— Как ты ухитряешься это делать, Катарина? С каждой нашей встречей ты выглядишь все моложе!

Я откинулся в мягком кресле, с удовольствием глядя на ладную фигурку хозяйки.

— Не плети ерунды. Я почти совсем не спала. Выгляжу, словно заморыш… — вздохнула Катарина, ставя на стол поднос с завтраком. — Всю ночь я сидела над Браго, и, ей-богу, сама не знаю, что об этом и думать. Это, действительно, сенсация… Я нашла еще четыре примера. В том числе три в «Грани бессмертия». А их может быть значительно больше. Я ведь перелистала лишь три книги, изданные за последнее время.

— Ты все-таки дай мне сказать… Когда я на тебя гляжу, то чувствую себя по меньшей мере на пятнадцать лет моложе. Теперь я вижу, что потерял…

— Вечно ты… — Катарина вспыхнула и непроизвольно одернула халат.

— Я знаю, что у меня нет никаких шансов. Свои ночи ты без остатка отдаешь Хозе Браго.

— Ты не имеешь никаких прав на ревность… А если говорить о Браго, то это любовь платоническая и без взаимности.

— Если бы я был уверен, что он действительно мертв… — бросил я как бы в шутку.

Она перестала наливать кофе и внимательно посмотрела на меня.

— Так ты думаешь, что в этом следует искать разгадку «вещих способностей»?

— Пока у меня нет собственного мнения. Это де Лима утверждает, что Браго жив. Быть может, он знает больше, чем хочет сказать.

— Это было бы прекрасно! — взволнованно воскликнула она.

— В ближайшее время узнаем! Я постараюсь сегодня же добыть разрешение на эксгумацию.

Катарина насупилась. Неожиданно, словно ей в голову пришла новая мысль, она сказала:

— В могиле могут быть останки другого человека, Пожалуй, это вполне вероятно. Вот это история…

— Если быть откровенным, то я не верю, чтобы Боннар зашел так далеко…

— Я тоже так думаю, — кивнула Катарина. — Но факт остается фактом: Браго довольно странно заглядывает в будущее (если это можно так назвать) в своих произведениях. Ты ничего не ешь!

Она положила мне на тарелку ветчины, а потом принесла из соседней комнаты две книги.

— Несоответствие, обнаруженное де Лимой, не единственное. Правду говоря, я никогда бы не обратила внимания на эти деревья. Вот посмотри, — открыла она одну из книг в заложенном месте и ногтем отчеркнула абзац.

— «…сметет последний жухлый след осенний», — прочитал я вслух. Слово «жухлый» было дважды подчеркнуто.

— Это строчка Уиллера в переводе Стеллы Рибейро. Цитируя это место, Браго воспользовался изданием 1981 года, которое несколько отличается от издания 1974 года. В частности, слово «желтый» переводчица заменила словом «жухлый».

— Понимаю. Если Браго умер в 1979 году, то он не мог читать второго издания. Но, возможно, изменение внес редактор «Грани бессмертия», решив воспользоваться более поздним переводом.

— Проверить нетрудно. Но если это даже и редакторская правка, три других примера заставляют задуматься. Ты знаешь Шалаи?

— Имре Шалаи? Лауреат Нобелевской премии? Это обязан знать любой культурный человек!

— Дело не в премии, а в том, что получил он ее три года назад и примерно в то же время у нас вышел его первый перевод. А между тем я убеждена, что на творчество Браго, во всяком случае если говорить о «Сумерках» и «Грани бессмертия», повлиял как раз Шалаи.

— А говорят, что Браго — первооткрыватель, пионер…

— Не ехидничай. Основное у Браго — умение сливать воедино невероятную динамичность сюжета с поразительными по смелости формальными приемами. На первый взгляд поведение героев, интрига, да что там — вся постановка действия кажется противоречащей логике. А между тем мы тут имеем дело с абсолютной точностью замысла и глубоким философским содержанием. В этом умении показывать наиболее существенное Браго — мастер высшего класса. Однако это не значит, что, как и любой человек, творящий в определенных условиях и подверженный их воздействию, он не испытывал различных влияний, будь то сознательно или подсознательно. Но каким образом мог Шалаи повлиять на творчество Браго, умершего на несколько лет раньше, чем у нас вышла первая книга поэта, — непонятно!

— Быть может, он читал Шалаи в оригинале или даже в рукописи?

— Исключено! Браго не знал венгерского.

— Скажи, допускаешь ты возможность того, что Браго жив?

— Увы, это весьма сомнительно, хотя и наиболее удачно разъясняет все загадки. Прежде всего Боннар, насколько я его знаю…

— Как давно ты знаешь Боннара? — прервал я, не скрывая любопытства.

— О, давно. Я познакомилась с ним лет, наверное, семь или восемь назад через профессора Сиккарди, у которого я работала ассистенткой. Профессор поручил мне просмотреть полученные от Боннара рукописи и попросил высказать свое мнение. Это были образцы творчества Браго.

— Значит, ты его первооткрывательница?

— Скорее — первый критик, и к тому же суровый. Сейчас мне эти заметки кажутся смешными… В рецензии не было недостатка в выражениях типа: «автор проявляет эпический талант», «предвещает писателя с солидными данными»… Откровенно говоря, я чувствовала в нем недюжинный талант, но увлек он меня отнюдь не сразу. Именно в связи с этим отзывом я побывала в институте Барта у Боннара. Потом он давал мне и другие рукопии.

— Так, может быть, ты была знакома и с Браго?

— Да, — сказала она и умолкла, глядя на чашку с кофе, которую держала в руке.

— Ты никогда об этом не говорила… Это было там, в институте Барта?

Катарина кивнула.

— Когда ты видела его последний раз? — наседал я.

— О, весной 1978 года. Примерно за год до кончины.

— Как он в то время выглядел?

— Что говорить, не блестяще.

— А позже ты не пыталась его увидеть?

— Во время лечения Боннар запретил всякие посещения. Он только написал мне… — она осеклась.

— Боннар?

— Нет, Браго. Писал, что чувствует себя лучше, очень сожалеет, что не может со мной увидеться, и надеется, что когда-нибудь мы еще поболтаем…

Мне почудилось, что я заметил в глазах Катарины слезы.

— Видно, это было не просто знакомство, — сказал я не особенно удачно.

Она неприязненно взглянула на меня.

— Чепуха. Мы не были знакомы и двух месяцев. Браго не покидал института. Между нами ничего не было.

— Прости. Я не хотел гебя обидеть. Я только ищу, за что бы зацепиться. Ты бываешь в институте Барта?

— Нет. После смерти Браго я встретилась с Боннаром лишь недавно, во время телевизионной передачи. Но это была мимолетная беседа. О творчестве Браго мы говорили с ним где-то в начале 1982 года. Тогда Боннар сказал, что у него есть рукописи Браго и он намерен заняться их публикацией. Он обещал позвонить мне или Сиккарди, но не позвонил. Возможно, забыл. А потом уж начали выходить книги…

— Во время встречи на телестудии он не приглашал тебя навестить его?

— Нет. Мы перебросились всего несколькими фразами, если не считать дискуссии перед камерами. Времени не было.

— Но ты могла бы его навестить под каким-нибудь предлогом?

Она внимательно посмотрела на меня.

— Если ты поклянешься, что не используешь меня в интриге, направленной против Браго…

— Клянусь, — поспешно сказал я. — Что до Боннара, то, надеюсь, тут тебя ничто не связывает?

— Не знаю, — сказала она после недолгого раздумья. — Прежде всего меня интересует истина…

— И я так думаю… Да! Еще одно: ты знаешь сына Браго?

— Однажды я видела его в клинике. Ему тогда было лет девять-десять. Теперь он, наверное, вырос… Он очень походил на отца.

Она задумалась и как-то потухла.

— Значит, он довольно часто бывал в институте?

— Этого я не знаю. Браго отзывался о мальчике очень тепло. Должно быть, он его любил.

— Может, мальчик знает что-нибудь о времени, предшествовавшем смерти?

— Возможно. Хорошо бы с ним поговорить.

— К тому же имеется и другой повод. Я хотел бы выяснить, есть ли сейчас контакт между ним и Боннаром. Если ты позволишь, я позвоню от тебя де Лиме? Мать мальчика поехала в деревню и должна была уже вернуться.

— Пожалуйста. Я уберу со стола.

Я сел за столик, пододвинул телефон и набрал номер. Почти тут же отозвался де Лима. Услышав мое имя, он даже вскрикнул от радости.

— Ах, это вы, сеньор адвокат?! Ну, наконец-то! Я звоню повсюду уже целый час и нигде не могу вас поймать. К сожалению, у нас возникли новые осложнения… Жена звонила из Пунто де Виста. Представьте себе, Марио опять сбежал…

— Как это опять? Он же должен быть у Альберди?

— Сегодня ночью его удалось поймать на дороге вблизи Пунто де Виста, когда он шел к священнику. Они с матерью остановились поесть в придорожном баре. Марио вышел умыться и… исчез. Он, безусловно, опять вернется в Пунто де Виста, и мы хотели просить вас о помощи.

— Не очень понимаю, что я могу сделать?

— Вопрос весьма деликатен. Я сказал жене, что вчера мы с вами откровенно беседовали и я вам полностью доверяю. Вам необходимо сейчас же поехать в Пунто де Виста. Мы очень вас просим… Разумеется, все расходы мы берем на себя. Жена ожидает вас в «Каса гранде», у сеньора да Сильвы. В трех километрах от деревни. Любой деревенский мальчишка покажет вам дорогу. Мы просим вас. Это очень срочно. Жена объяснит вам все лучше там, на месте. Так вы поедете?

Я не собирался создавать искусственные осложнения, тем более что уже был не на шутку заинтригован историей со смертью Браго, и согласился.

Положив трубку, я взглянул на Катарину, которая стояла в дверях, заинтересованная разговором.

— Ты сегодня очень занята? Я хочу предложить тебе прогулку.

Она понимающе кивнула.

— Пунто де Виста?

— Да. Быть может, при оказии навестишь профессора Боннара. Согласна?

— Едем! — улыбнулась она, но тут же, словно спохватившись, спросила:

— Эксгумация?

— Не думаю.

Она облегченно вздохнула.