41. ДРУГ ПОЗНАЕТСЯ В БЕДЕ
Николь не знала, чего ожидать. Но отверстие в мостовой обошла кругом без тени страха. Ею двигало любопытство. На миг промелькнуло беспокойство — как бы явившиеся спасители не застали ее под землей, и Николь постаралась убедить себя в том, что они обязательно вернутся.
Прямоугольная крышка оказалась большой — метров десять в длину и шесть в ширину. Когда птица поняла, что Николь следует за ней, она спустилась вниз и уселась ждать на третьем карнизе. Опустившись на корточки возле отверстия, Николь заглянула в глубины. Вблизи посвечивали огоньки, они уходили вниз. Николь не могла точно определить глубину коридора — очевидно, более двадцати-тридцати метров.
Бескрылому человеку было сложно спускаться вниз. Отвесный коридор попросту представлял собой большую дыру с широкими карнизами по краям. Все они были одного размера — метров пять в длину и один в ширину — и отстояли друг от друга примерно на три метра. Николь старалась быть осторожнее.
Свет сюда поступал сверху — из отверстия в мостовой и редких фонариков, размещенных через каждые четыре карниза. Они были окружены какой-то прозрачной и непрочной на взгляд оболочкой. В каждом фонарике горел огонек на жидкости.
Вельветовый приятель Николь терпеливо дожидался ее во время спуска, оставаясь всегда в трех карнизах под ней. И Николь казалось, что, если она сорвется, огромная птица подхватит ее. Впрочем, эту гипотезу проверять не хотелось. Ее разум лихорадочно торопился. Николь уже поняла, что птицеподобные создания не являются биотами. А это значило, что перед ней инопланетяне. „Но создателями Рамы, — решила Николь, — они быть не могут. Слишком уж примитивны их технические достижения“.
Николь вспомнила бедных и отсталых майя, обнаруженных в Мексике конкистадорами. Испанцам казалось немыслимым, чтобы предки этих невежественных и бедных людей могли воздвигнуть храмы и города. „Что, если и здесь произошло нечто подобное? — подумала Николь. — Что, если искусные мастера, создатели этого корабля, выродились в примитивных птиц?“
Когда Николь опустилась метров на двадцать, до слуха ее донесся шум бегущей воды. Шум усилился, когда она спустилась на карниз, являвшийся полом уходящего вглубь горизонтального коридора. Он продолжался и по другую сторону отвесной шахты.
Крылатый ее проводник, как обычно, оставался в трех карнизах под ней. Николь показала на тоннель за своей спиной. Птица взлетела, а потом опустилась, зависая над каждым из уровней под Николь и давая понять, что ей надлежит опускаться.
Но Николь не хотела сдаваться. Она вынула фляжку, поднесла ко рту, показала, что пьет. И снова указала в сторону темного тоннеля. Птица трепетала крыльями над ней, явно раздумывая, что делать, и наконец исчезла во тьме, пролетев над головой Николь. Секунд через сорок Николь заметила во мраке огонек: приближаясь, он увеличивался в размерах. Птица вернулась с большим факелом в когтях.
Примерно пятнадцать метров Николь следовала за птицей. Они оказались в комнате по левую руку. Там была большая цистерна с водой, лившейся в нее из трубки, уходящей в стену. Достав масс-спектрометр, Николь проверила состав: чистая Н2О, прочих примесей не более одной части на миллион. Постаравшись не забыть про манеры, Николь сложила руки чашечкой и напилась из струи. Вкус был непередаваемо восхитительным. Покончив с питьем, Николь направилась дальше в глубь тоннеля. Птица впала в неистовство, она взлетала и опускалась, что-то треща. Тогда Николь изменила направление и вернулась к отвесной шахте. Возобновив спуск, она заметила, что вокруг потемнело, и подняла голову: оказалось, выход на поверхность Нью-Йорка закрылся. „Надеюсь, это не значит, что меня отсюда не выпустят“, — подумала она.
Еще в двадцати метрах ниже параллельно поверхности разбегалась новая пара темных тоннелей. Тут, на втором уровне, вельветовая птица свернула в глубь одного из них и с факелом в когтях провела Николь метров на двести. Следуя за птицей, она вступила в большую круглую комнату с высоким потолком. С помощью своего факела птица засветила несколько расположенных по периметру масляных ламп. А потом исчезла — почти на час. Николь терпеливо ждала. Поначалу она оглядывала темную комнату, похожую на грот или пещеру. Никаких орнаментов или украшений в ней не было. Николь задумалась — как дать понять птицам, что ей пора уходить.
Вельветовый ее приятель вернулся с четырьмя спутниками. Николь слышала взмах крыльев и непрекращающуюся трескотню в коридоре. Первым влетел спутник (или спутница) ее птицы — Николь представляла их себе парой — с двумя новыми линолеумовыми птицами. Приземлившись, они неловким шагом приблизились к Николь, чтобы как следует рассмотреть. А потом уселись в противоположной части комнаты, и внутрь влетело новое вельветовое создание, на сей раз коричневое, с небольшой манно-дыней в когтях.
Дыню положили перед Николь. Все птицы внимательно глядели на нее. Николь аккуратно вырезала осьмушку своим скальпелем, отпила из середины глоток зеленоватой жидкости, а остальное отнесла хозяевам. С одобрительными криками, явно относящимися к точности разреза, они передавали дыню друг другу.
Николь смотрела, как они едят. Птицы аккуратно делили дыню между собой, ничего не теряя. Обе вельветовые птицы на удивление точно и проворно орудовали своими когтями, не оставляя никаких остатков и не пачкаясь. Более крупные птицы показались Николь слегка неуклюжими, они ели наподобие земных животных. Как и сама Николь, птицы не ели жесткую оболочку манно-дыни.
Когда с едой было покончено, молчавшие все это время птицы собрались в кружок. Коричневая птица что-то пропела и кружок рассыпался. Птицы приблизились к Николь, чтобы взглянуть на прощание, и улетели.
Николь сидела и ждала, что еще будет. Птицы оставили лампы в столовой или, быть может, пиршественном зале, но в коридоре стоял непроглядный мрак. Они явно считали, что она должна оставаться здесь, во всяком случае, какое-то время. Николь давно уже не спала и после еды ощущала приятную сытость. „Ладно, — сказала она себе после внутреннего спора, свертываясь калачиком на полу, — вздремнуть — только на пользу“.
Во сне кто-то издалека окликал ее по имени. Ей приходилось напрягать слух, чтобы услышать голос. Вздрогнув, Николь проснулась и попыталась вспомнить, где находится. Она старательно прислушалась, но ничего не расслышала. Посмотрев на часы, поняла, что проспала четыре часа. „Надо выходить, — подумала Николь. — Скоро стемнеет и я не хочу расстаться с надеждой на спасение“.
Она вышла в коридор и включила свой фонарик. Менее чем за минуту Николь добралась до отвесной шахты и начала перелезать с карниза на карниз. Как раз под тем уровнем, где на спуске она пила воду, Николь услыхала над головой странный шум. Она остановилась, чтобы отдышаться. Потом чуть высунулась с карниза и посветила фонариком вверх. На выдававшейся внутрь шахты части первого уровня взад и вперед двигалось нечто огромное.
Николь осторожно поднялась на карниз под загадочным объектом. Чем бы он там ни был, но каждые пять секунд полностью перекрывал всю ступеньку, не пропуская наверх Николь. Она просто не могла за пять секунд подтянуться вверх и добраться до следующего карниза.
Став на самом краю карниза, Николь внимательно прислушивалась к звукам над головой. Когда самодвижущаяся штуковина направилась в обратную сторону, Николь выставила голову над краем. Объект перемещался на гусеницах и сзади напоминал танк. Ей пришлось торопиться: оказавшись в коридоре, танк развернулся, уже собираясь вернуться назад.
„Несомненно, — мысленно проговорила Николь, оставаясь на своем карнизе, — этот танк здесь — нечто вроде часового“. Интересно, оснащен ли он какими-нибудь датчиками — правда, танк ничем не показывал, что услышал ее. Впрочем, Николь решила не проверять этого. „Какой из него часовой, если он не способен хотя бы увидеть пришельца“.
Николь медленно опустилась по выступам к так называемой столовой. Она ощущала разочарование и казнила себя за то, что столь поспешно направилась в обиталище птиц. Но птицам незачем держать ее в заточении. В конце концов ее пригласили сюда после того, как она спасла жизнь одной из них.
Появление танка озадачивало, оно полностью не соответствовало тому, что окружало ее здесь. Зачем он? Откуда взялся? „Все чудесатее и чудесатее“, — решила Николь.
Вновь опустившись на второй горизонтальный уровень, Николь подумала, нельзя ли выбраться отсюда иным путем. На другом конце шахты расположены такие же карнизы. Если перепрыгнуть…
Прежде чем серьезно рассмотреть этот план, Николь решила определить, не охраняется ли и противоположный коридор первого уровня. С того места, где она теперь находилась, этого нельзя было понять, и, ругая себя за глупость, Николь вновь полезла вверх, чтобы посмотреть в коридор напротив. К счастью, он оказался пустым.
Вновь возвратившись вниз, Николь ощутила изрядную усталость. Она поглядела на ту сторону шахты, на огоньки в ее глубине. Если она упадет, то, безусловно, погибнет. У Николь был отличный глазомер. Она определила, что края ее карниза и противоположного разделяло около четырех метров. „Четыре метра, „думала она, — ну четыре с половиной, не более. Учитывая запас с обеих сторон, нужно прыгнуть на пять метров. В летном комбинезоне и с ранцем“.
Николь вспомнила воскресный день в Бовуа четыре года назад. Женевьеве тогда было десять. Они с ней смотрели телепередачу с Олимпийских игр 2196 года.
— А ты еще можешь прыгнуть в длину, мама? — спросила девочка, кое-как осознав, что ее мать — олимпийская чемпионка.
Пьер уговорил Николь взять с собой Женевьеву на легкоатлетическую площадку возле ее школы в Люине. В тройном прыжке она сбивалась с ноги, но, согревшись и попрактиковавшись, Николь сумела в одиночном прыжке улететь на шесть с половиной метров. На Женевьеву это достижение не произвело особенного впечатления.
— Мама, — сказала ей дочка, пока они крутили педали велосипеда, возвращаясь домой по зеленой сельской местности. — Старшая сестра Даниелы прыгает почти так же далеко, а ведь она только учится в университете.
Воспоминания о Женевьеве пробудили в Николь глубокую грусть. Ей так хотелось услышать ее голос, помочь дочери управиться с волосами, поплавать с ней на лодке в их небольшом собственном пруду. „Никогда мы не умеем ценить свое счастье, — думала она, — пока счастье это рядом с нами“.
И Николь направилась назад — в тоннель, где ее оставили птицы. Она не рискнет. Прыгать слишком опасно. Если поскользнешься…
— Николь де Жарден, какого черта вы прячетесь? — она замерла, услыхав этот далекий слабый крик. Или ей показалось? — Николь, — вновь услыхала она. Несомненно, это был голос Ричарда Уэйкфилда. Николь бросилась назад к шахте и принялась было кричать. „Нет, — подумала она, — тогда я разбужу их. На все уйдет не более пяти минут. Я прыгну…“
Адреналин бушевал в крови Николь. Отмерив разбег, она с запасом перемахнула провал и с головокружительной скоростью взлетела наверх. Когда Николь была уже почти у поверхности, Уэйкфилд снова окликнул ее.
— Я здесь, Ричард. Под тобой, — крикнула она, — под мостовой площади. — Оказавшись на верхнем карнизе, Николь принялась толкать крышку. Она не поддавалась. — Дерьмо! — выкрикнула Николь. Озадаченный Ричард топтался где-то неподалеку. — Ричард, иди сюда. Ты слышишь меня? Постучи по земле!
Ричард принялся колотить по мостовой. Оба они кричали. Шум поднялся оглушительный. Внизу захлопали крылья, проснувшиеся птицы закричали и забормотали.
— Помогите мне, — закричала Николь приближавшимся птицам. — Там мой друг.
Ричард все еще барабанил. Рядом с Николь оказались обе знакомые ей птицы. Они метались вокруг, хлопали крыльями, перекрикивались с пятью остальными, остававшимися внизу. У них явно шел какой-то спор — черная вельветовая птица дважды испускала жуткий вопль, вытянув шею к своим товаркам.
И вдруг крышка поехала в сторону. Чтобы не упасть, Ричард опустился на четвереньки. Заглянув в отверстие, он увидел Николь и двух гигантских птиц, одна из которых пролетела мимо него, пока Николь выкарабкивалась наверх.
— Ну и дьявол! — выкрикнул он, глазами провожая ее полет.
Николь ликовала. Она кинулась обнимать Ричарда.
— Как я рада, как я рада видеть тебя.
С улыбкой он обнял ее.
— Если бы я знал, что ты так меня встретишь, то поторопился бы.
