На следующий вечер, сразу после ужина, Ги отправился к Кастиветам. Розмари размышляла, чем ей лучше заняться после уборки кухни: сделать подушечки на подоконники или забраться в кровать с романом «Дитя в земле обетованной», но неожиданно в дверь позвонили. Это была миссис Кастивет со своей подругой – низенькой, пухлой, улыбающейся, и с большим значком на груди, призывающим выбрать Бакли в мэры города. Подруга была в зеленом платье.

– Привет, дорогая. Мы тебе не помешали? – спросила миссис Кастивет, как только Розмари открыла дверь. – Это моя близкая подруга Лаура-Луиза Макберни, она живет на двенадцатом этаже. Лаура-Луиза, а это жена Ги – Розмари.

– Здравствуй, Розмари. Добро пожаловать в Брэмфорд!

– Лаура-Луиза только что познакомилась у нас с Ги и захотела познакомиться с тобой, поэтому мы и пришли. Ги сказал, что ты осталась дома и ничем не занята. Можно войти?

Розмари вежливо проводила их в гостиную.

– О, у вас новые стулья, – заметила миссис Кастивет. – Какие красивые!

– Их привезли сегодня утром.

– Ты себя хорошо чувствуешь, дорогая? Ты выглядишь разбитой.

– Все в порядке, – ответила Розмари. – Просто у меня первый день месячных.

– И ты осталась совсем одна? – удивилась Лаура-Луиза, присаживаясь. Когда у меня были первые дни, я не могла ни двигаться, ни есть, вообще ничего не могла делать. Дэн давал мне джин через соломинку, чтобы боль утихала. Вообще мы с ним – стопроцентная сдержанность, кроме вот таких дней.

– Девушки сегодня лучше справляются с трудностями, чем мы, бывало. – Миссис Кастивет тоже присела на стул. – Они крепче нас благодаря витаминам и хорошему медицинскому обслуживанию.

Женщины принесли с собой совершенно одинаковые зеленые мешочки для ручной работы, и, к удивлению Розмари, Лаура-Луиза вынула оттуда вышивание, а миссис Кастивет – штопку, приготавливаясь к длинному вечеру, работе и разговорам.

– А что это там у тебя? – спросила миссис Кастивет. – Чехлы для стульев?

– Подушечки для подоконников, – ответила Розмари и, подумав: «Ну ладно, будем работать», взяла вышивание и присоединилась к женщинам.

– Ты сильно изменила эту квартиру, Розмари, – заметила Лаура-Луиза.

– Да, пока я не забыла, – перебила миссис Кастивет. – Это тебе от меня и Романа… – Она дала Розмари маленький сверток из розовой подарочной бумаги, внутри которого находилось что-то твердое.

– Мне? – переспросила Розмари. – Я не понимаю.

– Это небольшой подарок. – Миссис Кастивет махнула рукой, как бы развеивая удивление Розмари. – В связи с вашим переездом.

– Но вам не стоило так беспокоиться… – Розмари развернула помятую бумагу. Внутри лежал талисман Терри – филигранный серебряный шарик с цепочкой. Резкий запах из шарика заставил Розмари отпрянуть.

– Он очень старый, – пояснила миссис Кастивет. – Ему более трехсот лет.

– Очень красивый, – ответила Розмари и, разглядывая талисман, размышляла, стоит ли говорить, что Терри ей его показывала. Но теперь было уже поздно, момент упущен.

– То, что находится внутри, называется таннисовый корень, – объяснила миссис Кастивет. – Он приносит счастье.

«Но только не Для Терри», – подумала Розмари, а вслух сказала:

– Очень милый, но я не могу принять такой…

– Ты его уже приняла, – перебила миссис Кастивет, штопая коричневый носок, даже не взглянув при этом на Розмари. – Надевай.

– Ты очень быстро привыкнешь к этому запаху, – добавила Лаура-Луиза.

– Ну, давай, – настаивала миссис Кастивет.

– Спасибо.

Неуверенно Розмари надела цепочку и спрятала шарик под кофточку. На секунду она почувствовала неприятный холодок между грудей. «Как только они уйдут, я его сниму», – решила она.

Лаура-Луиза продолжала:

– Один наш общий знакомый сделал эту цепочку вручную. Он бывший зубной врач, а это его хобби – изготовлять всякие ювелирные изделия из золота и серебра. Ты с ним когда-нибудь познакомишься у Минни и Романа, я в этом просто уверена, потому что у них часто бывают гости. Ты, наверное, познакомишься со всеми их друзьями, то есть с нашими друзьями.

Розмари посмотрела на Лауру-Луизу, на секунду оторвавшись от своей работы. Та раскраснелась, смутилась и последние слова скомкала. Минни не обратила на это внимания, поглощенная своей работой, Лаура-Луиза заулыбалась, и Розмари тоже улыбнулась ей.

– Ты сама себе шьешь? – спросила Лаура-Луиза.

– Нет, – ответила Розмари, с удовольствием меняя тему. – Я иногда пытаюсь, но у меня плохо получается.

Вечер удался на славу. Минни рассказала много забавных случаев о своем детстве в Оклахоме, а Лаура-Луиза поделилась с Розмари несколькими секретами шитья и пространно объяснила, почему у Бакли, кандидата в мэры от консерваторов, есть реальная возможность выиграть на выборах, хотя положение его сейчас весьма невыгодное.

Ги вернулся в одиннадцать, очень тихий и задумчивый. Он еще раз поздоровался с женщинами, прошел к Розмари, нагнулся и поцеловал ее в щеку.

– Уже одиннадцать? – удивилась Минни. – Боже мой! Пойдемте скорей, Лаура-Луиза!

– Приходите ко мне в гости, – сказала на прощанье Лаура-Луиза. – В любое время. – Женщины уложили шитье и штопку в мешочки и быстро удалились.

– Ну как рассказы? Так же захватывающи, как и вчера? – спросила Розмари.

– Да, – ответил Ги. – А ты здесь не скучала?

– Все в порядке. Я занималась вышиванием.

– Вижу.

– А еще подарок получила.

Она показала ему талисман.

– Раньше его носила Терри. Они сначала ей его подарили – она мне показывала. Полиция, наверное… вернула его.

– Может быть, она даже не надевала его, – предположил Ги.

– Нет, надевала. Она им так гордилась, будто это был первый и единственный подарок в ее жизни.

Розмари сняла талисман и положила его на ладонь, потом взялась за цепочку и начала медленно раскачивать шарик.

– Ты будешь его носить? – спросил Ги.

– Он плохо пахнет. Там внутри вещество, называется таннисовый корень. – Она вытянула руку вперед. – Из знаменитой оранжереи.

Ги понюхал и пожал плечами.

– По-моему, неплохо.

Розмари прошла к трюмо в спальне, выдвинула ящичек, где в коробке из-под конфет у нее хранилась всякая всячина.

– Таннисовый, ну и что? – спросила она свое отражение в зеркале, положила талисман в коробку, закрыла ее и задвинула ящик назад.

Ги, стоя в дверях, заметил:

– Если ты приняла подарок, то надо его носить.

Ночью Розмари проснулась и увидела, что Ги сидит на кровати и курит. Она спросила его, в чем дело.

– Ничего, – ответил он. – Просто бессонница. «Наверное, рассказы Романа о знаменитостях прежних лет ввели его в депрессию», – подумала Розмари, – ведь его карьера еще далека от карьеры Генри Ирвинга и Форбса… как его там. Если он снова пойдет к Роману слушать его воспоминания, то это будет настоящим мазохизмом. Она взяла его за руку и попросила не волноваться.

– О чем?

– Обо всем.

– Ладно, – согласился Ги. – Не буду.

– Ты у меня самый великий. Ты об этом знаешь? И все у тебя будет хорошо. Тебе еще придется выучиться каратэ, чтобы отделываться от назойливых фотографов. Он улыбнулся в тусклом свете сигареты.

– Это может произойти в любую минуту, – продолжала она. – Что-то грандиозное. Что-то достойное тебя.

– Я знаю. Спи, дорогая.

– Ладно. Осторожней с сигаретой.

– Хорошо.

– Разбуди меня, если не сможешь заснуть.

– Обязательно.

– Я тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, Ро.

Через пару дней Ги принес два билета на субботний вечерний спектакль «Фантастике», которые ему дал его наставник по вокалу Доминик. Ги уже, видел это представление, когда оно было показано впервые несколько лет назад, но Розмари всегда мечтала посмотреть его.

– Пойди с Хатчем, – сказал Ги, – а я поработаю над сценой из «Дождись темноты».

Хатч тоже видел спектакль, поэтому Розмари пошла с Джоан Джеллико, которая за обедом в ресторанчике созналась, что расходится с Диком и у них теперь нет ничего общего, кроме адреса. Эта новость расстроила Розмари. Уже несколько дней Ги был чем-то занят, он казался далеким и озабоченным и не делился своими мыслями с ней. Может быть, у Дика с Джоан тоже так все начиналось? Она рассердилась на Джоан за то, что на ней было слишком много косметики и она очень громко аплодировала в таком маленьком театре. Не удивительно, что они разошлись с Диком: она была шумная и вульгарная, а он тихий и сдержанный – им не стоило торопиться со свадьбой.

Когда Розмари пришла домой, Ги как раз выходил из ванной после душа. Он был какой-то возбужденный и таким оставался всю неделю. Разные чувства овладевали Розмари. Спектакль был хороший – даже лучше, чем она ожидала, но были и плохие новости – Джоан и Дик разошлись.

– Ведь &ни совершенно разные люди, – сказала Розмари. – Правда?

Потом она поинтересовалась, как прошла репетиция сцены из «Дождись темноты».

– Проклятый таннисовый корень! – возмущалась Розмари. – Вся спальня им пропахла. – Горький запах каким-то образом проник даже в ванную. Она взяла в кухне кусок фольги и тройным слоем обмотала ею несчастный талисман.

– Может быть, через несколько дней запах исчезнет, – предположил Ги.

– Хорошо бы, – ответила Розмари, опрыскивая комнату освежителем воздуха. – А если нет, то я его выброшу, а Минни скажу, что потеряла.

Они занялись любовью – Ги был очень возбужден и агрессивен, – потом через стенку услышали, что у Минни и Романа снова гости: то же монотонное пение, что и раньше, как будто они хором читали молитвы, и те же звуки флейты или кларнета, переплетающиеся с голосами.

Ги оставался в приподнятом настроении все воскресенье: он мастерил полки и подставки для обуви в шкафах, а в понедельник красил их и испачкал скамеечку, которую Розмари приобрела в магазине совсем недавно. Он отменил занятия с Домиником и внимательно поглядывал на телефон, каждый раз хватая трубку, как только раздавался первый звонок. В три часа дня телефон зазвонил снова, и Розмари, переставляя стулья в гостиной, услышала голос мужа:

– Боже мой, невероятно. Бедняга!

Она тихонечко подошла к двери спальни.

– Бог мой… – повторял Ги.

Он сидел на кровати, держа в одной руке трубку, а в другой – пятновыводитель «Красный дьявол». Он даже не взглянул на нее.

– И никто не знает, отчего это произошло? – продолжал он. – Боже мой, как это ужасно. Просто кошмар… – Он выпрямился. – Да. Да, смогу. Я бы не хотел, чтобы она досталась мне таким образом, но я… – Он снова замолчал. – Об этом вам надо будет переговорить с Алланом. Аллан Стоун – это его агент, но я уверен, что никаких затруднений не будет, мистер Вайсе, во всяком случае, что касается меня.

Наконец-то. Его минута настала. Розмари ждала затаив дыхание.

– Спасибо, мистер Вайсе, – говорил Ги. – И пожалуйста, сообщите мне, если что-нибудь узнаете. Еще раз спасибо.

Он повесил трубку и, закрыв глаза, некоторое время сидел неподвижно. Он был бледен, лицо застыло – просто восковая фигура в одежде, с настоящим телефоном и с настоящей банкой пятновыводителя.

– Ги! – окликнула Розмари.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

– Что случилось? – спросила она. Он заморгал и ожил.

– Дональд Бомгарт, – произнес Ги. – Он ослеп. Он проснулся вчера и… и он больше ничего не видит.

– Не может быть, – ахнула Розмари.

– Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в больнице, ему дали сильную дозу успокоительного. Они с болью смотрели друг на друга.

– Роль передали мне, – продолжал Ги. – Конечно, очень неприятно получать ее таким образом…

Он перевел взгляд на банку с пятновыводителем, которую все еще держал в руке, и поставил ее на тумбочку.

– Послушай-ка, пожалуй, мне надо прогуляться. – Он встал. – Извини, но я должен это переварить.

– Конечно, я понимаю. – Розмари посторонилась.

Ги встал и пошел к двери, не переодеваясь, открыл ее и не стал придерживать: дверь громко захлопнулась за ним.

Розмари ушла в гостиную, думая о бедном Дональде Бомгарте и счастливом Ги; нет – о счастливых Розмари и Ги, о роли, которая не останется незамеченной, даже если весь спектакль и окажется неудачным, о том, что после такой роли обязательно предложат еще одну, может быть, в кино, и у них будет дом в Лос-Анджелесе, сад с травами и трое детей с разницей в два года… Бедный Дональд Бомгарт со своим нелепым именем, которое он так и не поменял… Наверное, он хороший актер, если сначала для роли выбрали его, а не Ги, но теперь он лежал в больнице под сильной дозой успокоительного – слепой, пытавшийся покончить с собой.

Присев на подоконник, Розмари наблюдала за дверью подъезда, ожидая, когда появится Ги. Интересно, думала она, когда начнутся репетиции? Конечно же, на этот раз она поедет с ним, она давно об этом мечтала Интересно, куда? В Бостон? Или в Филадельфию? Хорошо бы – в Вашингтон. Она там никогда не была. Пока днем Ги будет репетировать, она бы осматривала достопримечательности, а по вечерам, после работы, все встречались бы в ресторане или в клубе, чтобы посплетничать и обменяться последними новостями…

Она продолжала смотреть на подъезд, но Ги так и не появился. Наверное, вышел через черный ход.

Теперь, когда он должен был чувствовать себя счастливым, он, наоборот, выглядел мрачным и встревоженным. Подолгу сидел, не двигаясь, и много курил. Иногда он начинал следить за каждым ее движением, будто в ней таилась какая-то опасность.

– Что с тобой? – постоянно спрашивала Розмари.

– Ничего, – отвечал он. – Разве ты сегодня не идешь на занятия по скульптуре?

– Я уже два месяца не ходила.

– Почему ты бросила?

Она пошла на занятия, отлепила старый пластилин, переделала каркас и начала заново, новую работу среди новых учеников. – Где вы пропадали? – поинтересовался преподаватель. Он носил роговые очки, имел огромный кадык и, несмотря на свои громадные мускулистые руки, лепил крошечные изящные фигурки.

– В Занзибаре, – пошутила Розмари.

– Занзибара больше нет, – сказал он, нервно улыбаясь. – Теперь он называется Танзания.

Однажды Розмари долго ходила по магазинам, а когда вернулась, то увидела букет роз на кухне, еще один в гостиной, а из спальни вышел Ги с розой в руке, виновато улыбаясь, как будто репетировал сцену из какого-то нового спектакля.

– Я просто настоящее дерьмо. Это все из-за того, что я переживал: а вдруг к Бомгарту вернется зрение? И больше меня ничего не интересовало вокруг. – Это понятно, – ответила Розмари. – Ты должен чувствовать себя ужасно при таких обстоятельствах.

– Послушай, – перебил он и вручил ей розу. – Даже если все это провалится, даже если я до конца своих дней буду рекламировать вина, я больше никогда не буду вести себя так по отношению к тебе.

– Но ты совсем…

– Я все понял. Я был так озабочен своей карьерой, что «Мысль Номер Один» была не о тебе. Давай заведем ребенка, ладно? Или троих, одного за другим.

Она удивленно посмотрела на него.

– Ну, малыша, понимаешь. Агу-агу… Пеленки всякие там. Уа-уа!..

– Ты это серьезно? – спросила Розмари.

– Конечно, серьезно. Я даже рассчитал, когда лучше этим заняться – в следующий понедельник и вторник. На календаре эти дни отмечены красными кружочками.

– Ты что, на самом деле хочешь этого, Ги? – переспросила Розмари, и в глазах ее заблестели слезы.

– Нет, я так шучу! Конечно, я говорю серьезно. Но только не надо плакать, Розмари, хорошо? Пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты будешь плакать, поэтому прекращай это сейчас же, ладно?

– Хорошо, я не буду.

– Я, наверное, помешался с этими розами, да? – Он радостно оглянулся. – Там в спальне ждет еще один огромный букет.