми Земли не проявлялось с такой очевидностью, как в эту минуту. И тем не менее одно для меня было несомненно: если Амелии не дадут улететь со мной, я останусь с ней на Марсе.

Наконец порядок восстановился, и Амелия, сопровождаемая Эдвиной, вышла на середину комнаты и повернулась лицом к толпе. Два моих стража по-прежнему оттесняли меня от них. Амелия подняла вверх правую руку, растопырив пальцы, и наступила тишина.

— Мой народ, случившееся обязывает меня раскрыть вам тайну моего происхождения. — Она говорила негромко и неторопливо, оставляя Эдвине время на перевод. — Я не делала этого раньше потому, что легенды обещали вам свободу из рук тех, кто, как и вы, был порабощен от рождения. Я же работала вместе с вами и терпела лишения вместе с вами, и вы признали во мне вождя, но рождена я была свободной.

Толпа ответила на это мгновенным взрывом возбуждения, но Амелия продолжала, как ни в чем не бывало:

— Недавно я выяснила, что существа, поработившие вас, те, кого вы вскоре одолеете в доблестном бою, намерены навязать свое господство другому миру — тому, который известен вам как теплый мир. Но вам не известно — я вам этого не говорила, — что я сама прибыла из теплого мира, прилетела с неба на корабле, подобном тем, какие строят ваши поработители.

Тут ее речь прервал новый взрыв шума в рядах марсиан.

— Нас уже ничто не может остановить: наша решимость столь же велика, как и наша храбрость. Но если хотя бы несколько чудовищ ускользнут на другой мир, кто может поручиться, что они не вернутся, выждав удобный час? К тому времени восстание пойдет на убыль, и чудовища без труда закабалят вас снова.

Чтобы наше дело одержало полный успех, надо убедиться, что чудовища истреблены все до последнего. Вот почему совершенно необходимо, чтобы я отправилась в свой собственный мир и предупредила его жителей о вынашиваемых агрессором планах. Человек, которого вы зовете бледным карликом, и я передадим им такое предупреждение, поднимем народ теплого мира на отражение этой угрозы, как подняли вас. А затем, как только позволят обстоятельства, я вернусь к вам, чтобы разделить с вами радость свободы!

Я понял, что Амелии удалось отвести худшие подозрения марсиан: трое или четверо среди них даже принялись с воодушевлением подпрыгивать. Однако у нее нашлось еще что сказать:

— Вы должны также отбросить недоверие к человеку, которого вы зовете бледным карликом. Его геройский подвиг призван послужить вам примером. Он, и только он, доказал, что чудовища смертны. Так пусть его дерзкая вылазка станет первой зарницей свободы!..

Теперь марсиане — все до единого — прыгали и пронзительно вопили, и я усомнился, можно ли будет в таком шуме вообще что-нибудь расслышать. Но Амелия взглянула на меня и тихо сказала, и я различил каждое слово, как будто в комнате стояла полная тишина:

— Вы должны верить ему и любить его, как верю и люблю я.

Тут я бросился к ней через всю комнату и схватил ее в объятия, не обращая внимания на восторженные, радостные крики, какими встретили мой поступок марсиане.