Остаться на Эритро?
Глава 40

Марлена нерешительно улыбнулась Зиверу Генарру. Она уже привыкла входить в его кабинет в любое время.

— Дядя Зивер, вы заняты? Я помешала вам?

— Нет, дорогая, я редко бываю перегружен делами. В сущности моя работа была придумана Питтом специально для того, чтобы отделаться от меня. Меня она тоже устраивает, потому что позволяет не видеть Питта. В этом я признаюсь не каждому, но тебе я вынужден сказать правду, потому что ты всегда замечаешь ложь.

— И это вас не пугает? Комиссар Питт испугался; Оринель тоже испугался бы, если бы я показала, что могу делать.

— Видишь ли, Марлена, я окончательно сдался, поэтому мне нечего бояться. Я примирился с тем, что для тебя я сделан из стекла. В сущности так намного спокойнее, ведь постоянно лгать — это довольно тяжелое дело. Если человек по-настоящему ленив, он никогда не будет лгать.

— Поэтому вы и любите меня? — улыбнулась Марлена. — Потому что при мне вы можете лениться?

— А ты сама не можешь догадаться?

— Нет. Я знаю, что вы любите меня, но я не знаю почему. Об этом говорит все ваше поведение, но причина скрыта в ваших мыслях. Иногда у меня появляются смутные догадки, но и только. Так далеко я не могу видеть, — Марлена на минуту задумалась. — Хотя иногда хочется.

— Будь довольна тем, что ты не можешь заглядывать в чужие мысли. Чужие мысли — это неприятная, нехорошая штука.

— Почему вы так говорите, дядя Зивер?

— Об этом говорит мой опыт. У меня нет твоих способностей, но я общаюсь с людьми много лет — намного больше, чем ты. Скажи, например, тебе самой всегда нравятся твои мысли?

— Не знаю, — удивилась Марлена. — А почему бы и нет?

— Тебе нравится все, что ты думаешь? Все, что представляешь себе?

Каждый рождающийся в тебе импульс? Ответь честно. Я не могу проверить тебя, но постарайся ответить честно.

— Ну, иногда мне приходят в голову всякие глупости или плохие мысли. Изредка я сержусь и в мыслях делаю то, чего никогда не сделаю в жизни. Но это бывает редко.

— Редко? Не забывай, что ты привыкла к собственным мыслям и поэтому едва ли обращаешь на них внимание. Это вроде одежды: ты настолько свыклась с ней, что совершенно не замечаешь ее на себе. Или твои волосы: они спускаются на шею, но ты не обращаешь на это внимания. И в то же время, если твоей шеи коснется чужой волос, он будет невыносимо раздражать. Мысли другого человека могут быть не хуже твоих, но это чужие мысли и поэтому они тебе не понравятся. Тебе может, например, не понравиться даже мое отношение к тебе — если ты будешь знать его причину. Гораздо лучше и спокойнее принимать все как есть и не копаться в моих мыслях в поисках причин.

Конечно, Марлена не выдержала и спросила:

— А почему? Какие у вас причины?

— Видишь ли, я люблю тебя, потому что когда-то я был тобой.

— Как так?

— Нет, конечно, я не был молодой леди с прекрасными глазами и даром проницательности. Я хотел сказать, что в молодости был некрасив и думал, что никто поэтому меня не любит. Я знал, что умен, и никак не мог понять, почему никто не любит меня за мой ум. Мне казалось несправедливым, что мои положительные качества никто не замечает, а отрицательные видят все. Тогда, Марлена, я был оскорблен и разозлен; я решил, что никогда не буду относиться к людям так, как они относились ко мне. Правда, мне так и не представилась возможность воплотить это благородное решение в жизнь. Потом я встретил тебя и увидел в тебе себя. Ты далеко не так некрасива, как был я, и намного умнее меня, но я не буду возражать, если тебе повезет больше, — Генарр широко улыбнулся. — Я как бы получил еще один шанс, намного лучший шанс. Но хватит об этом. Я думаю, ты пришла поговорить не на эту тему. Я не так проницателен, как ты, но уж в этом я уверен.

— Да, я хотела поговорить о маме.

— Ах так? — Генарр нахмурился и приготовился к неприятному разговору. — Так в чем дело?

— Вы знаете, она почти закончила свою работу. Если она соберется возвращаться на Ротор, она, конечно, захочет взять меня с собой. Должна ли я лететь вместе с ней?

— Я думаю, должна. Ты не хочешь этого?

— Нет, дядя Зивер, не хочу. Я чувствую, что мне необходимо остаться здесь. Вы не можете сказать комиссару Питту, что хотели бы задержать нас на Эритро? Придумайте какой-нибудь благовидный предлог. А комиссар, я уверена, будет только рад, особенно если вы сообщите ему, что по полученным мамой данным Немезида все-таки уничтожит Землю.

— Она сама сказала тебе об этом?

— Нет, но в этом не было необходимости. Вы можете передать Питту, что скорее всего мама будет только раздражать его настойчивыми требованиями предупредить Солнечную систему.

— Тебе не приходило в голову, что Питт не обязательно будет охотно следовать моим советам? Если он поймет, что я хочу оставить Юджинию и тебя на станции, он просто из желания досадить мне может приказать вам вернуться на Ротор.

— Я совершенно уверена, — спокойно возразила Марлена, — что комиссар охотнее оставит нас на Эритро, чем удовлетворится сомнительным удовольствием досадить вам. И потом, вы сами хотели бы, чтобы мама осталась, потому что вы… потому что она вам нравится.

— Очень нравится. И, кажется, это на всю жизнь. Беда в том, что я не нравлюсь твоей маме. Ты мне как-то сама сказала, что ее мысли до сих пор заняты твоим отцом.

— Дядя Зивер, вы нравитесь ей все больше и больше. Вы ей очень нравитесь.

— Марлена, нравиться не значит любить. Я уверен, ты уже поняла это.

— Я говорю о пожилых, — сказала Марлена и покраснела.

— Вроде меня, — Генарр запрокинул голову и расхохотался, потом сказал:

— Прости меня, Марлена. Я просто хотел сказать, что старики всегда считают, что молодые люди еще ничего не знают о любви, а молодые уверены, что старики уже все забыли. Ты знаешь, и те и другие неправы. А почему ты считаешь, что тебе необходимо остаться на Эритро? Уж, конечно, не из-за того, что тебе нравлюсь я.

— Конечно, вы мне нравитесь, даже очень нравитесь, — серьезно сказала Марлена. — Но здесь я хочу остаться по другой причине: мне нравится Эритро.

— Я объяснил тебе, что это очень опасная планета.

— Но не для меня.

— Ты все еще уверена, что чума тебя не тронет?

— Конечно, не тронет.

— Но как ты можешь знать?

— Просто знаю. Я всегда знала это, даже когда была на Роторе. Я не могу не знать.

— Разумеется, не можешь. Ну а после того, как мы рассказали тебе о чуме?

— Это ничего не изменило. Здесь я чувствую себя в полной безопасности. Даже в большей безопасности, чем на Роторе. Генарр медленно покачал головой.

— Должен признаться, этого я не понимаю. — Он внимательно посмотрел на серьезное лицо девушки, на ее темные глаза, полуприкрытые роскошными ресницами, и продолжил:

— Тем не менее, Марлена, разреши мне попытаться на пальцах объяснить тебе смысл твоих слов — конечно, если у меня что-то получится. Ты хочешь сказать, что на Эритро у тебя свое дело и ты намерена любой ценой остаться на планете?

— Да, — просто ответила Марлена. — И я надеюсь, что вы мне поможете.